Когда звёзды падают

Кромешная тьма, сотканная из холода и пустоты, заполняла собою всё помещение, которое за долгие годы простоя во мраке пропиталось этой вездесущей темнотой. Идеальную бездну из тьмы пронзила быстрая пушистая искра, которая тут же погасла, перед появлением вынырнувшего из неоткуда плавного маленького огонька. Он равномерно покачивался и почти не трепетал за неимением сквозняков. Маленький яркий огарок, придавший царящему здесь мраку совсем другой окрас, начал двигаться вправо, вверх и вниз. Он, словно маленькая рыбка в глубоководье, плыл ровно, но немного боязно, будто бы боясь наткнуться на хищника. Огонь, хоть и маленький, источал тепло и свет, что было, без сомнений, чуждо этой атмосфере, которая окружала одинокого светлячка всё сильнее и сильнее. В конце концов, мрак победил и огонёк погас, быстро и безвозвратно, словно его и не было. Темнота уж было выдохнула, окончательно проглатывая призрак огонька — уже обезвреженной опасности. Мгновения тиши и тьму снова рассекла новая искра, также погасшая, а затем заново расцветшая огненным бутончиком. Он также немедля задвигался в темноте, стараясь ухватить как можно больше, прежде чем вновь погаснуть. В этот раз огонёк заплясал и обнажил собою то, что тщательно прятала тьма: голые кирпичные стены, поросшие мхом, клубки паутины и покрытые пылью скудные предметы мебели. И снова чернота вытеснила огарок яркого света. И снова зашелестела колючая искра превратившаяся в огонёк. В этот раз светлячок уже не плутал рассеяно по тьме, а неподвижно стоял на одном месте, словно замерев в удивлении перед старой гравированной табличкой с зачеркнутым глазом. Диппер изначально знал, куда идти для того, чтобы хоть на миллиметр продвинуться вперёд. В загадочном письме, которое походило на обрывистую речь сумасшедшего МакГакета, но совсем не того, коим он был, когда писал о загадочном грифоне, которому нужно угождать. Натренированный мозг Пайнса почти мгновенно разгадал истинный смысл записки, продолжая цепочку умозаключений вплоть до того самого момента, когда даже о Гравити Фолз не было и в помине. Естественно, привередливый грифон — это своеобразное аллегорическое понятие тайны за семью печатями, о которой не следует знать никому, тем более, если кто-то или что-то решит перехватить послание. Угождать грифу — пытаться юлить между страхом и совестью, даже когда те сливаются воедино. «Слепые на глаза грифы требуют внимания» — та самая фраза, которая, словно молния в грозовом небе, сверкнула в голове Диппера, прояснив его мысли. Тайна, которая слепа, тайна, которой всю жизнь интересовался дядюшка Форд, тайна, некогда охраняемая обществом Слепого Глаза. — Ну так, ты согласен? Люциус терпеливо замолчал. На долю секунды могло показаться, что помещение, погружённое во мрак и бурю, пустует, и лишь две равнодушные неподвижные статуи незаметно стоят здесь, нетронутые временем и событиями. Стоят и сверлят друг-друга глазами, бездонными и задумчивыми… Билл сидел нахмурившись. Уже дважды в его голове промелькнула заманчивая мыслишка вышвырнуть гостя так, чтобы тому навсегда запомнилось это гостеприимство, но корысть приказала иначе… Дары благосклонности — эта эфемерная надежда на спасение из этой клетки высших законов, откуда, казалось, выхода нет. Демон погряз в размышлениях: ненавистный ему побратим, который больше конкурент, каким-то странным способом узнал о Кометке и о его заинтересованности к семейке Пайнс, читай к людям — низшим существам. -…Если меня не подводит память, тебя подводит язык, Лютик… — Озвучил Шифр свою самую опасливую мысль, которая холодным огоньком взбудоражила его сознание, равнодушие которого дало трещину… — Можешь не переживать, — Поймав рассерженный взгляд Билла, Люциус усмехнулся своей удачной маленькой мести за «Лютика»: нет ничего выигрышнее, чем уличить