Прокладывая пути

Лёгкие горели. Он дёрнулся, приходя в чувства, но вокруг была только вода. Инстинкт подсказывал не пускать её внутрь, и он слушался, хотя мало что понимал. Он тонул, пришло запоздалое осознание, тонул и не мог дышать. Взмахнув руками, сгруппировался, преодолевая сопротивление, и огляделся, но ничего не разобрал, только мутную черноту, и не было подсказки, где искать выход. Он поспешно сложил печати, но резерв отозвался болезненным спазмом, будто скрутили пустой кожаный мешок, и ничего не произошло. Хоть и с трудом, но он взял взвившуюся панику под контроль. Заставил себя думать, ведь выбраться сейчас было важнее всего. Он снова огляделся, теперь настойчивее, пытаясь различить оттенки воды, но зрение подводило. Тогда он обратился к другим чувствам, температуре, течению, в попытке настроиться на воду, слиться с ней. Сосредоточился, слушая. Потоки мягко касались кожи, качая, как в колыбели, но определенного направления у воды не было, пока она льдом перебирала волосы на затылке. Пальцы теряли чувствительность. Время заканчивалось. В голове шумело всё сильнее, звенело в ушах, и легкие раздулись в груди, грозясь разорваться. По бедрам и плечам потянулись тонкие разряды онемения, но было ли дело в холоде или отсутствии воздуха, он не мог сказать. Черная муть превращалась в странные силуэты, которые тихо о чём-то шептались, обещая, но он качал головой, не слушая, пусть и не знал, почему. Сознание разгоралось в лихорадке, прогоняя любые разумные мысли, и он не выдержал, вдохнул — и в горло забралась вода. Холод обжёг язык и хлынул по гортани ниже, в пищевод… Толща вдруг качнулась в едином порыве, и тело с силой подбросило, дёрнуло в сторону. Легкое чувство невесомости сменилось прибивающей к земле тяжестью, когда он рухнул боком на что-то жёсткое. В живот ударили резкие толчки, вода из горла ринулась вон, он хрипло закашлялся и кашлял до тех пор, пока всё внутри не запульсировало, будто содранное точильным камнем. Внешняя сила оставила его, и он упал без сил. Мир громко бился в такт сердцу, и грубая поверхность под ним с каждым ударом волновала всё меньше, когда нити сознания рассыпались в пыль. Именно в этот момент кто-то сильно встряхнул его за плечо. Больно уколола чужая чакра — будто раскаленной иглой, — пробегая по всей системе циркуляции. Сенджу Тобирама пришёл в себя. Чакра была огненной, и всё внутри окатило резким чувством опасности. Собирая остатки сил, он приподнял голову, сосредотачиваясь на человеке рядом — на расстоянии шага сидел, пытаясь отдышаться, Учиха Мадара. Тобирама рефлекторно зажмурился, прячась, не успевая даже понять, зачем, но усталый смешок над головой окрасился будто бы даже облегчением, а ещё через секунду его потянули вверх. Сердце забилось быстрее, но тело не слушалось, и он ничего не мог сделать, пока Учиха тащил его биджу знает куда. Грудь сдавливал мокрый поддоспешник, тянул к земле, холодный ветер выдувал любое тепло, скапливавшееся между тканью и телом. Чакра была почти на нуле. Осознав это, Тобирама только сейчас понял — он чувствовал. Он был жив и мог чувствовать. Он был жив. И раз они выжили, какова вероятность, что старший брат… Учиха вдруг споткнулся, и они упали на траву, разбрасывая брызги. Значит, тоже едва держался на ногах. Но если он сам с трудом шёл, зачем тащить с собой дополнительный вес? Было бы намного проще бросить или прикончить его здесь… Учиха издал короткий раздражённый стон и отбросил мокрую прядь с глаз, выдыхая. Поднялся сначала на четвереньки, затем — на колени. Повернулся. В руке у него был кунай — будто прочитал мысли. Не в силах пошевелиться, Тобирама мог только смотреть. Что за глупость, промелькнуло в мыслях, умирать, только что чудом избежав смерти. Сжав зубы, он изо всех сил подтянулся на руках, отползая прочь, но Учиха догнал, прижал к земле. Тобирама напрягся, готовясь с боли. С тихим треском разошлись крепления доспеха, и Учиха, ругаясь, спихнул пластины в сторону. А после снова потянул их обоих наверх. Замешательство разбило всякое сопротивление, и Тобирама бессмысленно последовал за руками, стараясь только удержаться в сознании, запомнить направление, но чем дальше, тем меньше он отдавал себе отчёт о происходившем. Он знал, что Учиха тащит их прочь от воды, потому что уровень земли поднимался. Небо спряталось за сводом леса. Похолодало, воздух стал стылым и тяжёлым, осязаемой пленкой касаясь лица. Они шли будто бы целую вечность, но ничего не менялось. Куда его тащили? Почему его вообще куда-то тащили, а не убили на месте? Что Учиха хотел от него? В какой-то момент его сбросили, и удар о землю на секунду привёл в чувства. Где они? Его убьют здесь? Тобирама попытался приподняться, но не смог. Мысли путались, разум отказывался функционировать. Его хватило только на то, чтобы прикрыть глаза. На краю сознания показалось, что он услышал возмущенное «Мадара!», произнесенное знакомым голосом, но в этот момент его упрямство исчерпало себя, и всё вокруг наконец исчезло. *** Сенджу уснул, где упал, хотя Мадара предполагал, что он дремал ещё по пути. Счастливчик, себе он такого