Чёрныe, белыe, красныe Отпетые мошенники — "Девушки бывают разные"
Солнце медленно поднималось из-за рваной тёмной полоски лесов да полей. Там, где падали его первые лучи, предрассветная сырая прохлада уступала место приятному летнему теплу. Щебетали птички, покрикивала иная живность — лес просыпался после ночного сна. В деревне лаяли собаки. Лёгкий ветерок нехотя обдул мою обнажённую кожу бодрящей утренней прохладцей. Это было… странно. Странно и непривычно вот так ощущать природу вокруг себя. Не сенсорами и системами надёжного прочного скафандра, а тем, что сама природа и дала — собственным телом. На плече сонно заёрзали, и, щекоча нос, в лицо мне уткнулись чёрные волосы. Сианна. Тёплая девушка, невольно ёжась от утренней прохлады, проникшей даже под укрывшее нас сено, прижалась ко мне, так и не раскрыв глаз. Впрочем, я был уверен, что и она уже проснулась, просто не хочет прерывать момент этого необъяснимого притягательного уюта. Когда есть лишь мы двое и больше никого. Не выдержав щекотки — негромко чихаю. Сианна, довольная мелкой пакостью, оборачивается. На лице озорная улыбка, а в серо-голубых глазах так и пляшут озорные чертенята. Ах так! Хватаю пискнувшую девушку за одно очень интересное и мягкое место и прижимаю спиной к себе. — Эй! — деланно возмущается Сианна, ёрзая в объятиях, но даже не делает попыток вырваться. — С добрым утром, — шепчу в маленькое аккуратное ушко. — Привет, — всё же сумев извернуться, весело ухмыляется она, — знаешь, ты так странно пахнешь, — потёршись носиком о моё плечо, внезапно заявляет девушка. — Чем же это странно? — Не знаю, просто странно. Ты днюешь и ночуешь в своих доспехах, но от тебя даже потом не пахнет, а ведь должно разить, как от загнанного мерина! Но нет! Лишь алхимией какой-то… — Вот как… — не то чтобы я удивился, просто привык к системам скафандра, и импланты дают о себе знать. А вот местным такое явно в диковинку. — А ещё, — улыбается Сианна, складывая ручки у меня на груди замочком и положив на них голову, — у тебя волосы на голове только. Ну и на лице чуть. А больше нигде — как у младенца прямо, так не бывает. — Наблюдательная. Но тебя же это не пугает? — Нет, с чего бы? — удивилась она. — Так даже удобнее… В некоторые моменты, — её ладошка убегает вниз.***
— Хорошо-о, — довольно протянула Сианна, удобно устроившись у меня на плече. — Да, — со всей искренностью отвечаю ей, — давно так не было… С детства, наверное. — В детстве ты часто просыпался с красивыми девушками? — игриво щурится она. — Нет, я не об этом, — неловко морщусь, — мне хорошо, спокойно, приятно, как это по-вашему… uthútne, вот! Кажется, что не надо никуда бежать, рисковать, будто нет горестей и печалей. Весь мир где-то там, далеко за лесом, и он точно не злой. Да… Мне сейчас хорошо, как было только в детстве. — И мне, — помедлив, внезапно серьёзно согласилась девушка, — и мне… — с какой-то лёгкой застарелой грустью. Молчим, глядя в голубое небо. — Тебе до сих пор не даёт покоя то пророчество? — спрашиваю, поддавшись внезапному наитию. — Нет… Да, — не сразу находится Сианна. — Не знаю. По нему я должна быть каким-то проклятым уродливым монстром, жаждущим чужих страданий. Раньше я много думала, а что если это действительно так? Что если я чудовище во плоти? — И что же надумала? — Ничего, — она дёрнула плечиком, — я так и не нашла, чем бы могла отличаться от других людей. Я дышу, как все, как напьюсь — плохо, болит голова, порежусь — больно. И раз в месяц тоже… Ну ты понимаешь. Моё сердце бьётся там, где и положено, чувствуешь? — девушка приложила мою руку к груди, чем я не преминул воспользоваться. — Ай! Перестань, ну