Часть 8
21 июля 2018 г. в 18:24
Аксель улетел. Лиза ушла. Тим вернулся в дом, прошелся по комнатам… Он чувствовал себя как-то странно. Без людей. Без задания. Ну не считать же заданием слова «следи за домом»! Что за ним следить, он и так не убежит.
Тиму случалось, конечно, и раньше оставаться одному на несколько часов, а порой и суток — но всегда при этом имел четкое задание, которое надо было выполнить, и хозяина, перед которым надо было отчитаться. Или на худой конец можно было перейти в режим ожидания, заодно и энергию сэкономить.
Номинально у него и теперь имелся хозяин, даже два — но ни один из них не стал бы проверять, чем конкретно Тим занимается. Можно было делать что угодно, и это было непривычно и даже отчасти пугающе.
Можно перейти в режим ожидания — но не хотелось, тем более что нужды экономить энергию не было.
Можно было валяться на кровати, как тогда после ранения бедра. Тим попробовал. Через полчаса стало скучно. И почему в тот раз это доставляло ему такое удовольствие?
Тим встал, бессмысленно прошелся по дому. Посмотрел на пышные шапки красных цветов у окна в гостиной. Вспомнилась команда Акселя — цветы поливать. Как поливать? Чем? В каком количестве?
Тим с облегчением понял, что у него есть задание. И следующие сутки практически не вставал из-за компа, изучая во всех деталях уход за комнатными растениями. Оказалось, что их надо не только поливать, но и подкармливать, а также обеспечивать им определенный температурный режим и влажность воздуха — причем всем разное!
Через пару дней у Тима выработался свой режим. Он просыпался рано — наверное, раньше всех в городке. Выходил в сад, поливал цветы, пропалывал клумбы, обрывал засохшие соцветия. Ему нравилось это недолгое время между ночью и днем. Нравилось наблюдать, как просыпается мир — начинают петь птицы, прилетал деловитый шмель, откуда-то издалека доносился шум флаера…
Потом Тим, переполненный впечатлениями, возвращался в дом и садился за компьютер — найти все то новое, что он увидел. Новую птицу, новую бабочку, новую травинку. Можно было просто скачать справочники на все случаи жизни, но так было интереснее. Сведения в цифровой памяти не воспринимаются по-настоящему своими, пока не воспользуешься ими сознательно. Тим зависал перед компом, поражаясь, как много он еще не знает об этом мире. И если бы кто-нибудь сказал ему, что он уже знает намного больше многих людей, родившихся и выросших здесь, что мало кто может отличить мухоловку от трясогузки, а завезенный с Земли мятлик — от эндемичной ржанки, Тим бы удивился и не поверил.
После справочников наступал черед фильмов и книг, их в компьютере было много. Некоторые Тим просто скачивал в память, чтобы при случае понимать, о чем речь, другие пересматривал по два-три раза, стараясь понять сложности человеческого поведения.
Потом Тим гулял — знакомился с городом, чтобы не попасть впросак, как в первый день. Он бродил по улицам, заходил в магазины, даже сходил в кинотеатр. Киборг так и не понял, какой смысл идти куда-то, чтобы посмотреть такой же фильм, что и дома на компе — но люди же это делали!
Как-то во время таких блужданий Тим вдруг сообразил, что сегодня воскресенье, и свернул к реке, туда, где играли волейболисты. Они ему обрадовались.
— А что ты сегодня один?
— Мой брат улетел, — ответил Тим, впервые называя Акселя братом. Это было непривычно и приятно, и он повторил: — Брат улетел на Ксантус.
— Он там служит? Круто!
Уважительные взгляды волейболистов тоже были приятны.
Как-то вечером к Тиму заглянула Лиза — помочь с ужином. Тим как раз собирался ужинать, и ему действительно была нужна помощь — как-то так вышло, что он приготовил слишком много, одному не справиться.
Накладывая себе добавку тушеных овощей, Лиза с удивлением спросила:
— Где же ты так научился готовить?
— Жизнь научила, — улыбнулся Тим. Судя по фильмам, эта фраза могла использоваться как универсальный ответ.
Наконец выписали бабушку. Она вышла из таксофлаера, одной рукой опираясь на трость, а другой держась за Тима, с трудом поднялась на крыльцо, в гостиной устало опустилась в кресло у окна и вздохнула:
— Хорошо-то как дома, правда?
Тим совершенно искренне согласился.
Потом бабушка огляделась, присмотрелась к цветам на подоконнике и вдруг воскликнула:
— Ты смотри-ка, на дендробиуме бутоны! Как ты этого добился, Тим? Он же в этом году уже цвел!