позволить не мог. Стараясь лишний раз не двигаться, он одними глазами проследил, как подбежал Хаширама, и уже вместе они кое-как протащили мелкого Сенджу оставшиеся несколько шагов до скрытой в листве полянки. Прикрыв глаза и стараясь не шататься, Мадара оставил заботу о мелком Сенджу Хашираме и сел-свалился рядом с со спящим братом, лицом к огню. Голова опустилась сама собой, тяжелые от воды волосы стеной упали между ним и миром. Они пришли в себя не так давно, теряя последние пузырьки воздуха под толщей воды. Совершенно обычной, к слову, — чистой, прозрачной и, зараза, настолько холодной, что в ней чудом не плавали льдинки. Странно подумать, но не будь там Хаширамы, который дотащил его до берега, Мадара, наверное, и не выплыл бы. Их клан, за редким исключением, никогда особо не дружил с водой. Пока они лежали там, на берегу, кашляя и жадно глотая промозглый воздух, мозг медленно отходил от пережитого, снова принимаясь за работу. Засыпая вот так, насквозь мокрые, на открытом воздухе, они рисковали не проснуться. Лучше всего было собраться с силами, подняться и отправиться искать убежище. Но если они, утонув в болоте, оказались здесь, их младшие могли повторить тот же путь. Вот тут-то и возникал вопрос: кто останется следить, а кто, доверив судьбу брата, отправится на поиски. Явно думая о том же, Хаширама повернул к нему голову, сканируя долгим тяжелым взглядом. Из-за потемневших прядей его теплые глаза теперь казались чернее, отчаяннее. Потом он потянулся, сел, откидывая челку с лица, и ощущение пропало. «Ты оставайся здесь, — сказал он, — а я поищу место, где мы сможем отдохнуть». «Ты уверен?» — не мог не спросить тогда Мадара. Хаширама бледно улыбнулся, отмахиваясь: «Конечно. Я тебе доверяю». Хаширама с усилием протащил мелкого мимо костра на собранную кучу сухих листьев. Присел над ним, коротко переведя дух, и принялся избавляться от мокрой одежды, но пока стягивал облепивший руки поддоспешник, едва не опрокинулся в огонь, Мадара вовремя подался вперед, успевая перехватить его предплечье своим. Хаширама бросил ему быструю благодарную улыбку и вернулся к делу. Хаширама ушёл, а Мадара остался лежать, глядя в блёклое с голубыми прожилками небо. Сердце неловко ныло. Он задавался вопросом, смог бы поступить так же, но всё внутри переворачивалось от одной мысли оставить проклятое озеро позади. Не до тех пор, пока Изуна где-то там. Наконец он сел. За головой, всё это время давившие в ухо, нашлись собственные обрезанные сандалии, и он повертел их в пальцах, раздумывая, как поступить. В итоге запихнул за пояс — других у него всё равно не было. Шагах в двадцати поблескивал под скрюченными темными ветками знакомый тяжёлый тати, а ещё чуть дальше — тонкий вакидзаши брата, разбросанные вокруг словно остатки чей-то трапезы. Не желая пока думать ни о чём сложном, Мадара собрал всё это и вернулся на прежнее место. Подумав, сжал ладонь на рукояти меча брата, разглядывая лезвие, по которому, рассекая метал, стекали редкие капли. Смахнул их, вытирая сталь подолом накидки, оглядел, проверяя целостность. Снова перевел взгляд на воду. Ничего. Устав ждать, он поднялся. Мышцы противно ныли, болели плечи и ладони, тонкие царапины на которых побледнели и закрылись, оставляя после себя только тонкие темные линии. Слева начинался большой темный лес, впереди терялось в холмах широкое ледяное озеро. Где-то далеко, на их стыке, высилась громада камней, чей силуэт терялся в тумане. Должно быть, Мадара прищурился, с сожалением отвергая возможность использовать шаринган, когда-то это была смелая задумка чьих-то земляных техник. Оборонительное сооружение для армии? Замок богатого феодала? Может быть, подумалось ему, так мог бы выглядеть главный дом одного из кланов страны Земли. Чем бы оно когда-то ни было, теперь по ту сторону берега остались только внушительного размера руины. Даже когда он подумал об этом, его взгляд продолжал перебегать по обломкам в поисках подсказки. Казалось, в разрушенных камнях было что-то ещё, что-то организованное, что-то… Всплеск озера привлёк его внимание, и каменные руины стерлись из его мыслей быстрее, чем он вновь оказался в воде. Мадара поправил тяжёлую, ещё немного влажную накидку, под которым ворочался Изуна. Хаширама успел подлечить его, пока Мадара вылавливал и тащил сюда мелкого Сенджу: царапины на щеке и руках исчезли, оставив после себя только изодранную одежду. Хаширама сказал, ему сильно повезло: истощение от ловушки, наложившееся на усталость боя и пробуждение шарингана… Хотя бы ещё пару минут в воде… Угроза потерять Изуну третий раз меньше чем за сутки вызывала у него истеричный смех, который Мадара, во имя всеобщего благополучия решил держать при себе. А мелкому Сенджу повезло, что вода была его стихией. Пока Мадара волок в лагерь брата, разыскивая метки Хаширамы и ругаясь под нос, пока брёл обратно, иной уже и задохнулся бы. Мадара перевёл взгляд на огонь. Стоило, как минимум, обезопасить периметр, даже если казалось, что угроз нет, как максимум — пойти поискать еды, но сил не было. Место, найденное Хаширамой, было чем-то вроде небольшой