не сейчас же, — со смехом отталкивает руку в сторону, — я тебе… — Не смог удержаться! — Пфф, — недоверчиво фыркнула девушка, но рассказ продолжила, — у меня нет какой-то «жажды крови», и на чужие страдания мне смотреть тоже не радостно. А меня взяли и выкинули, понимаешь? Как ненужного щенка! — широко распахнутые глаза Сианны блестят, а голос так и пропитан болью. — Поверив бредням какого-то сморщенного старикашки, который в приступе маразма и своей башни бы, наверное, не сыскал. — Мракобесие. — Мракобесие, да, — поморщилась она, — уже потом я узнала, что под предлогом того пророчества магики кучу девчонок извели из богатых и даже королевских родов. Некоторых, говорят, даже на кострах сжигали, ублюдки. — Выходит, тебе ещё повезло? — да уж, человечество нигде не меняется. Что на затерянной планете, что бороздя просторы большого космоса. Всегда найдётся место извращённой мерзости. — Повезло, — вздохнув, она доверчиво прижимается к моей груди. Мои пальцы невольно зарываются в её коротких смоляных волосах, — повезло, что родители, — это слово она буквально выплёвывает с отвращением, — не захотели громкого скандала. Решили избавиться от меня по-тихому. Конечно же при дворе все всё знали, даже слуги! Но никто им и слова не сказал — никто, ни одна подхалимная сволочь! Даже сестрица, чтоб ей, сучке, пусто было! Наверное, ещё и радовалась, как же — теперь всё ей достанется! Девушка глубоко дышит, со злостью сжав кулачки, кажется, что ещё вот-вот, и она просто разревётся, но нет, Сианна очень быстро успокаивается, и о былом напоминает лишь печальная, полная застарелой боли и обиды улыбка. — Извини, не стоило тебе об этом напоминать. — Нет, ничего, — качает головой она, — об этом больно говорить, но ещё больнее держать в себе. Только вспомню её… Глаза бы выколола! — Вы с сестрой не любили друг друга? — Нет, наоборот… — как-то задумчиво, будто погружаясь в пелену далёких воспоминаний, с грустью тянет девушка. — Мы были близки. Очень. Почти неразлучны. Даже спали в одной кроватке лет до двенадцати. Анариетта везде таскалась за мной хвостиком, а я не могла уснуть, если её не было рядом. Она постоянно придумывала новые и новые проказы — уж в этом ей не было равных. Зато, когда нас ловили — доставалось мне… Но всё равно мы жизни друг без друга не мыслили… Вернее, как оказалось, это я не мыслила. А вот Анариетта предала с лёгкостью. Даже своей миленькой мордашки из покоев не высунула, пока эти четверо ублюдков-рыцарей волокли меня из замка! Что я мог тут сказать? Пожалуй, ничего. В девушке говорили обида, злость, ненависть… Множество очень ярких и болезненных чувств. Как-то утешать её было бессмысленно, да и не приняла бы она слов утешения. Они просто были не нужны ей. Однако выговориться явно хотелось. Хоть кому-то. Поэтому я молча прижал её к себе. Нет, она всё так же ни словом, ни жестом не просила жалости или сочувствия, но так мне показалось правильным. Сианна не возразила. — Сколько вам было, когда тебя прогнали? — Мне пятнадцать, Анариетте двенадцать, — нехотя буркнула девушка. — Думаешь, двенадцатилетняя девочка могла хоть что-то изменить? — признаться, я удивился. Мне казалось, сёстры должны были быть куда старше. А тут — ну дети же! Проклятая планетка… — Она могла надавить на родителей, устроить истерику, не знаю… Они всегда ей потакали! — возмущённо вскинулась брюнетка. — А ваши родители сказали ей, куда тебя увозят? Сианна не ответила. Лишь отвела взгляд. Лежим в тишине. — Очень не хочется, но, по-моему, нам уже пора. Как бы нас искать не начали. Увидят ещё… — я принялся рыться в сене, в поисках сброшенного в ночи защитного