Когда звёзды падают

Лёжа в своей кровати, Диппер буквально ощупывал книгу взглядом: ни слова из неё парень так и не понял. Он тщетно напрягал память, пытаясь вспомнить было ли что-то подобное в дневниках, которые в первый день Странногедона уничтожил Шифр, ведь непонятные символы из фолианта загоняли мозги в тупик. Пайнс несколько раз пролистывал книгу от начала и до конца, пытаясь найти хоть одно знакомое слово, но тщетно. Плотные, приятного кремового оттенка, листы, словно крепкая бетонная брешь, не давали сознанию углубиться в своё содержание. Диппер почти взвыл от досады, когда обнаружил на заднем форзаце чернильное пятно. Изначально парень не придавал ему значения, но сейчас оказалось, что клякса — тоже знак, что лишь усложняло задачу распознать смысл найденной книги. Что же, что же это может быть? Внезапно, Пайнса осенило, но свою идею он боялся даже мысленно сформулировать, ибо придуманное им самим решение казалось абсурдным… Ещё раз взглянув на длинные выцветшие строки непонятных символов, Диппер решительно отправился к автомату со сладостями. *** Чей-то раздражающий голос эхом раздавался в голове, мешая целесообразно и без помешательств провалиться в знакомую тёмную бездну. Чувства притупились, мир будто исчез, но слух до сих пор улавливал то, от чего хотелось бы поскорее изолироваться. Девушка упала в обморок. Билл удивлённо рассматривал появившуюся из ниоткуда Пайнс. В последние годы его мало что удивляло, даже эпатажная и спонтанная Кометка не была загадкой для демона разума. Но когда та материализовалась прямо посреди Зала славы, Шифр впервые позволил себе восклицать так удивлённо и искренне… День начинался как обычно, если не считать, что для бессмертного демона счёт дней — пустая трата времени ибо даже десятилетие пролетает быстро и незаметно, оседая увядшим кленовым листом; Билл чувствовал приближение очередного мерзавца, который пополнит ряды его свиты, а потому было приказано обустроить для ритуала тронный зал. Как бы там ни было, а Шифра утомляло нахождение в одном только Гравити Фолз, даже Кровавая луна не скрасила его скуку. Принимая в мир демонов очередного монстра, треугольник жутко раздражался от всего и от всех, так как созерцать свою тюрьму и воображать себя при этом великим не для него. Напускное высокомерие Билла Шифра прятало за собой личину капризного и эгоистичного человеческого ребёнка с одним отличием в том, что в руках этого самого ребёнка большая и, что самое важное, тёмная сила. Демон не позволял никому даже упоминания об аномальном барьере над Гравити Фолз как о свидетельстве собственного бессилия перед высшими законами, которые всё равно оказались сильнее. С каждым годом треугольник множил свои силы и влияние, так как стал единственным демоном обжившим людской город и, более того, подчинивший его своим прихотям и настроению. Каждый раз всё давалось ему легко и непринуждённо, единственное, что стало раздражать Билла — это пророчество. Если пробовать это слово на вкус, оно будто рокочет давая знать о неизбежном, потаённом и одновременно известном. Несмотря на то, что предсказание предвидело Странногедон и ответило неотвратимым на все попытки людишек предотвратить катастрофу, Шифр не был благодарен судьбе. Оо, он её ненавидел… Хотя бы за то, что она у него есть, предсказуемая и справедливая. …и темнота… …на небе больше нет тех звёзд… …что затянули б небосвод… …красивых мечт и глупых грёз… …ведь их пленили от свобод… …восход не скоро… Мейбл вымученно простонала и попробовала открыть глаза. С первой попытки ничего не получилось, а вторая принесла боль со всего тела. В голове вновь ожила липкая паника, просыпаясь раньше хозяйки. На пару со страхом, надеждой и верой она заставляла Мейбл очнуться и неизменно ступать дальше. Девушка промычала что-то ещё раз и прислушалась, тут же ослабив тело — вдруг и напрягать не понадобится, всё же, где-то рядом монстры… Пайнс ответила тишина. Обнадёживающая и пугающая одновременно. Что удивительно, боль прошла, и даже саднящая рука больше не беспокоила. Осталось лишь слабое покалывание в животе и небольшое помутнение. Послушав тишину ещё немного, Мейбл всё же открыла глаза. Меньше всего девушка ожидала увидеть