демона в его слабости. — Наш разговор целиком и полностью конфиденциален. — Ты читаешь мои мысли, Лютик! — О, это уже неоригинально, Шифр, — Ухмыльнулся на очередного «Лютика» мужчина. — Поверь, я удивлюсь куда больше, если ты назовёшь меня по имени. — Не заговаривай мне зубы, Лютик, это — моя работа, откуда ты пронюхал о Звёздочке? — Уже не пытаясь перебить собеседника, выдержав долгую паузу, спросил треугольник. Как только прозвучали последние слова он тут же обратился в слух не желая ничего пропустить, пусть и внешне от него веяло сплошным равнодушием. — У меня свои методы, Билл, тебе не понять. Глаз Шифра на долю секунды вспыхнул ярко-алым цветом негодования и ярости. Теперь в мыслях глубоко засела та, в которой он расчленяет Люциуса, так распирала того гордыня. Демон уставился на гостя несколько пристально и навязчиво, в его вертикальных зрачках явно отражался нескрываемый интерес ко всему и вся, что связано с нежданным визитёром. Первоначальное пренебрежение сменилось огненным любопытством и жаждой открыть завесу хитро прищуренных глаз… Люциус не отвёл взгляд и прямо встретился глазами с Биллом. Всё как по маслу. Всё по плану! И даже всемогущий Шифр с пресловутыми непобедимыми силами будет сражён. — Я приду завтра. Если тебе нужны Дары благосклонности, отдашь девчонку — нет, я найду им другое применение… Всего хорошего! Из неоткуда появилась полупрозрачная призрачная дымка, окутавшая собою демона. Вспыхнувшее затем иссиня-чёрное пламя полностью охватило тело Люциуса, который незаметно от всех прошептал на прощанье только ему понятное «…тонкое всегда сильнее грубого…» …и исчез… …и только пепел мелкими помятыми хлопьями неспешно опустился на холодный камень зала… …у подножия трона… В горах. Её новая жизнь в горах на японском архипелаге, где чистый воздух пронизывает насквозь и уносит каждую дурную или больную мысль далеко-далеко, без возврата. Прекрасные, поросшие густой зелёной растительностью, склоны словно расступались перед ней, пропуская в своё самое сердце — в леса тиши и покоя… Нигде ни души и это совсем не волнует, не волнует ничего, разве что каждый листик и камешек этой чудной местности, где красота затмевает собою всё вокруг. Величественная, неподражаемая. И она, такая маленькая и неприметная песчинка, не смеющая поднять глаза выше, упереть их в яркий чистый небосклон, увенчанный белоснежными и пушистыми изваяниями разнообразных облаков и солнцем… Чистым сияющим диском, источником жизни, чей свет она не видела так долго… Мейбл старательно тянула руки вверх, навстречу солнышку, так, что казалось даже, будто её руки уже чувствуют это чудесное божественное тепло… Она счастливо улыбается и оглядывается в пустоту гор, зная точно, что не одна. Эта атмосфера наполняет её до краев и девушка счастливо кричит «Спасибо» и встречает эхо «бо»… Не задумываясь об этом более, она нетерпеливо бежит вверх по склону, который уводит её всё дальше в зелень. Пахнет свежестью, слышно тишину, вкус горной влаги стоит во рту, видно только лишь чудеса… Рядом, будто вместе с девушкой, средь камней бежит ручей чистой ключевой воды. В очередной раз испив его, Мейбл снова счастливо улыбается, а затем, не помня себя от блаженного доверия этому прекрасному солнцу, бросается вниз. …Когда звёзды падают… …Желанье загадай… «Я хочу жить!» — Стучало вместе с сердцем в голове, в крови, в теле… И сна… Как небывало. Мейбл очнулась в огромной и такой холодной кровати, перина которой ни капли её не согревала. Девушка закрыла глаза руками и вымученно простонала — где горы? Где счастливое забытие, где?! Девушка откинулась на подушки и зажмурилась тщательно пытаясь заснуть: призрачные путы блаженного сна были настолько реальны, словно их можно потрогать, а удивительные горы всё ещё стояли перед глазами… Пайнс ерзала в кроватей до тех пор, пока не поняла, что