впадины оврага, заросшей по краям кустарниками и молодыми деревцами, естественно скрадывало дым и свет огня. Главный минус состоял в холодном воздухе, казавшимся различимой сизой полосой в ладони от земли. Ветра не было, но стыть кусала за влажную одежду и едва высохшие волосы, вынуждая в который раз пропустить по телу огненную чакру. От истощения во рту появился кислый предупреждающий привкус тошноты. Что ж, значит, пока никакого тепла чакры. Другой вариант состоял в том, чтобы прижаться к сопевшему брату, и Мадара, не сдержавшись, поддался искушению, поджимая ноги и приобнимая теплый кокон, уложив голову на живот. Прижался запястьем к груди, облегченно выдыхая, когда по коже потянулись первые усики тепла. Только на минутку, сказал он себе, утыкаясь носом в плотную ткань, и прикрыл глаза. *** Лес вокруг был тихим, и эффект только усиливался тройным сопением вокруг. Или, может, просто сбоило чувство чакры, восстанавливаясь после резкой растраты, Хаширама, оставшийся невольным часовым, не знал. Хотя, похоже, именно из-за их окружения он чувствовал себя не таким убитым, как остальные, учитывая, что убиты они были… ну. Буквально. Признаться, он не слишком понял, что произошло. Да и не слишком пытался, оставив всё на откуп младшего (живой, ками), у которого не в пример легче выходило собирать все эти логические конструкции. В данный момент Хаширама ограничился тем, что перестроил ощущения на отслеживание внешних угроз и прижался ближе к брату в попытке сохранить тепло (тот спал, и ворчаний не последовало). Что-то скреблось на границе восприятия, что-то о чакре, но он не зацикливался. Важно было другое. Он был жив. Его брат был жив, и Мадара и его младший брат тоже. Обошлось. Они попали в ловушку и утонули, а пришли в себя посреди большого водного пространства. Как именно они там очутились — открытый вопрос. Было ли в насыщенном чакрой болоте созданное чакрой течение, которое могло их вынести? И даже если так, что вряд ли, потому что, ну, какое может быть течение в болоте, что с чувством чакры? Ведь чувствительность конечностей пропала, а теперь, — он покрутил запястьем, — всё было снова в порядке. Хаширама зевнул, потирая скулу и рассеянно улыбаясь. Мадара пытался спасти его, но, что важнее, он вытащил из воды Тобираму. Действительно вытащил, вернул, принёс сюда из последних сил. Не бросил. И не напал. Может, от усталости, конечно, но с тех пор, как они выбрались из озера, он даже ни разу не назвал их врагами. И оставил с ним спавшего Изуну, когда уходил во второй раз, даже не ворчал громко на использование на нем лечебный техник — будто они перемотали назад эти ужасные два месяца и снова были заодно! Будто, поменявшись братьями, дали друг другу одинаковые обещания. От мыслей, пусть и хороших, шумело в голове, поэтому, не мудрствуя, он прижался спиной к тёплому боку, скрестил ноги в позе медитации и прикрыл глаза. Снилось что-то нечёткое, мутное, образы расплывались, не складываясь в единую картинку, а затем, будто по щелчку, всё пропало, и Изуна сел рывком, холодея от ужаса. Вес на животе немного сместился, полоску кожи омыл прохладный воздух. Он опустил глаза. Мадара. Живой. Приснится же такой бред! Чтобы брат — и погиб в болоте? Изуна улыбнулся, пережидая легкое головокружение. Кончиками пальцев коснулся тяжёлых от влаги волос (опять бегал на речку?) и, выдохнув, откинулся назад. Подумав, вернул тёплую руку обратно на ребра (почему они оба без верхней одежды? Холодный же воздух). (Ах, ответил себе, верно был дождь, и всё промокло) С замедляющимся дыханием успокаивалось и сердцебиение. Он с трудом поднял запястье, потирая зудящие глаза (делегация к Хьюга, затем нападение Инузука, точно… когда они успели вернуться в клан?), и сознание стало медленно, по нисходящей спирали, угасать. Надо вертеться поменьше, напоследок подумалось ему, чтобы не разбудить брата. Он устал после битвы. *** Было мягко. Пошевелившись и обследовав вещи под головой, Мадара обнаружил, что лежал на старательно скрученном коме одежды. Разве он так засыпал? Когда он успел добраться до футона? Нет, вспомнил он, не успел. Он уснул сидя, поджав ноги, уткнувшись щекой в спавшего брата. Вот только самого брата рядом уже не было. Мадара вскинул голову, быстро оглядываясь, и зажмурился, когда в ответ по глазам ударили черно-белые точки. — Полегче, нии-сан. Изуна. Он заставил себя открыть глаза. Было темно, слабо горел костер. Изуна обернулся, улыбаясь мягко, но с напряжением, и продолжил развешивать бинты на кустах. На противоположной ветке ровно через огонь уже сушились поддоспешники Сенджу, которые в полумраке походили скорее на огородное пугало; снятые доспехи (оба, второй, Тобирамы, тоже был там, уже со сшитыми креплениями) и кольчужные сетки пускали вокруг огненные блики. На свободном кончике символично висела белая материя с гербом Сенджу. У самого костра, будто жарившаяся рыба, стояли в рядок сандалии. Странно пахло. — Загорятся же, — невнятно пробормотал он, не отводя глаз. Брат отмахнулся. — Для этого им надо сначала просохнуть. Ком одежды под головой нагрелся, но оставался сырым, и