над собой светлый и чистый потолок с большой хрустальной люстрой посредине. Зажмурившись, а затем вновь открыв глаза, Пайнс убедилась, что видение не исчезло, а значит, она в… Где она находиться, Мейбл не знала. Девушка ещё с минуту лежала на полу, рассматривая красивую люстру ювелирной работы, где-то на задворках памяти даже появился Диппер, говорящий в таких случаях «Это часть интерьера в стиле барокко». Вспомнив о брате, Пайнс на мгновение закусила от волнения губу, так как только сейчас поняла, что вылазка, планируемая на пол-часа, затянулась настолько, насколько она сама не знает… Вот теперь и лежит распростёртая в комнате, куда и к кому попала сама не зная как. Мейбл переводила взгляд с одного потолочного угла на второй, пребывая в полном смятении. Может, её нашли и перенесли в хижину, где за время её отсутствия сделали ремонт? Может, это сон? Может, очередная потайная комната подземного штаба? — Бррр… Мейбл пробрала дрожь — здесь оказалось очень холодно, хотя поразмыслив ещё немного, она поняла, что холод вполне закономерен, если лежишь на каменном полу. Пытаясь резво подняться, чтобы избавиться от неприятных мурашек на коже, девушка тихо вскрикнула и тут же рухнула — тело отказывалось подчиняться командам и потеряло чувствительность, от чего паника, усыплённая обмороком, ожила и накатила вновь. Пайнс решила молчать — к чему привлекать к себе внимание, если даже не знаешь как и где оказался, особенно, когда за окном бушует безумие. Рассмотреть ещё что-либо кроме потолка и люстры не позволяло ставшее вдруг расплывчатым зрение, а при поворотах головой нещадно болела шея. Не зная, чем себя занять, Мейбл принялась потихоньку расслабляться: в большом, судя по эху от её недавнего крика, зале не слышно ни звука, словно девушка на время изолирована от окружающей среды… Так почему бы и не воспользоваться этим? Пайнс прикрыла глаза всё ещё настороженно прислушиваясь к тишине, затем она попыталась расслабить каждую клеточку своего тела, самолично заполняя его тягучестью и тяжестью, потом начала дышать, глубоко, равномерно, чтобы вовремя отогнать на второй план панику и как следует покопаться в мозгах дабы найти самую благоразумную, в такой ситуации, мысль. Напольный камень холодит тонкую бледную кожу, которая просвечивает ручейки вен на руках, безвольно раскинувшихся в разные стороны. Худое тело будто застыло, словно замерзнув и оставив ледышкой распускающуюся красоту девушки: застыли алые губы и не движимая более учащённым дыхание грудь, разметались длинные каштановые волосы и лишь ресницы на оленьих глазах трепетали. …Снова сон? Мейбл открыла глаза и очутилась на хорошо знакомом поле. Зелёная трава ласково касалась её ног, а ветер, не пыльный, не холодный и не душный, приятно обдувал лицо и волосы, которые вдруг стали мягкими и шелковистыми. Девушка беспристрастно обвела поле взглядом и опустила глаза на своё тело: белое, чистое, здоровое… Ни одной ссадины, синяка или шрама, казалось даже, что кожа светилась. На ней одет голубой сарафан, уже в который раз. Кто же так старается разодеть её и разыграть в её сознании столь иронично прекрасный мир. — Кто?! — Со всей силы крикнула Пайнс куда-то в непостижимую степь. Ответом послужила очередная волна, покатившаяся высокой травой из-за ветра. Желая, наконец, разобраться со странным сновидением, девушка начала ждать тучи, смоляной дождь из которых разбудил её в прошлый раз, но небо было синим, чистым и солнечным. Когда кончилось терпение молча глядеть на царящее вокруг поверхностное спокойствие, Мейбл побежала. Она бежала по полю долго и быстро, но, как и в прошлый свой сон, степи не было конца и края, а продолжительная пробежка нисколечко не утомляла. — Здесь есть кто-то?! Пайнс сходила с ума от отчаяния: уже битый час она сидит здесь одна, а по высокой траве катится уже сто двадцать первая волна… Сто двадцать вторая… Ответа не было, солнце всё также светило, ветер так же ласково касался волос, тела, лица… А бег не забирал сил, рука совсем не болела… Зато в голове зарождалась истерика. — Выпусти меня! Кто бы ты ни был! Слышишь?! И снова тишина, и волна… *** Диппер решительно надавил на рычаг, включая в лаборатории дяди Форда