в царство Морфея ей возврата нет… Внезапно, дверь с грохотом открывается и впускает незнакомца с багровым от злости лицом и быстрым размашистым шагом. Привстав на локтях, Мейбл увидела гостя: некий молодой парень в костюме, с грозным взглядом и тростью в руках, которая была нацелена на неё. — Как?! — Недоумевающая от ситуации Мейбл оказалась под прицелом этой самой трости, которая аж тряслась в руках своего хозяина. — Как он узнал?! Импульсивный молодой человек резко отскочил от сонной и ничего не понимающей девушки, которая, не говоря ни слова, продолжала удивлённо наблюдать происходящее. Тем временем, парень порывисто подлетает к стенам, к окну и предметам мебели, нещадно и обильно ругая их. Его золотистые волосы ниспадали на левый глаз, скрытый повязкой, пока другой, сверкая вертикальным зрачком, сузившимся, казалось, ещё больше, метался по разным углам комнаты. Белая рубашка, черный фрак и штаны с небольшими нашивками желтого цвета… Даже голос…знакомый… — Б-Билл?.. — Неуверенно и изумлённо самой себе прошептала в неверии Мейбл, но даже этот тихий сиплый писк был услышан мечущемуся по комнате урагану. В мгновение ока демон притих. Он замер, а затем очень медленно повернулся к девушке, опустив всё-таки занесённую над тумбочкой руку с тростью. Парень преспокойно и даже с чопорностью поправил костюм, деловито расправил бабочку и воротник, а затем расслаблено и уверенно прошёлся до кровати Мейбл и сел в кресло напротив. Вздернув подбородок и растянув губы в довольной ухмылке, Шифр полностью вошёл в образ самоуверенного английского аристократа с удавшейся жизнью и успешным раскладом дел, что совершенно не походило на него минутой ранее: злого, несдержанного и опасного. Выжидая свою жертву, словно удав, Билл уставился на Мейбл в ожидании каких бы то там ни было слов, но не дождавшись и звука лишь хмыкнул. Пайнс неосознанно отползла в противоположный угол кровати, от греха подальше… Увидев это, парень лишь закатил глаза, но с места не сдвинулся, лишь продолжил также пристально разглядывать девушку. Так продолжалось около десяти минут — Билл неотрывно смотрел на шатенку, а та старательно отводила взгляд от безумных глаз цвета жидкого золота. Ей становилось неловко с каждым мгновением, пока из неоткуда появившаяся смелость не взяла верх над осторожностью… — Почему… — От долгого молчания голос стал хриплым, и девушке пришлось прочистить горло. — Почему ты не дал мне умереть? Зачем оставил… С минуту девушка томительно ожидала ответа. Томительной оказалась тревога и страх за последующие непредсказуемые буйства демона, которые может спровоцировать любое её слово… Однако он молчал, так что Мейбл уже даже начала жалеть о собственной несдержанности. Вдруг парень резко подскочил с кресла и ринулся прямо к Пайнс, не сводя с неё безумного взгляда. Девушка почти сразу вздрогнула, но тут же начала корить себя за это, ведь слабость казалась ей невероятно постыдной. Перед Биллом исчезала любая преграда: так и кровать просто на просто исчезла, осыпавшись на пол опилками, и оставила девушку там же, один на один с демоном… Мейбл зло вперилась взглядом в Шифра, не ведая о страхе за последствия такого проявления смелости. Она упрямо не отводила взгляда и тогда, когда Билл занёс над ней трость. — Что?! — Звучно прошипел Билл схватив шею Пайнс рукой. — Что такого он в тебе нашёл?! — К-к-то… — Мейбл отчаянно выдиралась из мертвой хватки сильных рук, облачённых в чёрные кожаные перчатки. Она ухватилась за него и со всей возможной силой старалась оттолкнуть, но от того давление на её шею, казалось, только росло… — Ах ты ж дрянь… — Зло шипел Билл, приблизившись к самому её лицу. — Не хочешь говорить, ла-а-адно… Я сам вытяну из твоей хитрой башки всё, что мне нужно! — Разве может быть сильным тот, кто измывается над лишенным чувств и души телом