Бабушка и внуки

Остаток дня Аксель занимался именно тем, что обещал бабушке — думал. Он вспоминал все, что знал о киборгах вообще и о сорванных в частности. Вспоминал страшные истории из СМИ и армейские байки. Вспоминал россказни про странные, необъяснимые глюки у вроде бы исправных киборгов и про случаи невероятного взаимопонимания между киборгом и хозяином… Он присматривался к Тиму, сравнивал его мысленно с нормальными, исправными киборгами. Сравнивал с тем, прежним киборгом, каким он был год назад. Киборг изменился, это точно. Он больше не казался копией Тима, ни точной, ни улучшенной. Он был похож на Тима, как… черт возьми, как могут быть похожи два брата. И голос у него изменился. Аксель не сразу понял, в чем дело, потом догадался. Спросил: — Ты вернул себе свой прежний голос, да? — Пока не совсем, — Тим опять виновато потупился. — Я понемногу меняю, чтобы посторонние не замечали. Бабушка сказала, что ей так лучше… проще воспринимать меня не как настоящего Тима. Аксель не сомневался, что бабушка именно так и сказала. А вот вправду ли она так думала или решила, что киборгу тяжело постоянно держать мышцы гортани в напряжении — этот вопрос был уже не к Тиму. Впрочем, бабушка была права. Утратив пугающее сходство с погибшим Тимом, киборг стал раздражать Акселя заметно меньше. Бабушка всегда была права, всегда и во всем. Может, и сейчас она права? Может, сорванный киборг — это нормальный человек, а не взбесившаяся тварь? Для самой бабушки этот вопрос, похоже, вообще никогда не стоял, она для себя все давно решила… Ну решила, и хорошо, зачем она вообще рассказала Акселю? Промолчала бы, вообще обо всем или только о том, что Тим — сорванный! Сам Аксель год назад ничего не заметил, и теперь не заметил бы… Аксель улучил момент, когда жестянки рядом не было, и спросил бабушку: — Зачем ты мне все рассказала? Я бы ничего и не понял, и все осталось бы по-прежнему. — Зачем? — бабушка посмотрела на него задумчиво. — Так ведь я уже старая. Сколько мне жить-то осталось? Я могла бы покрывать Тима, пока жива, но рано или поздно тебе все равно пришлось бы принимать решение. И чтобы решить правильно, ты должен знать все как есть. И опять бабушка была права. Не знай Аксель про срыв, он после бабушкиной смерти скорее всего продал бы киборга. Но продавать сорванного было бы непорядочно по отношению к покупателям — если считать его бракованным. Или по отношению к киборгу — если считать его разумным. Проснулся Аксель по армейской привычке рано. За окном начинался день. Трава казалась седой от росы, щебетали птицы, среди кустов возился с граблями Тим. Ну да, теперь ему не надо притворяться засоней, киборгу трех часов сна хватает. И все же, почему он не сбежал? Аксель, недолго думая, оделся, вышел в сад. Киборг прервал свою работу, поздоровался и, кажется, с трудом удержался, чтобы не вытянуться, руки по швам. — Не отвлекайся, продолжай, — отмахнулся Аксель. Встал чуть в стороне, прислонившись плечом к дереву… к тому самому, про которое он год назад рассказывал жестянке, что оно — черешня. Стоял и наблюдал за Тимом. Киборг изменился, да — и в то же время в нем появилось что-то знакомое. Другое, но знакомое. Сами его движения, жесты, манеры казались Акселю не чужими. Это было странно и непонятно. — Почему ты не сбежал? — неожиданно спросил Аксель. — Ты мог сбежать, когда узнал о моем прилете. Документы у тебя человеческие, мог бы скрыться где-нибудь в глуши. — Зачем? — спросил киборг, и в его голосе было искреннее непонимание. — Вроде инстинкт самосохранения даже у несорванных киборгов есть, — пожал плечами Аксель. — Ты не знал заранее, что