Бабушка и внуки

Бабушка ошиблась в одном — по сто раз рассказывать о событиях той ночи Тиму пришлось не только на следующий день, а целую неделю. В остальном в его жизни внешне все шло по-прежнему, а что происходило в его душе — об этом догадывалась, должно быть, одна только бабушка. Тот странный, невозможный ночной разговор многое изменил, избавил Тима от многих сомнений и породил множество других. То, что бабушка считает его человеком, которого можно любить, у которого есть нормальные человеческие чувства — само по себе было потрясением. Киборг, в общем, понимал, что заботится о бабушке вовсе не только по приказу и волнуется об Акселе не потому, что не хочет смены хозяина, не говоря уже о ребятах из команды, за которых он непонятно почему чувствует себя в ответе — но ему не приходило в голову на этом основании приравнивать себя к людям! Кроме того, Тим освободился от мучительных мыслей о возможном провале. Худшее, чего он боялся — случилось и оказалось совсем не страшным. Бабушка приняла его таким, как есть, и ее не смущало ни то, что он киборг, ни то, что он сорванный. Но теперь Тима тревожило, как ко всему этому отнесется Аксель. Во-первых, Тим нарушил приказ. Да, он вроде как не был виноват, да, никто не предупредил его ни про волейбол, ни про мяту… но все равно факт оставался фактом — он не выполнил задание. Во-вторых, бабушка собиралась рассказать Акселю, что Тим сорванный. А как люди поступают с сорванными киборгами, Тим хорошо знал. И ему было страшно. Аксель прилетел через три недели, на очередной бабушкин день рождения. Слегка прихрамывая, вышел из таксофлаера. Бабушка, как всегда, ждала его у калитки, одной рукой опираясь на трость, киборг стоял рядом с ней. Аксель порывисто обнял бабушку, прижался к ней — как год назад, как в детстве… Коротко кивнул Тиму, пожал ему руку. — Седины-то как прибавилось, — вздохнула бабушка, глядя на него с нежностью. — Да, скоро с тобой сравняюсь, — отшутился он. Бабушка осторожно провела пальцем по лицу Акселя, там, где на нем алел свежий шрам, пересекающий щеку и спускающийся на шею. — Больно? — Сейчас уже нет. Да оно и с самого начала не очень болело… с ногой хуже было, а это ничего. — И не рано ли тебя из госпиталя выписали, хромого? — Меня не выписали, я сам сбежал, — улыбнулся Аксель. — Какая разница, где восстанавливаться! Все равно сейчас все лечение — это гимнастика и прогулки. Бабушка выглядела хорошо, не знал бы Аксель про инсульт — мог бы и не заметить. А вот киборг изменился, появилось в нем что-то новое… что-то такое, чего не было год назад, и у настоящего Тима тоже не было. Взгляд изменился, вот что. Аксель пока не мог толком понять, что было в этом взгляде, но точно не веселая наглость Тима и не собачья преданность жестянки. Аксель вошел в дом. Как всегда, цвела герань на подоконниках, и солнечные лучи отражались в полированных дверцах шкафа, и смотрели с голографий на стене два мальчика, темноволосый и русый… Что-то было не так. В доме пахло сливовым пирогом и тревогой. Тревога была в сдержанном голосе бабушки, в ее пальцах, крепко стиснутых на ручке трости, в напряженном лице киборга… И Аксель в сотый раз мысленно выругал себя за то, что не прилетел раньше, что так надолго оставил DЕХа без присмотра и без нормального задания. Сразу расспросить Тима не получилось. Пока бабушка разговаривала с Акселем, киборг чем-то занялся на кухне, и уединиться с ним оказалось невозможно. Потом был обед и невероятно ароматный чай с невероятно вкусным пирогом, и душистое варенье, и заботливый взгляд бабушки… Но тревога оставалась, понемногу заражая и Акселя. — Пойдем, милый, по саду прогуляемся! — позвала его бабушка после чая. — Посмотришь, как киренгешома разрослась. И хотя Аксель понимал, конечно, что это только предлог, повод уединиться, он все же невольно