Тим пожал плечами:
— Ну, я почитал в инфранете…
Первые дни Тим не оставлял бабушку одну ни на минуту — в буквальном смысле. Он прислушивался к звукам из ее комнаты и, едва услышав, что она проснулась, спешил к ней — помогал встать, одеться, выйти… Помогал дойти до туалета и терпеливо ждал за дверью. Контролировал прием лекарств, делал массаж, напоминал про гимнастику. Вечером помогал раздеться и лечь.
Прогулки по городу пришлось прекратить, вместо них Тим помогал бабушке выйти в сад и страховал ее, пока она гуляла между клумб. А потом они вместе сидели в гостиной — иногда каждый читал или смотрел фильмы со своего планшета, иногда вместе смотрели по головизору фильмы или новости, а потом обсуждали увиденное. Запас ответов и реплик, подготовленный с Акселем, давно закончился, и Тиму приходилось думать и говорить самому. Это было сложно, и, наверное, киборг не всегда соответствовал образу настоящего Тима, но все равно эти беседы доставляли ему удовольствие.
Как-то Тим увидел в новостях очередной сюжет про «сорванного» киборга. Капли крови, казалось, стекали с экрана. Боевого киборга таким зрелищем трудно было смутить, но он встревожился.
Тим в общем-то отдавал себе отчет, что он не такой, как другие киборги. Бракованный, «сорванный». Он знал, что люди боятся и уничтожают таких, как он, но не понимал, почему. Только потому, что он может думать сам и принимать самостоятельные решения? Любой человек может думать и принимать решения, но ведь друг друга люди не боятся! Во-первых, киборг все равно не может не подчиниться прямой команде основного хозяина, процессор и импланты не позволят, даже если он попытается — так чего же бояться? Во-вторых, люди умнее и больше знают о жизни, понятно, что им надо подчиняться — и разумному киборгу это тем более очевидно.
Теперь, глядя на экран, Тим, кажется, начал понимать причину такого отношения.
— Вот ведь бедолаги, — сочувственно сказала бабушка.
— Кто именно? — переспросил Тим, старательно изображая безразличие. Бабушка на минуту задумалась.
— Да все! И киборг — поди, не от хорошей жизни он так взбесился. Это же довести надо! И люди тоже — они же не знали, что он что-то чувствует и осознает… думали — так, железка… все равно что видеофон в стенку бросить…
Тим задумался. Значит, его срыв не проявлялся внешне потому, что у него жизнь была хорошая? А была бы плохая — и он тоже убивал бы всех подряд, пока снайпер или сигнал с пульта не заставят его остановиться навсегда?
Тим честно попытался представить себя голодным и обиженным, представить, что его кормят кухонными отходами, что сержант не одергивает, а поощряет новобранцев с их идиотскими забавами… Все равно не получалось, чтобы вот так убивать. Все равно оставалось непонятно. Или тому, который в новостях, жилось совсем плохо?
Через две недели плотной опеки бабушка взбунтовалась.
— Тим, мне ведь надо привыкать к самостоятельности, а я с тобой, наоборот, вообще ходить разучусь! Оставь ты меня в покое хоть на час-другой! У тебя что, никаких своих дел нет? Обещаю, что без тебя я не пойду на второй этаж и не буду пользоваться ванной!
— И из дома не выходи, — добавил Тим, вспомнив про ступеньки крыльца.
Он бы, может, и не дал так легко себя уговорить, но было воскресенье, а он уже пропустил две игры.
— Ты куда-то спешишь? — бабушка заметила его нетерпение.
— Да так, у нас там компания, мы в волейбол играем…
— В волейбол? Ну понятно… волейбол, значит…
Сигнал видеофона тренькнул, как водится, в самый неподходящий момент — на совещании в штабе. Аксель не глядя, на ощупь, перевел звонок в режим ожидания, потом не удержался, взглянул — от Тима. Это тревожило. Тим каждую неделю присылал длинные письма, сухие, но подробные, звонить Аксель ему велел в исключительных случаях.
Разумеется, слетать домой через месяц Акселю не дали. Полковник сочувственно хлопнул его по плечу:
— Ну, ты же сам все понимаешь…
Аксель очень хотел выругаться, но вместо этого козырнул и отчеканил:
— Так точно, я понимаю!
И если в его голосе и был сарказм, то самая капля — ровно столько, чтобы полковник мог сделать вид, что ничего не заметил.
Приходилось довольствоваться письмами. Еженедельные отчеты Тима. Жизнерадостные и оптимистичные письма бабушки. Нечастые письма Лизы, полные всякой мелкой ерунды про цветы, про погоду, про какие-то события в городке…
Аксель знал, что бабушка уверенно ходит с тростью, даже сама выходит из дома… Что же такое случилось?