свет. Наблюдая как лампы, включаясь, мигают, парень всё не решался пройти дальше порога, чтобы вновь, второй раз за день, разочароваться в увиденном. Пайнс ещё раз оглядел помещение: куча устройств и механизмов, столов, приборов и шкафов, но сейчас ему нужны именно книги. Подойдя к оставленной с утра куче литературы, Диппер сел на корточки и принялся разгребать книги одну за другой, перелистывая и рассматривая каждую. Прошло уже порядочно времени, когда Пайнс начал зевать и устало прикрывать глаза, бывало, вставая и разминая затёкшие ноги. Через час работы парень перебрал половину кучи и, отчаявшись, начал было подумывать о том, что затея эта пуста и неперспективна, так как ни в одной книге не было и дюйма такого, чтобы приблизило Диппера к разгадке непонятных иероглифов. Почему он вообще этим занимается, нельзя сказать точно. То ли от скуки, то ли обезумев, то ли от паранойи, то ли желая отвлечься от одной очень важной и больной сердцу проблемы. *** — Ме-е-ейбл! Девушка вздрогнула, когда по полю разнесся скрипучий металлический голос. Он нагло и властно прервал царящую здесь умиротворённость и резал уши похлеще звенящей тишины. Пайнс лихорадочно оглядывалась в попытках найти источник звука, но степь оставалась мертвенно спокойной, а по траве прошла очередная волна. — Кто ты?! — Надрывно кричала Мейбл. Она сидела здесь уже долго и занималась исключительно подсчётом волн, самобичеванием, а теперь ещё и самоубийством: отчаявшись выбраться из навязчивого сновидения, ставшего ловушкой, девушка попыталась исцарапать лицо и руки, тщетно надеясь почувствовать острую боль и очнуться. Но царапины не появлялись, и боль вместе с ними. Казалось, ногти, как основное оружие в этом деле, и не ногти вовсе — они мягко касались кожи даже когда Мейбл остервенело вонзала их в лицо. Бесполезно! — Привет, Кометка! — Б-Билл? — Он самый, Звёздочка! Небо окрасилось в черный цвет, будто кто-то вылил чернила на холст безмятежно чистой голубой акварели. Скрипучий смех заполонил собою всё пространство, и перед Мейбл материализовался жёлтый треугольник. Девушка в неверии рассматривала демона, прежде чем с рыком кинуться на него. — Это всё ты! Ублюдок! Однако, бросившись с кулаками на Билла, девушка поймала лишь воздух. — Я ту-у-ут! — Умри, тварь! — Пайнс обернулась на источник голоса, вновь предпринимая попытку атаки на врага. — И снова мимо! — Шифр исчез, переместившись в другое место. — Попробуй ещё раз, самоуверенная человечка! — Ты можешь только убегать, трус! — Закричала Мейбл, в очередной раз ударив кулаком по пустому месту. — Трус! На мгновение демон притих, а затем… — Что?! Трус, говоришь? Да я всесилен! Глаз Билла покраснел, как и его тело, которое разом начало увеличиваться. Вертикальный зрачок в упор нацелен на девушку, а длинные руки уже охвачены багровым пламенем. Чёрное небо тоже злится вместе с демоном разума: оно затянулось неестественно красного оттенка тучами, словно проступающей лавой средь тёмных гор; раздался гром. Смотря на всё это, Мейбл так и не растеряла настроя, не позволяя ненависти к демону раствориться в страхе перед ним. — Чего ты хочешь? — Ха-ха-ха, всё-таки сдалась, Кометочка?! — Насмешливо ответил Шифр, приобретая привычный жёлтый цвет как знак утихшего гнева. — Просто чего бы ты там не хотел, ты этого никогда не получишь, уродец! — Только и выкрикнула Мейбл, не стерпев самодовольного Билла. — Как ты смеешь… Секунда и треугольник возрос до гигантских размеров, а багровый огонь, охвативший Шифра, обуял и всё бескрайнее поле Мейбл. — Да плевать мне на тебя, напыщенный придурок, это всего лишь сон! — Ооо! Это поправимо! Щелчок. Глаза девушки закатываются, тело падает. И голубой сарафан, и зелёная степь, купающаяся в солнце — всё рассыпается пеплом. Щелчок. Сознание мутнеет вместе с этим миром грёз. Гром становится сильным и рокочет отовсюду. Солнце просто исчезло. Щелчок. Мейбл сдавлено мычит от боли в теле, медленно открывая глаза. Когда перед ними перестали плясать тёмные круги, взгляд Пайнс зацепился за уже знакомую люстру, тело холодил напольный камень. Осознание пришло не сразу и с ужасом. Сзади раздался ненавистный металлический смех. — Добро пожаловать в реальный