существа более слабого… Демон не отстранился от девушки, но душить перестал. Вырвавшаяся из его хватки Мейбл тут же задрожала и закашлялась. Шифр обхватил её лицо руками и быстро заговорил непонятные девушке слова. Каждое последующее слово ставало длиннее и сложнее, а его лик исказился в гримасе безумия и злорадства, парень говорил всё громче и громче, почти кричал, в то время как Пайнс явно чувствовала в себе нарастающую слабость. Она забилась в его руках отчаянно пытаясь вырваться, но вскоре внезапный прилив равнодушия и навязчивого желания оставить всё, как есть, взяли верх над слабым телом Мейбл. Безвольной куклой она поникла в руках демона, который почти что ликовал, подчинив себе тело девушки, которое уже объяло яркое синее пламя, разгоравшееся всё сильнее по мере того, что проговаривал Билл. Вскоре комната наполнилась этим сиянием, а голос Шифра, громогласно объявляющего ведомые лишь ему одному заклятия, стих. /Flashback/ — Кто-нибудь, Оракул мертвых сюда! Бельведер! Живо, я сказал! Дождавшись, пока ему принесут желаемое, Билл нетерпеливо поерзал на месте и резко выхватил скрученный пожелтевший пергамент из рук слуги. Не удосужившись даже взглянуть на одну из древнейших реликвий мироздания, треугольник, грубо и не задумавшись, разворачивает оракул, да так, что тот едва ли не рвётся от полных, почти что детского, нетерпения движений. Демон нахмурился и принялся внимательно изучать каждый иероглиф, читая наискось, быстро и без малейшей доли уважения к подобного рода вещам. Старый и повидавший многое на своём веку, пергамент, некогда высоко ценимый человечеством, нещадно хрустел и мялся в напряжённых руках Билла Шифра; содержимое рукописи никоим образом не предназначалось к прочтению такому безалаберному невежде. Уж тибетские монахи поняли бы это точно. Написанный мудрейшими представителями человечества тех времён, когда род людской принято было считать туповатым и недоразвитым, оракул нёс в себе непостижимые истины и отгадки умопомрачительных тайн, которые свидетельствовали о наглости и откровенной глупости людей, являющихся потомками гениальнейших из некогда живущих. В древности, казалось бы, жило только дикое и охочее до еды и охоты племя, жестокость которых извела и навсегда стёрла с лица Земли тысячи ценнейших видов животных. Для многих современных людей все понятия о прошлом человеческого рода обрываются на незамысловатой картинке из учебника по истории, где изображён безобразный твердолобый дикарь с покрытым недельной грязью телом в старой шкуре и с копьём, собственноручно сделанным из кое-как заострённого камня-наконечника и палки. Что вообще может сказать нынешний ребёнок о своих далёких-далёких предках, кроме как-то, что те, искажая острые неровные зубы в оскале, гонялись за мамонтами, а жили в грязных сырых пещерах? Что скажет он о том, как всё происходило дальше? Скажет ли, что в Древней Греции существовали всемирно прославившиеся театры, которые родились именно там, в «грязной племенной пещере». Что скажет о великих открытиях тех времён Пифагора, Сократа, Архимеда; что скажет об удивительных изобретениях древних римлян… Что скажет о творчестве и о культуре, следы которых до сих пор тщательно оберегаются в музеях и высоко ценятся всем миром; что скажет о великолепных архитектурных шедеврах тех времён, когда по его, то бишь ребёнка, логике человек только начал прямо ходить… Этот оракул нёс в себе то, чего не скажет ни один учебник. Как так вышло, что демон разума захватил подобную реликвию в плен, от которого рукопись превратится в тлен, неизвестно. Но на данный момент Шифр-таки держит в руках то, за что раньше сталкивались в жестоких поединках и интригах, как огромные волны штормового моря. И вот сейчас, нервно водя глазом по зашифрованным посланиям, демон всё более и более злился, доказательством чему послужило