Когда звёзды падают

Венди спросонья зевнула и съёжилась ещё больше: холод крепко обнимал её, едва ли не проникая девушке под кожу. Девушка, ещё не конца проснувшись, принялась растирать руки и плотнее кутаться в тонкую ткань, служившую ей сейчас одеялом. Как бы и не хотелось, подняться сейчас очень трудно — организм Кордрой настолько ослаблен голодом и нескончаемым стрессом, что каждое пробуждение — настоящая мука для, казалось бы, молодой девушки. Она чувствовала себя игрушкой для пыток, которую эти самые пытки коснулись косвенно, но от того не менее болезненно и губительно. То, что произошло накануне, вдруг сочлось банальным кошмаром от голодного обморока и, стало быть, забылось вместе с таинственным спасителем с вкрадчивым тихим голосом… Этой ночью, хотя учитывая специфику апокалипсического мира, ночь — понятие относительное, Венди посещала мать… Её тёплые руки не выпускали девушку из приятных объятий, красивый сан женщины самоотверженно закрывал дочь от кошмаров, которые практически добрались до Кордрой, но в последний момент отступили перед светом её мамы… Вплоть до того, как она коснулась Венди, девушка сгорала в ощутимой даже сквозь сон агонии страха за свою жизнь, ведь теперь, когда смерть занесла косу над тем жалким волоском, на котором всё держится, инстинкт самосохранения беспощадно сосредотачивает весь стресс, ужас и страх и вгоняет туда девушку. Но стоило той прижаться к матери, стоило почувствовать её тепло и излучаемый женщиной свет, как внутренняя буря стихла, а чёрная плесень, разъедающая Кордрой изнутри, исчезла в солнечных лучах. Воспоминания оборвались тупой болью в животе и Венди стало ясно, что это, возможно, её последний день. Желудок отчаянно взывал к хозяйке и, девушка уверена, если бы он обладал человеческим голосом, то сейчас, задыхаясь, хрипел бы, в муках заканчивая своё существование. Еды нету нигде и Венди уж было призадумалась о близкой кончине с интересом: очень скоро закончатся её пятилетние стенания и её встретит мама… Девушка отлежалась ещё немного и медленно встала, дабы не вызвать головокружение и тошноту, ставшими её солнцем и утренним кофе. Она ещё немного задержалась в одном положении прежде, чем сделать шаг. Ещё один… Кордрой уныло смотрит на ведро с потухшими угольками в перемешку с пеплом на дне — сегодня придётся померзнуть. Впрочем, ей не впервой… Девушка решает идти на кухню, чтобы хотя бы попить: к счастью, в лесу ребята обнаружили вполне себе годный колодец с чистой питьевой водой, ведь со дня прихода Билла Шифра к власти, всё, так или иначе связанное с обычными и необходимыми условиями цивилизованного человека, стало для жителей городка Гравити Фолз непозволительной роскошью… Верно рассчитав основную слабость современных людей — несамостоятельность, демон решил изрядно поиздеваться над низкой приспособленностью народа и сделал всё возможное, чтобы больше половины города вымерли от обезвоживания, голода, болезней, отравлений… Благодаря братьям Пайнс, вся их небольшая кучка протестантов выжила и продержалась дольше всех: изучавший Гравити Фолз много лет Стенфорд Пайнс указал семье на чистые родники, грибные и ягодные рощи, подземные лазы и пещеры… Их жизнь с тех пор была тесно связана с природой. Ощущая себя униженными и наказанными, обитатели Хижины Чудес вынуждены были влачить жалкое существование полное побегов, молчания, боли и переживаний. Венди передвигалась вслепую — теперь её глаза словно и не видели, а разум затянут плотной туманной стеной. Её босые ноги тяжело ступали по деревянным доскам пола и неуклюже раз за разом запутывались и спотыкались друг о друга. Внезапно, веснушчатый нос Кордрой улавливает невозможное — запах еды… Этот резкий и сразу узнаваемый аромат заставляет Венди резко затормозить, а её тело — налиться сладкой забытой истомой в предвкушении завтрака. Девушка в неверии делает ещё один вдох и тысячи маленьких импульсов расходятся по каждой её клеточке наполняя Венди энергией, будто она уже поела. Ничего не понимая, так как логическая цепочка совершенно не складывалась, Кордрой сделала ещё несколько шагов вперёд… Венди замерла в дверном кухонном проёме, открыв от удивления и рот, и глаза — их старый дубовый стол, который уже и не помнил, когда в последний раз ощущал на себя тяжесть горячей еды и собирал вокруг себя всю семью, ломился от изобилия свежих продуктов… — Проснулась, наконец. Мейбл повернула голову на источник звука, не удивившись даже, увидев рядом с собой Билла