комбидреса, надевавшегося под бронескаф. Хоть последний искать не надо — стоит себе на солнышке, блестит. А солнышко-то уже почти поднялось над кромкой наполнившегося звуками утреннего леса. — Ай-яй-яй, боишься, твоя маленькая ведьмочка заревнует? — Сианна хмурится, но её глаза блестят озорным лукавством. — Зато ты, значит, не боишься, что твои люди заревнуют? — Обижаешь! Я не сплю со своими подчиненными, если ты об этом, — гордо вскидывает подбородок брюнетка, — это плохо влияет на дисциплину в отряде. — Что, даже с Тибором? — Особенно с Тибором. Он мне как дядька — подобрал, выходил, не обидел. Я же совсем мелкой была, как твоя ведьмочка, даже младше, — соблазнительно, с удовольствием тянется девушка. — А вот тебе стоило бы… — А знаешь… — так и не узнав, чего бы мне стоило, прерываю её самым наглым образом, — думаю, за полчаса нас не хватятся.***
С чем у любого современного человека ассоциируется город? Мне лично сразу представляются километровые иглы небоскрёбов, огни, неон рекламных вывесок, миллионы людей и машин, снующих по своим делам в кажущемся хаосе, бурлящий водоворот красок и жизни, привычный гул голосов и заглушающих их механизмов — всё это для меня город. Бывают, конечно, и другие города — скромные, колониальные городки с ровно очерченными линиями улиц, невысокими домиками, зеленью (а иногда и совсем не зеленью) парков и садов и размеренной тихой провинциальной степенностью. Впрочем, встречаются в галактике колонии, на первый взгляд далёкие и скромные, но на самом деле хаотичностью и непредсказуемостью своей жизни порой не уступающие и крупнейшим планетарным мегаполисам. Доводилось мне бывать и в таких, и я наивно полагал, что видел уже, пожалуй, всё. Пока не оказался на затерянной в бескрайних просторах космоса планете. Планете, погрязшей в совершенно невозможном, фэнтезийном средневековье. Форгехам, а именно так назывался небольшой городок, нежданно-негаданно возникший на нашем пути, не походил ни на что другое. Был он невелик, на самом деле почти крошечный, окружённый каменными стенами и каналом, заполненным водой, вряд ли больше километра в диаметре. Низкие двух-трёхэтажные дома жались друг к другу настолько плотно, что порой было невозможно понять, где начинается один и заканчивается другой. Лишь несколько центральных улиц оказались достаточно широки, чтобы на них могли разъехаться две повозки. Некоторые проулки и вовсе напоминали своей теснотой узкие отнорки корабельных технических палуб. Людей же вокруг нас сновало столько, что Форгехам напоминал мне настоящий муравейник. К вящей радости, воняло тут не так уж и сильно. По крайней мере, не настолько, как следовало бы ожидать от столь плотно застроенного и заселённого города, где о канализации и водопроводе даже не слышали. Впрочем, чем ближе мы приближались к центру, где на холме возвышался небольшой, сложенный из светлого камня, замок местного правителя, тем ухоженней и шире становились улицы и богаче дома. В какой-то момент перед нами показалась ещё одна стена, наподобие внешней, только ниже и тоньше. А за воротами начинался самый настоящий широкий проспект, с тротуарами, бордюрами, рядом стройных молодых деревцев да прямыми строгими белыми стенами трёхэтажных домов, выполненных по единому плану. После жуткой хаотичной застройки, что мы миновали, это сразу же бросалось в глаза. — Форгехам перестраивают на новый манер, — заметив мой удивлённый взгляд, ответила идущая рядом Сианна, — лет через десять и от тех трущоб, — махнула она рукой нам за спину, — ничего не останется. — Длинные прямые улицы не слишком подходят для обороны, — заметила любопытно вертящая по сторонам