Бабушка и внуки

Через час после того, как Аксель и Лиза ушли, Тим начал волноваться. Вернее, начал-то он раньше, минут через сорок — но потом вспомнил, что Аксель хромает, и на время успокоился. А потом встревожился снова. Он хорошо знал, сколько времени нужно, чтобы дойти до Лизиного дома и обратно. Что делать в такой ситуации, Тим не знал. Позвонить? Как-то неловко… хозяин перед ним отчитываться не должен. Пойти искать? Еще глупее. Тим помучился с полчаса, потом обратился к бабушке. — Аксель еще не вернулся… — Ну и что? — к удивлению Тима, бабушка была совершенно спокойна и даже довольна. — А тут ходьбы на полчаса! — Вот и очень хорошо, что он через полчаса не вернулся. Бабушка вела себя так, словно что-то знала. Это было непонятно. — Может, ты ему позвонишь? Спросишь, где он? Может, ему помощь нужна? — Нужна, конечно, — совершенно серьезно ответила бабушка. А потом улыбнулась, взъерошила волосы Тиму и уточнила: — И эта помощь — в том, чтобы не мешать. Не отвлекать. Может, я еще правнуков дождусь… Связь между поздним возвращением Акселя и возможным появлением у бабушки правнуков была для Тима не вполне очевидна, но он решил пока не переспрашивать. Сначала надо было самому подумать. — Знаешь, давай-ка ложись спать, — решительно сказала бабушка. — Не надо, чтобы Аксель думал, что мы его дожидаемся… когда вернется, тогда и вернется, его дело! Расставшись с Лизой, Аксель не сразу пошел домой. На ходу думалось лучше, и боль в ноге странным образом не мешала, а скорее помогала, не давала отвлекаться на ерунду. В доме было темно — то ли все уже спали, то ли не хотели смущать загулявшегося. Он вошел относительно тихо — достаточно тихо, чтобы не разбудить спящих, но достаточно громко, чтобы успокоить ждущих. Поднялся в свою комнату, лег. Несмотря на усталость, сна не было. Ни в одном глазу. Аксель долго лежал, глядя в темноту, думал… Промаялся так часа два, а потом стукнул в стенку — совсем негромко, едва слышно. Киборг появился почти мгновенно. — Ты что, под дверью ждал, что ли? — шепотом удивился Аксель. — Почему под дверью? — так же тихо ответил Тим. — У себя. Они помолчали. — Ты правда готов был умереть только для того, чтобы исполнить мой приказ? — неожиданно спросил Аксель. — Инстинкт самосохранения у тебя есть, а приказ «сделать, чтобы бабушка тебя не опознала» не был приоритетен. Тим ответил не сразу. Подумал, подбирая слова, как всегда. То есть это для киборга было «как всегда», настоящий Тим отвечал сразу, не раздумывая, а раздумывал уже потом. И то не обязательно. Надо же, у него свои привычки появились. И что еще более странно, Аксель с ними отчасти знаком. — Ты приказал это потому, что правда огорчила бы бабушку, — ответил наконец Тим. — Я не хотел, чтобы ей было плохо. И Аксель откуда-то совершенно точно знал, что киборг, жестянка чертова, говорит правду. И не потому, что связан программой подчинения хозяину. — То есть ты думал, что сделаешь ей хорошо? Придурок. — Я уже понял, — согласился киборг. В комнате было совершенно темно, но почему-то чувствовалось, что он улыбается виновато и счастливо. Бабушка была права. Как всегда. — Интересно, почему бабушка всегда оказывается права? — спросил Аксель вслух. Тим опять честно задумался. — Потому что она умная? — предположил он. — Так я вроде тоже не дурак, — с досадой сказал Аксель. — Потому что у нее опыт? — высказал Тим новую версию. — Может быть, — согласился Аксель. — Думаешь, если я доживу до ее лет, что вряд ли, то тоже буду так все понимать? — Наверное, — серьезно ответил Тим. — Вы ведь похожи. Аксель немного помолчал и сказал сдержанно, почти сухо: — Я тебя в любом случае не сдам. Даже когда бабушка… в общем, никогда. — Почему? — спросил Тим. — Потому что ты человек. Тим обдумал ответ. Сдать в «DEX-компани» — это самое неприятное из того, что Аксель мог с ним сделать, но не единственное. И то, что хозяин назвал его человеком, не слишком обнадеживало. На Ксантусе люди убивали людей. — А что ты сделаешь? — осторожно спросил киборг. Теперь задумался Аксель. А потом сказал неожиданно: — Я, пожалуй, продам городскую квартиру. Все равно настоящий Тим туда никогда не вернется. А тут… я не хочу, чтобы в этом доме когда-нибудь стали жить чужие люди. И бабушкины цветы засохнут без ухода. Так что оставайся здесь. Поливай цветы, ходи на работу. А я буду прилетать сюда в отпуск. — Спасибо, — тихо сказал киборг. — На здоровье, — ворчливо отозвался Аксель. — Я это для себя делаю. А то, без бабушки, меня никто не