Рыцарь Печального Образа

      С захвата Тонтона прошёл уже месяц. И этот месяц полностью изменил ход войны. Захват одного из важнейших городов Уэссекса, пусть и всего на два дня, был как пощёчина всей их армии. И эта пощёчина сделала своё дело. Она привлекла внимание ко мне. Сразу вспомнились все мои столкновения с рыцарями земель Алинэда.       Первое. Убийство в трактире у столицы. По нему уже один суицидник даже балладу сочинил. Название "Недотрога". Он же сочинил балладу о захвате Каменного Брода, "Кровавая Леди". В его версии баллад я не парень, а маскирующаяся девица, странствующая в поисках достойного рыцаря, который смог бы победить её в поединке и "объединить уста в поцелуе возлюбленных". В этих произведениях местного фольклора детально описывается медленное расчленение тех двух рыцарей, со всеми подробностями, противопоказанными нежной психике, а резня в замке потрясает своими масштабами. Между прочим, в ту ночь я убил только девять человек, пусть и немного показушно, стараясь в первую очередь запугать и лишить командования местную дружину.       Второе. Убийство сэра Джодока.       Третье. Приснопамятный захват Каменного Брода.       Четвёртое. Тонтон, после которого мой отряд горными тропами неделю убегал от трёх разъярённых полков.       А стоило мне вернуться в замок, король Один вспомнил обо мне и приказал посвятить кого-нибудь в рыцари и оставить с сотней в замке, а самому присоединяться к основной армии. Раньше я считал осаду чем-то выматывающим, теперь я мечтаю оказаться в осажденном замке и просто выспаться. Для понимания всей величины проблемы нужно описать принцип полков на службе короля. Это не полки в нашем современном понимании. Полк - это подчиняющийся напрямую королю рыцарь, нанимающий определённое количество войск и выступающий по приказу короля. Такие войска считаются не простыми наёмниками, хоть ими и являются, а королевскими войсками. Они обычно комплектуются схожими по вооружению подразделениями. Например полк пехоты, полк рыцарской конницы. Их численность не равна, полк пехоты обычно составляет около тысячи этой самой пехоты, и пара десятков рыцарей-командиров отдельных нанятых отрядов. Меня в качестве исключения назначили командиром полка при моих двух сотнях, но сейчас мне требуется подготовить к летней кампании тысячу пехоты. Как выражаются в армии "хоть роди, но найди". И если с набором нужного количества мы валандались всего три недели, то что делать с их подготовкой я не представляю. Да и снаряжение оставляет желать лучшего, денег в казне Каменного Брода было немного, а король жмот. Видите ли денег мало. Как же бесит этот маразм, когда содержание пехоты на порядок дешевле, и ценится она просто как мясо. Ничего, я им устрою "Битву при Креси". На Авалоне рыцари станут пережитком прошлого. Жаль, у меня пушечки нет. Но эти хлопоты были привычными, всё-таки я уже подготовил почти пять сотен солдат, подготовить ещё столько же, имея уже обученных, просто.       Гораздо сложнее то, что лорды Уэссекса объявили за мою голову десять тысяч золотых. Для сравнения, тысяча - это богатейший приз на турнире, сотни достаточно на покупку полного доспеха рыцаря, без коня и парадных одежд. Награда столь велика, что даже союзные рыцари стали вызывать меня на поединки по надуманным поводам. Семнадцать дуэлей за три недели. Семнадцать искалеченных трупов. Я убивал самым жестоким образом, буквально расчленяя своих противников на арене. Что мне мог сделать обычный человек в бою один на один? Я гораздо быстрее и физически сильнее, чем может быть человек, пусть и всего пару минут. Этого времени достаточно, чтобы превратить рыцарскую консерву в фарш. Каждый новый поединок я выдумывал новые виды убийства, ещё более жестокие и устрашающие, Мортал Комбат мне в помощь. Удушение кишками, вбивание вырванной