воспламенившее треугольное тело Билла и его налитый ярым красным цветом глаз. Языки того огня злостного бессилия, что охватил Шифра, не извивались, словно волосы воинственной богини, не струились ярко-алыми перьями небесного феникса, нет… Они трепетали и бились в припадке, словно огонь был в точно таком же настроении, что и демон. Не прошло и мгновения, как пламя, до этого полыхавшее в теле, в душе Билла, вспыхнуло на оракуле и безжалостно пожрало древний пергамент с последним посланием великих мудрецов, обитавших когда-то на Земле. Тлеющие клочья рукописи осыпались на пол, в последний раз напоминая о себе заключительной искоркой того огонька, что почти покончило с оракулом. Каждый его лоскут оседал на пол долго, невесомо и как-то даже смиренно или обреченно касаясь пола, словно лепесток увядшей прекрасной розы, сорванной и выброшенной понапрасну… Шифр даже не оглянулся на горстку пепла, сиротливо рассыпавшегося на полу, когда стремительно покидал зал. В его глазе всё также гневно зверствовал огонь, а треугольное тело демона начало увеличиваться и деформироваться в предверии чего-то очень нехорошего, но такого забавного! Человека… Теперь и он походит немного в человеческой оболочке… /Конец Flashback/ — Твои мысли! Мне нужен твой разум! — Ликующе пропел парень, когда понял, что тело Мейбл готово. …Шифр ощутил знакомое чувство погружения в тёплую воду, очутившись в сознании Пайнс. Он тут же начал оглядываться в поисках заветного воспоминания, но остановился как вкопанный, поражённый увиденным: Билл ожидал чего угодно, но не этого… Внутри симпатичной на вид Звёздочки царил мертвый полумрак, а ещё тишина… Звенящая, до ужаса пугающая и непонятная, она расцветала и обвивала собою всё вокруг. В поисках хотя бы одной зацепки, Билл медленно продвигался в темноту. Внезапно он услышал всхлипы… Последовав на источник звука, Шифр обнаружил дверь, хлипкую и слабую, пропускавшую чрез себя её голос. Но дверь. Пока единственное, что он нашёл в сломанном мире девушки. Из-под гнилых деревянных досок просвечивался свет, а ручки как таковой не было, так что, брезгливо поморщившись, Шифр толкнул дверь ногой и замер в ожидании представления. И оно состоялось. Парень расслабленно облокотился о дверной косяк наблюдая недавнюю сцену в спальне Пайнс. Билл с упоением наблюдал тот миг, когда из карих глаз Мейбл брызнули первые слёзы, словно кровь из проткнутой хищником шеи антилопы, что так долго и глупо стремилась избежать своей участи. В позе Пайнс было столько всего пленительного и милого испуга и колебания, что будь он вместо себя прошлого в этом воспоминании, Шифр перестал бы кричать и пугать девчонку, стыдливо прячущую своё исцарапанное лицо от страха и бессилия. Её худое тело — само изваяние отстраненности и некой отчуждённости, словно Кометка когда-то была небесной зорей, которая в один ужасный для неё день свалилась на Землю и до последнего отказывалась понимать, что обратно она больше не вернётся. Она боялась и Билл явственно это чувствовал даже сквозь затуманенное воспоминание. Такая искренность, такая красота! Парень ликовал ровно до тех пор, пока тот он, что пугал Мейбл, не занёс руку для удара тростью. В целом, момент выглядел для Билла прекрасным: державшее блокаду тело ослабло и сдалось… Но тут, словно как услышать давно умершего человека, внезапно зашелестел внутренний голос Мейбл, должно быть, почти мертвый. «Разве может быть сильным тот, кто измывается над лишенным чувств и души телом существа более слабого…» — Мразь! Каждый персонаж воспоминания, как и вся картинка в целом, потонули в ярко-синем пламени, оставляющим по себе пустоту. Парень зло шипел, его губы низвергали одни лишь ругательства, а глаза побагровели и готовы были убить одним лишь взглядом. Правда разжигала это пламя и будоражило демонскую кровь, которая теперь