я решу. Или тебе жизнь не дорога? Киборг ответил не сразу, старательно обдумывая свои слова. — Жизнь мне дорога. Только сбегать было бы бессмысленно. Моя жизнь — здесь. Бабушка. Работа. Друзья. Так зачем мне сбегать? — На новом месте нашел бы новую работу. — И новую бабушку? Лицо киборга оставалось совершенно спокойным. А тень невеселой усмешки Акселю, наверное, просто померещилась. Во время завтрака Аксель с удивлением обнаружил, что нервничает теперь, кажется, он один. Бабушка ласково улыбалась и Тиму, и Акселю, одинаково называя обоих «мальчиками», киборг выглядел старательным и преданным … и оба казались вполне спокойными, словно передали ему свою тревогу. Акселю даже как-то даже обидно стало. Причем он заранее знал, что ответила бы бабушка, если ее об этом спросить. Она бы посмотрела на него чуть удивленно и сказала бы что-то вроде: «Ты же мой внук, разве я не знаю, что ты решишь?» Ну ладно бабушка — жестянка-то почему ведет себя так спокойно? Или он совсем тупой и не понимает, что получил только отсрочку, что Аксель еще ничего не решил окончательно? Или так уверен в бабушкином заступничестве? К слову сказать, отсрочка могла быть не только у киборга, но и у самого Акселя. Не было никакой необходимости принимать окончательное решение именно сейчас, можно было отложить это на несколько лет, а там видно будет… Вот только привычки откладывать неприятные дела на потом у майора Сандерса тоже не было. Аксель не знал, что киборг понял все вполне правильно — хозяин не сдаст его, пока жива бабушка. И вовсе Тим на нее не рассчитывал — накануне прилета Акселя та прямо сказала, что не собирается на него давить. «Понимаешь, это должно быть его решение. Именно его. Чтобы потом, когда меня не будет, он не передумал, — сказала она и ободряюще добавила, ласково взъерошив ему волосы. — Да ты не бойся! Аксель же тоже мой внук!» Бабушкину уверенность Тим не разделял и в своем будущем сильно сомневался. Но несколько лет жизни Аксель ему обещал, и это уже было хорошо. На Ксантусе планы киборга не шли дальше ближайшего боя, год назад он не был уверен, что проживет больше недели — так на что же теперь жаловаться? А еще Аксель не знал, что киборг не спал всю ночь в надежде, что хозяин позовет его к себе, как год назад. Тим готов был что угодно отдать, чтобы все было просто и понятно, как год назад. Никакой необходимости не спать не было, стук в стену киборг услышал бы сквозь самый крепкий сон, но он все равно ждал. После завтрака бабушка вышла в сад, а Тим остался на кухне — готовить праздничный обед. На этот раз ждали только Лизу, но пирог на столе должен был стоять, иначе какой же это праздник? Аксель не находил себе места. Занять себя ремонтными работами, как в прошлый раз, не получалось — ни в саду, ни в доме не было ничего, что требовало бы не то что починки, а хотя бы даже покраски, и он маялся без дела. То выходил поговорить с бабушкой — та расспрашивала его о ранении, о здоровье, о ситуации на Ксантусе в целом… То возвращался в дом, присматривался к киборгу. Прядь волос упала Тиму на лоб. Тот взглянул на свои испачканные мукой руки, убрал волосы сгибом запястья. Аксель окаменел в дверях. Это был бабушкин жест. Сто раз Аксель видел это движение, когда бабушкины руки были в муке или в земле. А вот у настоящего Тима такого движения никогда не было… Хотя чему же удивляться? Киборг прожил с бабушкой год, у нее учился и готовить, и за садом ухаживать… И, наверное, не только этому. Как там бабушка говорила — только что сорванный киборг подобен младенцу? Ну да, и как младенец, он не знает добра и зла, не знает, что такое хорошо и что