Only you When I really got nothing to do Can be true Only you When I'm looking for somebody new You're the clue Only change my mind When I feel so blind Then you make me see Love is free Savage — "Only you"
«Утро вечера мудренее», — гласила древняя поговорка родом с Земли тех времён, когда о странствиях меж звёзд никто и не помышлял. Не знаю, может раньше так оно и было, но, видно, сейчас тысячелетняя мудрость дала сбой или просто подустарела. За закрытыми деревянными ставнями, выкрашенными в нарядный ярко-синий, медленно всходило солнце. Деревенька, пережившая вчера настоящий кошмар, просыпалась: рыбаки уже давно вышли в море, кричали петухи и квохтали куры, сонно брехали собаки, там и тут раздавались пока ещё редкие людские голоса... Я до сих пор не знал, что мне делать. Вечер и ночь, проведённые почти без сна, не дали никаких ответов. Нет, причиной моих внутренних метаний стали вовсе не те полсотни застреленных и порубленных на куски людей. Меня не преследовали их лица и оскалы, а в мыслях я не искал себе никаких жалких оправданий. Зачем? Давно уже прошло то время, когда меня можно было смутить видом крови или погасшей на голоэкране яркой точки, значившей чью-то оборванную жизнь. Да, мне было абсолютно плевать на этих ублюдков. Они — пираты и знали, на что шли. Уж если вспоминать о сочувствии и гуманизме, то его были скорее достойны местные жители, успевшие, несмотря на все наши старания, хлебнуть горя. Впрочем, сейчас меня волновали и не они... Цири — пепельноволосое чудо, свернувшись клубком на кровати, с головой укрылась так приглянувшимся ей термоодеялом. Она здорово выложилась вчера и отрубилась ещё до заката. Оно и к лучшему — те пираты были её знакомыми, а один и вовсе другом. Ещё вчера девушка ненавидела их, впечатлённая содеянным, но что с ней станется сегодня, когда злоба отхлынет и она поймёт, что их кровь и на её руках, я не знал. К тому же... Всего три простых слова, а насколько сильно они всё поменяли. Я думал, больше никогда не услышу их от кого-то, не буду способен услышать. Наивно верил, что больше никто на свете не заставит сердце, словно застывшее навеки, всколыхнуться, забившись вновь... Чёрт! Я невольно поморщился — уже в который раз тянет на какую-то дурную напыщенную ерунду. Что угодно, лишь бы соскользнуть, увильнуть в сторону, обмануть своё сознание и не думать, отложить решение ещё хоть на один миг. И никогда не признавать истину: я боялся опять влюбиться. Боялся быть любимым. И боялся ещё раз всё потерять. Эгоистично, жестоко, однако... не проще ли сказать «нет» сейчас, заставив поверить, прежде всего самого себя, что те слова лишь иллюзия, ловкий обман, навеянный усталостью, адреналином и алкоголем? Может и проще, но что дальше? Я не был слепцом и видел — с каждой неделей, с каждым днём, проведённым вместе, Цири привязывается ко мне всё больше. И, что самое страшное, я тоже привязывался к ней. Сперва она была для меня лишь ещё одним человеком посреди дикой планеты, тонкой спасительной ниточкой, отделяющей от впадения в отчаяние и безумие одиночества. Потом же... Невольная спутница, помощница, учитель и друг. Ни я, ни она, думаю, и не заметили, как всё зашло куда дальше простой дружбы. Я уже просто не мог представить себе нового дня без неё, как бы напыщенно-поэтично это не звучало. Видеть её улыбку, слышать смех и любоваться гневно сведёнными бровками и наморщенным носиком, когда она злится или чем-то недовольна. Густо-зелёные, изумрудные очи с задорным, непоседливым огоньком являлись мне последние дни, стоило лишь закрыть глаза, а звонкий голос с нотками едва заметной насмешки я буду помнить всю жизнь. Любовь ли это? Ещё несколько дней назад я, пытаясь забыться, обмануться в объятиях суккубы, пытался убедить себя, что нет — всего лишь увлечённость. Жаль, даже сам не больно верил в эту глупую ложь. Я любил эту вредную, порой своенравную и такую замечательную девушку. Цири не выбросила из моего сердца память об Айрин, но смогла вытеснить тоску по ней. Я больше не чувствовал тяжести и гнетущей печали по погибшей любимой. Я помнил о ней, но, как бы ни старался, никак не мог призвать своё горе в свидетели моего добровольного одиночества. Потому что больше я не один. — Вла-ад? — юркий солнечный лучик из-под неплотно прикрытых ставней угодил девушке на лицо и она, сонно зевая, распахнула глаза. Лишь затем, чтобы забавно сощуриться, пытаясь отпрянуть от узкой полоски света. — С добрым утром, — я немедленно поднялся, быстро втискиваясь в броню, — умывайся, одевайся, собирайся — нам стоит поторапливаться. Лучше уехать отсюда поскорее... — Влад, ты... — Тёплая вода в бадье. Буду ждать тебя внизу, — бросаю последний взгляд на девушку, уже распахивая дверь. Заспанно моргая, она силится протереть глаза кулачками, с непонятной тревогой и опасением поглядывая на меня. Закрыв дверь, выдыхаю сквозь зубы. Я отступил. Сбежал. Просто не смог. Мне надо чуть больше времени, чтобы принять это. Чувства могут быть взаимны, но... Страх новой потери неприятно зудел где-то в груди, отдаваясь тревожными мыслями и горькими воспоминаниями. Солнечный день середины лета на родной Офелии, шум моря внизу и лёгкий бриз, парк, разбитый над крутым обрывом, аккуратные ряды молодых, совсем недавно высаженных деревьев... И полированная базальтовая