печени в глотку ещё живой жертвы, сажание на кол из его собственного копья, вырывание позвоночника, вырывание челюсти, просто забивание голыми руками до смерти. На мои поединки приходили как на кровавые шоу, которые впрочем скоро закончились. Столь показательные убийства сыграли свою роль и вызовы прекратились. Зато начались другие попытки убийства. Меня травили, подсылали убийц во время сна и прогулок по городу. Когда меня третий раз ткнули ножом в спину, я понял, что постоянно лечиться очень напряжно, поэтому теперь все мои вещи, от трусов до плаща, укреплены силовой ковкой. Удар топором они может и не выдержат, но от пера в бочину защитят.       Ещё из важных событий, прибыл бард, сочинивший ту ересь про меня. Добровольно. Лично ко мне. Я от такой безумной храбрости даже растерялся. После тех дуэлей меня справедливо боятся все, у кого есть мозги, а на этого трубадура у меня здоровый зуб имеется, даже два. И он спросил позволения меня сопровождать. За храбрость и награда. Я просто набил ему морду и отправил в обоз, а не стал убивать как мечтал каждый раз, слыша его баллады в трактирах. Местных бардов бить можно, но убивать и излишне оскорблять не стоит, ославят на весь Альбион, ведь сообщения и летописи обычно ведутся именно в виде баллад и сказаний, книги редки, да и читать не всякий рыцарь умеет. Если кто-то думает, что после этого его баллады были мне полезны, то он жестоко ошибается. Я регулярно избивал его за очередное произведение в стиле "Посмотрите на его проблемы и поймите, что у вас проблем нет".       "Острая любовь". Про девушку, прямо в момент соития решившую меня зарезать кухонным ножом. Теперь у меня появилась привычка ощупывать на девушках, с которыми я завожу отношения, все места, где можно спрятать оружие. Некоторым это кажется просто ласками. Не буду их разубеждать.       "Трезвенник". Про то, как три дня подряд меня травили ядом в вине. В трёх разных трактирах столицы. Теперь я почти не пью вино, обхожусь элем и молоком, ядов, незаметных в молоке очень мало, что не относится к вину.       "Баллада о мече". Самая похабная из них. На наш лагерь напали, когда мы ездили в Труро за длинными луками для полка, в столице всё скупили. Я как раз мылся в ручье после дороги. Моё ежедневное умывание кажется местным странным, некоторые на полном серьёзе считают меня фэйри. В тот момент я был голым, и на крики выбежал, схватив лишь свой палаш. Так и сражался, голый и босой. С развевающимися на ветру причиндалами. Про них он и сочинил балладу, а не про палаш. Я не знал, что делать. С одной стороны в том, что я парень, теперь не сомневаются. С другой, фраза "разогнал врагов своим мечом" про меня приобретает совершенно иной смысл.       Но события не стоят на месте, и с первыми летними днями армия Одина выдвигается к Эксетеру, возле которого и состоится генеральное сражение. А моё знамя для всех рыцарей Уэссекса как красная тряпка для быка. Десять тысяч золотых. За такие деньги даже родного брата могут убить, что и говорить про никому не нужного бродягу. В поединке меня не победить, значит надо просто завалить стрелами или раздавить конями. После такого никто не выживет. *** POV Даллас, бард в поисках вдохновения.       Играя очередную хвалебную балладу в честь "многоуважаемого лорда", Даллас тихо вздыхал. У него этих баллад пять штук, нужно просто подставить нужные имена и названия замков, можно даже не рифмовать. Очередной пир, такой же как все предыдущие. Самодовольные рыцари, кокетничающие дамы, бегающие собаки и слуги. И он. Автор сотни великолепных баллад, сидит и тренькает одну и ту же песенку. Потому что лорду она нравится.       Когда-то, отправляясь в странствия, молодой трубадур из Мунстера, что на западном острове, верил в храбрых рыцарей, совершающих подвиги во имя прекрасных дам. В то время вдохновение переполняло его, он мог сочинять по балладе в день, и они не были ширпотребом, пусть до шедевров и не дотягивали.       