Каждый из нас носит в себе и ад, и небо... Оскар Уайлд — "Портрет Дориана Грея"
Я не спеша шёл сквозь анфиладу комнат, без особого интереса разглядывая убранство. Повсюду роскошный наборный паркет, лакированные деревянные панели на стенах или цветные расписные обои, лепнина с позолотой под потолком, а кое-где встречался и блестящий белоснежный мрамор. В комнатах висели настоящие рукописные картины и стояли крупные вазоны с живыми цветами. Однако мой разум занимала вовсе не роскошь и показное великолепие королевского дворца... Цири. Что-то необычное происходило с ней в последнее время. Этот мелкий, неунывающий и колкий на язычок источник вечных проблем... нет, скорее уж приключений на пятую точку, вёл себя странно и непонятно. Вот, казалось бы, сейчас — отлично потанцевали, я даже не сбился ни разу и не отдавил ей все ноги. Глаза девушки весь наш танец светились радостью и неподдельным счастьем — я видел. Но лишь музыка смолкла — она едва ли не в приказном порядке потребовала оставить её одну! И вот как это можно понять? Что только творится в её белобрысой головке... Забавно, но лишь недавно я осознал, как неуловимо она напоминает мне мою Айрин, хотя, вот уж сложнее было бы найти кого-то менее похожего. И всё же, что-то у них было общего. Может, настрой — какой-то неумолимо-дерзкий взгляд на мир, уверенность в своих силах и... во мне? Они обе никогда не сомневались ни во мне, ни в том, что я делал — верили всегда, безоговорочно, без сомнений. Нет, дело совсем не в банальном: «я не вру тебе — ты не врёшь мне». Это было не совсем доверие, а, скорее, именно вера. Когда кто-то верит в тебя, в твои силы — это так здорово, так окрыляет. Порой кажется, что ты способен горы свернуть. Айрин верила — именно она убедила меня, тогда ещё семнадцатилетнего мальчишку, сомневающегося в своём решении, попробовать поступить в Лётную Академию Космофлота. Она сказала, что будет ждать столько, сколько придётся. Я вернулся, а она... а её уже не было. Чёртова бездушная ирония — поддержав меня в выборе далеко не самой безопасной профессии военного лётчика, Айрин невольно спасла мне жизнь. Ведь окажись я на Офелии на момент вторжения, и неминуемо влился бы в ополчение — сам бы влился, без всяких повесток. А судьба у большинства офелийских ополченцев сложилась крайне паршиво. Мало кто из них уцелел. Вот и Цири так же верит. В меня верит! Безоговорочно, преданно, без малейших сомнений... Или это всё лишь моя жалкая попытка углядеть в ком-то черты давно погибшей любимой? Проклятая война — сколько ж судеб она сгубила. Мы ведь с Айрин даже пожениться хотели, как восемнадцать лет бы исполнилось... Но всё пошло прахом. Давно и надёжно запечатанные в глубинах памяти воспоминания о счастливых деньках пробудились и нахлынули на меня, заставляя всё нутро сжиматься от едва ли поблекшей со временем горечи. В горле затесалась пустота и сухость, как в той пустыне, где я встретил Цири. Невольно тряхнув головой, отгоняя отдающие застарелой болью мысли, я подхватил с подноса проходящего мимо слуги наполненный до краёв кубок. Рубиновая жидкость, вкуса которой я совсем не ощущал, устремилась внутрь, стремясь затушить, залить, заполнить собой неприятно ноющую пустоту. Не слишком-то и помогло на самом деле. Отчего-то именно сегодня, сейчас, всё ощущалось гораздо острее, болезненнее. Конечно, не так, как в тот день, когда я узнал о смерти Айрин, но всё же... Ну, хоть возможности, как тогда, учинить какую-нибудь ужасающую глупость, о которой, чёрт возьми, нисколько не жалею, я вроде бы лишён. Да и желания особого нет. Моя месть, какой бы несправедливой она ни была, давно свершена. Я всё ещё жив, а значит, следует жить и дальше. Праздник Осени вокруг лишь набирал обороты, даже и не думая идти на спад. На диванчиках вдоль стен или у маленьких столиков примостились одинокие утомившиеся гости, реже пары. Иногда встречались и целые компании, что-то шумно обсуждавшие за кубком вина, или просто веселящиеся, каждая на свой лад. Молодые, зрелые, пожилые — за масками было совершенно не угадать. Выдавали лишь голоса да по-юношески беззаботное или, наоборот, по-стариковски скупое, размеренное поведение. Смех и звяканье кубков, перезвон струн и негромкие переливы флейты, гомон голосов и отзвуки оркестра из бальной залы, где начинался очередной танец — атмосфера праздника царила повсюду, куда только падал взгляд. — Mae`r peli yn Nilfgaard res anfesuradwy... — Урожай винограда выдался в этом году — просто загляденье! Виноделам из Этолии стоило бы... — Говорят, Магистериум лихорадит, мой кузен служит в... — Yn wir — mae hapusrwydd mewn gwin! — Nid yw dumb nordlings yn gwybod unrhyw beth am strategaeth. — Ха, смотри, как могу! — Прекрасные сударыни, спешу сообщить, что вы сегодня особенно... — Он до безумия мил и весьма хорош собой, дорогая сестрица. Ты упускаешь такой шанс... — Господа! Новая игра! Ей меня научили в Академии Брайбана! Берётся линеечка, вот так, вот сюда ставятся чарочки с лимонной... Обрывки разговоров, бесед, звонких речей и радостных голосов вились вокруг меня подобно патрульным звеньям вокруг носителя, пусть и едва ли я задерживался где-то дольше, чем требовалось, чтобы