Наконец совещание закончилось. Аксель в нетерпении нажал кнопку «принять вызов». На экране появилась счастливая, смеющаяся физиономия Тима. Смеется — значит, все в порядке, ничего страшного. Так что же он звонит, придурок? Сказано же ему — только если что-нибудь случится…
— Смотри, Аксель, смотри! Ты должен это увидеть!
Изображение на экране дрогнуло, сместилось. Появилось бабушкино лицо, потом руки… правая рука крупным планом… правая рука, отрезающая кусок хлеба, размешивающая варенье в чашке чая…
Снова бабушкино лицо, улыбка.
— Ну как, Аксель, мы с Тимом молодцы, а?
Аксель почувствовал, что его лицо тоже расплывается в совершенно счастливой улыбке.
— Молодцы, конечно! Еще какие! И молодцы, что догадались позвонить.
Как-то Лиза принесла бабушке очередной саженец — какую-то декоративную яблоню. Ее даже в справочнике не было, такие растения не пользуются спросом на окраинных мирах.
Сажали его вместе — то есть бабушка придерживала тонкий стволик деревца вертикально, пока Тим подгребал землю к корням.
— Весной расцветет? — спросил Тим, отступая на шаг, чтобы полюбоваться своей работой.
— Не так быстро, милый. Цвести оно вряд ли начнет раньше, чем на пятый год.
Бабушка покосилась на Тима и вдруг засмеялась:
— Небось думаешь — зачем мне такое, если я до цветов, может, и не доживу?
Тим такого не думал, но промолчал — спорить было бы глупо.
— А знаешь, много-много лет назад один умный человек сказал так: «Если я буду знать, что завтра конец света, я все равно сегодня посажу яблоню.»
Киборг не знал, что такое конец света. Это когда весь свет закончится, что ли? То есть вечная темнота? Тим представил себе такое и поежился. Темноту он не любил.
А потом он представил, что в этой темноте рядом с ним растет яблоня. И можно взяться рукой за ствол. И слышно, как шелестят листья. И ощущается в воздухе благоухание цветов… И темнота становится нестрашной и вообще несущественной.
И когда через несколько дней бабушка завела с ним очередной разговор о его жизни, о том, что ему надо выбирать профессию и будущее, когда она в очередной раз спросила, чем Тим вообще хочет заниматься, тот вдруг ответил уверенно:
— Яблони сажать.
— На случай конца света? — понимающе улыбнулась бабушка.
Аксель с недоумением читал и перечитывал бабушкино письмо.
«А еще пришли, пожалуйста, нам идентификационную карточку Тима. Ты, вероятно, взял ее с собой, чтобы решить вопрос с его контрактом, это понятно. Но теперь Тим устроился на работу, рабочим-озеленителем в отдел благоустройства. Нам с ним пошли навстречу — еще бы, я старейший житель города, а он герой войны! — так что пока он работает без оформления документов, но ты же понимаешь, что так долго нельзя…»
Аксель не понимал. То есть он понимал, что работать без документов нельзя. И то, что Тим устроился на работу, тоже было в общем понятно — если бабушка больше не нуждается в постоянном присмотре, то странно было бы молодому здоровому парню сидеть без дела. И работа озеленителем была, наверное, под силу киборгу. Но все равно было как-то… тревожно. Аксель готовил киборга для разового выступления перед одним зрителем. Сможет ли он отыгрывать человека перед множеством незнакомых людей?
Аксель потер виски и сел писать письмо Лизе.
«Я очень рад, что Тим наконец нашел себе дело по душе, но теперь я буду тревожиться не только за бабушку, но и за него. У Тима ведь была контузия, по большому счету все прошло, но все равно он еще быстро устает и вообще, и с чужими людьми ему бывает сложно. Пожалуйста, пиши мне почаще, чтобы я знал, что у них все нормально!»
При мысли о том, что у Лизы будет повод писать чаще, на душе потеплело. Как-то незаметно вышло, что ее письма стали для него не просто источником информации о бабушке. Милые, теплые мелочи, о которых писала Лиза, напоминали о мирной жизни, о покое и уюте… о том, ради чего он, Аксель, воевал. О том, что он защищал.
Вопрос с фальшивой идентификационной карточкой решился проще, чем опасался Аксель. С годами у каждого человека накапливается длинный список знакомых разного рода, и среди них есть и такие, о которых не хочется лишний раз вспоминать — но иногда ими приходится пользоваться. В письме Аксель предупредил Тима, что документ выдержит рутинную полицейскую проверку, но в случае серьезных неприятностей рассчитывать на него не стоит. Впрочем, предположение, что исполнительный и старательный киборг может попасть в крупные неприятности с привлечением полиции, следовало отнести к области фантастики.