мир, Кометка! — Девушка ругнулась и попыталась встать, попутно протягивая руку к потайному карману джинс. Глядя на потуги Пайнс, Билл снова расхохотался, подойдя к «гостье». — Даже не старайся, это тебе не сон, где все твои силы безлимитные! Это реальный мир! Твой мясной мешок ничто рядом с всесильным демоном разума! …и перестань уже надеяться, что сможешь одолеть меня этой жалкой зубочисткой. Шифр ловко выудил из кармана джинс нож, опередив при этом руку девушки. Мейбл ещё больше озлобилась. — Ты умрешь, Билл, рано или поздно, ты поплатишься! Щелчок. Тело девушки обессилено и легко отделилось от контролирующего его сознания по воле магии демона. Метающие молнии глаза блаженно прикрыты, сыплющий проклятья рот беззвучно дышит, красное от злобы лицо теперь умиротворенно спит… Билл удовлетворенно расхохотался, глядя на усыплённую Пайнс — всё же ему доставляло большое удовольствие знать и видеть как в очередной раз враг повержен, потому что он захотел. Вид безропотно подчиняющейся грубой силы веселил Шифра и приводил внутренне самолюбие в состояние крайней гордости. Однако, оставалось непонятным, как девчонка оказалась здесь, в защищённом, скрытом и просто проклятом месте. Владеет магией? Вряд ли. Пробралась сюда учинить бунт? Невозможно, настоящая Комета не стала бы идти на столь банальный своею глупостью шаг. Шпионила? Вполне возможно. От греха подальше, демон направил на Мейбл руку и с помощью нехитрого заклятья обратил спящее тело девушки в серебряную статую. Наблюдая, как юная Кометка постепенно покрывается переливающейся коркой благородного металла, Билл не смог удержать радости. — Коллекция Пайнсов почти собрана! Ликовал треугольник в уме прикидывая, что Сосенка будет платиновым, а его со Звездой прадядю он отольёт бронзой… В камень обращены те, кто станет частью трона Человеческих страданий, а потенциальная опасность в виде семейки Шестопала будет «вознаграждена» таким необычным способом выделения средь прочих жителей Гравити Фолз. Внезапно, демон заметил очень странный, но смутно знакомый предмет в двух метрах от «статуи». При детальном рассмотрении найденной там золотистой пирамиды, в памяти Билла разом вспыхнуло воспоминание, нашедшее отражение на его треугольном теле — Стенфорд Пайнс. Ничем, на первый взгляд, не примечательная фигурка не бросалась в глаза и напоминала скорее сувенир из лавок, символизирующий пирамиду Тутанхамона или наглядную планиметрическую модель для урока геометрии. Её грани пусты, а рёбра несколько повреждены и кое-где даже отколот маленький кусок. Зато на основе пирамиды, снизу, выведена затейливая и сперва незаметная руна, прикосновение к которой влечёт за собой заранее запрограммированный и очень особый эффект прямого назначения. А именно, перемещение к нему, к Биллу, ведь будучи дружным с демоном разума во времена наивной молодости, Стэнфорд пожелал иметь такую вещицу под рукой. Так как она оказалась?.. — Интересно… — Протянул Билл разом раздумав транспортировать тело Мейбл в камеру пыток, приняв окончательное решение побеседовать с Кометой ещё раз. — Кто-нибудь… Бельведер! Дождавшись безропотно подчиняющегося туповатого демона, треугольник брезгливо ткнул в Пайнс пальцем и, не отрывая взгляда от пирамиды, которую всё это время держал в руках, распорядился транспортировать «гостью» в «комнату для гостей» мысленно хихикнув пришедшей гениальной мыслью расположить Звезду именно там. *** Диппер перебрал полностью всю кипу книг, но поиски не дали совершенно никакого результата. Даже «Все языки мира в одном издании» не вмещали в себе и намёков на иероглифы в найденной книге. Парень уныло осел на пол и в который раз протер глаза, слипающиеся с невероятной силой. Свет в лаборатории слабо мигал, словно старые лампы вели между собой разговор. Как ни странно, даже это перемигивание постепенно баюкало Диппера, который счёл кучу книг невероятно удобной, так как к ней его привалила накопленная за долгие годы усталость. Уже засыпая, Пайнса потихоньку начали отпускать все проблемы его непростого положения, однако где-то на задворках сознания пульсировал немой и липкий страх за сестру, который мгновенно отогнал долгожданный сон. Парень снова потёр глаза и невидяще