будет ждать. Знаешь, там, на Ксантусе, это очень важно — чтобы кто-то тебя ждал. Кто-то близкий. — Тебя Лиза ждет, — заметил Тим. Аксель вздохнул. — Глупости это. Лизе нужен нормальный муж, чтобы жить вместе и детей растить, зачем ей я? — Не глупости, — упрямо возразил Тим. — Она тебя любит. — Понимал бы ты, что такое любовь! — Я понимаю. Я люблю бабушку. — Вот только о любви с киборгами в три часа ночи я еще не разговаривал, — буркнул Аксель. — И вообще, кыш отсюда! Дай человеку поспать спокойно. Тим не обиделся, он понимал, что Аксель сердится не всерьез, он уже научился понимать такие вещи. Мистер Ричардс тоже часто ворчит и как будто сердится, а на самом деле совсем нет. — Спасибо! — повторил Тим. Подумал и добавил: — За все! — Кыш! Тим улыбнулся и исчез. Наутро Аксель с удивлением обнаружил, что чувствует себя так легко и спокойно, словно с души свалился камень. Камень, который давил на него последние двое суток — а может, и последний год. После завтрака Аксель созвонился с Лизой и пошел гулять, к явному удовольствию бабушки. Днем город выглядел совсем иначе, чем ночью, Акселю невольно вспомнилась фраза из любимой в юности книги: «Карты дневного и ночного города не во всем совпадают». Кроме того, вдруг оказалось, что город, по которому гуляешь с девушкой, сильно отличается от того же города, если идти по нему в одиночку, ну или с киборгом. Вдвоем они видели то, что город скрывал от одного Акселя — уютные скверики, тихие переулки, крохотные кафешки… — Смотри, — Лиза указала на одну клумбу, — это твой Тим придумал! Видишь, как оригинально получилось? Клумба действительно выглядела необычно. И, к собственному удивлению, Аксель почувствовал что-то вроде гордости — словно Тим действительно был его братом, успехам которого можно радоваться… Потом они сидели в уличном кафе под смешным пестрым зонтиком. Лиза лакомилась вишневым мороженым, а Аксель пил кофе и любовался на девушку. Мороженое оставляло на губах Лизы блестящие ярко-розовые мазки, и это было неожиданно трогательно, как-то совсем по-детски… и одновременно эти вишневые полоски казались такими сладкими, и хотелось попробовать их, узнать, какое оно на вкус — мороженое на Лизиных губах… — А что ты вчера без гитары пришла? — вдруг спросил Аксель, не потому, что это так уж его интересовало, а для того, чтобы отвлечься от мыслей о вишневом блеске ее губ. — Как-то не подумала, — чуть растерялась Лиза. — А ты хотел, чтобы я сыграла? Ну так что же не сказал? Я бы взяла гитару у Тима. — У Тима есть гитара? — удивился Аксель. — Ну да, а он что, не хвастался тебе? Ну, видно, стесняется. Он уже здорово играет, и по нотам, и сам импровизирует. Кстати, я узнала про ту песню… ну, помнишь? Аксель помнил, разумеется. Такое не забывается. — Это очень старая песня, ее, оказывается, еще в двадцатом веке написали, представляешь? — В двадцатом веке на Земле были две большие войны, — вспомнил Аксель, — подходящее время, чтобы такие песни писать. — Да, только автор в тех войнах не участвовал, он позже родился. А песен о войне у него было много, я кое-что еще выучила, могу сыграть. Ты же не завтра улетаешь! Ты на сколько в этот раз прилетел, опять на неделю? — На три недели, — ответил Аксель. — Это не отпуск, а так, на долечивание. Лиза улыбнулась. — Три недели — это больше, чем одна, но все равно мало. Не нагуляемся. Ну, хоть на гитаре поиграть я тебе успею. А в следующий раз когда прилетишь? — Не знаю точно, как отпустят. Может, на Новый год получится. — Правда? Вот бы здорово! Вместе отметили бы. Аксель поколебался, потом решился: — Разве тебя больше никто не зовет Новый год отметить? Ты молодая и красивая, а у меня полголовы седины и в пол-лица шрам. Разве в городе мало других? А я сегодня здесь, завтра на Ксантусе, а послезавтра, глядишь, меня и вовсе нет. На черта тебе с таким связываться? Лиза посмотрела на Акселя удивленно. — Зачем мне другие? Мне нужен именно ты. Хоть седой, хоть хромой, все равно. — Ты даже не знаешь, какой я. — Знаю. Мне Тим рассказывал. — Ну болтун, — с досадой буркнул Аксель. Лиза тихонько засмеялась. — Скажешь тоже — болтун! Да он такой же молчальник, как и ты, слова лишнего не вытянешь! Но о тебе он всегда готов говорить, он тобой так гордится! — И что же он обо мне рассказывает? — невольно заинтересовался Аксель. — Да многое! Как ты один на катере полетел выручать группу, которая в засаду попала… — Не один, — перебил Аксель. — Одному это невозможно было бы — и катер вести, и отстреливаться. Я с