Мадара кое-как уместил его рядом, поправляя для равновесия и разгладив мон на спине. Влажный висок тут же облизал холодный воздух, и он поёжился, растирая ладонями ткань нательной рубахи на плечах. Добавил к сушившимся вещам бинты с ног и принюхался — действительно чем-то пахло. Вспомнил про Сенджу. Те нашлись по другую сторону костра. Хаширама деловито следил за нанизанными на вертел рыбешками, похожими на больших головастиков с лапками, и то и дело нетерпеливо их переворачивал. Вот откуда шёл запах. Маленькая Сенджу-змеюка сидела рядом, прижав колени к груди, и не моргая следила за ним и Изуной. Оба они были в одних лишь штанах и упрямо дожидались, пока просохнут вещи, всем видом выражая победу закаленного организма в борьбе с холодом. Заметив, что он проснулся, Хаширама торопливо растянул губы в улыбке: — Ещё немного надо подождать. Мадара встал, обходя костёр. Змеючка при его приближении дёрнулась ближе к брату и едва не зашипела, но оказалась проигнорирована. Мадара скептически поглядел на множество торчащих из брюха лапок. — Что это вообще? — Без понятия, — легко отозвался Хаширама и потёр ухо о голое плечо. — Плавала в озере целыми косяками. — Запах такой… Хаширама кивнул. — Но она не ядовитая, — тут же заверил он. — Я уже съел одну, всё в порядке. За что получил по макушке. — Придурок, кто экспериментирует на себе?! — Мадара заворчал, потирая руку. — А если бы ты отравился, пока все спали? — Но не отравился же. И я же не хочу, чтобы кто-то из вас пострадал, а я быстро лечусь, так на ком предлагаешь проверять? Запах необычный, вид я не узнаю, но она явно съедобная, так что давайте кушать! — Сырая же ещё совсем… — Но я голодный! — Ты же сказал, что уже съел одну! Тебе ли жаловаться?! Хаширама надулся. — Вы все спали, пока я сторожил, потом ещё ходил за едой и готовил её! — заныл он. — А теперь ты на меня кричишь! Нечестно! — Аники, — попытался осадить его Тобирама, бросая на них напряженный взгляд, но Мадара только фыркнул, поднимаясь и потягиваясь. — Ладно-ладно, — проворчал он, немного смущённый. — Вокруг всё тихо? Тот тут же успокоился и закивал, снова переворачивая бедную рыбу. — Тихо. Что говорить, даже животных почти не водится. Странный лес. Мадара нахмурился, но не выдержал сверливший лопатки взгляд и вернулся на другую половину костра, приподнимая руку, чтобы позволить по-лягушачьи ледяным пальцам забраться себе под мышки. Изуна блаженно выдохнул, прижимаясь. Невозможность прогнать огненную чакру по телу заставляла его искать иной, равный по силе источник тепла, и кто бы сгодился лучше Мадара, правда. Он давно смирился. — Я думал, это был сон, — тихо-тихо пожаловался Изуна. — Не сон. Но всё обошлось. — Я собираюсь немножко восстановить силы и врезать тебе. Просто чтобы знал. Громкое Еда! избавило его от необходимости отвечать. — Рано! — крикнул он в ответ. — В этот раз точно нет, готово, говорю вам! — Нии-сан, — едва слышно захныкал Изуна, снова привлекая внимание, — у меня глаза болят. — Потерпи чуть-чуть, пройдёт, — и, наклонившись ниже, в самое ухо. — Твой шаринган, отото. Тот поражённо уставился на него, но тут же обиженно надул губы: — Если ради него надо было почти потерять тебя, я уже не уверен, нужен ли он мне вообще. — Не болтай чушь, братишка. Идём есть. — Разве Сенджу не отравят нас? — Хаширама хороший. Просто следи, чтобы белобрысая змеюка держалась подальше от твоей еды. — Нии-сан! — возмутился тот. — Не будь таким! — Думаешь, он не воспользуется возможностью? Только не говори Тобирама хороший, ты испортишь мне аппетит. — Ничто не может испортить тебе аппетит, брат, ты всегда голодный, — Изуна было обиженно отвернулся, но, поняв, что они приближаются к Сенджу, снова вцепился в него. — Всё в порядке, Изуна-чан, — мягко отозвался Хаширама, приглашающе хлопая рядом, — здесь никто никого травить не собирается. Верно, отото? Тот демонстративно сложил руки на груди. Подумав, всё же расплел их, чтобы взять предложенную рыбу. — Вот видишь! — Хаширама расплылся в улыбке. — Так что не бойся и спокойно кушай! Мадара одобрительно подтолкнул его, подавая пример и принимая у Хаширамы ветку. — Хаширама жарит лучшую рыбу на костре из всех, что я ел, — отметил он, откусывая (Хаширама смущённо засмеялся, отмахиваясь). — Даже если у неё есть лапки. Давай, попробуй. — Кроме того, какой смысл кого-то травить, если у нас перемирие? — весело отозвался тот. В повисшей тишине судорожно закашлялся Тобирама. — Аники! О чём ты вообще! — А у нас перемирие? — Мадара поднял бровь, выжидательно и весело, продолжая жевать. Изуна неуверенно поднял на него глаза: — Разве так можно? Хаширама обвел всех озадаченными глазами. — Мы же, вроде как, помогаем друг другу, разве нет? Мадара вытащил Тобираму, я следил за округой, пока вы спали, а теперь мы вместе едим. Разве это не значит, что у нас перемирие? — Может, ты прав, но, думаю, для некоторых здесь лучше сказать об этом вслух, — заметил Мадара, уже откровенно веселясь, смирившийся, что Хаширама воспользуется этой возможностью, чтобы добиться своего. Поняв, что он не против, тот предсказуемо засиял и полез