улыбнулся воспоминаниям о том, как они с Лизой сажали эту самую киренгешому. — А что Лиза не пришла? — неожиданно для себя спросил он. Бабушка не удивилась вопросу. — Она сегодня работает, хотела поменяться, да не получилось. Праздник же у меня завтра, она завтра и придет, если ты не против. Аксель хотел ответить нейтрально — мол, это твой день рождения, тебе и решать… Не удержался, ответил искренне: — Пусть приходит, я буду рад! Бабушка улыбнулась: — Я ей это передам! Они вышли в сад. Бабушка шла уверенно, почти не пользуясь тростью, только на ступеньках крыльца Аксель на всякий случай поддержал ее под руку. Дорожка, выложенная разноцветной плиткой, вела их между пышных кустов и ухоженных клумб. Киренгешома за прошедший год вымахала Акселю почти по пояс и стояла, вся усыпанная ярко-желтыми колокольчиками цветов. Они дошли до беседки, все так же густо увитой клематисом и еще какими-то яркими вьюнками. Сели. Немного помолчали. — Так что случилось с Тимом? — спросила бабушка спокойным будничным тоном, словно продолжая давний разговор. — Он погиб, да? Как? — Ты догадалась? — выдохнул Аксель. — Милый, у меня только рука отнялась, все остальное в порядке. Я не слепая и не дура. Ну так что? — Да, Тим погиб, — Аксель говорил так же бесстрастно, как и бабушка. — В бою. Пулей в голову… мгновенная смерть, он не мучился. Это тоже было неправдой, но сказать всю правду у Акселя не хватило бы духу. И бабушка, к счастью, не стала переспрашивать и уточнять. — Я-то боялась, что он что-то позорное сделал… такое, что ты рассказать мне боишься. А он погиб с честью… это хорошо. Аксель кивнул. Позор страшнее смерти, в этом он был с бабушкой согласен. — Когда это случилось? Аксель назвал дату. — У вас было совсем мало времени на подготовку, — задумчиво сказала бабушка. — Вам бы месяц-другой, тогда, глядишь, я до сих пор ничего не заметила бы. — Давно ты поняла? — спросил Аксель. — Догадывалась давно, с зимы знала почти наверняка… а окончательно мы с ним объяснились, когда те бандиты напали. — Убью этого идиота, — прошипел Аксель сквозь стиснутые зубы, — почему он мне не написал? Я ему говорил обо всем писать! Тим, да и сама бабушка, писали только, что в дом вломились какие-то придурки. Причем Тим в письме акцентировался на состоянии бабушки — давление немного поднялось, пару дней пришлось увеличивать дозу лекарств. А сама бабушка и вовсе описывала произошедшее как нечто забавное. — Ты говорил — писать обо всем, что со мной происходит, — уточнила бабушка. — Так он и писал, только ведь со мной все было нормально. А об остальном писать я ему запретила. Что тебя волновать попусту? — Логично, — усмехнулся Аксель. — Ну и как тебе с ним? — С ним хорошо, — бабушка вздохнула, — это, конечно, не наш Тим, но он хороший мальчик. Заботливый и ответственный. — Он не мальчик, — угрюмо напомнил Аксель. — Он жестянка с программой имитации личности. — Он человек с настоящими мозгами. А программой имитации он сейчас почти и не пользуется. Секунду Аксель сидел, не понимая. Потом вскочил, привычно хватаясь рукой за пояс в том месте, где обычно висит бластер. — Сядь! А он и не знал, что бабушка может говорить таким тоном. — Давай поговорим сначала. Он уже не первый месяц такой, полчаса ничего не изменят. — Ты не понимаешь! Он сорванный… это безумная тварь, машина убийства! И я же сам тебя с ним оставил… какой же я идиот! Ты не понимаешь, как это опасно! — Это ты не понимаешь. Он человек. Он умеет думать и чувствовать. — Что-то до сих пор у сорванных все мысли и чувства заканчивались лужами крови! — А разве им давали возможность научиться думать по-настоящему? Ты представь себе, ведь когда мозг только просыпается, только начинает соображать — они же по сути младенцы! Дети, вдруг осознавшие себя в большом и непонятном мире. Дети, которых бьют, обижают, издеваются… А