головой Цири. — Не подходят, — согласилась брюнетка, — но это и не требуется. Кто в здравом уме рискнёт напасть на Нильфгаард, да ещё дойти аж до Метинны? С год назад с западной стороны и вовсе часть крепостной стены разобрали. Нам сюда, — указала она рукой на узкую улочку, криво уходящую в сторону, буквально за десять метров до ворот. А я уж понадеялся, что постоялый двор, куда направлялась девушка, окажется в новой, куда более чистой части города. Хотя и здесь, особенно по сравнению с тем жутким районом-муравейником у внешних стен, было вполне чисто и даже просторно. От той памятной стоянки у небольшой неизвестной деревушки до Форгехама — второго по величине города провинции Метинна — мы добирались почти шесть дней. Двигаться в этот раз пришлось по оживлённым дорогам — «traktam», как их здесь называли. Насколько, конечно, могут быть оживлёнными дороги в мире, где даже самого примитивного двигателя внутреннего сгорания ещё не придумали. Порой нам встречались караваны торговцев и просто одинокие путники, крестьяне, с утра пораньше спешащие по своим делам, а иной раз и военные обозы. В основном это были «снабженцы» — вереницы повозок, гружёных провиантом, фуражом и многим другим, необходимым для гремящей на севере войны. Но однажды мы нагнали и марширующую колонну пехоты под чёрным стягом с золотым солнцем. Чем-то оно даже походило на герб родной Солнечной Федерации. Я опасался проблем, которые могли возникнуть из-за того, что Цири ищут, но, видимо зря. За всю дорогу на неё никто и внимания не обратил, а пару раз встреченные нами отряды нисар и вовсе проводили нас равнодушными взглядами. Похоже, искали девушку лишь в Гесо, а здесь, в Метинне, никто и слыхом не слыхивал о ней. Изначально Сианна планировала миновать Форгехам не задерживаясь, но это было ещё до встречи с вампирами. Выжившим раненым требовались покой и нормальная медицинская помощь, которую могли оказать лишь в городе, да и самим караванщикам, тем, что уцелели, нужно было нанять каких-никаких помощников взамен погибших. Так что в Форгехаме они решили задержаться. Мы же с Цири и вовсе не знали, куда нам двигаться дальше. Стоило всё хорошенько обдумать, передохнуть и, желательно, раздобыть где-то ещё денежат. Нет, кое-какие запасы у нас имелись, но надолго их вряд ли хватит. Особенно в городе. Купцы со своим товаром остановились за городскими стенами, на торговом подворье, специально выстроенном для караванов на пересечении трактов — из Сарды, Метинны и Тегамо. А вот Сианна со своим изрядно поредевшим отрядом решила остановиться в самом Форгехаме. И не где-нибудь, а в «Вереске» — по её словам, самом приличном постоялом дворе Среднего города, чтобы это ни значило. Как она сказала: «я и мои ребята заслужили». «Вереск» оказался крупным, свежеокрашенным в бледно-фиолетовый трёхэтажным зданием у внутренней стены, разделявшей «новые» и «старые» кварталы, с собственным небольшим двориком и конюшней. Удивительно, но несмотря на близость «лошадиного гаража», вокруг почти не пахло. Внутри тоже оказалось довольно чисто и, благодаря большим окнам, светло. Особенно в сравнении с теми немногочисленными придорожными и деревенскими корчмами, в которых мне уже доводилось бывать. Правда и драли здесь за ночлег, как мне тихо сообщила Цири, втридорога. Тех денег, что были у нас, впритык хватило бы, чтобы снять на пару недель две скромные одноместные комнатки с питанием. Однако на столько задерживаться здесь мы пока не планировали. — И это «лучший постоялый двор в городе»? — скуксилась Цири, со скепсисом осматривая свою маленькую комнатушку с окошком, кроватью у стены, столиком да