Наука похищения

      Япония стоял среди огромной и невыносимо шумной больницы. В глаза впивалась идеальная белизна потолка и стен, источавшая запах фенола. Этот аромат словно втирали отдельно в каждый атом этого здания, фенолом пахло абсолютно все. Ты, вроде, в лечебнице, а кажется, что на том свете. Кику последовал за одним из китайцев, так как нужной палаты не знал, а спросить не решался. Мужчина в белом халате искоса поглядывал на него, о чем-то усердно размышляя. Хонда старался не обращать особого внимания и вести себя максимально естественно, что всегда выходило плохо. Японец стоял напротив двери, за которой предположительно был его названый брат. За время того, как Япония ехал сюда, он успел чуть успокоиться, находясь здесь и сейчас, но мгновение спустя к горлу подступил ком, а колени затряслись. Весь вытрезвительный эффект от ледяного ветра вмиг ушел, уступив место растерянности. Дверь была такой чистой и белой, что на неё сразу падал взгляд. Она будто светилась изнутри, но от остальных ничем не отличалась. Однако Кику чувствовал. «Там!» — шептало его сердце, и он без промедлений поверил. Распахнув заветную дверь, Кику поразился тому, что не издал ни звука, но когда взор японца упал на койку, его сердце пропустило удар, а сам он издал глухой выдох, будто его поразили под дых. Китай отдаленно напоминал мумию: его руки и ноги были полностью забинтованы, лицо, собственно, тоже. Сквозь бинты просачивалась кровь, уже засохшая, но очень выразительная на белых конечностях. Пальцы на руках неестественно сгибались, а на месте ребер образовалась каша, что было не видно за слоями бинтов, но отчетливо понятно. Япония растерянно открывал и закрывал рот в немом крике, китайская делегация отстраненно опустила взгляд. — К-как он? — Хонда не поверил, что это его голос, звуки были хриплыми и выше по тональности, однако потребовалось много сил даже на это. — Он бы умер, будучи рожденным человеком. Но ему не грозит это. Понадобится продолжительная реабилитация, даже при его регенерации. Сейчас его лучше не беспокоить, — заговорил по-английски тот самый врач, что косо глядел на Кику какое-то время назад. Японский язык он, разумеется, не знал, но было несложно предположить вопрос. Хонда никаким образом не реагировал на слова врача, и тот решился оттащить Кику за руку. Сидя в кабинете напротив того самого человека в белом халате, его глаза обрели более осмысленный вид. Он поднял лицо и всматривался в острые, но сглаженные черты лица. У врача были обесцветившиеся глаза голубого оттенка и сейчас казались лишь серыми, если не вглядеться. Уголки губ чуть приподняты, а в почти мертвом взгляде блестел хитрый огонек. На лбу были три глубокие полосы и складка между бровями. Эти морщины выделялись даже при спокойном выражении лица, какое было у него сейчас. Врач обводил свой голый подбородок большим пальцем и теперь щурился заинтересованно, а не косо. — Ты, я так полагаю… — Я его брат, — уверенно ответил Кику уже на английском, не замечая, что перебил собеседника. Мужчина только задумчиво хмыкнул на это. — Не похож… сводные? — Что-то вроде того, — неловко отвел взгляд Япония. — Раз так, то будем знакомы. Меня зовут Евгений Александрович, конкретно я лечу Вашего брата. Будьте любезны как-нибудь принести документы, которые подтверждают, что это именно Ваш брат. Тут как-то пару минут прибегал взбалмошный на всю голову американец и тоже интересовался состоянием здоровья Яо. И прошу, Христа ради, только не называйте меня Юджином как тот парень. — О… да, конечно. Меня зовут Кику Хонда, приятно познакомиться. «Я еле-как фамилию России выговариваю, а тут еще это» — пронеслось в голове Японии. — Чтобы вы не волновались, скажу, что Яо стремительно идет на поправку, но на это уйдет много времени, и сейчас его лучше не трогать. — Насколько много? — Месяца… три, пожалуй. Теперь Кику понял, почему китайцы ходят очень мрачные. За эти три месяца скопится огромное количество работы, Китай не сможет посещать саммиты и заниматься экономикой с политикой. А ведь без Яо это будет антидемократично, ведь мнение народа, по сути, будет не учтено, и решения будут нелегитимны. Эти три месяца будут практически полной изоляцией для Китая.