стена цвета глубокого космоса с бесчисленными рядами выбитых имён и дат. Одно из них самое заветное — то, которое я больше всего боялся увидеть... Не хочу, чтобы это повторилось вновь. Не хочу снова рвать на себе волосы и давиться криком ужаса от собственного бессилия. Если не впускать никого в сердце, это не повторится, ведь так? Лгу, конечно — Цири уже давно там, но так легче. Внизу, в главном и единственном зале корчмы меня уже поджидали горячий завтрак и весьма довольный корчмарь. Мужик даже на скатерть и отдельный стол расщедрился. Блюда хоть и не поражали разнообразием, но и они были явно богаче, чем вчера — густая, щедро сдобренная маслом каша с тыквой в горшочках, белый сыр в рассоле, чьи-то мелкие щупальца в вине и целая горка румяных, ещё дымящихся пирожков. От отсутствия хоть какого-нибудь кофе это, впрочем, нисколько не спасало. Ну откуда в рыбацкой деревеньке, пусть и довольно богатой, кофе? Я его только в Форгехаме пил, да когда у Артуада гостил. И то это был не самый распространённый напиток. — Господин рыцарь, — как только я отставил опустевший горшочек, корчмарь, мигом оказавшийся рядом, почтительно поклонился и указал на дверь, — господин десятник Вамс просит вас уделить ему малость времени. Я обернулся и нашёл там вчерашнего десятника, меланхолично подпирающего дверной косяк и ковыряющего соломинкой в зубах. Стоило ему поймать мой взгляд, как соломинка тут же полетела на землю, а сам он распрямился, вежливо кивнув. — Сэр... — зайдя внутрь, внезапно запнулся мужчина. Только теперь я вспомнил, что вчера абсолютно забыл назвать своё имя. Выглядел стражник куда лучше, чем раньше: голова обмотана чистой, не окровавленной повязкой, лицо без жирных следов копоти, а старенький, помятый в паре мест нагрудник с жёлтым солнцем любовно начищен. Перегаром от него тоже, на удивление, не несло. — Позволите? — Конечно, — не нашёл причин отказывать ему я. — Моя спутница ещё не встала, а еды тут хватит и на пятерых. — Благодарю, сэр, — Вамс неловко уселся на край стула, кинув косой взгляд на одну из тёмных бутылок. Корчмарь тут же бросился откупоривать, но десятник стоически остановил его одним жестом, хоть и было заметно, с какой тоской он смотрит на пустой медный кубок. — Ещё раз благодарю, что спасли наши задниц... Кхгм, жизни, да. Прошу простить мне мои манеры, сэр — не слишком я обучен всему этому. — Бывает, — я пожал плечами, хотя в броне это не слишком заметно, — о пиратах больше ничего не слышно? — Не, умотали, сукины дети, — мужчина ещё раз покосился на бутылку и с тяжким вздохом придвинул к себе один из горшочков, — у них ведь, оказывается, два корабля всего и было — шнеккеры. И вожак лихой — тот ещё сорвиголова. Мы тут за ночь парочку ублюдков подрезанных знатно порасспросили. Те, как щипцы-то раскалённые на телесах почуяли, так сразу язык развязали, мда, не к еде помянуто... — он умолк, пожевал губами и дотронулся до малость опухшего носа. — Меня таким вряд ли смутишь. И чего рассказали? — Да много чего, но вам-то, небось, интересно, как они так ловко со всех сторон окружили нас, да? Так вот, два корабля было, как и сказал — шнеккеры. Энто ихние островитянские кораблики такие: на вид утлые, небольшие совсем, низенькие, но сброда этого дюжины по четыре-пять, говорят, туда набивается. Не драккары и не ладьи, конечно, а уж нашим-то галерам и галеонам и в подмётки не годятся. Правда, чего не отнять — юркие больно. По шхерам пройти или вдоль побережья — нет ничего лучше. — И их не заметили? Рядом же крупный порт, — я недоверчиво глянул на своего собеседника. Мне казалось, что за побережьем в таких местах должны внимательно следить, зная об угрозе пиратов. Или я чего-то не понимаю? С другой стороны, средств связи здесь считай никаких — одни гонцы да голуби. Вроде у чародеев есть ещё что-то — Цири рассказывала, но насколько это доступно — тот ещё вопрос. — Не заметили, что тут ещё скажешь, — поморщился Вамс, раздражённо пристукнув ложкой по глиняному горшочку, — порт крупный — то вы верно сказали, и от островов их проклятущих далековато выходит. Им же сколько вдоль побережья-то плыть, а там и Седнина Бездна, и патрули... Тырт ыс Муир — Морской Вепрь севернее буйствует, Назаир разоряет и Метинну ещё чутка покусывает, а так далеко на юг и не заходил, почитай, никогда. Вот и расслабились у нас малость. Не, большой флот-то Вепря сразу бы заметили, но пару шнеккеров, да таких наглых... Вожак у них точно сумасшедший — они ещё сутки назад мачты убрали, чтоб их совсем не видать было и вдали держались, куда и рыбаки не заходят, а как ночь настала, так и подошли к берегу на вёслах. — Подошли ночью? — не удержал я своего удивления. — Я, конечно, не моряк, но подойти на вёслах, ночью к незнакомому берегу это как-то... — Невозможно, скажете? — мрачно скривился десятник, с силой сжав ложку. — Правы будете, сэр, я хоть и тоже по морю не ходил, но всё ж у моря живу и знаю, каково это. Помогли им здесь, на берегу. Те ублюдки баяли, мол пристали где-то в Назаире, а там на борт пятерых взяли. Неразговорчивые были, но дело своё знали и в море не первый раз. Как только наши места показались на горизонте, так те молчуны в лодку сели и к берегу, а на следующую ночь костры разожгли, есть тут одна бухта с виду неприметная. Только и это ещё не всё: у