сундуком. Моя, точно такая же, была совсем рядом — за стеной. — Лучший в Среднем городе! — поправила её Сианна из-за открытой двери ещё одной такой же напротив. — Если это лучший — даже боюсь представить худший. — Не нравится — можешь идти в Новый город или «Графскую лигу». Там с тебя за одну ночь сдерут столько, сколько здесь за неделю. — Ха! Да за такие деньжищи в Темерии можно королевские покои снять! — пусть я и не видел, но был уверен, что Цири сейчас гордо вздёрнула носик. — Не сомневаюсь, — ехидно отозвалась контрабандистка, — всегда догадывалась, что на Севере даже короли босяцкую конуру почитают за роскошные палаты. — Что б ты вообще знала! — Да уж побольше твоего. И так целыми днями! Особенно, если уверены, что никто кроме меня их не слышит. — Фи, мне кажется, в моей постели кто-то уже спал. Раз эдак пять! — Агрхх, ты хуже моей сестрёнки, право слово! — безнадёжно-снисходительно вздохнула брюнетка. Цири в ответ скорчила злобную мордашку и, высунувшись из-за двери, показала язык.***
Цири проснулась рано на рассвете. Ещё совсем низкое солнце ленивыми лучами проникало под неплотно прикрытые ставни, скупо освещая скромное убранство маленькой комнатушки. С улицы тянуло утренней прохладцей. Было немножко обидно: наконец-то она могла спокойно выспаться в мягкой постели, никуда не спеша, а сна — как не бывало! Сперва она полночи ворочалась, пытаясь уснуть, а теперь, едва свет коснулся лица, по привычке проснулась. Укрывшись с головой, девушка свернулась калачиком, убеждая себя в том, как замечательно лежать в тёплой кроватке хоть до обеда. Тщетно. Сна не было ни в одном глазу. Раздражённо выпутавшись из одеяла, она перевернулась на спину, бездумно глядя в потолок да вспоминая минувший день. Форгехам. Первый город, в котором она оказалась с того памятного прыжка в портал Тор-Лары. Такой похожий на города Севера и такой… Другой? Нет, поначалу всё было ровно так же, как и в любом крупном городе Темерии, Редании или Каэдвена: мощные крепостные стены, надёжным каменным обручем опоясывающие большой город, глубокий ухоженный ров, обширные посады у городских стен и громадная надвратная башня-барбакан, сквозь которую, заплатив пошлину стражникам, они и попали в Форгехам. Внутри нильфгаардский город тоже сперва ничем толком и не отличался от тех же Ард-Каррайга, Вызимы или куда более скромного Элландера: узкие кривые улочки, нависающие над ними высокие обшарпанные дома, толпы людей и нелюдей, снующих и там, и тут, уличные торговцы, стражники, горожане, крестьяне, путники, нищие… Гвалт сотен голосов с непривычки едва ли не оглушал. Но Цири и не думала злиться, наоборот, это всё отчего-то несказанно радовало её, давало ощущение полной, бурлящей, бьющей ключом жизни. — Кому репу? Воз репы! — А наш граф-то… — Кладбище закрыто, сколько можно повторять? — Застряли, как пить дать, застряли наши-то на Севере! — Охоту! И весь двор с собой берёт! Ух, уж теперь-то… — Койго Митич — лучший бондарь в Форгехаме! Большинство, как это ни странно, говорили на всеобщем, но часто слышалась и исковерканная старшая речь — нильфгаардский диалект. Даже слишком часто — девушка с неприязнью поморщилась. Но это были лишь первые отличия. В какой-то момент она заметила, что неизбежные «ароматы» любого крупного поселения здесь не столь уж и сильны, а уж когда они подошли ко внутренней стене, никаких сомнений и вовсе не осталось — город другой. Там, за распахнутыми воротами, тянулась длинная, прямая и необычайно широкая чистая улица, на которую стражники не пускали ни бедняков, ни нищих, со строгими одинаковыми домами, единой линией возвышающимися по обеим её сторонам. А