Lightning Only Strikes Once

      Кларк знала, что ее невеста должна вернуться сегодня вечером не очень поздно - в конце концов, завтра у них свадьба. Вот почему у нее в кармане целый день лежал длинный кусочек плотной, непрозрачной черной ткани. Весь сюрприз моментально бы испортился, зайди Лекса в комнату раньше, чем ее успеет остановить Кларк. Но она как раз вовремя вернулась после урегулирования спора по охране дубильни.       - Не видишь? - спрашивает она.       - Не вижу, - терпеливо говорит Лекса, отвечая на этот вопрос уже в третий раз.       В защиту Кларк: никто другой не смог бы с такой легкостью перемещаться по этим коридорам, с завязанными глазами. Конечно, Лекса прожила здесь много лет, и это, должно быть, помогает ей ориентироваться в этой башне, но даже учитывая этот факт, она настолько изящна рядом с тяжело хромающей Кларк, что становится трудно поверить, будто ткань на самом деле закрывает ей глаза.       Однако ее левая рука все еще выглядит очень напряженной. А это интересно, ведь нанесенный им ущерб в каком-то смысле останется с ними навсегда. Незаживающие раны и шрамы, как физические, так и эмоциональные, они получили совершенно одинаково.       Лекса получает свои самые серьезные раны от тех немногих людей, которым она доверяет, да и должна доверять - Густус с ядом, Титус с пистолетом, Ассан с мечом. Лишь один из них оставил после себя шрам, который можно увидеть, но в каком-то смысле это наименее серьезная рана из всех, потому что она хоть и доверилась Ассану, но это доверие никак не сравнится с тем, которое предали Густус и Титус.       Кларк сама сломала себе лодыжку. Так она и получила большинство своих травм, помимо смерти ее отца. Она получает почти все свои ранения, когда пытается поступить правильно, а в большинстве случаев это «правильно» означает убийство людей. Вполне возможно, что лодыжка блондинки уже никогда не заживет полностью. Но ее самые ужасные шрамы остались после первого мира, после того, как она убила Финна, уничтожила Гору. Эти смерти причиняют ей гораздо больше боли, нежели смерть охранников со станции «Тюрьма», когда она впервые сломала свою лодыжку в попытке бегства. А когда она сломала свою лодыжку во второй раз... что ж, может, ее лодыжка и не заживет полностью, но она не испытывает ни чувства вины, ни боли от мысли при смерти Нии. На этот раз, глубоко в своей душе, она знает, что беспощадный и безрассудный поступок был правильным, и что люди, которых ей пришлось убить, чтобы добраться до того места, погибли не зря.       И теперь она хромает, а шатенка держит свою правую руку неподвижной, из-за чего ее изящная походка становится менее изящной, чем обычно. Кларк думает, что цена, которую они заплатили на этот раз, стоила того. Она заплатила бы эту цену сто, тысячу раз, лишь бы Лекса была рядом с ней, и не важно, раненая или нет.       И затем они оказываются в середине спальной комнаты.       - Я не совсем закончила, - слегка нервно говорит Кларк. - Меня постоянно кто-нибудь зовет, чтобы уладить какой-нибудь вопрос. Линкольн помогал мне, иначе бы я не смогла сделать столько всего за несколько дней...       - Столько всего чего? - спрашивает Лекса.       Кларк сглатывает.       - Ты рассказывала мне, насколько тебе нравится ночной лес. Насколько ты скучаешь по тому времени, когда была Seken, когда ты могла спать в лесу, а не внутри башни. Так что... я...       Она снимает повязку.       Лекса мягко вдыхает.       Кларк потратила часы, работая над этим - она потратила столько часов, что не уверена, что может беспристрастно судить об этой работе. Но опять-таки, она никогда не умела оценивать свою собственную работу. Однако этой она гордится - гордится сильнее, чем любой другой, за исключением парных татуировок, что она нарисовала. Теперь стены их комнаты окрашены в сплетение виноградных лоз, темные пышные листья и бледные цветки, купающиеся в свете свечей. В одном из направлений, далеко за решеткой лоз и ветвей, красуется крошечная, освещенная лунным светом хижина, которая вплетена в лес так, будто является его частью.       