обойти очередную веселящуюся компанию. Я и не вслушивался особо, лишь мельком отметив, что на всеобщем, уже свободно понимаемым мною, здесь, как и в Форгехаме, говорят куда охотнее, чем на нильфгаардском. Не раз и не два ловил я на себе любопытные взгляды, а то и заигрывающие улыбки от представительниц прекрасного пола. Женщины и девушки в пёстрых ярких нарядах, буквально блестящих от обилия драгоценностей. Серебро, золото, камни, крупный жемчуг... Иногда встречались небрежно накинутые на плечи шарфики из густого меха — как вот у той дамы с рыжими волосами в маске лисы. Придерживая под руку совсем юную девчушку, с детским интересом и непосредственностью вертящую головой по сторонам, она грациозно проплыла мимо, удостоив меня заинтересованным взглядом. Кто-то, наоборот, предпочитал лёгкие, почти воздушные шали и платочки поверх шикарных платьев с неизменным узким корсетом и пышными многослойными оборками донизу. Целая группка девушек в таких, застенчиво прикрывшись ажурными веерами, со слаженностью, достойной гвардейского экипажа, строила мне глазки весь мой путь через одну из комнат. Когда я вышел за порог, мне даже на мгновение послышался слитный разочарованный вздох. Стоит сказать, что и многие мужчины, несмотря на строгую чёрно-белую нильфгаардскую моду, стремились вырядиться похлеще иных петух... кхм, представителей поп-эстрады. Пестрота цветов, лоск тканей, кружева и распушённые перья, золото, серебро... Складывалось впечатление, что это для них некий способ повыпендриваться друг перед другом, показать богатство. Вполне возможно, так оно и было. Впрочем, мужчин, предпочитавших не столь вычурные наряды, оказалось всё же побольше. Хотя да, чулки... отвратные белые чулки всё определённо портили. Пожалуй, модники и модницы с Земли или Византии оценили бы наряды местных по достоинству. А может и нет. Откровенности, порой граничащей с полной похабщиной, здесь всё же не было. Максимум — скромные декольте. Значит не модницы, а нео-пуритане. Откровенной безвкусицы я не заметил, зато вызывающую роскошь — сплошь да рядом. Такой вот день равенства. Не для всех. Хотя, мне ли, прожившему всю жизнь в Солнечной Федерации, их судить? Ой, вряд ли... Ну хоть в Цири я нашёл в чём-то родственную душу — пусть девушке, как, наверное, и любой другой на её месте, нравились все эти наряды с украшениями, она точно не теряла голову, стремясь нацепить на себя всего и побольше. Всю дорогу до дворца мы с ней на пару тихонько потешались над особо выдающимися представителями местной знати. Едва слышно хихикая да пряча ладошкой лукавую улыбку, Цири ехидно комментировала наряды очередных «раздутых фанфаронов» и «попугаев в юбках». И вот вновь мыслями я вернулся к ней. Цири... Цирилла — первый человек, встреченный мной на этой планете, спасительная веточка, за которую я тогда судорожно ухватился в страхе потерять. Бесстрашных людей не бывает, это говорю даже я, тот, кто прошёл всю войну и не раз оставался дрейфовать в подбитом истребителе. Бесстрашных не бывает, но есть те, кто способен преодолеть страх, привыкнуть к нему. Раз за разом, день за днём. И я научился этому со временем — а что ещё остаётся, когда идёшь в бой на утлой скорлупке, где от беспощадного вакуума тебя отделяет лишь тоненький слой обшивки. Но оказаться современным Робинзоном на необитаемой планете почти без малейшего шанса на спасение — к этому я готов не был. Однако мне повезло и на мою голову свалилась она (технически — это я свалился на её голову, но это несущественные детали). Чего уж скрывать, за месяцы, проведённые вместе, я сильно привязался к этой девушке, только уже не из страха остаться одному на необитаемой планете. Сперва я воспринимал её, как ещё одну младшую сестрёнку, но позже, в какой-то совершенно незамеченный, пропущенный мною момент всё неуловимо переменилось. И я плохо понимаю в какую сторону. Или просто отказываюсь понимать, лелея застарелое, но не забытое чувство потери? И Цири, своими порой не поддающимися малейшему осмыслению поступками, словно нарочно не даёт мне этого понять. Осознать. Будто играет в какую-то безумную игру, правил которой не знает даже она сама. Может Саэс догадывается, что с ней такое творится? В конце концов, девушки отлично ладят. Уже пройдя очередную уютную комнату, отделанную блестящим тёмным деревом, я оказался вынужден задержаться, шагнув в сторону — слуги в бело-голубых ливреях как раз вкатывали в помещение тележку, уставленную фруктами и какими-то фигурными бутылками, обложенными парящим льдом. Пожалуй, только это и заставило меня невольно прислушаться к беседе, скорее даже спору незамеченной мною ранее компании. Несколько человек замерли у столика с закусками перед окном, оживлённо, но в то же время как-то заговорщически-приглушённо переговариваясь. — Пойми, Элдрик, — горячился мужчина средних лет в строгом тёмном камзоле с минимумом украшений, зато в длинном, аж до пола, плаще с красным подбоем, — это я тебе не как паникёр говорю, а как A`chiad–чародей. И уж в проклятиях я разбираюсь, поверь мне. «Проклятия», да, именно это слово и заставило меня прислушаться. Недобрая память о том доме — не иначе. — Нам нужны разумные объяснения, Лоренцо, — недовольно