обниматься. Взаимное шипение младших братьев с обеих сторон, впрочем, немного притормозило его, и он засмеялся, растрёпывая неправильно высохшие волосы. — Я так рад, Мадара! — Успокойся, ненормальный, разве ты не понимаешь, что всё это временно, до тех пор, пока мы не выберемся отсюда и не вернёмся в свои кланы? — Но я всё равно рад! Мадара закатил глаза, опуская взгляд на нетерпеливо дёргавшего его за рукав брата. — Разве так можно, нии-сан? — требовательнее спросил тот. — Разве не поэтому то-сан тогда пошёл за тобой на речку? Рука сама зарылась в его волосы, перебирая не до конца просохшие пряди. — Так можно, если речь идёт о чрезвычайных ситуациях, — объяснил он, довольный, — когда объединиться выгоднее и даёт больше шансов выжить, чем остаться по одиночке. Так что то-сан не станет ругаться из-за того, что мы договорились о временном перемирии с наследниками Сенджу, если благодаря этому мы вернёмся домой живыми, понимаешь? Изуна задумчиво нахмурился, но в итоге только пожал плечами, сильнее обхватывая руку брата. — Если нии-сан говорит, что перемирие это хорошо, я просто поверю нии-сану. — Это чудесно! — возбужденно воскликнул Хаширама. — Это так чудесно, правда, Тобирама? Тобирама? Улыбка скатилась с его лица — младший брат, забыв про рыбу, упрямо сжимал губы. — Никакого мира, аники. — Но, Тобирама… — Нет! Мы не можем. Мало тебе ото-сан говорил, что всё это просто уловки? — Но то была другая ситуация! Сейчас нам всем будет лучше, если… — Будет лучше только тем, кто под прикрытием мира первым ударит в спину. Я говорю «нет». Будет действительно лучше, если мы просто разойдёмся сейчас каждый своей дорогой. — Тобирама! — строже позвал тот, хмурясь. — Глупые детские мечты перекрывают тебе реальность, брат. Учиха только этого и ждут, чтобы ударить в спину! — Эй! — обиженно отозвался Изуна. — Не называй нас подлыми. Если нии-сан сказал «мир», значит «мир», разве не в этом смысл? — Он просто боится за своего брата, отото, — Мадара потянул его назад за плечо, — идём. Надо дать им немного места, хорошо? Пойдем, поймаем ещё немного рыбы. — Ты так плох в том, чтобы ловить рыбу! — застонал тот. — Мне опять придётся делать всё самому!.. Тобирама скосил на них глаза, убеждаясь, что едва чадящие дымом сигнатуры действительно ушли, и исподлобья уставился на брата. — Ото-сан уже наказал тебя за то, что якшаешься с врагами, — прошипел он, — но ты ничему не учишься! Снова и снова делаешь те же ошибки! — В прошлый раз всё было не так! Всё было нормально, пока вы не вмешались! — Да он просто ждал подходящего момента! — У него их были сотни! Мадара не такой! Он хороший человек. — Он Учиха! — И он вытащил тебя из воды. — Чтобы контролировать тебя! Мы не можем водиться с ними, старший брат! Слишком большой риск. — Оглянись вокруг! — не выдержал Хаширама, обводя рукой окружение. — Ты понимаешь, что происходит? Понимаешь, где мы? Где мы, младший брат? Скажи мне! Мадара понимает, — намного спокойнее продолжил он. — Мадара понимает, что вместе нам будет безопаснее. Какое бы место в клане по силе мы с тобой не занимали, Мадара с его братом равны нам. Вместе наши силы увеличатся вдвое, как и наши шансы выбраться. — И ты согласен подставить ему спину? — Согласен, — кивнул тот. — Потому что я знаю, что для него важнее всего. Защищая Изуну, я укреплю мир с Мадарой, который, в свою очередь, будет защищать тебя, преследуя ту же цель. Изуна не ударит, потому что не ударит Мадара. Понимаешь теперь? Всё упирается в тебя. Тобирама опустил голову, раздумывая. Затем, поджав губы, медленно, нехотя кивнул, стараясь не замечать, как мгновенно расслабился брат. На время. И пока старший будет бегать вокруг своего друга, он, Тобирама, будет внимательно следить. Кто знает, что задумали Учиха на самом деле. *** Треск костра в ночной тишине, казалось, разносился по всему лесу, но они не опасались — знали, насколько обманчиво впечатление. А вот свет — это другое дело, в темноте он часто привлекал ненужных гостей. Потому кострище обложили камнями и позволяли гореть едва-едва. Тепла это, естественно, не прибавляло, и Хаширама, быстро оглядевшись, пересел к Мадаре, что только тихо на это фыркнул и не отодвинулся. Сначала сидели молча, иногда со скуки зажигая от огня сухие ветки. На коленях у Мадары спал, отвернувшись лицом к животу, Изуна, и тот то и дело рассеянно поглаживал его волосы. Хашираме очень хотелось поговорить, но странное чувство неуверенности останавливало. Может, дело было в неровном свете, из-за которого старый друг казался чужим, может, момент был не лучшим, ведь голос мог разбудить Изуну, да и просто портить мирную, почти уютную тишину… Два месяца он пытался добиться того, чтобы всё время убегавший Мадара остановился, наконец, и выслушал его. И вот они сидят бок о бок, прижимаясь плечами; тишина, и вряд ли кто-либо прервёт. Казалось, вот оно, говори же, Хаширама, он выслушает и обязательно поймет! А слова пропали, и ничего из себя выдавить не получалось, будто он и вовсе разучился говорить. Сколько бы они так сидели, неизвестно, и Хаширама уже весь извёлся, думая, стоит ли начинать