них тут ещё кто-то был — встречали их дюжины полторы разбойничков. Завелась у нас, выходит, ватага или ганза, а мы ни сном, ни духом. — Кто такие и где прячутся, не узнали? — спрашиваю скорее из нежелания наткнуться на них по дороге на север. — Где там! Наши пленнички и имён-то не знали. Слыхали только, будто уговор какой-то меж капитанами был и атаманом этих сучьих сынов. — Что ж, могу только пожелать удачи в поимке. — Да уж шеи-то нам теперь намылят, — невесело усмехнулся десятник, подхватывая самый запечённый пирожок, — и насрать наверху, что всех на Север отослали и нас тут хорошо если треть осталась. Едва патрули сменять хватает. Не сомневайтесь, сэр, и поиск ватаги тоже на нас повесят. А где людей взять? Сперва-то всю повинность службу тянуть да побережье сторожить на благородных скинули. Ну а они знай себе носы свои напудренные морщат, мол не барское это дело, дозором ходить. Сидят по поместьям, как суслики ссыкливые, даже людей своих прислали раз-два от силы. Ох, прошу простить, сэр, я забылся... — резко умолк Вамс, отводя взгляд. Вины, впрочем, в его голосе совсем не чувствовалось. Я сразу и не понял, чего это, лишь парой секунд спустя дошло. — Да брось, — примиряюще машу рукой, — не такой уж я и благородный. — Из простых, выходит, выбились? — Вроде того. — Хех, как знал, — расплылся в улыбке Вамс, приглаживая встопорщенные усы. — С виду-то не скажешь — доспех у вас знатный, но, не сочтите за грубость, чувствуется в вас что-то такое: по-хорошему вы с простым людом, без всякой спеси. Иной раз, бывает, смотришь — ну прыщик же дворянчик — одним пальцем перешибить можно, за папенькиной мошной прячется, а гонору столько, что весь Крижтсов затопить хватит. — Спесь росту не прибавит, это уж точно. Выходит, из города подмоги не будет? — Пришла ужо подмога, ещё вчера под вечер. Четыре дюжины всадников — всё, что осталось от полка лёгкой Совиной кавалерии. Но и они ненадолго. Пошерстят денька два, не найдут ничего и, как водится, в город-то обратно и ускачут. Только мы крылья на шлемах и видали. Хорошо, коль пару десятков стражи пришлют взамен. — Какая-то странная защита побережья выходит, — я невольно хмыкнул — уж слишком родным чем-то повеяло, будто и не разбивался на затерянной в космосе планетке. — Да как сказать... — замялся Вамс, скрипнув зубами, — мне лейтенант из «совиных» поведал, что они и сами не прочь задержаться, у многих, чай, родня по всему побережью, да только им сроку дня три дадено. Говорят, в Крижтсов из Эббинга чинов всяких понаехало, вот они всем палки в колёса и ставят. Влахо — лейтенант тот, рассказал, мол нашему начальнику гарнизона эти эббингские всю плешь проели, всё выискивают, вынюхивают! Беглецов каких-то ищут. Вон, аж в Переплют людей засылать велели. Гарнизонный, барон Свярог им, конечно, отворот-поворот дать хотел, но там, бают, едва ли не самим Императором грамотка подписана. — И что за беглецы? — я невольно напрягся. Уж слишком не к месту это, чтобы быть простым совпадением. — Да шут их знает! Девичка какая-то благородная-расфуфыренная и хахаль её такой же, рыцарёнок-защитничек, мать его. Девица не то из-под венца сбежала, не то от родителей, не то и вовсе, как пташка, наслушалась стишков-трелей ухажёра-то своего и упорхнула вослед. Но, видать, особа больно знатная, раз такой переполох подняли. Может и короля нашего родственница, а может и самого Императора! Краем глаза заметил, как по лестнице не торопясь спускалась Цири. Девушка, сжимая в руках прозрачную маску и перевязь с мечом, погружённая внутрь собственных дум, казалось, не замечала ничего вокруг. Крошечная, задумчивая морщинка на лбу, пепельные волосы, играющие яркой белизной в лучах солнца, красивая, ладная фигурка, подчёркнутая в самых приятных местах утянутым рыжим комбезом: весь её вид был настолько нездешним, словно вырывающимся из маленького мирка небольшого рыбацкого села, что даже я невольно замер, любуясь своей прекрасной спутницей. Что уж говорить о десятнике, который, заприметив девушку, застыл, едва не выронив очередной пирожок. — Что ж, спасибо тебе за ответы, Вамс, — я поднялся из-за стола по привычке протягивая руку, — многое стало яснее. — Эээ... Кхм, да, вам спасибо, сэр, — вскочил малость выбитый из колеи мужчина, принимая рукопожатие, — без вас бы всех нас тут и порезали-пожгли. Куда вы дальше, не на север ли? — Даже если и так, то что? — Не советовал бы я вам на север ехать, коль решили. Может статься, что банда энта и не одна такая была. Вы островитян, конечно, прирезали больше, чем все мы, да только мало ли как случай обернётся. К тому же... — он на мгновение смешался, неловко вильнув взглядом на молча подошедшую Цири, — слухи, в общем разные ходят, как часть патрулей и застав посокращали, так неладное там что-то творится начало. Не здесь — за Ружна Обалой — это дней пять отсюда. Посветлу вроде всё в порядке, но под вечерок или в погоду ненастную нет-нет, да пропадают путники. Знакомец у меня там на одной заставе лямку тянет, виделись с ним в городе недавно, так он, подвыпив, чего только не рассказывал. — Наверняка простые разбойники, а остальное... Каких только небылиц не рассказывают по пьяни, — несмотря на слова, внутренне настораживаюсь. Может это всего лишь усилившаяся паранойя, но от этой планетки я уже готов ожидать