Теперь он знает, рыцарям храбрости не занимать, но без приза они и пальцем не пошевелят. Жадные и высокомерные животные.       Но этот пир кое-чем отличался от остальных, ему подобных. Он отличался рассказом. Племянник хозяина в красках расписывал, как в трактире под Дэорхамом девица, одетая в мужскую одежду, кроваво расправилась с пристававшими к ней рыцарями. Она руками оторвала голову одному из них и сотворила с другим такое, что каждый мужчина в зале содрогнулся от описанного.       "Вот оно", - подумал Даллас. - "Вот то, чего никогда не встречалось ему ранее. Нечто новое и необычное". Вдохновение нахлынуло волной и новая баллада была готова уже к утру. А Даллас, вымотанный ночным бдением, понял, что шанса встретить эту воительницу у него нет. Отец одного из погибших рыцарей назначил за её голову три сотни золота. Если без приза рыцари не шевелятся, то стоит им предложить награду, они горы сроют, но выполнят пожелание. Это как осёл с морковкой перед носом, будет переть напролом, пока не добудет морковку. На этой мрачной ноте бард написал ещё одну балладу, которую так и назвал "Осёл и морковка". Но никому её не спел. Не стоит дразнить рыцарей. Убить не убьют, но избить могут, и ладно если лицо, они могут сломать руки. А руки и язык для трубадура важнее всего.       Прошло три месяца, и до вновь скучающего барда дошёл новый подвиг прекрасной воительницы. Захват замка! Даллас лично разговаривал со слугой из замка, бывшим на том пиру. "Это она!" Мысль билась внутри, не давая покоя. Существуют ли в этом мире подобные создания. Все видевшие говорят о невероятной красоте и белоснежных волосах. Не седых, не цвета солнца или колосьев пшеницы, белоснежных. Перед взором менестреля словно наяву мелькали картины невероятной бойни. Одна, одетая лишь в лёгкое платье, воительница напала на толпу рыцарей. Слуга своими глазами видел, как она перегрызла горло опытному и смелому воину, возглавлявшему дозорный десяток всадников, как она купалась в крови, рычала и смеялась, разрывая тела врагов. И Даллас верил ему. Не потому, что такой доверчивый или способный отличить ложь, а потому, что слуга был седым. Пережитый ужас лишил его волос цвета, поэтому он очень коротко подрезал волосы. Чёрные кончики волос с седыми корнями вызывали слишком много вопросов. Лишь одно сложно было понять, составляя новую балладу. Несмотря на весь страх и кровь, о Красной Леди тот парень говорил с придыханием, словно о прекраснейшем цветке, словно о любви всей его жизни.       Первым порывом было рвануть в Каменный Брод и посмотреть на героиню двух его баллад, но подумав ещё он решил, что в осажденном замке его могут принять за шпиона и подсыла, поэтому он отправился морем в Думонию, столицу Корнуэлла. Там он узнал важный факт о своей "героине". Она это он. И уже убивал тех, кто принимал его за женщину. В свете данного факта его баллады предстают изощрённой издёвкой над рыцарем. Всю зиму бард думал, как ему попасть в свиту сэра Гриффита так, чтобы выжить. Ранняя весна принесла очередную шокирующую новость, Гриффит захватил Тонтон. Пусть и всего на пару дней, он, с тремя сотнями простолюдинов удерживал власть над третьим по величине городом Уэссекса. Это было настолько громкое оскорбление всего королевства Алинэда, что за его голову назначили награду. Десять тысяч золотых! А ещё стало известно, что он убил наследника лорда Элбана, сэра Джодока, голыми руками.       