Шифра. Вчерашняя её кровать — опилки, стали полноценной постелью, мягкость которой девушка явно ощущала всем своим саднившим телом. Парень сидел в кресле напротив — там же, где и вчера. Отталкиваясь от «вчера» и придя к логичному умозаключению, что с кресла вся истерика парня и началась, Пайнс передернуло. Она выжидающе глянула на Шифра, а затем, подумав, что очередного припадка сумасшествия парня ей не избежать, позволила равнодушию занять место страха и безразлично отвернулась от Билла, чем легко ранила его, дав понять тому, что внутри неё сгнили все чувства, даже отрицательные. Демон довольно долго провёл в кресле, как-то даже покинув комнату, но заново туда вернувшись по непонятной ему самому причине. Шифр и сам не знал, но его влекло ещё раз взглянуть на Мейбл, как тянет скульптора к своему творению. Билл всё критически осматривал Кометку и злился на себя за это. Затем снова, забывшись, разглядывал её спящую, снова ловил себя за этим и тут же отводил взгляд от Пайнс, а затем снова возвращался к ней глазами. Так продолжалось уже довольно долго, но парню ни разу не наскучило его занятие. Он напряжённо думал об увиденном часами ранее и о своей неосторожной выходке с поцелуем; Билл четырхнулся, заново вспоминая эту свою минуту слабости, ещё больше злясь на то, что ему понравилось… Шифр понимал, что он — могущественный Демон разума, — оказался слабаком рядом с обыкновенной девчонкой! Он клял себя за чувства, внезапно ожившие в нём, не понимая, как так смогли сложиться жестокие звёзды… Его влекло снова. Снова к ней и Биллу это уже не нравилось. Гадкие мыслишки, подобно червям, проникали в самые задворки его сознания и грызли как могли. В конце концов, демон принял нужное ему решение — отдать Комету Люциусу, когда тот заявится за окончательным решением Билла. Так он, как ему казалось, убьёт сразу двух зайцев: возникшую брешь в виде девчонки и желанные Дары благосклонности, ценимые за редкость и особые свойства. — Кончай свою меланхолию и, будь добра, отправляйся в ванную, — Только произнёс это Билл, в комнате появилась новая белая дверь, очевидно вторящая словам демона. Мейбл безразлично смотрела в потолок, совершенно не беспокоясь о наличии злейшего врага в двух шагах от себя. Возмущённый этой сценой, Билл щёлкнул пальцами и девушку просто напросто откинуло в недавно появившуюся дверь. Она не проронила и звука. Гневно рыкнув, Шифр вышел, сильно хлопнув дверью напоследок. В белоснежной ванной клубился тёплый пар, расстилаясь по комнате, лаская чистые стены, высокий потолок и легонько касаясь кафельного пола… Мейбл тихо выдохнула, опустившись в горячую воду. Позабытые в годы испытаний ощущения с утроенной силой действовали на её тело. Пайнс расслабленно откинула голову и медленно легла, тая в горячей ванне. Каждая её клеточка с готовностью вбирала в себя спасительную влагу, каждая её мысль посвящена желанию остаться здесь как можно дольше… Мейбл отпускала боль, липкое и нескончаемое раздражение, усталость. Здесь и сейчас девушка старательно представляла родной дом без демона, смертей и бед, поддаваясь чарующей тишине, изредка нарушаемой тихими всплесками. Через несколько минут Пайнс уверенно погружает в воду и голову, закрыв глаза и расслабив каждую частицу блаженствующего тела. Её длинные, долго не знающие стрижки, волосы, подобно невиданной прежде медузе, плавно развевались в воде, то грациозно танцуя, подвластные течению, то замирая… Мейбл впервые чувствовала себя в безопасности: почему-то она была уверена, что здесь, под водой, её никто не достанет и не найдёт. Девушка всё рассуждала о случившемся и поняла, как сильно боится выйти наружу, глянуть на монстра, терзающего её, осознать, что, покидая дом четвёртого апреля, она видела семью в последний раз… Мейбл решилась открыть глаза: перед ними мельтешили её длинные каштановые волосы, являющиеся, пожалуй, единственным тёмным пятном на тле белоснежной ванны. Брат… Наверное, он волнуется, наверное, голодает… Чувство вины прогнало мимолётное её спокойствие, тут же остужая тело Пайнс до состояния ледышки — волнение и здесь, под горячей водой, достало её, впиваясь пираньями в самое лицо. …Кислород закончился… …Мейбл резко вынырнула из воды, хватая ртом воздух… …Стало зябко и мерзко… …Нигде больше нету спокойствия… Девушка вышла из ванны спустя два часа процедур. Обернувшись в полотенце, она осторожно заглянула в комнату, опасаясь, что будет не одна; через секунду Мейбл облегченно выдохнула — в спальне пусто. Маленькими