прямо посреди улицы, деля её на две части, ровным рядком росли каштаны. На Севере так не строили, скорее уж это походило на древние эльфийские города из писаний и сохранившихся манускриптов. Даже старые города, навроде Вызимы или Цинтры, построенные на месте покинутых эльфийских, не сохранили в себе той необыкновенной, строгой, гармоничной красоты поселений aen’seidhe. Люди за века перекраивали всё под себя, зачастую безжалостно уничтожая или перестраивая изящные эльфийские постройки, в конечном итоге не оставляя от них ничего, кроме древних фундаментов. А вот здесь, в Метинне, как с неудовольствием отметила Цири, люди… нильфгаардцы, похоже, наоборот решили обустраивать свои города на эльфийский манер, совершенно не считаясь ни с теснотой городских стен, ни с трудностями при обороне. Постоялый двор «Вереск», расположившийся всё же в старой части Форгехама, оказался весьма приличным. Куда лучше и чище многих других мест, где ей доводилось ночевать. Но, разумеется, показывать своего удовлетворения при Сианне, которая чуть ли не вилась вокруг них с Владом, Цири не стала. Черноволосая девушка отчего-то раздражала её в последнее время всё сильнее и сильнее, и ведьмачка даже не могла толком дать себе ответ почему. И оттого между ними не проходило ни дня без взаимных подначек, колкостей и негромкого переругивания. Во что-то большее это по взаимному негласному согласию не перерастало, но спокойствия ей не добавляло. А тут ещё и Влад последние ночи куда-то пропадал… Впрочем, всё накопленное раздражение на время исчезло, стоило ей как следует вымыться, привести себя в порядок после затянувшегося странствия да досыта наесться. Кухня в «Вереске» оказалась на диво хороша, особенно после ну просто до жути надоевших вяленого мяса и подгоревшей на костре каши. Цири замерла, прислушиваясь — на миг ей послышался чей-то тихий приглушённый вскрик. Но повторения не последовало, и девушка решила, что ей показалось. Сон не шёл совсем — она была отвратительно бодра. Мелькнула мысль спуститься вниз в общий зал, или и вовсе выйти на улицу, но она её быстро отбросила. Влад просил её не ходить одну в такое время. От нечего делать Цири принялась ковырять ногтем тёмную, похожую на давно застывший воск или сургуч блямбу на стене. Каково же было её удивление, когда блямба поддалась и начала выпадать, потянув за собой какую-то промасленную тряпку. Повертев в руках случайную находку и не найдя её ничуточки не интересной, девушка отбросила мусор в сторону и уже хотела перевернуться на другой бок, как услышала вполне явственный стон. Осторожно приподнявшись, стараясь не скрипеть кроватью, она села на колени и, недолго думая, припала глазом к малюсенькой дырке в стене, оставшейся на месте той самой блямбы. А в следующий миг резко отпрянула, залившись краской. За стеной двое занимались… Занимались — этим! Влад и Сианна… Это были они… Внутри всё отчего-то сжалось в тугой жалящий комок обиды, злости, огорчения, разочарования и вообще не пойми чего! Стало трудно дышать, в глазах закололо, и девушка сама не заметила, как по покрытым румянцем щекам побежали маленькие слёзы. В ужасе прикрыв рот рукой, Цири старалась вдохнуть, не закричав во весь голос. Она не знала, что с ней, да и не хотела совершенно ничего знать в этот момент, перед глазами будто застыли две фигуры… Наслаждающиеся друг другом. В лёгких почти не осталось воздуха, и девушка осторожно, медленно, пытаясь не захрипеть от буквально разрывающего её изнутри «нечто», вдохнула. Воздух показался ей обжигающе холодным, будто высоко в горах посреди лютой зимы, когда всё нутро вымораживается насквозь от одного лишь