По приказу короля Белые Соколы, полк сэра Гриффита, прибыл в Думонию. Боясь представиться, Даллас скрывал своё лицо, наблюдая за начавшейся охотой рыцарей за богатым вознаграждением. Поединки шли один за другим, становясь всё кровавей и страшней, но Даллас наслаждался каждым из них. Имея немалый опыт, он видел, что это не жестокость характера, это представление. Жестокое представление, сыгравшее свою роль. Меньше двух десятков поединков прошло, а во всём королевстве не нашлось никого, кто посмел бы бросить вызов на дуэль столь жестокому убийце.       Так и не придумав, как представиться лучше, Даллас решил просто прийти к нему и попросить разрешения сопровождать Белых Соколов. На высказанное пожелание юноша застыл, после чего, хмыкнув, избил его. Очнулся Даллас уже в обозе Соколов, получив "штатную должность" барда. Он был обязан(!) на каждом ужине исполнять свои баллады, "дабы услаждать слух доблестных солдат Его Величества". Невероятная наглость! Свободного трубадура превратил в какое-то подобие повара.       В качестве мести, Даллас стал сочинять смешные баллады о командире Соколов. Благо, сюжетов была масса. Одна история с дочкой купца чего стоит. Она попыталась зарезать его прямо в постели! А истории с вином? После каждой из таких баллад Гриффит вызывал его к себе и избивал, но никогда ни одного удара он не наносил по рукам и не ломал челюсть, хотя и мог. Своим шедевром мести бард считал "Балладу о мече". Ни одного прямого похабного слова, лишь чистая хвала "выдающихся статей" героя, но все, кто её слышали, прекрасно понимали, что имеется в виду. Именно это произведение окончило необъявленную войну, над которой втайне потешался весь полк.       А меж тем всё чаще слышалось вокруг новое прозвище Гриффита. "Бессмертный". Его пытались убить десятки раз, на него нападали в толпе, спускали каменные обвалы, его травили, ему подбрасывали ядовитых змей и скорпионов, нападали из засады. Он выжил. Несмотря на всё он продолжал барахтаться, сам не понимая, что уже становится живой легендой. Возможно потому, что из-за своей внешности восхищённые взгляды ему были привычны, он и не заметил, как восхищение его внешностью сменяется восхищением им самим, настоящим. Молодым командиром, за полгода осады силами трёх полков, потерявшим всего сорок человек. Сильным воином, проводящим по три смертельных поединка в день и побеждающим без единой царапины. Просто невероятно живучим человеком, наплевавшим на волю правителя целого королевства. Он не спрятался от подсылаемых убийц и предателей, а заставил его бояться настолько, что к началу второй летней кампании нападать на него менее чем десятком человек не смел никто. Хоть это и нелегко ему давалось. Он уже стал шарахаться от каждой тени, в любого крадущегося летел брошенный им топор. Независимо от того, кто крался. Дёрганный и нервный, он заставлял дёргаться и нервничать весь полк. Мимо его палатки ходили строевым шагом, громко топая и звеня оружием, чтобы выдать свои мирные намерения. Дисциплина, до этого бывшая лучшей из всего, что в своей жизни видел Даллас, стала просто железной. И тем не менее люди к нему тянулись.       Он не обращал внимания на происхождение, вообще. Он мог послать лорда так далеко, что подобное оскорбление смыла бы только кровь, и мог уважительно относиться к простому трактирщику. Он смотрел на мир совершенно иначе, словно знал что-то сокровенное, сокрытое от простых людей. Словно фэйри, пришедший из иного мира, он вносил сумбур вокруг себя, осмеивая непреложные истины.       Даллас на всю жизнь запомнил вечер перед битвой у Эксетера. Все капитаны, как у Белых Соколов называли сотников, и многие сержанты, десятники, собрались вокруг костра, разговаривая обо всём, кроме войны. Один сотник, Марвин, любуясь звёздами, сказал, что через них глаза героев смотрят на мир, выбирая достойных стать одними из них. Милорд на это очень звонко рассмеялся, после чего рассказал, что такое звёзды по его мнению. Рассказанное было невероятным.       