чего угодно. — Может и небылицы, — задумчиво потёр челюсть Вамс, — да только наш барон Свярог сам цир-ку-ляры по всем заставам рассылал. И все, кто оттуда, уже с ног сбились, пытаясь хоть что-то сыскать. — Значит, вернёмся обратно в Крижтсов. Завтрак после ухода десятника прошёл в тишине и каком-то ненатуральном спокойствии. Ни я, ни Цири так и не решились заговорить о вчерашнем. Ни о пиратах... Ни о словах после. За всё время мы обменялись лишь парой дежурных фраз — не больше. Девушка и смотреть-то на меня не решалась, отводя глаза всякий раз, как я пытался поймать её взгляд. Алые пятна на бледноватом лице не оставляли особого простора для фантазий о причинах. Задерживаться в Мравьей Увале было неразумно и попросту опасно, так что я настоял на скорейшем отъезде. Цири не противилась и не удивлялась, лишь безразлично пожала плечиками. Кажется, дальше делать вид, что ничего не было, не получится. Удивились скорее селяне, ожидавшие, что их спасители задержатся на несколько дней. Из обрывков разговоров я понял, что они даже праздник устраивать собирались в честь своего чудесного избавления и нам там отводилось почётное место. К нашему счастью, дорога из деревни вела всего одна. Недолго поднимаясь вдоль склона наверх, она терялась среди густых, разлапистых клёнов Муравьиного леса, окончательно скрывая из вида селение и, подобно ручейку, вливаясь в колею пыльного тракта. Окажись иначе — и пришлось бы нам сперва заворачивать в сторону города, делая вид, будто направляемся именно туда. Ещё не по-осеннему тёплое солнце медленно ползло вверх по небосводу, а мы, укрытые тенями древесных крон, вновь продвигались на север. Время до полудня пролетело быстро, хоть с момента выезда из деревни мы не проронили ни единого слова. Больше так продолжаться не могло — это было глупо и попросту опасно. Обманывать себя и дальше, надеясь, что всё пройдёт и забудется... Не пройдёт. И не забудется. Я уже боялся потерять её. Я уже любил её. Невзирая ни на что. — Нас ищут, — так и не найдя лучший повод прервать и без того затянувшееся молчание, бросил я, пристроив коня рядом с лошадью девушки, благо дорога позволяла. — Здесь на побережье. — Так быстро... Откуда ты узнал? — скинув рыжий капюшон, Цири взглянула на меня. Впервые за сегодня в её глазах мелькнули интерес и лёгкая тревога. — Будет погоня? — Насчёт погони — не уверен, а узнал от того самого десятника. — Он сам тебе сказал? — брови девушки удивлённо взметнулись вверх. — Сам-сам. Если честно — ищут, как он заявил, какую-то расфуфыренную благородную девицу и её хахаля-рыцарёнка... — Расфуфыренную, вот как, — фыркнула Цири. На мгновение на её лице расцвела бледная улыбка. — Не очень похоже на нас, согласен, вот и Вамс не догадался. Но лучше перестраховаться. В конце концов, туда мог заявиться и кто-то более осведомлённый, чем простой десятник. Налёт пиратов здесь явление не рядовое... Едва услышав про островитян, девушка разом помрачнела, отвернувшись в сторону. В отдалении, меж крутых холмов, по лазурной морской глади бежали редкие белые барашки. Я мысленно чертыхнулся. Угораздило же брякнуть. — Извини, что напомнил, — неловко, не находя иных слов, повинился я. Цири обернулась. Нет, в её глазах не было слёз, она не сердилась, но поджатые губы и стиснутые в напряжении челюсти выдавали, насколько болезненна для неё эта тема. Налетевший с моря ветерок растрепал ничем не прикрытые пепельные волосы. Тяжело вздохнув, девушка взялась подтягивать ослабший хвост. — До сих пор не верю, что так обернулось, — глухо бросила она, — или не хочу верить... — Жалеешь, что вмешалась? — Нет! — в её голосе звякнул металл, а очи метнули пару наполненных возмущением изумрудных молний. — Мы поступили правильно! То, что они мои друзья... Были моими друзьями, не даёт им права устраивать вторую Цинтру. Даже прикрываясь местью. — Выходит, они тебя не забыли. — Да. Фолан сказал, что и он, и Хьялмар, и остальные ещё с Первой войны мстят чёрным за меня. — Думаешь, он говорил правду? — Какая разница? — девушка скривилась, сплюнув наземь. — Влад, я не дура. Хьялмар и остальные могут сколько угодно кричать о мести. Даже сами верить в это. Но я знаю, как живут на Скеллиге. И чем они живут. Месть за меня — лишь красивый повод для грабежа и резни. А я не хочу быть поводом резни. Просто... — Цири смешалась, вмиг растеряв всю злобу, — просто, знаешь, больно видеть, как твои друзья превратились в... — моя спутница окончательно умолкла, совсем не по-взрослому шмыгнув носом. Но в глазах её по-прежнему не было ни слезинки. Какое-то время мы ехали во вновь повисшей тишине, нарушаемой лишь мерным цокотом копыт да редкими всхрапами нашего четвероногого транспорта. Пыльная дорога под нами уже успела взбежать на очередной холм, поросший редким сосновым лесом, источавшим терпкий запах тёплой смолы, когда Цири заговорила вновь: — Знаешь, кто самые страшные чудовища в этом мире? — Люди, — пожал я плечами. Невелика загадка. — Люди... — с грустью протянула девушка, — Геральт так же говорил. Есть твари зубастее, есть уродливей, есть злее, но настолько изобретательными в своей жестокости и подлости могут быть только люди, — явно повторяя слова своего приёмного отца и воспитателя, проговорила она. — А эльфы, краснолюды и... Ну, прочие? — Геральт никогда не был