что делает ребенок, когда его обижают? Кричит, брыкается и пытается дать сдачи. У ребенка еще нет ни жизненного опыта, чтобы понимать, к чему это приведет, ни выдержки, ни хитрости. Аксель задумался. — Ты хочешь сказать, что если с киборгом хорошо обращаются, то и срыв у него будет без последствий? — Я в этом уверена. Тим не видел зла от людей, он не боится людей и доверяет им. Это видно, понимаешь, это чувствуется. И с чего бы ему вдруг превращаться в чудовище, если ему и так комфортно? И знаешь, я уверена, что таких, как Тим, немало, только об этом никто не знает. Разве что их хозяева. — Укрывать сорванного киборга — это преступление, — мрачно сообщил Аксель. — Я знаю, — спокойно ответила бабушка. И опять наступила тишина, которую не нарушали, а подчеркивали стрекотание кузнечиков и шелест листьев. Наконец бабушка спросила: — Ну и что ты теперь собираешься делать? — По инструкции положено… — начал Аксель. Бабушка перебила его. — Я знаю, что положено, инфранетом я умею пользоваться. Я тебя не про инструкцию спрашиваю. — Не знаю, — честно ответил Аксель. — Поговорю с ним. Подумаю. — Ну, думай, — согласилась бабушка, — это дело правильное. Только не забудь, пожалуйста, две вещи. Во-первых, то, что он меня два раза спасал… но это как раз не главное. — А что главное? — спросил Аксель, уже догадываясь, каким будет ответ, и не ошибся. — Главное — что я его люблю, и он меня тоже. И я считаю его своим внуком, и я люблю его… его, а не тень того Тима. Помни про это, когда будешь решать, ладно? Аксель вошел в гостиную. Тим стоял у окна, смотрел настороженно. Аксель сел за стол, кивком указал киборгу на второй стул. Некоторое время оба молчали. По инструкции положено при выявлении… нет, даже при подозрении на срыв вызывать представителей «DEX-компани». Они заберут Тима в лабораторию и будут исследовать его мозг, а потом уничтожат, а взамен выдадут исправную «семерку». Говорят, некоторые владельцы старых или сильно поврежденных «шестерок» нарочно имитируют срыв — новая «семерка» вдвое дороже старой «шестерки». От этой мысли становилось тошно. Лучше уж самому пристрелить Тима. Или приказать ему запустить программу самоуничтожения. Это возможно, ведь никакой срыв не отменяет программу подчинения хозяину, и прямой, не допускающий разного истолкования приказ киборг выполнит в любом случае… А между прочим, Тим обо всем этом тоже знает. И сейчас сидит и ждет, даже не пытаясь сопротивляться или бежать. Ну, допустим, сопротивляться он не может, а вот бежать… Последний приказ, который он получил от Акселя, был «беречь бабушку». И теперь, когда приехал Аксель, когда бабушка заведомо в безопасности, ничто не мешает Тиму сигануть в окно и с идентификационной карточкой на руках затеряться где-нибудь в глуши, где и новостей-то не смотрят… А он сидит и смотрит на Акселя с тревогой и надеждой. Говорят, инструкции пишутся кровью. Вот только не всегда говорят, чьей именно… — Ты действительно сорванный? — зачем-то спросил Аксель. Киборг молча кивнул. — И еще на Ксантусе был сорванным? Ну, когда я тебя покупал? — еще один кивок. Аксель невесело усмехнулся. — Ну я и дурак… радовался, какая у тебя хорошая способность к самообучению. Еще на программу имитации личности зря тратился. — Не зря, — возразил киборг. — Поначалу я ею много пользовался. Пока сам не научился. — Ну и как оно тебе — человеком? Тим честно задумался. — Трудно, — сказал он наконец. — Киборгом проще. Но интересно. — Понятно, — кивнул Аксель. — Думать самому всегда труднее, чем приказы выполнять. Кстати, сержант Шерман о тебе спрашивал. — Правда? — Тим несмело улыбнулся. Почему-то мысль о том, что кто-то помнит и думает о нем, не о Тиме Сандерсе, а о безымянной «шестерке», очень обрадовала его. — Правда. Привет тебе передавал. Тим обомлел. — Он что же, догадывался? — Не