❄️❄️❄️

Серый кот переставлял лапки и выглядел очень задумчиво. В доме стало совсем холодно, и пушистая шерстка уже не согревала кота. В миске было пусто как на полках провинциальных магазинов во времена перестройки. Недолго посидев на месте, котик решил согреться путем сидения на коленях хозяина. Послонявшись по комнатам, кот нашел Россию лежащим на диване: рука безжизненно свисала с подлокотника, а голова запрокинута на спинку. Кот свернулся на коленях, но спустя некоторое время понял — холодно. Однако когда он решил слезть, подумал: «это что же получается? Хозяин греет кота, а кот хозяина нет? Непорядок». Таким образом кот остался сидеть на коленях и старательно согревать Брагинского. Последний, в свою очередь, даже не думал проснуться и похвалить своего верного пушистика, но кот терпеливо и смиренно принял этот факт. Тишина разрезалась глухим звонком телефона. Иван, возможно, и не заметил бы присутствие телефона вовсе, но кот затормошил его лапами, поскольку знает, что Брагинскому обычно звонят не просто так, и лучше ответить. Кот, кстати, на удивление многое знает, но это никого не смущает. Россия буквально разлепил глаза, они слипались назад и слезились, а слезы загустевали, отдаленно напоминая гной. В теле была ломота, отдававшаяся болью в руках и шее. Брагинский едва не выронил телефон ослабевшими руками. Хотелось спать, да так, чтобы не проснуться. — Здравствуй, Россия. Это Людвиг. Эм… как ты? — Очень херово, так что ближе к делу. — Оу, да, конечно. То есть… ладно, хорошо. Иван, мне… у меня есть информация… Людвиг говорил отрывисто и медленно, что очень раздражало Ивана. Россия все-таки сразу сказал, что чувствует себя неважно. — Я очень рад за тебя, на этом все? — Нет, постой, я должен поговорить с тобой, с глазу на глаз, понимаешь? — Нет, не понимаю, говори сейчас. — Это долгий разговор, я хотел подъехать, ты не мог бы сказать адрес? В трубке послышалось недовольное фырканье. Нет, не Ивана, кота. Кот все понимал и по-своему пытался помочь хозяину. Однако Брагинский без задней мысли продиктовал адрес, несмотря на жесткий запрет, но кого это волнует? Котик с укором глядел в глаза хозяину, гневно пыхтя. Иван на это только провел рукой по спине своего компаньона, и кот снова замурлыкал.