Каждая звезда это далёкое солнце, со своими мирами вокруг каждого из них. То что мы видим на небе - лишь далёкие блики от этих солнц. Некоторые из них могли уже много лет как погаснуть, а свет их всё ещё освещает ночной небосвод нашего мира.       Говорил Гриффит настолько уверенно, что тот самый сотник, спросил, откуда он это знает, у каких мудрецов хранятся подобные тайны мироздания. Тихий ответ заставил дыхание сбиться, а кровь отлить от лица.       - Я узнал это ещё до своего рождения. - он говорил с задумчивой улыбкой на устах. В такие моменты снова и снова появляется подозрение, что Гриффит всё-таки девушка. Настолько прекрасен этот вид.       Несколько минут все молчали подавленные этим откровением. Пока всё не прервал Нис, пройдоха и болтун, который редко мог долго молчать. Но сказанное им отбросило все мысли о звёздах. Он попросил милорда спеть одну из своих песен. Гриффит сочиняет песни! Мысль, что коллега бард столько времени молчал про свой талант казалась кощунственной.       - Я не придумал ни одной песни. Лишь перевожу знакомые мне с других языков.       После общей просьбы он всё-таки решил исполнить что-то из своего репертуара и попросил лютню у Далласа, свою он сломал в горах, при побеге из Тонтона. Перебирая струны и как-то грустно улыбаясь он сыграл первый аккорд. Как бы ни долог был наш путь Через снега и ветра вой. Пусть только б ждал нас кто-нибудь, Когда вернемся мы домой. Чтобы горел в окошке свет И пели в очаге дрова. Забыть за дверью ворох бед, Порог переступив едва. Что может в жизни лучше быть, Чем возле печки тесный круг, Где можно обо всем забыть, Когда с тобою рядом друг. И пусть наутро мы уйдем, И затеряется наш след. Останется открытым дом, И не погаснет в доме свет.* В песне было столько тоски, что на глаза наворачивались слёзы. Только в этот момент менестрель осознал, что перед ним по сути ребёнок, загнанный и огрызающийся на малейшую агрессию, и лишь провоцирующий всё новых врагов. Словно затравленный собаками волчонок. Опасный волчонок с острыми клыками, но от этого волком не ставший.       Со слов подполковника Перта (так милорд называет полутысячников) Даллас знал, что перед ним сын, изгнанный собственным отцом из дома. Есть ли большее предательство, чем предательство своих детей?       Лютня была возвращена хозяину, а собравшиеся разогнаны по палаткам. Завтра будет опасное сражение, решающее для этой войны, им стоит отдохнуть. А трубадур ещё долго смотрел в догорающий костёр, размышляя о том, кто вернул ему вдохновение и жажду жизни. *** Взгляд со стороны.       В этом бою Белые Соколы были расположены на небольшом холме, почти в центре войска. Поначалу, это расположение пехотного полка казалось странным для многих командиров обеих армий. До тех пор пока над быстро укрепляемым холмом не поднялось чёрное знамя с белым соколом. Все планы короля Алинэда и его приближенных были разбиты на мелкие осколки их же собственными обещаниями. Десять тысяч золотых!       Рыцари, и ранее не отличающиеся дисциплиной, стали неуправляемыми. В королевской ставке ещё только докладывали о расположениях отрядов противника, а все конные полки уже начинали разгон.       "Вот он приз, достойный истинного рыцаря, прямо впереди. Стоит только обогнать этих неудачников, смеющих надеяться отобрать мой трофей!" - эта мысль крутилась в головах каждого из семи тысяч рыцарей под флагом Уэссекса. И чем ближе был холм с заветным знаменем, тем сильней пришпоривали своих коней рыцари. И вот, когда до подножия холма остались жалкие тридцать шагов, первые ряды дружно рухнули с коней, раздалось жалобное ржание коней, один за другим ломающих себе ноги. Крики, ржание, ругательства, толчея и неразбериха.       И в эту толпу полетели тысячи стрел, выпускаемых из длинных тисовых луков. Восемь сотен лучников, с десятками помощников, подносящих стрелы. Несколько возов, заполненных пучками стрел.       