разговор, о чём и с какой интонацией, нужно ли затрагивать встречу на реке и как убедить Мадару, что, несмотря ни на что, для него всё осталось по-прежнему. Он проиграл в голове с десяток сценариев, выдумывая разнообразные реакции, назвал каждую из них непригодной, разочаровался в себе, в самой возможности разговора и готовился впасть в депрессию, когда Мадара, всё это время втихомолку подглядывавший за ним, вздохнул. — Так что там с той твоей техникой? — он попытался припомнить название. — Извивающейся водяной змеи… хотя нет, подожди, речь шла о чём-то с крыльями … Это же не птица была? Хаширама удивленно глянул на него. За считанные секунды его выражение лица просветлело. — Техника змеящегося водяного дракона, пущенного ветряным… — начал он, но Мадара замахал руками: — Придурок! — шёпотом возмутился он. — Невозможно же выговорить! Я уже половину забыл. И говори тише! Как ты собрался произносить это во время битвы? Да за это время в тебя пять Огненных шаров можно запустить! — Всего пять? — уточнил тот и засмеялся, натыкаясь на раздраженный взгляд. Мадара ударил его по плечу, чтобы заткнулся, когда Изуна заворочался, прижимая нос ближе к нательной рубахе, но не сдержался и тихо фыркнул тоже. — Нии-сан, — заворчал на него брат, вытаскивая руки и обнимая ими за пояс, — не дёргайся, мешаешь… — Так ляг как нормальный человек и спи спокойно. — Не хочу… тепло. — Тогда терпи, — резюмировал он, отбивая пальцы, потянувшиеся потереть глаза. — Ты вредный, нии-сан, — невнятно, но явным жалобным тоном отозвался Изуна и снова затих. Хаширама, посмеиваясь, тепло поглядел на Мадару. Больше не нужно было догонять, пытаться вразумить и достучаться. В свете костра мир обретал другие цвета, и люди становились другими. Более спокойными, открытыми и близкими. — У меня только… — Хаширама притворно приуныл, — что-то в печатях не то. — Показывай, — скомандовал Мадара, немного выпрямляясь, — будем думать. Лежавший в одиночестве по другую сторону огня Тобирама слушал какое-то время в надежде распознать обман, но к середине потерял мысль, запутавшись в потоке глупостей. Зачем старшие с таким умным видом рассуждали о том, чего сами толком не понимали? Потому что после тигра нужен кролик, а не баран, это же водная техника, а не огненная. И почему брат не обратился за помощью к нему, если так не получалось? Вода его стихия, в конце концов. Да и зачем брату вообще такая техника, если вода его почти не слушается? Вот же глупый. Он опустил взгляд на Учиха Изуну, что спокойно спал между ними, как… как простой гражданский младенец. Тобирама глядел на него и пытался понять, что, собственно, происходило. От всех троих шло такое настойчивое ощущение неправильности, что зудела кожа. Было весело биться с тобой, Тобирама. Будто речь шла об игре, будто они соклановцы какие-то, спасибо, что поиграл со мной, Тобирама-кун, было весело собирать ягоды на скорость. Какая вообще разница, нравилось Учиха их противостояние или нет? Это была обязанность! Собственные последние мысли теперь тоже вызывали оторопь. Чтобы думать не о клане, не о брате — но о возрасте Учиха? Зачем? В этом не было никакого смысла! Можно ли искать объяснение в нехватке кислорода? Помутнении сознания? Тобирама только и мог, что пытаться запихнуть эти мысли как можно глубже в голове, в надежде похоронить навсегда. Под мерные голоса возмущение перешло в туманную дымку. Едва-едва шуршали, поскрипывая, ветки. И оттого громче и отчетливее раздался новый треск. Тобирама моргнул, вскидываясь, и наткнулся взглядом на брата, темной тенью склонившегося перед ним. Серьёзный и собранный, в кольчужной рубахе кусари, но без доспеха и поддоспешника, тот приложил палец к губам и сделал жест опасности. Кивнул на спавшего Изуну, снова обозначил: понятно? Тобирама кивнул, и Хаширама, поднявшись, быстро исчез в лесу. Что произошло? Сработали ловушки по периметру? Шиноби или животное? Тобирама быстро накинул ткань на плечи, подобрался к Учиха, коснулся руки, уже разворачивая кольца сенсорики. Тишина вокруг теперь вызывала напряжение. Учиха дёрнулся, приглушённо вскрикнув, попытался рвануть прочь, но Тобирама сильнее сжал пальцы. Отвел глаза от предполагаемого шарингана. Не зная язык жестов Учиха и предсказывая очевидное отсутствие соответствующих знаний о Сенджу, вынужденно вслух процедил: — Враг. Изуна откатился, едва оказавшись на свободе. Заворчал что-то себе под нос, растирая плечо, выпрямился, но последовал за ним, не теряя времени и не задавая вопросов. Стараясь краем глаза всё время держать его под наблюдением, Тобирама сосредоточился на цели и повёл их севернее, ориентируясь на три мощных очага чакры. Было сложно сохранять фокус, что-то в растянувшемся по траве тумане, казалось, сбивало его. Либо дело было в огромных разросшихся корневищах, налитых, разбухших, будто вытесненных из-под земли, а может, и в самих деревьях, высоких и серых, как неживые. След упрямо вёл вперед. Найдя брешь в накрывшем лес куполе, лунный свет выхватил поляну и три силуэта на ней — братьев и цель. Тобирама присел у дерева, прячась, и принялся внимательно рассматривать