такое плохо. Младенец учится у родителей, а киборг у кого? У хозяев? У кого учились жестокости те сорванные киборги, чей недолгий кровавый путь так ярко живописали в СМИ? А Тим чему учился — и у кого? Ответственности и добросовестности — у сержанта Шермана. Доброте и заботливости — у бабушки. И, может, у него, Акселя, тоже чему-то учился… Тихонько тренькнул звонок калитки, прервав наконец мучительные раздумья. — Лиза пришла — определила бабушка, не оглядываясь. — Аксель, иди встречай! Лиза выглядела еще красивее, чем год назад — или Аксель плохо помнил? — Ты похорошела, — честно сказал он. — Я рада, что ты прилетел, — невпопад ответила она. Их руки встретились, и Аксель вдруг понял, что не хочет вести ее в дом, к бабушке и Тиму… не хочет делить ее с бабушкой и Тимом. Но продолжать стоять у калитки было бы совсем глупо… Праздник шел привычным порядком — стол, поздравления, подарки… Лиза опять принесла какие-то растения, и все сразу стали спорить, куда их лучше сажать. Собственно, Аксель пытался уклониться от обсуждения, но бабушка непременно хотела узнать именно его мнение. В итоге пришлось идти в сад, чтобы окончательно определиться на месте, а потом все дружно решили не возвращаться в дом. Чай пили в беседке, как год назад. — У меня соседка недавно замуж вышла, — рассказывала Лиза, — улетела к мужу на Мергель. А там кислорода нет, живут под куполом. Не представляю себе… ужас какой-то. — Где только люди не живут, — философски заметил Аксель. — Под куполом можно создать целостную экологическую систему, — уточнил Тим. — И будет не хуже, чем здесь. — Ну да — не хуже! — не согласилась Лиза. — Все равно воздух будет не тот. В этих экосистемах под куполом разве можно создать такое разнообразие? — Можно, наверное, — откликнулся Аксель. — Только сложно, и никто возиться не станет. — Может, со временем Мергель терраформируют, — предположила бабушка. Некоторое время они обсуждали возможности терраформирования разных планет вообще и Мергеля в частности. Киборг стеснялся и старался отмалчиваться, но оказалось, что он лучше всех разбирается в вопросах создания экосистем. А настоящий Тим стесняться не стал бы, даже если бы ничего по теме не знал. Акселю тоже не удалось отсидеться молча - в терраформировании он ничего не понимал, зато в свое время ему случалось бывать на Мергеле. Потом, непонятно как, разговор перешел на вопросы связи. Все дружно посетовали на дороговизну межпланетных звонков, поспорили о возможности появления альтернативы центаврианской системы связи… Теперь уж главное слово точно было за Акселем, как наиболее сведущим в технических вопросах. А потом вдруг оказалось, что уже совсем стемнело, и Лизе пора уходить. Аксель пошел ее провожать. Как и год назад, они шли не спеша, и Лиза рассказывала о своей работе, о саженцах и семенах. Их окружала тихая летняя ночь. Пахло скошенной травой на газонах и какими-то цветами — как там бабушка говорила, матиолой, что ли? Фонари превращали темноту в сказочные сумерки, золотистые, серебряные и лиловые. — Ты спешишь? — спросил вдруг Аксель. — Может, погуляем немного? Сколько же лет он не приглашал девушку на прогулку? Да, пожалуй, еще дольше, чем не провожал до дома. Они свернули в центр и через площадь, мимо фонтана, прошли в парк. В ночи он казался дремучим лесом, узкие дорожки петляли таинственным лабиринтом. Бледное лицо Лизы в полутьме словно светилось, как розоватый мрамор. Акселю вдруг вспомнилась древняя легенда про скульптора, у которого ожила мраморная статуя. Вот только из них двоих каменный, пожалуй, как раз он, а Лиза надеется его оживить. Впрочем, если он так думает — значит, наверное, не такой уж каменный? От этой мысли Аксель невольно усмехнулся. Они то разговаривали, то молчали, и молчание было не тягость. — Спасибо, что навещаешь бабушку, — сказал Аксель. — Это твоей бабушке спасибо, что она есть, — серьезно ответила Лиза. — Я очень люблю тетю Эмилию, она замечательная. У меня вот никогда не было такой бабушки… у меня вообще, можно сказать, никого не было. — Ты сирота? — Нет, у меня есть и мама и папа… только я им не нужна. Им не до меня. Не хочу сейчас об этом говорить… может, потом как-нибудь… Пока я не переехала сюда, я была совсем одна. А здесь у меня есть тетя Эмилия, а теперь еще и Тим… — А что Тим? — спросил Аксель, с легким удивлением ощущая в сердце что-то вроде ревности. Наверное, померещилось. Разве можно ревновать к жестянке? И разве он влюблен в Лизу, чтобы ревновать? Лиза вдруг тихонько засмеялась. — Ой, он у тебя такой славный! Смешной такой, наивный, и в то же время серьезный и ответственный. Знаешь, в его возрасте у многих парней еще ветер в голове, а он не такой! Вообще, тебе позавидовать можно, у тебя и бабушка, и брат… Я в детстве всегда мечтала иметь брата или сестру. А теперь Тим мне как младший брат. Интересно, а что бы Лиза сказала про настоящего Тима? Наивным она его точно не назвала бы, и вряд ли сочла бы ответственным… — Знаешь, у нас в оранжерее однажды слив засорился. Тим обещал прийти исправить, мы ждали-ждали, а его все нет. Ну, мало ли, не получилось, мы и звонить не стали, дело не такое уж спешное… — А наутро оказалось, что все исправлено, — сказал Аксель. Лиза посмотрела с удивлением. — Ты догадался, да? Тим задержался на работе, там какие-то проблемы были, освободился чуть ли не ночью и сразу к нам пошел, еще три часа у нас провозился… Аксель не догадался — он просто вспомнил, вспомнил случай из своей юности, очень давно, еще до училища. Это были не оранжерея и не слив, конечно, но дело-то не в этом… А Тим про этот случай не знал, и даже бабушка не знала — Аксель никому не рассказывал, ему и в голову не пришло бы рассказывать, чем тут хвастаться-то? Выполнить обещание — это же самое собой разумеется, и неважно, что для этого придется лезть через забор и работать ночью, почти в темноте… И, конечно, эти два случая были простым совпадением! — А внутрь он как попал? Если вы все ушли? — А мы ключ за притолокой оставляем, — пояснила Лиза. А что она сказала бы, узнав правду про этого Тима? Может, отнеслась бы примерно так же, как и бабушка? Может, они правы, видя в Тиме настоящего человека? — Ты чем-то встревожен? — Лиза осторожно коснулась лица Акселя, погладила по складке между бровей, словно надеялась разгладить ее, а заодно прогнать мрачные мысли. — Какие-то неприятности? А что бы сказала Лиза, ответь он правду? «Да вот думаю, что сделать с этим славным парнем, которого ты считаешь младшим братом, после смерти бабушки — то ли вивисекторам его сдать, то ли просто приказать самому умереть…» — Да все нормально, — соврал Аксель, заставляя себя улыбнуться. К счастью, Лиза тут же сама нашла объяснение. — Нога болит, да? Это я виновата, заставила тебя столько ходить… К вечеру Аксель хромал сильнее, но боль была терпимой, да и врачи велели больше двигаться. Но спорить он не стал, просто неопределенно пожал плечами. Прогулку пришлось заканчивать, и Аксель был этому почти рад. Слишком много мыслей теснилось у него в голове, и надо было во всем разобраться… Расставаясь с Лизой у калитки, Аксель спросил: — Увидимся завтра? — Ну, я к тете Эмилии часто прихожу… — Я не про это. Я спрашиваю — мы с тобой завтра увидимся? Лиза счастливо улыбнулась и кивнула.