случайного вдоха. Но, как ни странно, именно это помогло ей немного успокоиться и попытаться взять себя в руки. Ведь ничего же такого не произошло — верно? Всё в порядке, всякое бывает и… Нет, ничего не в порядке! Её Влад, её милый, добрый, заботливый Влад, тот, кто её спас посреди выжженной пустыни, тот, кто защищал её и от людей, и от монстров, тот, кому она верила, как немногим другим на этом свете, спал с этой, с этой… Мерзкой противной потаскухой! Этого просто не могло, не должно было быть! Но это было. Цири не ошиблась и не огляделась — это они. Ей было больно, неприятно, тоскливо, отчаянно… Она с трудом подыскивала верные слова, чтобы описать все те чувства, что отчего-то бушевали у неё на душе, стремясь будто бы разодрать на части. И самое главное — отчего? Отчего её так задело, что с Владом был… Спал кто-то другой? Ведь она же прекрасно знала об отношениях Геральта и Йеннифэр, и они тоже наверняка делали это, и она нисколечко не злилась, наоборот переживала за них, чтобы всё у них было хорошо, они помирились и никогда больше не ссорились. Так почему же сейчас ей хотелось буквально рвать и метать? Почему она так бесилась? И отчего… Отчего Цири хотела, где-то глубоко внутри, настолько, что даже сама не желала признавать, оказаться на месте Сианны? Пепельноволосая девушка не знала, что и думать. Вернее, не хотела, боялась знать. Её плотно сжатые губки подрагивали, грудь тяжело вздымалась, в голове царил полный разброд, но любопытство… Любопытство, замешанное и переплетённое с чем-то ещё, чем-то пока неосознанным, не понятным, звало и толкало её. И пусть в её глазах до сих пор блестели предательские слёзы, но она, жадно примкнув к отверстию в стене, запоминала и впитывая все стоны, тихие вскрики, движения двух увлечённых друг другом людей. Людей, освещаемых первыми лучами восходящего солнца. А рука меж тем, будто сама собой, не замеченная хозяйкой, скользнула вниз живота, забираясь под скомканную ночную рубашку.***
За завтраком Цири чувствовала себя подавленной и разбитой. Хотелось забиться в постель, укрыться с головой толстым одеялом и уснуть, только бы не видеть довольных физиономий Влада и этой проклятой Сианны. И как только она могла быть настолько слепой? Парень толком не ночевал в их шатре, а первую половину дня как правило был сонным и необщительным, будто всю ночь напролёт проводил без сна… Так он и проводил! И Сианна выглядела такой же! Но ни тот, ни другая не казались хоть сколько-нибудь опечаленными этим. Цири в который раз подавила рвущееся наружу раздражение и желание с одной вилкой в руке наброситься на сонную, зевающую, но безмерно довольную собой брюнетку. А кинув взгляд на преувеличенно бодрого Влада, и вовсе уткнулась в свою тарелку, чувствуя, как её щёки стремительно краснеют. На одно коротенькое мгновение, совсем чуточку, она вновь, как и тогда на рассвете, представила себя на месте Сианны. Есть совсем расхотелось. Хотелось чего-то другого, совсем другого. Резко мотнув головой, отгоняя дурные непрошеные мысли, Цири залпом опрокинула в себя кружку какого-то прохладного взвара, сейчас показавшегося ей абсолютно пресным. Счастливая ухмылка на лице сидящей напротив Сианны несказанно бесила. Цири, наверное, с досады плеснула бы ей в лицо тот самый взвар, если бы только мгновение назад сама не выпила его до дна. Нужно было что-то срочно делать. А тут ещё и Влад подсел рядом, принявшись о чём-то негромко ворковать с этой стервой! Девушка даже не вслушивалась в их разговор, но с каждым мигом становилась всё злее и злее. Ей было достаточно одного того, что после всего… Всего, что они вытворяли ночью за стенкой, они… Особенно