Выжившие в этой толчее рыцари продолжали свой путь, мимо кучи мелких ям, едва заметных в траве, мимо первого ряда кольев ко второму, ставшему линией обороны для двух рядов одоспешенных пикинёров, из-за спин которых беспрестанно летели стрелы. А в десяти шагах за их спинами стоял тот, ради кого они так рвались сюда. Тощий паренёк с белыми волосами, одетый в лёгкую кожаную броню. Вот он! Так близко! Под самым знаменем, указывающим будто специально для врага.       Несколько мгновений напор врага был столь велик, что первые ряды напавших буквально нанизывались на колья и пики. Вот упал один, второй, строй начал рваться и волна озверевших и закованных в металл рыцарей налетела на маленькую фигурку с непокрытой головой и развевающимися волосами. В этот самый момент на вершине холма протрубил рог, и луки перестали бить по задним рядам наступающих. Залп в упор, прямой наводкой был страшен. Несколько рядов будто выкосило, несмотря на качественные доспехи у каждого из них.       Полный разгром был завершён слитным ударом рыцарской конницы во фланги разобщённых и спешенных врагов.       Бой продолжался ещё несколько часов и был прекращён лишь из-за начавшегося ливня. Войска Корнуэлла отступили к своему лагерю и выслали команды для сбора раненых, а остатки войска короля Алинэда спешили укрыться за стенами Эксетера. *** POV Даллас, бард в поисках своего "вдохновения".       Это был первый раз, когда Даллас сам участвовал в настоящем бою. А бой был невероятный. Когда они с телегами выступали из лагеря, там уже шёл пир в честь победы. Праздновали, в основном рыцари, но и среди простых солдат встречались весельчаки. Соколам было не до смеха. Их командир был потерян в горячке боя, некоторые говорили, что видели белую шевелюру в пылу сражения, но чего-то конкретного сказать не могли.       Трупы, трупы, трупы. Везде одни трупы, и лишь изредка встречаются раненые, не способные двигаться. Шум дождя забивает запахи и звуки. Под ногами хлюпает грязь, пропитавшаяся кровью. Везде лишь кровь и грязь. Далласа бы стошнило, если бы было чем. Он просто продолжал разбирать трупы, надеясь, что среди них не окажется того, кого он ищет. Вокруг начало громыхать, дождь резко усилился и во вспышке молнии менестрель увидел тощую фигурку, облокотившуюся спиной на камень. Голова была задрана к небу, а струи дождя словно окрашивали его волосы в цвет облаков, вымывая из них кровь и грязь. Подбежавший громила Ангус, являвшийся вторым подполковником в отряде, будто натолкнулся на стену. Спешивший на помощь Даллас остановился, не понимая что происходит. Но тут до его слуха донеслась тихая песня. Он тут же опознал тот язык, на котором ругался милорд, когда сильней всего злился. Неизвестный язык, который никто не мог опознать, в своё время бард просил об этом всех купцов столицы. Неожиданно замолчав, он спросил.       - Сколько наших погибло?       - Не знаю милорд. В других полках..       - В жопу других. Соколы?       - Четыре сотни, милорд. Повезло.       - Раненые?       - Три десятка вернутся в строй.       - Трофейщики?       - Оцепили наш холм.       - Продолжайте работу.       - Но милорд..       - Выполнять. - сказано было тихо и устало, но все окружающие мгновенно развернулись и продолжили работу. Очнулся Даллас лишь спустя несколько минут, держа в руках очередной труп солдата из Соколов, который он клал на телегу. Руки замёрзли, а тело дрожало. Дрожало не от холода, а от того, какой ужас было наблюдать за своим телом словно со стороны, не владея им. Взгляд метнулся к человеку, сотворившему это простым словом. А человеку ли?       Гриффит всё так же сидел, привалившись к камню, но теперь сразу было ясно, что это сон. Он выглядел таким умиротворённым посреди этого поля. Тела вокруг него уже убрали, и оставались лишь кровь и грязь. Грязь и Кровь.