❄️❄️❄️

Гилберт с великой мукой на лице жевал какой-то документ. Эти идиоты не будут его кормить, пока он не заполнит все бумаги и не проверит все отчеты. Изверги. Ему отдали старый кнопочный телефон с его SIM-картой — чтобы не бездельничал. Но эти недоумки не просчитали вот что — он все равно будет бездельничать. А еще тут есть «змейка», представляете?! Жизнь, считай, удалась, если бы змейка не укусила свой хвост прямо в тот момент, когда Гилберт начал хоть как-то радоваться этой самой жизни. Но Вы только вообразите по какой причине! Неужели подумали, что сам Великий так легко сдался? Нет, исключено. А по той причине, что позвонил Людвиг. — Люда… — кинул старший Байльшмидт с желчью и ненавистью в голосе. — Если это что-то тупое, я тебя… — У меня есть его адрес! Экс-Пруссия с секунду помолчал. Потом еще помолчал. — Да-а?! — удивленно вскрикнул Гилберт и сразу осекся, деликатно кашлянув. — Что ж, неплохо, неплохо. В конце концов тебе довелось иметь честь быть моим… — Да-да, я понял. Какой план действий? Мы должны поторопиться. — Э-э, зачем нам торопиться? Ну, сначала я должен кое-что дописать… потом кое-что дочитать… в кое-что, кхм, доиграть и обязательно поесть. Германия замолчал, а потом с фальшивым спокойствием спросил: — Скажи мне, Гилберт, зачем ты вообще это затеял? — Ну ты что, мы ж это, спасаем его! — Я понял, а теперь назови мне настоящую причину. — Э-хэ-хэ, было бы неплохо, если бы Иван подарил мне еще немного оружия и маленький поцелуй в щеку. Германия на это только сморщил лицо. — Ему угрожает опасность. Не мнимая опасность. Ты должен хоть на секунду забыть о себе и посмотреть ситуации в лицо. Если мы не успеем сейчас, у нас больше не будет такой возможности. — Да с чего ты это взял вообще? Пророк из тебя никакой, ты в курсе? Он под защитой и давно сбежал. Что с ним может случиться? — Гилберт, я знаю, что он вернется, — помрачнел Людвиг. — Откуда тебе это знать?! — негодовал Калининград, повышая тон. — Не заставляй меня рассказывать, я пока не могу. — С какой стати ты не можешь? Ты должен понимать, что теперь ты тут самый подозрительный. Хочешь спасти его, да еще и поскорее, чего ты опасаешься, а? Что ты скрываешь? — прессинговал пруссак с каждым новым словом. — Послушай… — Нет, это ты послушай, я не посмотрю на то, что ты мой брат, если ты задумал что-то плохое. А теперь, Запад, я жду разъяснений, и они несомненно должны быть правдивыми. Германия совсем тихо произнес, переходя на шепот: — Я знаю, кто похитил Ивана. В трубке стояла продолжительная тишина, Людвиг примерно представлял себе лицо пруссака с открытым ртом. — То есть ты знал и молчал? — слабо отойдя от шока, поинтересовался Гилберт. — Пойми, он знает об этом, он угрожал мне, я… не могу. — Да это был чертов блеф, братишка! — возмущался экс-Пруссия. — Ты что, просто взял и поверил? Смерти испугался? Говори сейчас же кто это! — Это опасно. Не только для меня опасно, я не буду рисковать миллионами людей, — без сил вскричал Людвиг. — Какими миллионами?! Как тебя мог испугать какой-то тупой подонок? Он что, на тебя ядерное оружие, что ли, кинет или че? Людвиг стыдливо замолчал. Его, безусловно, было не видно, но чувствовалось как он опустил взгляд в пол, подтверждая догадки Гилберта. — Да ты с ума сошел… — не веря, прошептал Калининград, однако, спустя секунду, заключил: — Альфред… Сложить два плюс два не составило абсолютно никакого труда. Может быть, Людвиг это и не планировал, но он «ядерным оружием» сузил круг подозреваемых минимум до девяти, ведь именно столько в мире ядерных держав. Вне всяких сомнений, это был именно блеф, но уже поздно. Россия сам себя красть не будет, хотя хрен его знает. Значит, остается не девять, а восемь. Китай, скорее всего, был удален специально, и раз уж Людвиг утверждал, что похититель вернется, Яо отпадает. Семь. Франциска Гилберт знал как свои пять пальцев. Шесть. Артур и Иван? Нет, это бред. Пять. Северной Корее своих дел хватает, и тот бесповоротно называет Ивана своим братом. Четыре. Пакистан. Нет, Вы только вдумайтесь… Пакистан. Гилберт готов признать даже не то, что он далеко не Великий, а то, что он бесконечно тупой, если это Пакистан. Три. Байльшмидт-старший не так много знал об Израиле, но Израиль точно не похож на парня, который будет так опрометчиво действовать. Два. Россия неоднократно говорил, что с Индией у него прекрасные отношения, да и этот, безусловно, экзотически красивый, но тихий парень имеет алиби на некоторые дни.

Один.

Соединённые Штаты Америки.

Ну, конечно, кто ещё мог так поступить? Кто ещё мог равнодушно угрожать и убивать так, как это делал Альфред? Возможно, это мог быть и не блеф вовсе, раз дело повернуло в такое русло. Потанцевав на костях, Джонс также в припляску зажегся новым азартом, непосредственно связанным с Иваном. Эта была не любовь, это была одержимость, одержимость над целью. Если бы Россия был слаб, Америка бы и не взглянул на него, но взглянул бы на ослабевшего Россию в своих собственных кровавых руках. Что-то похожее Альфред испытывал после конца так называемой Холодной войны. Да, союз распался. Да, из-за социализма в России было туго. Да, все долги союза взял несправедливым образом он, но был не сломлен. Печально улыбнувшись, он возвращал себе позиции обратно, прощая старые кредиты, давая странам, постигшим дефолт, спокойно выдохнуть. Несмотря на свои некогда сложные ситуации в экономике и давление санкций, оказывал и оказывает гуманитарную помощь. Гилберт гордился Иваном и не позволит зеленым эгоистичным юнцам загубить Брагинского. — Через пару часов буду в Домодедово, жди. На этом разговор был окончен.