цедил другой — с по-военному короткой стрижкой, широкоплечий и с ясно читаемой армейской выправкой, — у меня половина полка страдает от этой дряни, а ведь мы прибыли туда лишь через три дня. Мэнно рвёт и мечет: от «Запада» остался хер да ни хера, его «Центр» мечется вдоль всей Яруги, так теперь ещё и это... — Брат Меинард писал, что первые, кто прибыл к Розрогу, умерли не далее, как через две недели. И все в страшных муках. Неужели это правда, Элдрик? — взволнованно вертя в руках кубок, спросил третий, судя по голосу, ещё довольно молодой парень, с длинными, собранными в хвост волосами. — Не разводи панику, кузен, — раздражённо мотнул головой «армеец». — Да я и не... — Не слушай его, парень, — невесело хохотнул ещё один участник спора — полный мужчина с чёрными волосами, тронутыми первой сединой, — нашему Элдрику вместе с полком только одну директиву и выдали: «не разводить панику», вот он и долдонит её, как попугай заморский. — Дядя... — обречённо вздохнул Элдрик, накрывая скрытое маской лицо рукой. — Ты, вместо того, чтоб «дядькать», лучше б Лоренцо послушал. Он из нас всех в чародействе и магии один разбирается. И раз говорит, что это не типичное проклятие, а то и не проклятие вовсе, значит уверен в том. А ты всё: «паника, паника»... — Половина группы «Запад» обратилась пеплом, все прибывшие на место после Феномена — страдают от хворей и непонятной, неизлечимой заразы. Чародеи «не уверены», Магистериум молчит, армейские лекари лишь разводят руками. Да, дядя, я твержу про панику, потому что самое большее, что мы сейчас можем сделать — это предотвратить панику, — поджав губы и сопровождая каждую фразу рубящими жестами, жёстко ответил «армеец». — Великое Солнце, дай мне сил! — патетично, но не повышая голоса, возопил мужчина в плаще. — Элдрик, да не панику предотвращать нужно, а солдат от Розрога отвести! Хотя бы вёрст на двадцать! — Приказ об оставлении данного рубежа могут отдать только маршал Коегоорн или сам Император, тебе ли не знать, Лоренцо? И делать этого никто не станет, потому что такое решение приведёт лишь к распространению чумы. — Это не чума. — Не проклятие, не чума... Ты уж определись, Лоренцо, что это. Скажи ещё, что это Дар Великого Солнца. — Я говорил это и повторю ещё не раз, — надменно вскинул голову чародей, — это не проклятие и не чума. Не в привычном смысле, уж точно. Проклятия, даже самые слабые, оставляют после себя так называемый relictum vestigia magicae — остаточный магический след, извиняюсь за тавтологию, которого ни среди мёртвых, ни среди живых обнаружено не было. Эпидемии же, к коим относится и чума, и оспа, и многие другие, как нам известно из последних исследований, вызываются микроскопическими организмами, кои и вызывают хвори — и таких, неизвестных я имею в виду, нами тоже не выявлено ни... — Позвольте-ка! — фыркнул «армеец», со стуком поставив пустой кубок на стол. — У многих солдат лекари и ваши же магики обнаружили дизентерию и ещё бес пойми какую лихорадку. — А вот это-то как раз и самое интересное! — с каким-то маниакальным восторгом воскликнул чародей. — Воздействие «Феномена» в некоторых случаях не просто приводит к покраснению или воспалению кожи, головным болям и слабости — оно нарушает внутренний immunitas каждого организма! Ослабляет его настолько, что любая, даже самая слабая infectio становится летальной. — Infectio, immunitas... — передразнил его сморщившийся Элдрик. — Какие умные слова. Лучше бы сразу сказал, что вы, чароплёты, ни bloede не смыслите, что за дерьмо там творится. Ещё скажи, что волосы у людей вылезают и зубы сыплются от старости. — Подобные симптомы выявлены лишь у тех, кто подолгу находился у Озера в самом эпицентре Феномена, — отвернувшись, процедил явно оскорбившийся маг. — Ха-ха, — невесело прочеканил «армеец», с силой сжимая кулаки в чёрных бархатных перчатках, — солдатня болтает, один неудачник побывал у этого проклятого озера, а потом светился ночью, как гнилушка старая. Они ещё продолжали вяло переругиваться, а меня обдало нехорошим предчувствием. Очень таким скверным, я бы сказал. Уж больно симптомы, перечисленные этим неизвестным чародеем, мне кое-что напомнили. Лучевая болезнь. Но откуда, да ещё столь массово и в таких формах она взялась в этом мире? Ответ мог быть только один — мы могли стать её причиной. После сражения в космосе оказалось достаточно разбитых кораблей, и, пусть поле боя осталось за пиратами, не думаю, что у них хватило бы сил вытянуть их все на геостационарную орбиту. Даже возникни такое желание, с одним уцелевшим древним корветом и не менее древним транспортником такое не провернуть. Мелкие обломки сгорели в атмосфере или до сих пор летают по орбите вместе с пылью — они не опасны. Зато останки фрегатов и почти целая шестисотметровая обездвиженная туша дестроера — другое дело. Несмотря на все повреждения, благодаря жаропрочной обшивке они вполне могут долететь до поверхности одним куском. И, честно говоря, в этой ситуации даже не знаю, что хуже. На любом корабле в достатке как опасных химикатов, так и потенциально радиоактивных веществ, а уж на боевом корабле — тем более. При разрушении корпуса в атмосфере вся эта гадость