врага. Настораживал объём чакры, огромный, едва не превышавший тот у брата, но сама чакра была будто древнее, мощнее — так ощущался чакровый след от прошедшего мимо биджуу, но без всякой угрозы. И он был один, никто больше не поджидал в округе. Тобирама сглотнул и выглянул. Это оказалось… нечто. Лошадиные копыта и гнедая спина в холке медленно перетекали в человеческую талию, грудь и голову с каштановыми спутанными волосами. Тобирама мог разглядеть маленькую косичку у виска со своей стороны. И черными человеческими глазами, понял он, когда существо посмотрело прямо на них, резко повернув шею. — Ну наконец-то, это вы. Это они, да, они, — пробормотало оно с застывшим выражением, не обращаясь ни к кому конкретно. — Зеркало наблюдает, зеркало ждёт, время идёт. День сменяет день, час сменяет час, звезды считают: раз, два, три, четыре — и конец! Таковы игры последней четверти… Оно перебирало передними копытами, будто шатаясь. — После грозы — звезды ярки. Гроза чистит, прибивает пыль, Госпожа и великий отпрыск её. Зеркало убывает, мира не видно. Вода отразит. Вода — зеркало, озеро — зеркало, Луна-госпожа — зеркало… Тобирама мельком глянул на небо: луна как луна. Сложил кай. Ничего не поменялось — существо продолжало бормотать, братья — стоять перед ним, не решаясь ни прервать, ни напасть, ни уйти. Одновременно он понял, что существо отступало, медленно скрываясь среди деревьев. Шаг, два — перестук копыт о камень — и исчезло. Тобирама рванул вперёд, но Изуна перехватил его: — Куда ты? — Гроза, — нетерпеливо бросил тот, — земля сухая, с чего бы ему говорить о грозе?! Сорвались с мест старшие — тоже уловили, они ближе, перехватят; опустив раскрытую ладонь на землю, он пытался найти тварь. След был знаком, поэтому особых трудностей… Пусто. Никого, кроме их четверых. Но он же помнил чакру Существа, эту прогорклую версию катона, одновременно похоже и не похоже на Учиха. Последующий поиск тоже не дал результатов — будто никогда и не было. Оно исчезло, не оставив следов. Мертвая потусторонняя тишина заполнила лес, будто готовившийся к чему-то, рассылающий кругом ки. В пылу погони они не обращали на это внимания, но теперь пот начал застывать на спине холодными каплями. Тобирама глянул на брата, считывая его опасение и передавая своё. — Идем, вернёмся к огню, — шёпнул, дёргая за рукав. Из этой части леса стоило убираться как можно скорее. *** Тобирама задумчиво перебирал в пальцах сухие травинки. Существо явно заметило, как появились они с Учиха, брат сказал, до этого оно просто стояло на одном месте, запрокинув голову, будто дожидаясь сигнала. Значит, ей нужны были все четверо? Всё очень походило на предупреждение. Оно говорило, что у них мало времени, но мало времени до чего? До того, как кланы пойдут друг на друга безумной уничтожительной войной? До того, как их официально признают мертвыми, отрезая путь обратно? До того, как появится общий ужасный враг? Что может произойти в ближайшее время, что так неспокойно? И — оно говорило о грозе. Грозе, которая играла на небе, пока они тонули, но здесь — здесь земля была совершенно сухая. Холодный воздух и плотный свод леса не позволили бы ей просохнуть так быстро, сколько бы они не находились без сознания. И у наполненного чакрой болота не может быть течения, как бы не пытался рассуждать брат. Тогда как? Случайная пространственная техника? Или, может, им удалось случайно проскочить в мир Призыва? Никто из них никогда не был в подобном, чтобы говорить с полной уверенностью. Тем не менее, Тобирама никогда не видел призыва, как этот гибрид. Животные, птицы, насекомые, где-то в Стране Вод, будто бы даже рыбы. Но получеловек? Это скорее выглядело, как следствие генетического эксперимента или ошибочного дзюцу. Тобирама перевел взгляд на брата, сопевшего у костра. Неравномерно высохшие волосы падали ему на глаза, руки обхватывали плечи, пытаясь сохранить тепло. Накрыть бы его, но никаких теплых вещей не было. Он подсел немного ближе. Нужно просто переждать ночь. — Почему вы с этим Сенджу сразу его не схватили? Он поднял голову — по другую сторону костра, отвернувшись так, чтобы опереться спиной о деревья, двумя черными кляксами сидели Учиха. Они, похоже, говорили о том же, и Тобирама, отстранившись от своих мыслей, с осторожным любопытством прислушался. Так или иначе, чтобы различить едва слышные слова, пришлось приложить немало усилий. Младший, похоже, расписывал, как было бы хорошо поймать Существо и пихнуть его в гендзюцу, чтобы сразу узнать ответы на все вопросы. Тобирама вздрогнул, как не сдерживался. — Помедлили, — отозвался старший. — Все ждали, как нападет, кружили. Это, конечно, большой удар по разведданным, но знаешь, я даже немного рад. — Рад? Почему? — Опасно. Мы не знаем, где находимся и кто тут живет. Может, где-нибудь в Стране Призраков, кто тебе скажет? Что это вообще была за тварь? А если она была спятившая, а мы полезли бы к ней? Только проблем бы нахватались, ко всем прочим. — А может, он был проводником? — предложил Изуна. — Вроде тех клановых техник, что позволяют общаться с духами? — Может и так, но это было