уставился на окружающий его беспорядок: а ведь зачем он это делает? Разве это поможет забыть о Мейбл? Диппер едва ли не взвыл от отчаяния — за что бы он ни брался, ничего не получается, погибает, так и не появившись. Ни предотвращение Странногедона, ни достойная помощь семье, ни победа над тиранией Билла, ни даже защита самого родного человека. Что уж там, даже Стенфорду он не стал поддержкой, скорее причиной, по которой того поймали. Впервые парень почувствовал это — бесполезность. Самым отвратным в этом чувстве было то, что перед собственной бесполезностью ты бессилен, что так остро и с непередаваемой тоской ощущал сейчас Диппер. Он в который раз получил подтверждение того, во что долгие годы отказывался верить, не впутывая туда такие нужные сейчас мысли и теперь точный и расчётливый его ум обернулся против самого парня… Стыд. Второй этап после осознания — Пайнс каждой клеточкой почувствовал создаваемый им самим срам из невежества и излишней самоуверенности, прежде всего в своих силах, которые на практике оказались бесполезными. Диппер всё прокручивал в голове свои амбиции и всё больше понимал бессмыслицу соих действий и рвений, когда вот так оказался лицом к лицу с проблемами, противостоять которым не смог. Апатия. Парень откинулся на кучу из книг и теперь воспринимал их исключительно как… — Бесполезная хренова куча почему-то не сожжённой макулатуры! В голове, несмотря на внезапное осознание, проясняться не стало: от чего-то все мысли и даже воспоминания стали зыбкими, покрылись паутиной безразличия, а ещё эта тоска… Вселенская, словно на Диппера только что обрушилась невыносимая ноша. Вся духовность куда-то испарилась, но скорее от того, что её не было вообще — совладавший с интеллектом монах, как ни странно, куда умнее и просвещённее известнейшего учёного, кто бы там что ни говорил. Пайнс ощутил эту самую ношу на себе очень остро, это была лень. Лень подниматься и делать что-либо, дабы выбраться отсюда. Просто лень. Необъятная и ненавистная. Удручённость. Парень вновь винил себя, сквозь сизый и тягучий, заволакивающий разум, туман начали просачиваться совесть и вина. Они, словно соляная кислота, жгли, мучали и сжирали изнутри иллюзиями несбывшихся мечт, достижений и ожиданий. Диппер нервно сглотнул, прикрыв глаза. В дымке помутневшего сознания возникли образы родителей. Кажется, они тоже пришли его винить. В мгновение ока он почувствовал себя маленьким, бестолковым, но таким наивным ребёнком, который покорно, со свойственной детям нетерпеливостью и страхом перед наказанием, ожидал видеть, как лицо отца хмурится и низвергает самые страшные слова: «Я тобой полностью разочарован». Как мать грустнеет и спешит отвернуться, а затем поворачивается вновь и с дрожью в голосе спрашивает, где сестра… Но нет, родители подходят и… берут на руки, что-то шепчут и закрывают руками его глаза, чтобы тут же отнять их от лица Пайнса, перед которым ярко вспыхнул свет, который, погаснув, явил взору маленького Диппера их уютный дом на родине, как раз тогда, когда прекрасного золотого цвета солнечный диск не торопясь садится за горизонт, окутываясь сияющими алыми облаками. На глазах ребёнка выступают слезы, когда он видит на крыльце дома сломанную куклу Мейбл, которую двойняшка наверняка уже ищет. «Как так, мальчик мой?» — искренне удивляется отец, а Диппер навзрыд признаётся, что игрушку испортил он и что совершенно не знает, как её починить. Он стыдливо отводит взгляд и от сиротливо лежащей на ступеньках куклы, и от родителей, не зная даже, куда спрятать покрасневшие глаза. Вдруг кто-то ласково касается его лица и поднимает его за подбородок. Это мама. Она всё равно ласкова и терпелива, она улыбается и обещает, что всё будет хорошо. Рядом появляется отец, улыбка которого незамедлительно появляется на лице и мальчик чувствует себя лучше. Затем мать подходит к сломанной игрушке, рассматривает оторванную руку и приносит катушку белых ниток с воткнутой в неё иголкой. Женщина не спеша разглаживает тряпичного кролика, словно успокаивает его перед сложной операцией, а затем Диппер, замерев, наблюдает как мама аккуратно и трепетно пришивает часть обратно, приговаривая: «И не только куклу можно