может накрыть приличную площадь. А если такая штуковина с массой покоя в десятки или сотни тысяч, как в случае с дестроером, тонн врежется в землю одним целым... Не завидую тем, кто окажется поблизости. И, похоже, случилось именно последнее. Река Яруга, в нижнем течении которой, как я понял, и произошла катастрофа, примерно в пяти сотнях километров к северу отсюда. И за всё время моего пребывания на планете датчики брони не зафиксировали повышения радиационного фона. Что было бы неминуемо, рассыпься корабль на части в верхних слоях атмосферы. Повезло местным, ничего не скажешь. Или нет, ведь судьба остальных кораблей мне неизвестна. Как и судьба «Конкордии». На душе было пакостно, ведь я, по сути, ничем не способен помочь местным. В самом деле, что я могу? Рассказать, как работает портативный дозиметр и какие препараты нужно принимать при острой лучевой болезни? Или сообщу важную информацию о том, что на заражённой местности нужно пользоваться гермокостюмами и противогазами? Не смешно. Пытаться же объяснить природу и причину их «чумы»... Боюсь, это будет разговор слепого с глухим. В лучшем случае. Да и вопросов к моей личности тогда возникнет неизмеримо больше, чем есть сейчас. А объяснять нильфгаардским властям, кто я такой на самом деле, особенно в свете произошедшей катастрофы, мне бы ну очень не хотелось. Уж больно результат непредсказуем. Конечно, я уже знал, что средневековье на этой планете не совсем похоже на земное — образованных людей тут куда больше и знания об окружающем мире куда шире, но... столь ли велика разница, где оказаться — в застенках классической инквизиции, пыточной камере имперской тюрьмы или на вивисекционном столе какого-нибудь жутко любопытного чародея? По мне так не особо. К тому же, местные, не будь дураками, до основных мероприятий, мешающих дальнейшему расползанию загрязнения, и сами додумались, если судить из услышанного. Думаю, они справятся. Хотя кого я обманываю — это всего лишь оправдание. Далеко не самое честное, но... жить всё равно хочется больше. Гуманизмом здесь пока и не пахнет. Вот и глушу неожиданно взыгравшую совесть всякими отговорками. Хех, вовремя она проснулась. На орбите Офелии, вот, три года назад, когда мои торпеды рвали на части имперские транспортники с «белым» сигналом, она почему-то упорно спала. Так и не сказав спорщикам ни слова, я двинулся дальше — в соседнем помещении как раз мелькнула хорошо узнаваемая фигура Артуада. Его багрово-красный наряд, стилизованный под причудливый доспех с наплечниками в форме драконьих морд, я бы не спутал ни с чем. Новая комната, точнее, небольшой зал, встретил меня весёлым оживлением, источник которого не вызывал никаких сомнений. Посреди зала, сразу на нескольких столах, возвышалось ЭТО. Здоровенная запечённая целиком туша вилохвоста с оскаленной пастью, полной каких-то ярких фруктов и зелени. Бок твари уже был разрезан и даже неплохо обглодан... или вернее сказать, обрезан? Пара слуг длинными ножами срезали с частокола рёбер куски мяса, откладывая их на большие блюда, а ещё один ковырялся внутри, явно пытаясь что-то достать. Гости группами или поодиночке прохаживались вокруг столов, разглядывая этого монстра от мира кулинарии — дамы восхищённо вздыхали, мужчины же одобрительно качали головами. Какой-то толстяк в аляповатом наряде, растопырив руки и заразительно смеясь, скакал у пасти чудища, что-то взахлёб рассказывая собравшимся вокруг него людям. Его даже слушали — кто-то улыбался или недоверчиво хмыкал, несколько девушек в притворном ужасе прикрыли рты ладошками. Самые смелые, а таких оказалось немало, решились попробовать фаршированного драконида на вкус. Судя по тому, что никто не плевался и никого не вынесли вперёд ногами — повара графа постарались на славу. Сам Артуад обнаружился у распахнутых дверей, ведущих в ночной сад, в компании Саэс в необычной зелёно-золотой маске в форме головы дракона и ещё нескольких незнакомцев. Довольная улыбка мужчины была видна, наверное, и с другого конца дворца. — Вижу, вас можно поздравить, дорогой граф? — О, сэр Грозоф! — распростёр руки Артуад, засияв пуще прежнего. — Воистину — так. В этот знаменательный день я хочу ещё раз поблагодарить вас, мой друг. Без сомнения, благодаря вашим навыкам, этот момент моего блестящего триумфа стал возможен. — Выходит, ваше пари увенчалось успехом? — Ну конечно! Видели бы вы лицо Олберикха — то ещё зрелище, я вам скажу. Кислый лимон, нет, даже хуже — то отвратное месиво, что делают на, с позволения сказать, винодельне, его дружка Сабьйора не вызвало бы такой реакции — он кривился, скрипел зубами и проклинал всех богов, но был вынужден признать мою magna victoria. Ха-ха, vae victis! И никакая маска не спасла его от позора, верно я говорю, друзья? Незнакомые мне «друзья» графа энергично закивали, загомонили и вообще стремились всячески подтвердить, что так оно всё и было. Саэс, замершая немного в стороне за спиной мужчины, обречённо закатила глаза. Похоже, эту историю она слышала далеко не в первый раз. — Думаю, это была та ещё история... — начал было я, но бросив взгляд на девушку, в панике отрицательно замотавшую головой, быстро закруглился, — рад, что всё