расистом. Думаю, он имел ввиду всех разумных. С вершины холма открывался чудесный вид на изрезанные балками, осыпями и обрывами склоны низких сопок, покрытых тёмными, лоскутными покрывалами лесов и чащ, поля — совершенно бесплодные и возделываемые, но по случаю осени уже убранные, да редкие виноградники. Кое-где у самого моря виднелись рыжие крыши белых домиков — рыбацкие хутора и мелкие деревеньки. Вьющаяся грязно-серая лента тракта бежала меж всего этого тихого, природного великолепия, теряясь вдали. Там, где мы проехали минут сорок назад, вздымался целый столб пыли и мелькали едва различимые силуэты. — Смотри! — окликнул я свою спутницу. — Всадники, — наморщила лоб девушка, тревожно всматриваясь назад, — а говорил — погони не будет. — Я говорил, что не уверен. Может, это и не за нами. — Всё равно, лучше сойти с дороги.***
Им пришлось спешиться, ведя лошадей на поводу — низкие ветви деревьев, колючие кусты и каменные осыпи совсем не способствовали верховой езде. Отведя в сторону очередную тугую ветку, освобождая проход своей Ромашке, девушка мысленно выругалась — кем бы ни были те всадники, они прервали только начавший складываться разговор, и Цири уже ненавидела их. Если быть откровенной, то весь день сегодня пошёл под откос с самого начала. Хотя, разве могло сложиться иначе? Уж точно не после того, как она своими руками отправила вчера с полдюжины островитян к их праотцам. И не после того, как отреклась от старого друга. И, что самое ужасное — Цири вовсе не раскаивалась в содеянном. Это было по-настоящему жутко, однако она с твёрдой, нерушимой уверенностью осознавала, что повторись всё вновь и поступила бы точно также. Почему-то где-то глубоко внутри девушка ощущала себя предательницей и это было откровенно паскудно, но... Разве она могла поступить иначе? Нет! Никогда! Однажды Геральт сказал, что будет защищать и нильфгаардских детей, если ему заплатят. Тогда она не обратила внимания, не поняла, не стала думать о том, отбросив, как нечто ненужное. Теперь поняла. Поняла и то, что иногда дело вовсе не в плате. Раздражённо мотнув головой, Цири с трудом подавила желание сплюнуть. Остановила её почему-то мысль, что приличным девушкам такие мужицкие жесты не подобают. Сразу вспомнились многочисленные уроки этикета сначала с Трисс, а после куда более строгие и суровые с Йеннифэр. Разозлившись, она всё же сплюнула. Истинная причина её отвратительного настроения крылась вовсе не в убитых скеллигцах или, не приведи магия, попранном этикете. С самого утра девушка корила себя за собственную глупость. «Будь что будет!» «Нечего терять!» Вчера под влиянием хмеля последствия казались ничтожными, а желание прояснить всё раз и навсегда неимоверно важным. То, что всё может застыть в ещё более неопределённом и непонятном состоянии её затуманенный алкоголем и боем мозг тогда совершенно не предвидел. Тот поцелуй и глупое признание были порывом души, чем-то таким, чего Цири больше не могла в себе удерживать. И она решилась. Всего на несколько мгновений неумело накрыла его сухие горячие губы своими и на выдохе, чувствуя, как сердце рвётся из груди, призналась. Хмель, истощённость после стольких воззваний к магии и болезненное волнение довершили её позор. Она просто потеряла сознание, как какая-нибудь принцесска из глупой детской сказочки. То, что она и впрямь принцесса и сознания лишилась на руках прекрасного рыцаря — сути дела не меняло. Пробуждение и последовавшие за ним дикий стыд, смущение и, как итог, их с Владом взаимное избегание всё только осложняли. Она боялась заговорить о своих чувствах вновь, трусливо отводя взгляд всякий раз, как он смотрел на неё. О том, что творилось в голове её спутника и вовсе можно было только гадать, но, кажется, этот... Этот дурак! Он просто списал всё на бой и выпитое. Придурок! Но... теперь Цири и вовсе не знала, что делать. А меж тем, неведение и это неприятное напряжение между ними тяготили всё сильнее. За мечущимися мыслями и глупыми попытками выстроить в голове новый разговор по душам девушка и не заметила, как они вышли на узенькую тропку, огибающую крутую скалу, поросшую корявыми пихтами, что нависала над лесом подобно массивной башне. Они спускались всё ниже, туда, где журчал ручей, когда перед ними из-за очередного поворота выросли древние руины. Плавные, стройные изгибы каменных арок, сложенных из белого и серого мрамора, остатки колонн и какой-то мозаики ясно указывали на их эльфийское происхождение. Увы, что эти развалины уже заняты, стало ясно слишком поздно. Когда до изъеденной дождями и ветрами белой арки оставалось с дюжину шагов, из-за полуобвалившейся стены начали появляться люди. В большинстве своём скверно одетые, но все при оружии, пусть и довольно простом. Некоторые выглядели более прилично и вполне могли сойти за дружинников какого-нибудь не слишком богатого землевладельца. Все они были мужчинами и все глумливо скалили свои радостные рожи, что оставляло мало сомнений в их нелёгком ремесле. Влад впереди настороженно замирает, застывает и Цири, а её рука, раньше чем она сама что-то сознает, складывается в защитном знаке «квен» — лёгкое давление магии и девушка чувствует, как её укутывает тончайшая, толком не заметная на ярком солнце плёнка волшебного щита. — Глядите, братцы! — подал голос один из мужиков — бородатый, патлатый детина в драных холщовых штанах и засаленной волчьей шкуре поверх голого торса. — Это ж те! Ну, те! — Какие ещё те? — сплюнул наземь немолодой брюнет с сединой в волосах и в аккуратной бородке клинышком. Чистое лицо и одежда, бригандина с латунными бляшками, высокие сапоги и атласная рубаха с почти не засаленными брыжами лучше всего говорили о его положении в этой компании. Или вернее будет сказать, банде? — Ну, те! — хрипло пробасил детина. Разумом он явно не блистал. — Тот рыцарь и его девка. Пажем прикидывается она, во! — Девка-то хороша, — цокнул языком кто-то в толпе. Остальные согласно загудели: — Ух, хороша, да — потешимся, братцы! — Отведём душу! — Девка чистенькая, беленькая, из благородных, небось! Девка, давай к нам, мы тебя угостим по-нашенски, по-простому! Цири переглянулась с Владом. Парень задумчиво почесал висок и ещё раз окинул взглядом окруживших их разбойников. Те продолжали веселиться и куражиться, выкрикивая сплошную похабную мерзость и буквально пожирая девушку похотливыми взглядами. Лишь вожак в бригандине и ещё трое его приспешников, один из которых чем-то неуловимо походил на него, не принимали никакого участия в веселье, уделяя всё внимание Владу, а не ей. — У меня что-то не то с лицом? — одними губами шепчет парень. — Вроде нет... Повернись, нет, точно нет, — так же тихо отвечает Цири. — Тогда почему десяток оборванцев считает своим долгом поглумиться над вооружённым до зубов рыцарем? — Ну... Их больше десятка и у них арбалеты, — и правда, три взведённых арбалета наверняка прибавляли разбойникам уверенности в своих силах. — Это как-то меняет дело? — Нет, но они же об этом не знают. — Выходит, это ты сорвал налёт на Мравью Увалу? — наконец подал голос черноволосый мужчина. Остальной сброд тут же заткнулся, кто с восхищением, а кто и с опаской внемля каждому слову своего предводителя. — Эти сельские увальни, как порассказали мои люди, едва не молились на тебя, писаясь от восторга. — Преувеличивают малость, — спокойно кивнул Влад, надевая шлем. Цири прекрасно понимала к чему всё идёт и тоже не стала медлить, в два счёта накинув капюшон и надев маску. — Мокрых штанов не заметил. — И пусть, — небрежно махнул рукой мужчина. — Это не отменяет того, что островитяне облажались и ты к этому причастен, выкормыш нильфгаардский. — Странно слышать такое заявление от нильфгаардца, — парень явно тянул время, делая всё с эдакой ленцой, — Цири, привяжи лошадей вон там. — На кой это? — патлатый картинно сложил на груди руки, поросшие густыми волосами, больше похожими на шерсть. — Девка, куда-й то ты лошадок... — Заткнись, Сречко! — рыкнул на него брюнет. Патлатый недовольно зыркнул на него, но замолк. — Потому что я не нильфгаардец! — презрительно выплюнул вожак. — Я — барон Вольф Камберг, чёрная ты мразь! — Это должно мне о чём-то сказать? По правде говоря, я вообще в Нильфгаарде проездом и не слишком интересуюсь вашими делами. А лошадей привязать надо, чтобы не разбежались. Не хочу ловить по всему... — Тридцать лет назад мой род был богатейшим по эту сторону Переплюта. Наши владения простирались от... — Мужик, ты идиот? Я же сказал — мне не интересно. Кажется, Влад намеренно провоцировал бандитов и сейчас, закончив привязывать гнедого коня и вьючную лошадку рядом со своей Ромашкой, Цири даже поняла почему — все три арбалета смотрели только на него. — Убить его! Отребье радостно загоготало, тренькнули тетивы, болты с глухим стуком отскочили от нагрудной пластины доспеха. Бандиты недоумённо замолкли. Арбалетчики потрясённо уставились на своё оружие. Зря. Девушка только вырывала из ножен свой корд, как Влад, буквально распластавшись в воздухе, одним прыжком настиг незадачливых стрелков. Руки первого отлетели в сторону, так и сжимая бесполезный уже арбалет. Второй, получив мощный пинок в живот, откатился на полдюжины саженей. Никакая кольчуга не спасла — после такого не встают. Третий успел заслониться арбалетом, чем лишь облегчил дело — чёрный, бритвенно-острый кинжал вошёл ему точно под челюсть. Цири, недолго думая, попыталась всадить меч в брюхо тому патлатому, но что-то пошло не так. С нечеловеческой скоростью и ловкостью он отпрыгнул в сторону, хорошо так отпрыгнул, на пару-тройку саженей, упал на колени и... Его плоть будто бы потекла, разрастаясь в объёме, принимая густой иссиня-серый цвет и в мгновение ока обрастая густым мехом. Штаны треснули, разойдясь по швам, лицо мужчины вытянулось, челюсть выдвинулись вперёд, а вместо человеческих зубов появились острые звериные клыки. Миг, другой и окрестности огласил вибрирующий волчий вой. Откуда-то сбоку ему вторил ещё один... Ликантропы! Девушка, сглотнув, невольно шагнула назад. Двое самых неряшливых и грязных бандитов оказались ликантропами! Жёлтые звериные глаза распахнулись и Цири едва не запнулась о случайный камень. В них горела ярким огнём злоба, жажда крови, но и... Человеческий разум! Тварь не была тупым, безумным зверем, нет, после перевоплощения волколак сохранил какие-то остатки людского сознания! Похоже, этот бой будет куда сложнее, чем она надеялась. Лошади испуганно ржали, силясь сорвать перевязь, от толпы разбойников доносились яростные крики и стоны боли, но девушка не обращала на них внимания. Быстро взяв себя в руки и прогнав подступившую