Сианна, сидят рядышком и как ни в чём ни бывало мило беседуют. Небось договариваются о том, чего бы такого ещё испробовать следующей ночью! То, что таких разговоров они никогда раньше не вели, и уж точно в её компании, буквально пышущую злостью и ревностью девушку ничуть не смущало. «Гадюка подколодная!» — мысленно воскликнула про себя Цири, кинув острый взгляд на аккуратно, изящно, со знанием дела и немалым опытом, орудующую столовыми приборами брюнетку. — «Ишь, корчит из себя княжну! Си-Анна — и откуда только ты такая взялась?» — задумчиво ковырялась в растёкшейся по тарелке яичнице девушка. — «Си-Ан-на, Сианна, Си Анна, Ренаведд, Королевское дитя…» — ещё пока неясная, не до конца оформившаяся мысль крутилась где-то у неё в голове. — «Кто же ты такая, Си-Анна-королевское дитя»? Исподлобья девушка пристально, как её учили и ведьмаки, и Йеннифэр, наблюдала за таинственной контрабандисткой, стараясь подмечать всякую малейшую деталь — строгая, прямая аристократическая осанка, как и у неё самой, изящное милое личико, маленькие тонкие, несмотря на все упражнения с мечом, ладошки, длинные пальчики, чистая кожа, утончённые манеры — вон как держит небольшую кружечку с дымящимся терпким напитком из далёкой Зеррикании — не при каждом дворе такому учат. Да и имя казалось ей сейчас странно знакомым, будто она уже где-то слышала нечто подобное. Но где? От Йеннифэр? Нет, раньше. В Каэр-Морхене? Тоже нет. В детстве. В далёком, потерянном детстве, когда её, ещё совсем маленькую и несмышлёную, как наследницу престола Цинтры, заставляли заучивать наизусть все правящие династии известного Континента. — Скажи, Сианна, — подперев лицо ладошкой, и как бы подчёркивая своё безразличие к этой змеюке, Цири решила проверить одну смутную догадку, — а Си-Анна — это ведь сокращённо от Сильвия-Анна? — Возможно, — Сианна разом растеряла всю весёлость, принявшись сверлить Цири колючим, не предвещающим ничего хорошего взглядом. — Точно так же, как Анариетта — сокращение от Анна-Генриетта, верно? — как ни в чём не бывало продолжила Цири, делая вид, что не замечает побледневшей и сжавшей губы в полоску черноволосой девушки. В конце концов, рядом ведь был Влад. Ей точно ничего не угрожало. А желание совершить хоть какую-то пакость, меж тем, всё крепло и крепло. — Точно так же, — дёрнув щекой, невольно подтверждая её самые смелые предположения, жёстко проговорила брюнетка. — Я чего-то не знаю? — вскинул брови Влад, переводя удивлённый взгляд с одной девушки на другую. — Сама расскажешь? — Мне нечего рассказывать, — сложив руки на груди, сморщилась Сианна, откинувшись на спинку стула. — Тогда я, — паскудненько, как умел только Геральт, и чему она у него неплохо научилась, улыбнулась Цири. — Влад, помнишь я тебе говорила, что «Ренаведд» — это не имя, а прозвище? — Королевское дитя, да, помню. — Оно ей очень подходит. Потому что на самом деле, её зовут Сильвия-Анна, родная сестра Княгини Туссента Анны-Генриетты и кузина императора Эмгыра вдобавок! — Умненькая, — ещё больше скривилась Сианна, зачем-то пряча левую руку за спину, — и откуда только столько всего знаешь? Мало кто знает, что у миленькой Анариетты была ужасная старшая сестра, — почти выплюнула она. — Редкое имя, благородное лицо, манеры, привычка одеваться и держаться… — внутренне просто ликуя, беспечно пожала плечиками Цири. — А в остальном — просто ткнула пальцем в небо. На Сианну было страшно смотреть. Её лицо пошло красными пятнами, и казалось, что ещё чуть-чуть, и она кинется на Цири прямо через стол. Непонятно почему, но это доставляло пепельноволосой девушке буквально несказанное удовлетворение.