текла по телу серной кислотой. Сжигая всё, Билл не забыл и раздражающую дверь. Шагая дальше, Шифр наткнулся на озеро. Немало удивившись, парень ещё раз оглянулся вокруг и даже подошёл к воде поближе: водоём в сознании человека является предвестником нестабильной психики и скорого внутреннего надлома. Присмотревшись к затянутой туманом водной глади, демон лишь хмыкнул — пока что озеро спокойное, но беда ждать не заставит и парочка другая стрессов затянут внутреннее «я» Мейбл на самое дно, в глубины чёрной и мертвой воды. Тихий всплеск отвлёк парня и тот посмотрел на источник звука — к нему подплыла небольшая пустая лодка, вынырнувшая, как видно, из сизых зарослей зловещего тумана над озером. — Чудненько! Лишний раз и утруждаться не надо! А у тебя тут удобно, Звёздочка… Но я всё ещё злюсь… Тупая овца… Демон подошёл к лодке и безразлично обвёл глазами её деревянные борта, старые и кривые, нос в виде падающей кометы, часть которой давно отвалилась и перекладину для сидения внутри. Стоило только Шифру присесть, судёнышко, вздрогнувши, тронулось и размеренно поплыло по озеру, рассекая исцарапанным носом зеркальную гладь воды, от чего та пошла маленькими частыми волнами. Перед глазами туман, а за бортами будто пропасть — так темно и непроглядно было вокруг. Билл скучающе подпер подбородок рукой и сморщился: он не так уж и часто встречался с морями или реками в людских умах, но это всегда и неизменно скучно, так как долгое заторможенное сознание депрессивного человека будет долго ялозить тебя по всем возможным закоулкам своего гнёта и страха, а уж потом предоставит искомую информацию. То, что мир Пайнс его не удивит, Билл знал сразу, он уже оценил этот мрак Кометки и возблагодарил её за уважение к его зрению, то бишь, за отсутствие кислотных и ярких цветов, блёсток и прочей режущей глаза и уши ерунды. Естественно, ни разу Шифра не кольнула даже сама мысль о том, что причиной сего внутреннего гниения стал он сам. Посудина всё плыла… Раз через раз парень выглядывал берег или хотя бы островок, но ничего видно не было. Он четырхался и пытался разогнать туман или поторопить лодку, но тщетно. Всё неизменно оставалось безуспешным и демон раздражённо ёрзал на месте. Как вдруг, рядом разжался тихий всплеск. Выглянув из лодки, Билл вопрошающе уставился на вынырнувшую из воды фотографию, которая была оной когда-то до попадания сюда, так как теперь каждый человек на снимке стал цветным неразборчивым пятном. В метре от первой фотографии почти сразу появилась вторая, тоже с размытыми от воды объектами. Другие изображения выныривали всё чаще, словно сплываясь на сидящего в лодке демона. Они множились и сбивались у бортов как бы облепляя собою судно. — Моя магия не действует! — Яростно стучал руками по лодке демон. Оно и понятно — влияние на подсознание человека извне не работает, если возжелавший перемен находится в густой поволоке тумана. Билл понимал, что туман здесь — это своеобразная защита и проблема одновременно: сизые испарения ограничивают магию любого рода, так как являют собою барьер перед какими-либо способностями, однако этот самый барьер ежечасно черпает силы из самого хозяина, а точнее из его негативных эмоций. Туман в сознании Мейбл питается её грустью, горем и самобичеванием. Чем гуще, тем больше внутри девчонки разъедающих её душу злых чувств и переживаний. Билл нетерпеливо рыкнул и предпринял ещё одну попытку рассеять туман — как ни странно, получилось… Уж было ликуя и радуясь своей силе, Шифр понял, что рассеялся туман по другой причине — лодка достигла берега. Она легонько качнулась по инерции перед тем как остановиться окончательно. Вылезши из лодки, парень недовольно фыркнул, так как затёкшие конечности не давали двигаться свободно и непринуждённо, так что мыча от ноющей боли, он принялся колотить собственные руки и ноги злясь