пилотом был. Да, было такое дело. Разумеется, можно было и не вдвоем. Многие тогда рвались лететь с ним. Вот только слишком мало шансов было, чтобы рисковать людьми. Ну а без пилота уж никак не обойтись, проще было бы сразу самому застрелиться, чем лететь в одиночку. — А Тим говорил — один… Ну вдвоем — это же тоже было очень трудно, правда? А еще он рассказывал, как ты морду набил той сволочи, из-за которой они в засаду попали. Из уст Лизы грубые слова звучали почти смешно, и ясно было, что она повторяет их за Тимом. А кстати, знать об этом Тим никак не должен был. Никто не мог этого знать. Аксель никому не рассказывал, потому что набить морду старшему по званию — не тот поступок, который может вызвать одобрение, во всяком случае вслух. А его… оппонент тоже молчал, потому что набитая морда — не то, чем стоит хвастаться. Впрочем, он, конечно, никому и не рассказывал. А киборг — это не «кто-то», это вещь, при нем можно и высказаться… — Ну, набил, — неохотно согласился Аксель. — А Тим все-таки болтун… Нашел, о чем рассказывать! Аксель лукавил. Ему было приятно. Потом они снова шли по городу куда глаза глядят, разговаривали обо всем, что в голову приходило, и долго не могли расстаться у Лизиной калитки. Домой Аксель вернулся слегка усталым и очень довольным. Голова слегка кружилась. Хотелось петь, ходить на голове. Хотелось срочно поделиться с кем-то своим счастьем. Петь он никогда не умел, даже в школьный хор его не брали. Аксель прошелся по дому. В гостиной на подоконнике заметил что-то яркое, машинально протянул руку. Детская головоломка — сложное сплетение разноцветных шариков, которые надо расставить в определенном порядке. Аксель покрутил ее, поднял взгляд на Тима: — Твоя, что ли? — Моя, — киборг не стал отрицать очевидное. В комнате у него таких головоломок было много, а еще были такие, где надо провести маленький шарик по сложному лабиринту. Процессор в режиме самообучения справился бы с ними за пару минут, но Тим давно уже не включал этот режим. — А сколько тебе лет? — неожиданно спросил Аксель. Тим удивился вопросу — эта информация была в его документах. — Биологический возраст соответствует двадцати пяти годам трем месяцам. — Я спросил — тебе сколько лет? В принципе, это Аксель тоже знал и сам, но Тим добросовестно ответил: — Пять лет и один месяц. Аксель в третий раз уточнил формулировку: — Сорвало тебя когда? Тим задумался. Он честно не знал, как ответить на этот вопрос — сознание просыпается не в один миг. Пожалуй, можно считать от той недели с перебитой ногой… — Три года пять месяцев назад. — Значит, тебе сейчас четвертый год… Ну что же, самое время в игрушки играть. В голосе Акселя Тиму послышалось неодобрение, и он чуть насупился. Что плохого-то? Бабушка знала про игрушки и никогда не выражала недовольства. В конце концов, он их сам покупал на свои, заработанные, деньги — что же тут не так? А Аксель все пытался избавиться от картинки, стоящей у него перед глазами — русоволосый малыш сидит на скамейке, не доставая ногами до земли, и он, Аксель, рядом с ним, обнимает его одной рукой за плечи, а в другой держит флакончик с мыльным раствором, и они вместе, по очереди, выдувают пузыри… И нет, разумеется, ничего общего между тем худеньким растрепанным малышом и киборгом с аккуратной, волосок к волоску, прической! — Ты мыльные пузыри выдувать умеешь? — вдруг деловито спросил Аксель. Тим не умел. Он видел на улицах и в парке детей с мыльными пузырями, это было красиво, но о том, что ему тоже так можно, он как-то не задумывался. Аксель куда-то отлучился на полчаса, а потом с очень серьезным видом позвал Тима в сад. Они сели на скамейку за кустом сирени, и Аксель извлек из кармана маленький ярко окрашенный флакон. — Давай, учись! А то самое важное в жизни пропустишь. …Одного флакона, как выяснилось, хватает на два часа счастья. И Аксель затруднился бы сказать, кто из них получил больше удовольствия. — И чем это вы там занимались? — спросила бабушка, глядя на сияющего Тима и сдержанно улыбающегося Акселя. — Да ничем особенным, — спокойно ответил Аксель, пожимая плечами. — Так, мыльные пузыри пускали. А то перед людьми стыдно — такой большой, а не умеет. — Правильно, — согласилась бабушка, — кто же еще такому научит… Последние слова повисли в воздухе. Аксель мысленно договорил «кроме старшего брата». И почему-то эта мысль не была ему неприятна… — А у нас в следующее воскресенье финальная игра, на первенство города, — вдруг сообщил Тим. — Ты придешь смотреть?