хорошо закончилось. Если она так упорно настаивает — наверное, лучше выслушать историю Артуада в иной раз. Саэс, слабо улыбнувшись, благодарно кивнула. Граф, конечно же, ничего не заметил. — Хорошо? Просто великолепно! Лучше и не придумаешь! Эх, надеюсь их Величества удостоят вниманием мой шедевр. — Величества? — О да, Его Королевское Величество Бартоломо Лехнер и Его Императорское Величество Эмгыр вар Эмрейс, конечно же. — Подожди, — в груди, который раз за последний час, отчего-то кольнуло неприятным предчувствием, — император Нильфгаарда здесь? Во дворце? — Вообще-то, — перейдя на заговорщический шёпот, что в окружении его «свиты» смотрелось несколько странно, пояснил с улыбкой граф, — Его Императорское Величество пребывает здесь инкогнито и это является тайной. Так что, разумеется, об этом знает весь дворец. «Друзья» Артуада вежливо засмеялись удачной шутке, а я почувствовал потребность как можно скорее найти Цири. Хочется верить, она не впутается в очередную гору неприятностей, пока меня нет рядом. Девушка — настоящий магнит для неприятн... кхм, кажется что-то подобное я уже говорил. И не раз. И не два. Надеюсь, ей хватит ума не натворить глупостей. В том, что она непременно встретит этого Эмгыра, я почему-то уже нисколько не сомневался. Зная её... — Ещё раз поздравляю вас с выигрышем, граф. С вашего позволения, отлучусь ненадолго — проведаю мою спутницу. Она хотела подышать воздухом, — стараясь выглядеть как можно более невозмутимым, отвечаю ему, — её не стоит оставлять одну. — Конечно, конечно, — согласно закивал мужчина, — вокруг столько соблазнов для одинокой молодой девушки... ну, вы меня понимаете, сэр Грозоф, — понимающе подмигнул он. — Эх, какая ночь... Удачи вам, с сударыней Цинтией. Кажется, ничего не заподозрил — отлично. Впрочем, пребывая в восторге от выигранного пари и, к тому же, будучи не совсем трезвым — это не удивительно. А вот пристальный взгляд мигом посерьёзневшей Саэс оставлял мало сомнений. Она явно насторожилась. — Сэр Грозоофф! — и верно, лишь стоило мне покинуть малый зал, как меня нагнала блондинка. — Мне нужно спешить, — попробовал было отделаться я, но не тут-то было — меня надёжно схватили под руку, пристраиваясь рядом. Да так крепко, что будь мы не на этой дремучей планетке, я бы заподозрил в ней геномода с кучей имплантов внутри. — Что-то случилось с... Цири? — настоящее имя девушки она прошептала одними губами, однако мне хватило. Саэс была, пожалуй, единственной из всех, кто знал, как на самом деле зовут мою спутницу. Случайная оговорка в самом начале нашего знакомства, к счастью не имевшая последствий. К просьбе хранить тайну зерриканка отнеслась с пониманием и ни разу не дала мне повода усомниться в себе. Да и Цири ей отчего-то доверяла. — Надеюсь — нет. — Вы испугались, узнав, что правитель людей Нильфгаарда здесь, я права? — столь же негромко спросила девушка, не сводя с меня внимательного взгляда своих чистых голубых глаз. — Не испугался, — так же тихо шепчу я, мельком оглядываясь по сторонам, — моя спутница недолюбливает нильфгаардцев и просто ненавидит их императора. Я не хочу, чтобы при встрече она наделала глупостей. — Неужели вы думаете, что в таком огромном дворце, где все ходят в этих забавных масках, столь велик шанс их встречи? — за едкой неприкрытой иронией отчётливо слышалась тщательно скрываемое беспокойство. — О, при её везении это весьма вероятно. Девушка хотела сказать что-то ещё, но не успела. Из-за угла на нас буквально вылетела Цири. Одного взгляда в её сосредоточенные прищуренные глаза мне хватило, чтобы понять — случилось что-то неприятное.***
Цири с яростной смесью лютой злобы и ненависти смотрела в спину удаляющемуся мужчине. Император Эмгыр вар Эмрейс. Выродок, лишивший её дома и семьи. Чудовище, безжалостно вырезавшее её Цинтру. Ублюдок, который по жуткой, насмешливой прихоти неведомых богов до сих пор осмеливается топтать землю. Ничего, она это исправит. Сегодня — сейчас! Фигура в окружении свиты с каждым шагом становилась всё дальше. Девушка медленно поднимала руку, концентрируясь и уже привычно обращаясь к потокам магии, первозданного хаоса, что невидимыми нитями пронзала всё вокруг. Один удар. Ей понадобится всего один удар, чтобы прервать жизнь этого существа. Мощный, могучий, на самой грани её сил, что сметёт всех и вся вокруг, словно ураган сухие травинки. Всего лишь один удар слабо оформленной магией — почти чистой, сырой силой. Однако большего и не надо. Всего одного выплеска хватит, чтобы превратить этот омерзительно-чистенький, светленький бальный зал в руины, а всех людей... в кровавое месиво. Она уничтожит эту тварь, а дальше — будь, что будет... «Будь, что будет»? — девушка сглотнула, зажмурившись — эти мысли, это странно-притягательное желание устроить кровавую баню своей силой — это всё не её, чужое! Будто наваждение, пришедшее с неосознанно зачерпнутой магией. Как призрачное, ложное ощущение всемогущества и вседозволенности, что пытается взять под контроль её разум всякий раз, лишь стоит переусердствовать с набором энергии. Магия, сила, которой тесно внутри хрупкого человеческого тела, стремится вырваться наружу, пробить себе путь самым простым