неуверенными шагами она проследовала к кровати, как к единственному оплоту здесь… Завидев заявившегося по ту сторону потолка «дядю Форда», Пайнс спешно задернула полог кровати… Отползая к спинке постели, девушка наткнулась на что-то спиной, развернувшись к неопознанному объекту, Мейбл увидела большую чёрную коробку. Не зная даже, что теперь с этим делать, она отодвинула от себя предмет, вспоминая, был ли он тут раньше, не откидывая варианта, что она просто его не заметила… Подозрительный цвет коробки отталкивал Мейбл, пусть она и успела привыкнуть к черным вещам, но трогать что-либо в этом проклятом злом месте ей совсем не хотелось, а потому даже неуёмное женское любопытство отступило перед страхом… Решая проверить пленницу, Билл Шифр, всесильный демон разума, мнётся у комнаты девушки, всё подумывая о том, что слишком часто её видит и тут же находя утешение в том, что совсем скоро её заберут и сам он хочет в последний раз лицезреть упавшую Звезду… Не мешкая больше, Билл распахивает дверь, словно входит сюда с таким же настроением, с каким уходил отсюда, когда сильно захлопнул. Уж было открыв рот, дабы громогласно объявить Кометке его гениальный торг, где она продана Люциусу, парень замер… …вся постель была словно скульптурным изваянием из снега, в центре которого безмятежно лежала совсем юная девушка, полузакрытая белой тканью. Её темные волосы маняще блестели чистотой, ведь лишь отмытыми они показали свою шелковистость и красоту, бледное осунувшееся лицо, до этого казавшееся безобразным от нездоровой худобы, заалело и расцвело легким вишнёвым румянцем, как алеет и цветёт совсем молодой бутон первой майской розы, ванная смыла с девичьего лица морщины, скрывающие безмятежность, которая теперь сквозила во всей её позе. Ресницы Мейбл трепетали, а губы, на которых взгляд задерживался дольше, были цвета спелой клюквы, неброского, но и не обычного. Её тело раскинулось на белых простынях и казалось шедевральной скульптурой, старательно выточенной из мела. Махровое полотенце чуть ниспадало с неё и красиво очерчивало формы Пайнс, показывая и упругую грудь, и изгибы. Её ангельская внешность заворожили демона, будто сея небесная слуга прямо сейчас свалилась с небес аккурат в постель. Непроизвольно проведя параллели между маленькой Мейбл и взрослой, парень затруднялся сказать, кто милее, к несчастью для себя осознавая, что в одном человеке сочлись две совершенно разные натуры и обе его очаровали. Билл точно не знал почему, но вдруг в сознании мелькнула предательская мысль о том, что мясные мешки — совсем неподходящая для его Кометки характеристика… Заметив последующее ворочание девушки, понемногу пробуждавшейся ото сна, Билла будто самого окунули в ледяную воду: он молниеносно метнулся в другой конец комнаты, боясь даже предположить, что его мысли были кем-либо услышаны. Шифр тут же разозлился на себя и вся нахальность и смелость, сквозящие в каждом его движении, исчезли. Ужасаясь, демон обнаружил, что теперь совершенно не знает как поступать… Он ходил из стороны в сторону, как тогда, вернувшись из воспоминаний девушки, где она (и даже не она, а лишь её тусклая прошлая сущность, тень, воспоминание) возымела на него такое действие, откуда растут ноги и Билл не хотел и ждал одновременно, когда вырастет остальное… Возня над головой отвлекла Шифра от мрачных мыслей: посмотрев вверх, на потолок, демон обомлел, столкнувшись взглядами с улыбающейся Мейбл Пайнс. Лес. Тишина. Темнота… Сквозь темнеющую топь мертвого леса Гравити Фоллс устало брели обескровленные испытаниями путники… Теперь уже они не обратили внимания на собственные довольно громкие шаги, которые дружным гулом наполняли вымерший лес звуками. Каждый метр давался с трудом и силы покидали неокрепшие тела с геометрической прогрессией. Осталось ещё немного… Зус и Диппер уже давно исходили весь город, пока не нашли искомое. Парни не зря потратили время, но накатившая с утроенной силой усталость грозилась пустить на ветер все их усилия и оставить их умирать прямо здесь, посреди пыльной холодной тропы, у засохшего почерневшего дуба… Они всё шли и дорога будто не кончалась — неужели их настигли очередные козни демонов? Два дня Зус и Диппер отсутствовали дома, хотя поход планировался максимум на половину. Сонные, раненные и смертельно голодные, они изнывали даже от осточертевшего воздуха, пропитанного запахом гари и гнили — запахом Апокалипсиса. То ли сжалившись над ребятами, то ли давая небольшую