На потолке слабо светится луна, а рассыпанные по нему звезды развеивают темную безмятежность ночного неба, и вдали от них нарисована одна большая звезда. Может, это все еще висящие там кусочки Ковчега, вырисовывающие одинокие восьмерки вместе со звездами, пляшущими над ними. Может, это падающий спасательный корабль, оставляющий за собой слабый опаляющий след во время своего ускорения, доставляя сотню туда, где им и предназначено быть. А, может, это и вовсе дух - Джейка, Костии или Командующих, что были прежде - если, конечно, верить в такие вещи, что обычно не относится к Кларк.       Кларк научилась, что, как и со многими вещами на земле, с этим рисунком тебе нужно открыть свой разум, присмотреться повнимательнее, и тогда возможности будут бесконечными. И это и впрямь скорее открытие, нежели создание - некоторые частички, такие как хижина, - ее воображение и ее работа, но остальное было просто здесь, все это светилось жизнью и красотой, все это ожидало, пока она возьмет кисть и нарисует собственное видение всего этого.       Лекса, стоящая посреди комнаты, светится ярче любой части картины. Она более прекрасная, более выразительная и более живая.       - Это невероятно, Кларк, - шепчет Лекса, все еще оглядываясь по сторонам с широко раскрытыми глазами, рассматривая каждую извивающуюся веточку и свисающую лозу. Она с любопытством протягивает руку, прикасаясь ею к небольшой хижине. - Это же из той истории...       - Ага, - говорит Кларк. - Я представила себе эту хижину, когда ты рассказала мне ту историю. А затем, когда я думала, что мы обе погибнем, когда у нас закончится воздух, я увидела ее в своих снах.       - Как и я, - улыбка шатенки выходит перекошенной и болезненной. - Когда я проснулась, я подумала, что предпочла бы вечно спать и видеть сны, нежели жить в мире, в котором нет тебя.       Она с трудом сглатывает и говорит:       - Ты - мой мир, Кларк. Надеюсь, ты знаешь это. Я думаю, что ждала всю свою жизнь... все свои жизни завтрашнего дня, чтобы стоять рядом с тобой и чувствовать, как наши души соединяются до конца времен. В мире не существует никого другого, кто был бы столь же ярким, прекрасным и мудрым, как ты, и мне кажется, что, возможно, это потому, что мир не заслуживает более одного такого подарка. Я однозначно не заслуживаю тебя. Но я люблю тебя сильнее, чем могу выразить словами.       У Кларк тоже нет слов, чтобы сказать, что она чувствует прямо сейчас, учитывая, что у нее в горле встал комок от эмоций, а в глазах начали выступать слезы. Так что она просто наклоняется и целует шатенку, чтобы передать свои чувства таким образом, слегка наматывая на свои кулаки невероятно шелковистые темные волосы, попутно смакуя столь же невероятную мягкость ее кожи. Руки шатенки огрубели и покрылись мозолями после годов сражений и работы, но ее губы теплые и гладкие, они идеально вписываются в губы Кларк. Изящные кости, бархатистая кожа и блестящие зеленые глаза так сильно контрастируют с силой ее тела, прямо как и нежность - это антитеза тому, что подумала о ней Кларк, когда впервые увиделась с ней.       Кларк подумала, что она свирепая, жестокая и бесчувственная. Это воспоминание почти смешно, когда теперь она сравнивает это с единственным лидером, который привел их к миру, с девушкой, которая была разбита и которая построила себя заново в еще более прекрасного человека, с женщиной, за которую она цепляется в самые мрачные части ночи и рядом с которой она просыпается по утрам.       Одна из рук шатенки успокаивающе поглаживает нижнюю часть ее спины, а затем поднимается наверх, в то время как она на мгновение прижимает другую - слабую - к лицу Кларк, наклоняясь, чтобы разделить с ней очередной сладкий поцелуй. Лекса отстраняется, и на лице блондинки оказывается какой-то предмет. Кларк удивленно открывает глаза и совсем ничего не видит.       У нее завязаны глаза.       ...у нее завязаны глаза.       - Кларк? Это...       - Да, - мгновенно говорит Кларк, почти смущенная тем, каким хриплым выходит ее голос. Она пытается прочистить горло и добавляет. - Да, все в порядке.       Лекса выпускает гортанный смешок, который является одним из самых любимых звуков Кларк.       Она полностью доверяет Лексе, и она знает, что Лекса полностью доверяет ей. Но они всегда осторожно перепроверяют, когда дело доходит до подобного - в основном потому, что их воспоминания - это минные поля, и ни одна из них не смогла бы жить с этим, если бы они послужили причиной возвращения этих воспоминаний друг друга. К тому же, не похоже, чтобы у них было много времени или приватности за последнее время, учитывая все происходящее.       