панику, она осторожно шагнула в сторону, выбирая более ровное место. Её клинок, немного нервно сжатый в правой руке, смотрел параллельно земле, готовый в любой момент взметнуться вверх, отгоняя монстра. Особой надежды на верный корд Цири не питала — простая сталь неважно противостоит проклятым, а уж ликантропам и подавно. Серебряный меч или хотя бы специальное ведьмачье масло на лезвие клинка сгодились бы куда лучше, но где ж ей их взять сейчас? Волколак, тем временем, щёлкнув полной желтоватых клыков челюстью, припал к земле и прыгнул. Девушка успела отшатнуться в последний момент и то лишь благодаря вбитым в неё рефлексам. Шаг в сторону, поворот, провернуть меч, нанося косой, скользящий удар вслед пронёсшейся мимо туше, ещё шаг... Тварь обиженно рыкнула, раздосадованная своей неудачей и лёгким кровоточащим разрезом, зараставшим прямо на глазах. Цири не успевает и вздохнуть, как чудище, развернувшись буквально на месте, кидается вновь, стараясь подмять её под себя. За что и платится, лишаясь сразу четырёх растопыренных когтей-пальцев на левой, покрытой бугристыми мышцами лапе. Рассерженно взвыв, волколак пытается достать её раззявленной пастью, но она вовремя откатывается назад. Ещё кувырок, ещё — назад, прямо через голову! Распрямиться и... Слишком поздно! В последний миг она складывает руки в знаке «аард», едва не вбивая их в несущуюся прямо на неё пасть монстра. Кажется, с испугу она перестаралась, вложив слишком много сил — под животом появляется почти забытая тянущая боль, а ликантропу начисто отрывает нижнюю челюсть. Орошающую всё вокруг тёмно-бурой кровью тварь отбрасывает сразу на дюжину метров, вбивая в толстый чёрно-рыжий ствол корявой, разлапистой сосны. Удивительно, но волколак ещё жив! Пошатываясь и болезненно скуля, он с трудом поднимается на заплетающиеся лапы. Уж такое-то увечье он быстро не регенерирует, но и подохнуть тоже, увы, не подохнет. Кровь с каждым мигом хлещет всё меньше, а разорванная плоть и белые осколки костей омерзительно шевелятся и пульсируют прямо в ране. Цири, стерев с маски одинокую капельку крови, с трудом заставляет себя отвести взгляд от чудища и быстро оглядеться. У Влада всё было... Не так плохо, как могло бы. Большая часть разбойников уже либо мертва, либо очень близка к этому, заливая землю кровью, а воздух стонами и воплями. На ногах оставалась лишь пара отбросов, их вожак и... Конечно! Как она могла забыть! Ликантропов было двое! Как раз в этот момент её спутник, уцепившись ногами за шею, а рукой за загривок чудища пытался отпилить ему голову. Тварь визжала, брыкалась, прыгала и стремилась как можно скорее сбросить с себя парня. Сделать это с отрезанной по локоть лапой было не так-то просто. В какой-то момент хребет не выдержал, и волчья башка с влажным хрустом опрокинулась вперёд, повиснув на коже и кусках плоти. Влад, не удержавшись, сверзился вослед, перекатился и, в два счёта вскочив на ноги, метнулся обратно. Это было невероятно, но волколак с полуотрубленной башкой, обливаясь кровью, всё ещё сучил лапами, силясь ползти! Оба душегуба бросились наперерез, а главарь в спешке натягивал липкий от чужой крови арбалет. По его щекам отчего-то бежали слёзы. Девушка лишь успела удивиться, почему разбойники до сих пор не бросились наутёк, как её спутник одним взмахом отсёк руку с занесённым топором первому бандиту, а второго без всяких затей ткнул кулаком в голову. Мужик отлетел в сторону — даже отсюда Цири услышала неприятный хруст костей. Вывернутая под неестественным углом шея и раздробленный висок не оставляли никаких сомнений в мгновенной смерти. Считанные мгновения и парой едва различимых взмахов Влад окончательно отделил башку ликантропа от тела. Тварь ещё раз судорожно дёрнулась и, наконец, издохла. — Ты-ы! — хриплый бешеный рык барона-разбойника заставил Цири мгновенно собраться, принимая защитную стойку. Немолодой мужчина, чьё лицо было искажено гримасой отчаянной, злобной ярости, безнадёжно целился из взведённого арбалета в её спутника. — Чёрное отродье! Ты убил моего сына! А я убью твою блядь! Всё произошло слишком быстро, девушка просто не успела среагировать — вожак мгновенно развернулся и нажал на рычаг. Цири только и заметила, как распрямились тугие дуги арбалета, а в следующий миг что-то ударило её в грудь... Она даже не успела испугаться. С гулким звоном распался щит «квена» и девушка отшатнулась назад, едва не запнувшись о какую-то ветку. Сердце, словно пропустившее пару ударов, забилось пуще прежнего, отдаваясь мелким, дробным гулом в висках. Её рука сама собой метнулась к груди, ожидая уткнуться в короткое оперение болта, но нащупала только белую ткань жилета. Лишь после Цири поняла, что боли не было. Как не было и ран. Так и не растраченный за короткую схватку «квен» спас ей жизнь. — Цири! Ты в порядке? — стоявший над трупом барона Влад было кинулся к ней, но она его остановила: — В порядке! Тут где-то второй ликантроп! — вышло куда резче, чем она рассчитывала. Справиться с нахлестнувшими эмоциями и нервной дрожью удалось с трудом. Осознание того, насколько близко прошла смерть, било похлеще орудия молотобойца. Парень остановился, настороженно оглядываясь и, наверное, проверяя округу своей чудо-техникой. Однако за те считанные мгновения, что она наблюдала за