на человеческое тело всё больше и больше. Подняв глаза на место, куда приплыл, демон удовлетворенно хмыкнул: здесь также царила разруха и мрак, так любимые им. Безрадостные и несколько жутковатые места затянуты тучами, и несмотря на то, что пасмурная погода здесь повсеместно, земля тут сухая и потрескавшаяся, дышащая жаждой и сухостью. Благоговейного дождя не ждать и всё здесь увяло, словно никогда и не цвело, даром, что рядом озеро — вода в нём мертвая. Продвигаясь дальше, парень всё чаще натыкался на бездыханные тела кроликов или кошек, на разбросанные плюшевые игрушки с грязной извалявшейся шерстью, на скомканные картонки в форме сердец, радуги или звёзд, повсюду также лежали забытые и ненужные конфети. Поблекший и разбитый мир Кометки нравился Биллу всё больше: всё здесь кричало о том, что он победил, победил сердце Хижины Чудес и навсегда покорил себе вечно оптимистичный мир Пайнс. Он улыбался, глядя на обломки волшебных замков, ему было радостно видеть пепел осыпавшихся иллюзий и мечт. Почти всё здесь дышало смертью, а Шифр с удовольствием дышал отчаянием, пропитавшем здесь воздух. А вот и Лунапарк! — Наконец-то! — Счастливо воскликнул демон, словно ребёнок в предвкушении весёлых развлечений на каруселях. Шифр ускорил шаг и вот он уже в предверии веселья. Перед ним развернулись обломки качелей и будок, от которых остались лишь ржавые каркасы и прогнившие насквозь балки. Где-то отслоилась выцветшая краска, а где-то надрывно скрипела качель. Повсюду мусор и жуть, словно об этом мире уже давно забыли, не желая возвращаться к истокам прошлого и этот мир грустит, хрипит на смертном одре. Некогда благоухающие деревья, на которых наверняка поросло что-то вроде конфет или бантиков, стали крючковатыми сухими столбами, чьи мертвые ветви отчаянно тянулись к бездонному пустому небу как бы выпрашивая дождь. Каждая частичка этого страшного места пропитана вонью, но только Билл знал, что когда-то здесь были заточены наиболее ключевые моменты жизни Кометки, которая, в отличии от других, естественно предпочтёт поместить важные воспоминания в самое яркое место своего сознания, нежели в его непроглядные глубины, коих у неё никогда не было. Но таким был внутренний мир Пайнс до Странногедона и феерического в нём поражения, сейчас непроглядной глубиной стало всё здесь и когда-то пестрящий добром и светом оплот лучших воспоминаний Лунапарк поблек. Даже вымер. Эдакая столица, двигатель её оптимизма разрушен. Где-то за осыпавшейся будкой со сладостями было слышно стоны, вымученные и уставшие. Оттуда же выглядывал помятый клоунский колпак весь в копоти и грязи, в такт хозяину головной убор содрогался часто и долго, а стоны ставали всё тише… Парень подошёл к маленькому строению со стёртой вывеской «Комната смеха», войдя внутрь он, как и предполагал, нашёл вереницу воспоминаний, где и должно быть одно нужное ему. Опираясь на пыльные старые стены, стояли зеркала, кривые и не очень они единственные поблёскивали здесь, в этой непроглядной жуткой тьме: тут заключены воспоминания. Почему они там, неизвестно, лишь сам Шифр догадывается, что хозяйка сего запущенного мира прячет их здесь, в захолустье, неспроста. Ключевое слово — прячет. Билл потёр руки и подошёл к первому зеркалу, которое блестело больше всех остальных; просунув туда голову, демон убедился в исправности зеркала и наклонился, ещё больше ввалившись внутрь. …Мейбл в окружении плюшевых игрушек увлечённо говорит сама с собой, маленькая девочка счастливо улыбается и тискает каждого мягкого любимца обещая всем свои конфеты. Здесь она совершенно здоровая и полностью невредимая, её кожа чиста и не пестрит царапинами, а тело пухлое, не пугает худобой. Короткие каштановые волосы заплетены в две растрепавшиеся за день косички, а на руках много разных ярких браслетов и резинок. Пайнс звонко