Она хочет этот медовый месяц. Она отчаянно его хочет. Не только для того, чтобы у них появилось время более полно изучить тела друг друга, ведь они не могли сделать этого в палатках и общих домах, но и для того, чтобы у них появилось время до конца исследовать друг друга. Она хочет услышать, как древесные называют звезды, цветы, деревья. Тригедасленг - очень практичный язык, и потому Кларк обходилась своим лексиконом, но она хочет услышать нежный голос Лексы, произносящий красивые и непрактичные слова. Она хочет свернуться калачиком рядом со своей невестой и проводить дни, просто валясь на кровати, рассказывая друг другу истории о своем прошлом, придумывая причудливые и нелепые планы, просто лежать и наслаждаться дыханием друг друга. Она хочет хуже всех играть в шахматы, потому что сладкая улыбка шатенки слишком отвлекает ее, чтобы она смогла сосредоточиться на стратегии. Она хочет, чтобы та постоянно обнимала ее. Она хочет чувствовать себя в безопасности.       Правда в том, что... Лекса - единственный человек, которому она полностью доверяет. Единственный человек, которому бы она позволила завязать себе глаза. Ох, она уверена, что если Уэллс или Рэйвен захотят, чтобы она надела повязку на глаза, то это будет по уважительной причине, и они не причинят ей боль, но это все равно заставляло бы ее тревожиться и паниковать - ей было бы беспокойно при мысли о том, что она не сможет увидеть подступающие к ней угрозы. Она доверяет Лексе. Она знает, что та защитит ее. А Лекса доверяет ей - может ли великая Командующая позволить кому-либо еще завязать себе глаза, ни сказав и слова поперек? Лекса прожила всю свою жизнь с пониманием, что даже с охранниками в ее палатке небезопасно, в ее башне небезопасно, в ее мире небезопасно. Но рядом с Кларк она чувствует себя в достаточной безопасности, чтобы принять гандикап, чтобы позволить себе быть невидящей, чтобы позволить ей вести себя.       Если бы она не нашла Лексу - если бы она потеряла Лексу - Кларк бы уже никогда не почувствовала себя в безопасности. Она бы больше никогда не почувствовала себя полной. Она бы пыталась найти способы снова почувствовать себя счастливой - но даже если бы она и преуспела в этом, это бы никогда не смогло приносить ей такую же свирепую радость, которую она испытывает рядом с Лексой. Все это было бы лишь отчаянной подделкой того, что у нее есть сейчас.       Ей так повезло.       Лекса нежно подталкивает блондинку назад до тех пор, пока та наполовину не ложится на кровать, уже дыша немного быстрее от предвкушения.       - Вытяни свои руки по швам и не шевели ими, - низким голосом распоряжается Лекса.       Кларк подчиняется. И ждет. И ждет. И... Лекса что, дышит ей в ухо? Она уверена, что так и было. Лекса прижимается губами к ее шее... ох. Ох. Затем ловкие губы исчезают, оставляя после себя лишь охлаждаемое воздухом место, где лишь мгновение назад было теплое, настойчивое прикосновение Лексы. По всему телу блондинки пробегают мурашки, и она стонет от желания, вся ее концентрация сосредотачивается на попытках понять, где сейчас находится Лекса, пытается предчувствовать всевозможные прикосновения и отчаянно стремиться к каждому из них.       А быть слепой не так уж и плохо. Вовсе не плохо не видеть того, что произойдет. Лекса здесь, она рядом. В течение долгого времени она испытывала лишь сковывающий страх, уверенная в том, что неизвестное будущее не содержит в себе ничего, кроме угрозы, идущей за очередной угрозой. Однако прямо сейчас она ничего не видит, но Лекса здесь, а значит она в безопасности, и ей не стоит бояться будущего.       Завтра она женится, а послезавтра она будет с Лексой, как и после этого дня, как и после последующего дня. Теперь, независимо от того, насколько далеко она смотрит, будущее, кажется, наполнено лишь замечательными вещами.       Особенно ближайшее будущее...       Кларк дрожит, когда тонкие пальцы невесомо прикасаются к ее ребрам, медленно и чувственно приподнимая ее майку, а затем выпускает удивленный всхлип, когда шатенка целует низ ее живота и слегка сжимает в руке ее бедро, проводя зубами по ее коже.       Кларк поддается прикосновениям своей невесты и открывает дверь в будущее.