образом — через выплеск первозданной, безумной ярости. Удержать её в узде, удержать свой разум в узде, направив энергию в благое русло — вот вершина мастерства любого чародея. И она не должна... не должна позволить мыслям о мести одержать верх, ведь тогда ярость и кровавое безумие захлестнут её с головой. Цири была не уверена, что сможет остаться собой, случись это. Девушка, стиснув зубы и глубоко дыша, постаралась успокоиться, пытаясь не думать ни об императоре, ни о Нильфгаарде. Она старалась припомнить всё то хорошее, что случилось с ней за её не столь уж и долгую жизнь — первая встреча с Геральтом в Брокилоне и его чудесное появление в Заречье после войны, ведьмаки и Каэр Морхен, весёлая и заботливая Трисс, строгая и требовательная, но искренне любящая её Йеннифэр, Влад... Цири стыдливо прикусила губу — как она могла, поддавшись глупому порыву в жажде мести, столь малодушно забыть о нём? Воистину — иллюзия магического всемогущества ослепляет, заставляет потерять все берега и маяки. Что бы стало с Владом, сотвори она задуманное? Они пришли вместе — это многие видели. Его бы схватили, как пособника, и без своей чудесной брони парень не смог бы ничего сделать! Как Цири не подумала об этом? Сколько ещё судеб разрушила бы её чудовищная месть? Сколько погибло бы людей, вся вина которых в том, что они оказались в этом зале рядом с проклятым Эмгыром? Нильфгаардцы? Пусть — девушка не была дурой, если раньше, до того, как она проехала треть империи чёрных, все нильфгаардцы априори были для неё мразями, насильниками и убийцами, то теперь многое изменилось. Везде живут люди — хорошие и плохие, виновные и непричастные, святые и грешники. И скольких хороших или хотя бы непричастных людей она могла сегодня погубить ради смерти одного мерзавца? Цири не знала ответа. Зато знала, что судьба одного дорогого, любимого ей человека сломалась бы. Опустив напряжённую руку, девушка с силой сжала занемевшие пальцы. Фигуры императора и его свиты уже давно скрылись за одной из массивных разукрашенных дверей, а трубадуры наигрывали новую бойкую, весёлую мелодию, приглашая всех желающих сойтись в лёгком танце. Она не смогла, не решилась... и к лучшему. Месть не должна быть слепой, а цена... цена оказалась слишком высока. Круто развернувшись, Цири быстро зашагала к первому попавшемуся проходу, что вёл в длинную анфиладу комнат вдоль зала. Стоило поспешить — некоторые гости уже начинали посматривать на неё с недоумением. Цири быстро шла — почти бежала через коридоры и комнаты, нервно оглядываясь по сторонам. Следовало поскорее найти Влада и убраться из этого дворца, а ещё лучше города, куда подальше. Сердце гулко стучало в груди, будто пытаясь выскочить наружу от волнения. Паника, пока ещё едва заметная и тщательно сдерживаемая, медленно нарастала. Что, если Эмгыр решит послать за ней своих солдат и потребует снять маску? Или... или и вовсе встретит ту, за кого он её принял? Нужно бежать, скорее найти Влада и бежать, пока чёрные не поняли, не разгадали подмены. Мимо мелькали яркие маски, роскошные платья и наряды, улыбки — фальшивые и искренние, мужчины, женщины, юноши, девушки, но среди всего этого пёстрого многообразия она никак не находила своего спутника. Волнение всё усиливалось и неудивительно, что в один момент, выскочив на балкон-террасу с видом на сад и раскинувшийся у подножия холма город, она налетела на какую-то зазевавшуюся девушку. Незнакомка удивлённо вскрикнула, а её лёгкая золочёная маска, сорвавшись с лица, зазвенела по мраморному полу. Цири отшатнулась, чувствуя, как и её маска-ласточка сползает вниз — ремешок предательски выскочил из витой пряжки. Она подняла взгляд и... замерла, как громом поражённая. Со странной смесью обиды и удивления на неё смотрело её собственное отражение. Те же пепельные волосы, зелёные глаза, скулы, нос, рот... Этого просто не могло быть, но это было — перед ней стояла её собственная копия. Её тень! Невозможно... Девушка моргнула, невольно притронувшись к собственному лицу. Мгновение, показавшееся вечностью, прошло, и словно спало наваждение. Чем дольше она вглядывалась в лицо незнакомки, тем больше находила мелких, почти незаметных отличий с тем лицом, которое привыкла видеть в зеркале. Незаметных для всех, кроме неё. Чуть иная линия обиженно вздёрнутых бровей, не такая яркая изумрудная зелень испуганных глаз, самую капельку другой изгиб едва распахнутых губ... Вблизи различия казались заметны, но лишь ей самой и не более, чем у двух очень-очень близких сестёр. Не настоящих близняшек, но всё же неимоверно похожих. Неудивительно, что кто-то намеренно, а может и вовсе случайно спутал их. — Кто ты? — чувствуя, как горло внезапно осипло, с хрипотцой выдохнула Цири. — Цирилла, наследная к-княжна Цинтры, — сглотнув, тоненько проговорила девушка, не отрывая от неё растерянного взгляда. Догадалась! Кем бы ни была эта лже-княжна, она тоже догадалась, кто перед ней и... Испугалась? Испугалась — страх и заполошный ужас с каждым мигом всё больше и больше заполняли её широко распахнутые очи. — Чего ты боишься? — прямо спросила Цири, отчего-то не решаясь прервать этот странный, словно мистический, зрительный