смеётся беря в руки одну из игрушек, а затем вздрагивает и пугается, когда за окном громко прогремел гром. Взгляд больших наивных глазок быстро меняется, как вечернее небо от проблеска молнии. На личике застывает испуг, сменившийся вскоре выражением крайней деловитости, когда Мейбл вдруг начинает собирать игрушки и укладывать их в кровать. Она отчаянно успокаивает каждого плюшевого зверька и бережно укладывает всех спать. Когда со всем было покончено, Пайнс кряхтя спустилась со своей кровати и на цыпочках засеменила к окну, где, вскарабкавшись на подоконник, уселась и начала любоваться дождем. Билл уж было собирался уйти как тут… Тут маленькая Мейбл обернулась и уставилась прямо в глаза Шифра. — Братец, останься со мной! Девочка ловко спрыгнула с места и без опаски подошла к незнакомцу, настойчиво умоляя остаться. — Ты же друг Лютика? Да? Вот, это я его нарисовала! — Откопав в куче бумаг на столе альбом, Мейбл развернула его на нужной странице и с гордостью протянула рисунок гостю. Билл с удивлением уставился на несуразный портрет демона, где узнаваемыми чертами были лишь чёрные крылья и длинные волосы багрового цвета. Всё остальное — размашистые штрихи и непонятные завитушки. Окончательно заинтересовавшись, парень прошёл в комнату за счастливой Мейбл, которая тут же ухватила Шифра за руку, контролируя, чтобы тот не ушёл. Её маленькие пальчики цепко держали его указательный палец, так что не оставалось ничего другого кроме как идти за девочкой. Билл недоуменно рассматривал рисунок и прокручивал в голове всё случившееся за последние дни, не иначе Люциус в действительности возжелал купить Пайнс потому, что уже встречался с ней и знает то, чего не знает сам Шифр. Тем временем, Мейбл усадила гостя в мягкий пуфик и кажется даже что-то лепетала, пока парень был в прострации. Она смотрела на него с любопытством и без капли неприязни, словно это и не Мейбл, которая будучи взрослой смотрит на Билла исключительно с ненавистью и презрением. Очнулся демон лишь тогда, когда девчушка взобралась к нему на колени и потянулась к его волосам, с явным намерением пощупать. Брезгливо откинув от себя её руки, парень вскочил с ярко-розового детского кресла и принялся расхаживать по пестрой комнате, хмурясь с каждым разом всё больше. Он окинул взглядом место, куда попал, и скривился: слишком много цветов, да ещё и малявка, которая даже сейчас не хочет отступать и проявлять хоть каплю уважения к его личному пространству. Сама же Пайнс непонимающе глядела на гостя, пытаясь угадать его настроение, но даже то, что тот оттолкнул её, Мейбл не смутило. — Как тебя зовут? — Что? — Парень ошеломлённо воззрился на улыбающегося ребёнка. Часто даже в глазах верховных демонов он видит страх перед ним, а тут маленькая девочка глядящая на него с наивным любопытством и детской живостью. Казалось, что в огромных карих глазах эта самая живость зажигает мириады звёзд, складывающиеся в прекрасные созвездия, но именуемые людьми невзрачными «бликами». — Как тебя зовут, чудик? — Пайнс засмеялась и зажмурилась, счастливо растягивая пухлые губки в новой широкой улыбке. — Ты же друг Лютика? Да? Он мне про тебя не рассказывал, но я же вижу, что вы похожи! Покажи трюк! Демон не успевал за мыслями Мейбл, которая, впрочем, тоже не поспевала за ними тараторя без умолку. Глядя на удивлённое лицо гостя, девочка ещё раз рассмеялась. — Меня зовут Мей. Мей-Мей! Меня так зовёт братик! А как зовут тебя? Моего братика зовут Ди-и-ипер! — Протянула девочка заливаясь звонким смехом вновь. Шифр так же неподвижно стоял наблюдая очередной всплеск детской игривости, которая била через край такого маленького и слабого тельца. Недолго думая, Мейбл подбежала к демону и вновь ухватила того за руку, а затем потянула её на себя с громким криком «Покажи трюк!» …когда падают звёзды… …в руки злых людей…