думаю, — пожал плечами Аксель. — Впрочем, как ты понимаешь, мы с ним это не обсуждали. Если он и догадывается, то скрывает свои догадки. И опять настала тишина. Аксель разглядывал сидящего перед ним загорелого русоволосого парня. Сорванного киборга. Неуправляемую и непредсказуемую тварь. А в памяти почему-то навязчиво крутилось воспоминание о том, как Тим в больнице в ту страшную ночь принес ему кофе. Если бы он, Аксель, тогда мог думать о чем-нибудь постороннем, то наверняка сообразил бы, что нормальным киборгам, по крайней мере DЕХ'ам, такая инициатива не свойственна. И ведь действительно, он в тот раз бабушке жизнь спас… Аксель пытался отмахнуться от последней мысли. Это же киборг — приказали ему спасать, вот и спас… Вот только в тот момент ему такого не приказывали. Приказ был — сделать, чтобы за неделю бабушка его не опознала. И то, что проделал киборг, строго говоря, тому приказу противоречило… — Зачем ты бросился к бабушке в тот вечер, когда ее парализовало? — неожиданно спросил Аксель. Тим чуть растерялся. — Я тебе уже говорил… услышал, что шаги неровные… — Я помню. Я спрашиваю не «почему», а «зачем». Какое тебе дело было до ее шагов? Киборг задумался, потом наконец сформулировал ответ: — Она хорошая. Я не хотел бы, чтобы с ней случилось что-нибудь плохое. Это было бы неправильно. Теперь уже растерялся Аксель. Слышать подобное от киборга было дико. И, скрывая свое смущение, Аксель излишне деловито спросил: — Ну, а спалился-то ты на чем? — Волейбол и мятный чай, — добросовестно перечислил Тим. — А окончательно бабушка убедилась после драки, когда у меня кровотечение прекратилось. — Ну-ка, давай посмотрим, что там у тебя с дракой! — оживился Аксель, почувствовав под ногами знакомую почву. Киборг встал, подошел к стоящему на маленьком столике компьютеру, замер на несколько секунд… Воспоминания из цифровой памяти ожили на экране. Перед столиком стояло кресло, но ни Аксель, ни Тим садиться не стали. Стояли рядом, плечом к плечу, внимательно глядя на происходящее. Когда Тим на экране сдвинул шкаф, загораживая бабушку, Аксель прокомментировал: — Молодец, хорошо сообразил! Запись закончилась, и Аксель строго спросил: — Ну, сам-то понимаешь, в чем облажался? Киборг виновато опустил голову. Еще бы ему не знать! Дня не проходило, чтобы он об этом не думал. — Я не должен был выполнять бабушкин приказ. До того момента у нее не могло быть уверенности, что я не настоящий. Но человек не смог бы остановить кровотечение. Она сказала, что умрет без моей помощи, но это неправда, утром пришла бы Кэтрин или Лиза. А я не должен был делать того, что могло бы отличить меня от настоящего Тима. Аксель с изумлением уставился на Тима. — Ну ты и дурак, — произнес он наконец. — То есть ты думаешь, что бабушка была бы счастлива, если бы ты истек кровью у нее на глазах? Особенно если бы она тебя продолжала считать Тимом? Такая постановка вопроса киборгу в голову не приходила. — Так что же, — спросил он с сомнением в голосе, — у меня не было правильного варианта? — Правильным вариантом было отключать имитацию личности, раз уж дошло до драки. А если не отключил, то хотя бы помни, что она у тебя есть, забирает часть оперативной памяти и ограничивает физические возможности. Нельзя недооценивать врага. Он был у тебя за спиной, ну и не надо было вставать в полный рост, мог бы уйти перекатом… Ты точно знал, что он без бластера — значит, надо было увеличить расстояние между вами, а ты вскочил перед ним, прямо-таки режьте на здоровье… Так что ты давай, делай выводы на будущее. — На будущее? — осторожно переспросил Тим. — А ты разве не сдашь меня? — Дурак ты, — повторил Аксель, вдруг почувствовав себя очень усталым. — Как же я тебя сдам, если ты нужен бабушке? Она тебя, кажется, правда любит. — Я ее тоже люблю, — чуть слышно ответил киборг.