контакт. — Т-тебя. — Меня? — Если появилась ты, то... — другая Цири нервно затеребила кружевной ворот своего изящного бело-василькового платья, — то меня скоро не станет. Совсем не станет. — Не понимаю... — Зачем нужно жалкое отражение, если есть ты? Я просто исчезну... — глаза девушки предательски заблестели, а Цири наконец всё поняла. Её лицо исказилось в злом оскале — она уже даже жалела, что не догнала Эмгыра. Самую малость. Лже-княжна в панике отшатнулась, но девушка её удержала. — Спокойно — я не хочу тебе зла, слышишь? Да успокойся ты! — Цири с силой стиснула запястья попытавшейся вырваться девушки. — Успокойся, я сейчас уйду и больше никогда не вернусь, слышишь? И не советую рассказывать об этом хоть кому-то, поняла? — Но разве ты не... — Нет. Поняла, спрашиваю? — П-поняла, — тихонько прошептала всё ещё напуганная другая Цири. — Хорошо... — отпустив её, она замялась, с трудом подбирая слова, — и знаешь... кхм, кем бы ты ни была — прости меня. За всё, что ты вытерпела вместо меня. — Я и не думала держать зла, — с грустью покачала головой её тень, — мне не в чем тебя винить. — Что ж, тогда прощай... как тебя зовут на самом деле? — Я... я не помню, — печально и с каким-то безразличием пожала плечиками лже-княжна. — Иногда мне снится лагерь беженцев и суконная мастерская в Бругге, но... но я не помню, что было раньше. Лишь пламя пожара. Цири вздрогнула. Между ними оказалось куда больше общего, ведь ей когда-то тоже снилось пламя пожаров, бушующий огонь и сгорающий в нём город. Её город. И чёрный рыцарь с крыльями хищной птицы на шлеме. Совсем не страшный — жалкий, стоящий перед ней на коленях и вымаливающий пощаду... — Прощай, Цирилла, княжна Цинтры, — вздохнув, кивнула девушка, на мгновение прикоснувшись к плечу своего-почти-отражения. — Прощай, Цирилла, и удачи тебе на твоём пути... И вновь маска в форме ласточки закреплена на её лице, под ногами мелькает мраморная плитка и лакированное дерево паркета, а веселящиеся гости и роскошные комнаты торопливо сменяют друг друга. Нужно спешить — времени всё меньше, она буквально чувствует, как оно утекает песком сквозь пальцы. Однако паника ушла, исчезла, испарилась! Словно эта невероятная встреча со своим двойником, своей тенью вдохнула в неё новые силы, уверенность в себе. И её упорные поиски оказались не напрасны — уже через пару комнат-залов и один сквозной солярий Цири едва ли не нос к носу столкнулась с Владом и Саэс. — Влад! — почти уткнулась в его широкую грудь девушка. — Цири! — Император во дворце... — Эмгыр здесь... — одновременно проговорили они. И тут же замолкли. Драконица, ехидно хмыкнув, отпустила руку её спутника и отошла в сторону. — Надеюсь, ты не наделала глупостей? — Нет конечно, за кого ты меня принимаешь! — гневно нахмурилась девушка, старательно пряча предательские воспоминания о том, как почти решилась уничтожить бальный зал со всеми гостями. — Тогда откуда ты узнала про него? — Ну... — сконфуженно замялась девушка, — я танцевала с ним партию. — Цири, — прикрыв лицо рукой, тихо выдохнул парень, — говоря про «не наделала глупостей», я имел ввиду примерно это. — Ты не понимаешь! Он сам нашёл меня и пригласил, нет — потребовал станцевать с ним. Я тогда не знала, что Эмгыр — это он. Но это не главное! Главное — он узнал меня сразу. Ну, то есть не меня узнал, а принял меня за другую, но тоже за Цири, понимаешь? — Нет, — честно замотал головой её спутник, сбитый с толку таким напором. — Агх! — почти прорычала она, мысленно сетуя на такую недогадливость. — Долго объяснять — есть ещё одна Цири — мой двойник, я с ней говорила, и Эмгыр принял меня за неё и заставил танцевать с ним. А потом ушёл куда-то с эббингским королём. Влад, послушай, мы должны срочно бежать отсюда. Из дворца, из города, из королевства. Как можно скорее, пока этот ублюдок не сообразил, что к чему. — Всё настолько серьёзно? — недоверие так и сквозило в его голосе, но девушка видела — тот не на шутку насторожился и подобрался. От довольной лёгкой улыбки и смеха в сине-золотых глазах не осталось и следа. — Да! — едва не прокричала она. — Тогда не будем мешкать, — помолчав несколько мгновений, Влад решительно кивнул, — Саэс, вы... — Я вам помогу, — неожиданно приблизилась драконица, — идите за мной, — и, решительно развернувшись, быстро зашагала в одном ей ведомом направлении, — во дворце много эээ... черновых выходов, верно? Я знаю, где один — через него завозили блюдо из вилохвоста. Артуад оставил там два экипажа для поваров и личных слуг. — Они послушаются нас? — забеспокоилась Цири. — Отчего ж нет. Скажешь — стало плохо и граф велел доставить вас в имение. — Ты не поедешь с нами? — Нет, — мотнула головой блондинка, поправляя свою драконью маску, — вернусь к Артуаду, когда мы покинули его, он уже порядком выпил — кто-то же должен за ним присмотреть. — Не боитесь попасть под горячую руку, если всё раскроется? — бросил на неё короткий взгляд Влад, подавая Цири руку на крутой узкой лестнице, спускающейся в совсем не освещённый в этом месте сад. — Поверьте, сэр Грозоф, — хищно улыбнулась Саэс, — я могу за себя постоять. — Артуада жалко, — тяжко вздохнул парень, — хороший мужик. Жаль, если ему достанется из-за