подчинить, сынок… И не только куклу…» Парень резко открывает глаза. Странное чувство незыблемого счастья и упоения не покидают его и тот берётся за голову. Сон? Возможно. Но как реальны были прикосновения, цвета заката, а главное, чувства. Слова матери, чей голос он так давно хотел услышать, эхом раздаются в голове разом иссушив в себе сырость тягучей апатии. Диппер решительно поднялся и зашагал к выходу из лаборатории. — Пора выдвигаться искать Мейбл вновь! — С самого порога твёрдо сказал парень. Вэнди и Зус сидели у импровизированного камина занимаясь его растопкой. — Сейчас ночь… — Попытался возразить Зус. — И? Именно сейчас наиболее опасное время суток, когда демоны ещё более всесильные! — Не отступал парень. — Диппер, поэтому нам сейчас её и не найти! Мы только хуже сделаем, понимаешь? — Кордрой также подала голос, но, заметив подавленность друга, вздохнула и подошла к нему. — Послушай, мы тоже очень переживаем за Мейбл, поверь… Мне она даже не как подруга, как… Как младшая сестра! — А для меня она как эта футболка… — Уныло протянул Зус выпячивая грудь в любимой футболке с вопросительным знаком. — Самая родная… Выдохнув, парень кинул взгляд на окно, за которым багровое небо потемнело, сделавшись ещё более жутким, что означало, что в Гравити Фолз наступила ночь. Беззвёздная безлунная ночь с кровавыми разводами в небе цвета гниющей вишни. Всё же, Пайнс с неохотой принял позицию друзей и расположился рядом с кострищем, устроенным в ведре, продолжая обдумывать поиски сестры. В груди, распространяясь по телу, стучала тревога. Будь его воля, парень тут же бросился бы даже в самый страшный лес, лишь бы найти сестру, жаль, что Вэнди с Зусом правы и эта игра не стоит свеч — оставь он их одних с больным прадядей, те не проживут, как и он без них. Пламя нисколечко не грело его похолодевшее от волнения тело, но за компанию Пайнс всё же устроился рядом. Для топки ребята используют найденные и припасённые дрова и хворост, но сейчас запасы исчерпаны и к Вэнди пришла идея спалить старую макулатуру вроде газет, журналов и прочей бумажной, а главное хорошо возгораемой, ерунды. — Где вы это взяли? — Спросил Диппер рассматривая подлежащий к сожжению материал. — На чердаке. А что? — Да так… Внезапно парень заметил подозрительно знакомый клочок бумаги, торчащий из кучи газет. Молниеносно выдернув оттуда, как оказалось, конверт, Пайнс догадался, почему он так его привлёк. На бумаге старого образца выцветшими, но всё равно заметными чернилами, выведены те самые иероглифы, на которые у парня уже намётан глаз. Странно, что ни имени получателя, ни имени отправителя указано не было: только те самые, изводящие душу Пайнса, символы, нету даже марки. В неверии приближаясь к долгожданному продвижению, Диппер вскрыл конверт… Дорогой друг! Спешу тебе сказать: У меня на днях появился настоящий гриф, один из тех, которыми ты всегда интересовался. Прости, что не писал, так как был занят уходом за этой своенравной птицей — всё не знаю как ему угодить. Безмерно рад тебе писать. Помни, что я недавно узнал: Слепые на глаза грифы требуют внимания! С уважением и с лучшими пожеланиями, Фидлфорд МакГакет Диппер недоуменно уставился на непонятный и дикий, по своему содержанию, текст письма. Когда последний раз ему удавалось читатель или слышать что-то подобное? Быть может, МакГакет писал это, когда уже свихнулся. Или нет? Ещё раз внимательно вчитавшись в каждое слово, Пайнс крутил лист в разные стороны, ощупывал и даже навёл на свет от огня, ничего… На конверте, тем не менее, красуется тот же самый иероглиф, что и на форзаце загадочной книги. Парень всё вчитывался и хмурился, пока друзья, волнуясь и удивляясь, наблюдали за ним. По мере того, как хмурились брови Диппера, их брови вздымались выше. Так прошло около десяти минут, когда Вэнди, наконец, решила вмешаться. — Кхм… Диппер? — Девушка аккуратно вытянула руку, дотронувшись до Пайнса. — Да! Точно! — Тут же вскричал парень и ликующе ухмыльнулся, но, словив вопрошающие взгляды друзей, всё же обратился и к ним. — Завтра мы направляемся в музей, господа! …была неаккуратна эта звезда… …с хмурого неба упала слеза… …как же доверилась людям она… …упав в непроглядную темень…