схваткой, второго волколака уже и след простыл. Похоже, несмотря на внешнюю недалёкость, он оказался умнее всех. — В гробу я видал такое rodeo! — непонятно выругался Влад, пинком отправляя в полёт волчью голову. С силой выдохнув, отгоняя прочь остатки краткого испуга, девушка огляделась — недовольно ржали и фыркали лошади, напуганные запахом крови и звуками схватки. А уж крови на небольшом пустыре подле развалин хватало. Цири лишь порадовалась, что под маской не чувствует никаких запахов — некоторые трупы, оставленные её спутником, выглядели просто ужасно. Не говоря уже о дохлом ликантропе. Кто-то, кажется, был ещё жив... — Давай уедем отсюда, — сглотнув, негромко, но настойчиво попросила девушка. Обыскивать разбойников в поисках ценностей совсем не хотелось. Тем более, добивать ещё живых. — Давай, — мрачно выдавил парень. Ей почему-то показалось, что под шлемом он крепко стиснул зубы. — Ниже по тропе какой-то ручей — мне бы он пригодился. Цири лишь согласно кивнула, пока её спутник раздражённо стряхивал с рук окровавленные клочки налипшей шерсти. — Только лошадок тебе вести, — из-под ставшего прозрачным забрала на неё взглянули мерцающие бледным золотом глаза. — Кажется, они меня боятся. Чёртова планетка...***
Девушка сидела на поросшем мхом валуне, положив подбородок на поджатую коленку и бездумно болтая второй ногой. На всякий случай она не поскупилась и наложила на себя «квен», хоть и подозревала, что к вечеру будет чувствовать себя, как выжатый апельсин. Ради той же предосторожности рядышком лежал заряженный пистолет, о котором девушка в горячке боя напрочь позабыла вчера. Да и сегодня, если уж говорить начистоту. Впрочем, всё это пока оставалось излишним. В лесу мирно щебетали птицы, успокоенные лошади невозмутимо жевали овёс из привязанных к мордам мешочков, Влад в ручье изображал лягушку... Цири почувствовала, как на лицо невольно наползает кривая улыбка. Мигом задавив её, девушка встряхнулась, но всё равно не смогла удержаться и вернулась к наблюдению за... За этим. Разлёгшись в самом широком месте мелкого ручейка, где скатившийся со склона камень образовал маленькую заводь, парень активно дрыгал руками и ногами, смывая о растущие на дне водоросли и мелкие камушки налипшую на броню грязь. Иногда он зачерпывал пригоршни песка и принимался тереть в самых заляпанных местах, где бегущая вода, водоросли и камушки не справлялись. Наконец, видно удовлетворившись результатом, он выбрался из своего бассейна и запрыгал на месте, стряхивая воду. Вид скачущей на одной ноге высокой фигуры, полностью закованной в массивный доспех, едва не заставил девушку прыснуть со смеху, особенно когда берег осыпался и её спутник лишь чудом не сверзился обратно в ручей. Прикрыв рот ладошкой, Цири отвернулась, а когда вновь посмотрела на парня, он уже успел выбраться из своей брони. — Цири, ты... — взглянув на неё, неожиданно заговорил он, — помнишь, вчера ты... — Извини, я... Мне было скверно, — застигнутая врасплох, девушка выпалила первое, что пришло ум. — Если... Если ты обиделся, давай считать, что ничего не было, ладно? Я просто сглупила, вот всё. Это всё хмель. — Послушай, нам надо поговорить... — настойчиво мотнул головой парень, подходя ближе. — Поговорить... — горько усмехнулась она, спрыгивая с камня. — Не о чем тут говорить. — Почему же? — Говорю же — денёк был тот ещё, я напилась этой дряни и несла всякий вздор. Ты чем слушал? — Цири едва не закричала — она хотела сказать совсем не это! Она уже почти решилась... Решилась повторить те три слова, но... язык, словно заживший сам собой, выдал эту полную грубой язвительности и ничем неприкрытой иронии фразу. — Я не считаю чужие чувства вздором. — Какая... — Куда важнее — правда ли это считаешь вздором ты. — Я... — она не знала, что сказать. Просто не знала! Вся решимость вмиг куда-то испарилась! — Цири, — девушка и не заметила, как он осторожно взял её за руки, — то что ты тогда сказала — это серьёзно? Не шутка? — Нет, — едва слышно, смотря вниз прошептала она, мечтая провалиться со стыда под землю и... Да какого d’yeable! Втянув воздух сквозь плотно сжатые зубы, она дерзко вскинулась. — Не шутка! — голос больше не походил на жалкое блеяние. — Вот! И что теперь? Доволен?! — Доволен ли я? Ну, по правде, целоваться у тебя выходит не очень, — парень мягко усмехнулся, а Цири почувствовала, как вся её решимость тает быстрее, чем кусочек воска в огне, — но знаешь... Мне понравилось. — Ты... — её глаза широко-широко распахнулись, сердце, казалось, остановилось, а в следующее мгновение она ощутила руку Влада на своей щеке. — Цири, — он был серьёзен, а от краткого веселья не осталось и следа, — после всего, после Сианны, после Вэл, я понимаю, как это звучит и выглядит, но... — Влад, это... — Мой ответ — да. Да — я доволен, — ласково улыбнулся Влад, притягивая к себе не ожидавшую ничего подобного девушку, — и я хотел сказать тебе... — их лица вновь близко-близко, как вчера, только теперь ей приходится задирать голову, а ему наклоняться. — Я тоже люблю тебя... Он поцеловал её. Осторожно, нежно и почти невесомо, словно боясь отпугнуть. Цири замерла будто громом поражённая. Но вот минуло мгновение, другое и она уже прижимается к парню, обняв за шею и опасливо, неумело ловя своими устами его. — И я тебя... Я тебя люблю.