нас. — Может повезёт — он всё же граф не из последних, — неловко попыталась оправдаться Цири. Ей и самой было очень стыдно и неприятно так подставлять человека, не сделавшего им ничего дурного, наоборот, приютившего их и назвавшего своими друзьями. Пусть он и был нильфгаардцем... хотя какой из него нильфгаардец! Метинна вошла в состав империи каких-то жалких двадцать лет назад. Тем поганей на душе ей было. — Я же обещала присмотреть за ним, — не оборачиваясь, бросила через плечо драконица, которой, казалось, совсем не мешала темнота вокруг. До ворот с маленьким домиком привратника, окружённого какими-то хозяйственными пристройками, они добрались быстро, так и не встретив никого по пути. В этой части парка не было ни украшений, ни свечей, ни гирлянд, и гости здесь совершенно не гуляли, предпочитая иные места. Не попались им и стражники, наверняка занятые сейчас чем-то более приятным, весёлым и хмельным, чем унылое патрулирование никому не нужных тропинок. Первые люди встретились им как раз у ворот, перед которыми горела небольшая жаровня, а над входом в домик привратника сиял тусклым светом одинокий свечной фонарь. И не сказать, чтобы эта встреча оказалась хоть сколько-нибудь приятной. Нет, против нескольких мужчин — видимо слуг и того самого привратника — со смехом о чём-то спорящих у жаровни под передаваемую из рук в руки бутылку, она ничего не имела. Но вот замершие у самых ворот две неподвижные, словно статуи, фигуры, закованные в чёрные доспехи с золотым солнцем на груди, заставляли сердце тревожно забиться. Дворец короля Бартоломо должны были охранять его собственные гвардейцы в традиционных бело-синих цветах, но никак не нильфгаардская армия! Влад тоже ощутимо напрягся, заметив чёрных, но те, к вящему счастью, лишь проводили их скучающими взглядами, не проявив никакого интереса, пока кряхтящий и недовольный привратник отпирал узенькую калиточку рядом с воротами. Всю дорогу до имения графа, к счастью очень скорую, ведь небольшой особняк располагался на той самой королевской дороге, ведущей к дворцу, Цири провела, как на иголках. Нет, она не тряслась, не дрожала и даже не слишком-то и переживала, но вынужденное бездействие выводило её из себя. А ещё расстраивало и беспокоило вынужденное расставание с Саэс. Она, конечно, невероятно сильна в своей истинной форме, но ведь всякое могло случиться. Впрочем, драконица обещала найти их, как только убедится, что Артуаду ничего не грозит. Поспешные сборы при свечах не заняли много времени — говорят, что бедному собраться — лишь подпоясаться. С недавних пор они с Владом были совсем не бедными — денег, полученных в награду от графа и, на удивление, от магистрата Эббинга, хватило бы на пару лет безбедной жизни хоть в этом городе, хоть в любом другом. Увы, но теперь это было совершенно невозможно. По крайней мере не здесь. Оставалась надежда, что удастся осесть где-то ещё, однако сколько много ли той надежды? Каков шанс, что ищейки императора вновь потеряют её след? Цири не знала, повезёт ли ей... им и в этот раз. Радовало одно — обзавестись какими-то ценными вещами за всё своё недолгое пребывание в городе на берегу полноводной Вельды они так и не успели. Разве что... девушка, уже успевшая переодеться в простую, но качественную дорожную одежду, с сожалением дотронулась до своего карнавального платья, брошенного прямо на кровати. Мягкая чёрно-пурпурная ткань заструилась между пальцев, чтобы в следующий миг быть отброшенной обратно. Роскошного платья ей было откровенно жаль, но тащить с собой лишний и совершенно бесполезный груз — верх глупости. Им очень повезло, что Влад, словно предчувствуя неприятности, заранее обменял большую часть флоренов на вексельные чеки в имперском банке. Чеки оказались нарисованы на плотной белёсой бумаге с целым ворохом монограмм и печатей, подтверждающих их подлинность. Обменять хранящиеся в тугом водонепроницаемом тубусе бумажки обратно на деньги можно было в любом банке империи и, что ещё важнее в их положении беглецов — они не были именными! Оставшиеся пять сотен флоренов честно поделили поровну, запрятав подальше лишь несколько золотых и часть серебряных монет. И вдвойне повезло, что Эббинг, за минувшие года мирной и сытой жизни в составе Нильфгаарда, лишился по приказу императоров чёрных всех городских стен на южном берегу реки. Ещё один повод для лояльности. И сегодня это сыграет им на руку. Когда небо на востоке ещё не окрасилось в рассветные тона, они вывели своих лошадей из ворот имения. Крепко примотав повод смирной вьючной кобылы к своему седлу, Цири бросила последний взгляд на тёмные окна небольшого светлого особняка с рыжей крышей. Отчего-то было грустно и самую малость тоскливо. Расставаться со спокойной и размеренной жизнью последних недель совсем не хотелось. «Спокойная и размеренная...» — девушка едва слышно рассмеялась. Спокойная и размеренная жизнь — это точно не про неё. Перебросив через плечо толстую пепельную косу и поплотнее натянув бархатный берет, она тронула пятками бока верной Ромашки, пуская её лёгкой рысью. Копыта звонко цокали по пустой в этот ранний час мостовой, петлявшей вдоль холмов на юг. Путь снова ждал их. Дорога без возврата.