явно что-то одностороннее. Он отреагировал на присутствие только всех четверых и заговорил, будто сработала закладка или печать. — А куда он исчез? — Кто знает, — проворчал тот, и, судя по звукам, потрепал Изуну по голове. Тобирама отбросил травинку, мельком касаясь куная на бедре. У него было немного другое мнение на этот счёт, основанное на невнимательности и огромном количестве потраченного впустую времени, но слушать мысли демона-Учиха оказалось… довольно необычно. *** — Мадара? Ночь едва перевалила за половину. Ситуация с караулом менялась, как сама того желала, когда истощение и усталость поочередно забирали и отпускали их. — М-м? — лениво отозвался он, ковыряясь в кострище. — Как думаешь, все здесь такие, как-то Существо? Костерок был маленьким, но чакра восстановилась достаточно, чтобы поддерживать одну температуру тела и не страдать. Кроме того, в перерыве между обходами он наконец позаботился об их с братом одежде, которая в ином случае скорее бы сгнила, чем просохла самостоятельно (и, после долгого умоляющего взгляда Хаширамы, поддоспешники Сенджу тоже). Стало уютнее. — Как ты думаешь, где здесь? — вопросом на вопрос ответил он. Хаширама опустил глаза. — Я думал об этом, пытался понять. Лес явно чужой, листвы почти нет, деревья тонкие, серые, как нездоровые. Они едва-едва отзываются на мокутон, будто спят, и окружены какой-то другой энергией. Я чувствую её, но не могу узнать. — Я тоже. Не совсем как ты, вероятно, но я заметил, что чакра восстанавливается медленнее, будто что-то мешает. — Тобирама считает, это похоже на мир Призыва. — Призыва кого? Смеси лошади и человека? Тот цокнул языком, ударяя Мадару по плечу. — Это версия, — возразил он. — По крайней мере, она хоть немного правдоподобна, учитывая, что никто из нас не был в мире Призыва раньше. Откуда ты знаешь, как они выглядят? — Тогда трясина была проходом? Какой-то техникой сжатия пространства или вроде того? — В этом что-то есть, согласись. То, как ощущалась чакра в момент перехода. И факт того, что мы всё-таки живы. Мадара вздохнул, потирая глаза. — Я не знаю. Если это мир Призыва, нам придётся найти какого-нибудь старейшину и убедить его вернуть нас обратно. Не говоря уже о заверениях, что всё это один большой несчастный случай и мы не намерены причинять никакого вреда. Да и слухи наверняка разлетятся, что наследники Учиха и Сенджу общаются… Тот понимающе застонал. — Но всё равно лучше так, чем заблудиться неизвестно где, — возразил приличия ради. — Я видел каменную гору по другую сторону озера с руинами поверх, — вспомнил Мадара, — мы можем завтра начать с них. — По крайней мере, так у нас будет направление, — он вяло пожал плечами. — Звучит как план. Кстати, ты сражался со всадниками раньше? Я только слышал рассказы про конных самураев из Ко-но-Куни. — Что за рассказы? От Узумаки? — Нет, от торговцев специями в идзакая. Они говорили, у даймё Этого патрули только на конях и разъезжают. Мадара пренебрежительно хмыкнул. — Враньё всё, кто будет так тратиться на бесполезных коней? Ко-но-Куни не настолько богата, только слухи распускать и умеет. — А эта гора, про которую ты говорил, как думаешь, она может быть центром мира Призыва? — Почему бы и нет. — А что, если тут тоже идет война? — Вряд ли. С кем воевать, если тут никого? Не изводись, Хаширама. Завтра обследуем руины и узнаем. Тот фыркнул и молчаливо покосился из-под длинной волнистой челки. — Чего? — не выдержал Мадара через пару минут; Сенджу быстро мотнул головой и уткнулся подбородком в колени. — Хашира-ама… Говори уже. — Получается, здесь, — всё же начал он, медленно подбирая слова, — мы союзники? — Уже пару часов как, да. — Мы пойдем с рассветом на разведку, как один отряд, да? Как товарищи? Мадара тяжело посмотрел на него. — Мы не товарищи и не друзья. Мы временные союзники. Не пытайся взять из нашего перемирия больше, чем оно может предложить, Хаширама. — Но мы не знаем, как долго будем здесь находиться, — возразил тот, приподнимаясь в волнении. — Не знаем, кого встретим завтра и послезавтра, на горе и в этом лесу. Не знаем, сможем ли доверять им. Выходит, здесь и сейчас ты можешь верить лишь своему брату, а я — своему. Но мы ведь заключили перемирие, чтобы иметь возможность верить ещё и друг другу, да? Разве это не делает нас товарищами? — Я не знаю, — просто ответил Мадара, хмуро глядя на него, — но нам вряд ли стоит проходить через это снова. В первый раз плохо кончилось. — Но здесь нет наших кланов, только мы с тобой и братья. И наша задача — уберечь их. Вместе сделать это будет легче. — Что тебе от меня надо? — он раздраженно поморщился. — Я уже согласился на перемирие. — Я хочу, чтобы мы стали отрядом. Чтобы мы с Тобирамой могли полностью вам доверять, а вы — доверять нам. Только пока мы здесь, — поспешно добавил Хаширама, пресекая готовые сорваться возмущения, — чтобы стать сильнее. Мадара долго молчал. Затем коротко хмыкнул, откидываясь назад. Шепнул себе под нос, поднимая на уровень глаз пожухлый листок: — Отряд, да? Пусть будет отряд. Объединённый отряд Учиха и Сенджу. — Сенджу и Учиха, — поправил тот. — Мечтай.