Вопреки опасениям Акселя, на работе у Тима все складывалось просто прекрасно. Среди людей, незнакомых с настоящим Тимом Сандерсом, киборгу не приходилось изображать легкомысленного болтуна, и он мог быть самим собой — немногословным, сдержанным, аккуратным. Его ценили за добросовестность и уважали за знания, которые Тим к этому времени перестал скрывать. Как-то Лиза в разгар обсуждения проблемы желтеющих сеянцев гардении вдруг спросила с удивлением:
— Откуда ты столько всего знаешь, Тим? Ты что, раньше изучал ботанику?
Киборг поспешил пояснить:
— Нет, это я только теперь… стал бабушке помогать с цветами и увлекся.
И с удивлением понял, что, отыгрывая роль, сказал чистую правду.
Зимой Тиму неожиданно предложили пройти курсы цветоводства и ландшафтного дизайна, с перспективой дальнейшего повышения. Тот, не раздумывая, отказался. Вообще киборгу были странны и непривычны его отношения с начальством — он подчинялся человеку, не имеющему статуса хозяина, даже временного, подчинялся, потому что сам так решил, а не потому, что этого требовала программа. Вероятно, именно так это бывает у людей — у них же нет программы подчинения! А вот теперь он решил не подчиняться — взял и отказался от курсов, и все нормально!
Тим не учел, что в маленьких городках информация расходится быстро. На следующий день бабушка встретила его, пришедшего с работы, возмущенным вопросом:
— Что это значит, Тим? Почему ты отказался от учебы?
— Просто не хочу, — отмахнулся Тим. С начальником это прошло, с бабушкой — нет.
— Знаешь, Тим, если ты скажешь, что тебе до смерти надоел наш городок и сто лет не нужны никакие цветы, что у тебя совершенно другие планы на будущее и ты только ждешь, когда я окончательно восстановлюсь, чтобы улететь в светлую даль — я пойму и отстану. Только ведь это неправда! Я же вижу, что тебе тут нравится. И вижу, как ты собираешься на работу, слышу, как ты про нее рассказываешь… Так в чем же дело? А если ты хочешь сказать, что тебя устраивает всю жизнь быть подсобником, подай-унеси-не мешайся, подчиняться тем, кто, между прочим, меньше твоего в этом понимает — так в это я точно не поверю… или подумаю, что ты головой стукнулся гораздо сильнее, чем сказал Аксель!
Киборга, к слову, это, пожалуй, и правда устраивало. А что такого? Спокойная, приятная, безопасная работа. Но для настоящего Тима оно, конечно, не подходило.
— Да не могу я! Как я тебя на два месяца оставлю одну?
— Но ты же оставляешь меня, когда уходишь на работу! У меня есть видеофон, и Кэтрин рядом, и я могу позвать Лизу…
— Нет!
Они спорили два дня — до тех пор, пока не выяснили, что учиться можно и заочно. Слетать в столицу на экзамен Тим согласился — с условием, что Лиза проведет эти сутки в их доме.
К тому времени Тим уже без проблем мог и таксофлаер вызвать, и билет на самолет купить, и даже в полете сумел не пялиться в иллюминатор так, чтобы это было заметно окружающим. Прилетел ночью. В квартиру Акселя он, конечно, не пошел, тем более что у него и ключа не было. Подремал на скамеечке в зале ожидания аэропорта, потом пошел бродить по городу. Гулять одному, вспоминая, как они ходили с Акселем, было приятно и странно.
И после экзамена (сданного, разумеется, на «отлично») еще оставалось время погулять перед обратным рейсом.
В узком переулке Тим наткнулся на цветочный магазин, из интереса зашел внутрь. Магазин как магазин, у Лизы лучше — и выбор больше, и сами растения более здоровые. В дальнем углу киборг заметил небольшой каламондин — полузасохший, с пожелтевшими листьями.
— Что это он такой? — спросил он молодую продавщицу, скучающую за кассой.
— Да не продали его вовремя, а теперь он засыхает! — ответила та с досадой. — Вот продаем за бесценок, может, кто купит, а то ведь все равно погибнет.
— Прямо как я, — пробормотал Тим.
— Простите, что вы сказали? — переспросила девушка.
— Я сказал — покупаю, — ответил киборг.
Через два месяца на каламондине появились первые бутоны…
Примечания:
Каламондин - комнатный цитрус, цветет очень душистыми белыми цветами.