отсрочку, избранная парнями тропа огибала и избегала каких-либо существ, уводя путников в глубь и не давая им встретить опасных встречных. Лесные деревья в большинстве своём высохли, лишь те остались в живых, что удачно росли над подземными водами, избежав долгого мучительного конца. Трава с самых первых дней Странногедона разом засохла и превратилась в некрасивые колючие кустики, кое-где торчавшие на засохшей земле, а кое-где оставляя на ней несуразные потрескавшиеся от сухости залысины. Цветы, орехи и ягоды давно исчезли с лица Гравити Фолз, впрочем, как и многие люди, звери и птицы… Весь город превратился в мертвую долину, заживо похороненную и забытую всеми, лишь очень редко в ней лениво и устало копошатся черви, отчаянно пытаясь выжить… И вот наконец друзья достигли цели: впереди уже виднеется хижина. Её старая, многое повидавшая, деревянная крыша стала самой желанной в мире вещью и парни ускорили шаг, не сводя глаз с заветного домишки. А ещё в окнах тускло горел свет и Диппер улыбнулся обескровленными губами: этот путеводный для него тёплый огонёк значит, что Венди жива, а большего счастья и не нужно… Зус и Диппер тихо отворили двери, проходя внутрь сопровождаемые знакомым сердцу скрипом старых петель. К большому удивлению обеих, по дому разливался дурманящий запах еды, вытесняющим всю вонь грязи и гнили извне… Зус, не веря себе, шагнул к кухне, откуда тут же выпорхнула счастливая улыбающаяся Кордрой в старом, ещё дядюшкином, домашнем переднике и с половником в руках… Друзья вместе зашли на кухню понимая лучезарную Венди без слов — она смогла достать еду. Но откуда? Тем не менее, ни Диппер, ни Зус, чьи всегда мнительные умы всегда наготове, не высказали ни одного опасения на внезапную манну небесную, так резко свалившуюся им на головы. Во главе накрытого на четверых стола стояло большое, впервые за пять лет использованное, блюдо с только что приготовленным жаркое, от которого клубнями вздымался горячий пар; на сковородке весело шваркало ароматное мясо с овощами, а по тарелкам уже был разложен пышный, свежий, белый хлеб с карамельной хрустящей корочкой. Над всем этим по кухне летала радостная и впервые бодрая Венди, которая кротко сказала парням о еде лишь то, что наткнулась на неё случайно, воспользовавшись двухдневным голоданием друзей, которые не сильно-то и вслушивались в рассказ подруги, начав есть быстро и с трясущимися от предвкушения руками… Пайнс тихо зевнула, не до конца высвобождаясь из тяжёлых и одновременно сладостных пут сна. Ей ничего не снилось и девушка почувствовала в себе приятный прилив сил. От её тела до сих пор исходил приятный запах после вчерашней ванны, а мягкая кровать неожиданно быстро согрела и убаюкала её. Однако Мейбл недолго оставалась спокойной — нахлынувшие грустные мысли, с которыми она вчера заснула тоже проснулись и хмелем ударили в только начавшую проясняться голову. Как же там брат, Венди, Зус?.. Пайнс немедля подорвалась с кровати, не зная даже, куда и зачем, но подорвалась в полном омерзении перед бездействием в такую трудную минуту… И тут же упала… В голове внезапно потемнело и ноги подкосились, будто по ним очень больно ударили. — И куда же мы собрались? — Не без потехи наблюдая рвущиеся из души девушки чувства и переживания в противовес физическим возможностям, подметил Билл. А ведь действительно, куда она собралась: провалившая даже собственную вылазку, попавшаяся врагу, истощённая, да и просто нагая, в одном махровом полотенце? Неужели она сможет чем-либо им помочь? И пусть демон был прав, ни словом, ни делом Мейбл этого показывать не хотела, а потому, насупившись, демонстративно отвернулась от парня. — Ха-ха-ха! Звёздочка… Неужто ты и вправду настолько глупа… или всё же самонадеянна?.. Впрочем, это одно и то же! — Широко улыбаясь заявил Билл. — Поешь, что ли, раз такая слабая. По щелчку его длинных пальцев прямо на коленях у Мейбл появился небольшой, но тяжеловатый поднос чёрного цвета. На его чистой матовой поверхности с белой кружевной салфеткой посредине стояли дорогие аккуратные тарелки с довольно привлекательным содержимым: кусочек воздушного манящего пирога с аккуратной яблочной прослойкой и тучками корицы на сливочном облаке сверху, щепетильно нарезанный ровными маленькими кубиками фруктовый салат из свежих, радующих здоровым цветом глаза, персиков, бананов и ананаса, и, конечно, горячий шоколад, настойчиво манящий сладким запахом и приятнейшими тёплыми клубочками пара, вздымающегося над дурманящей и тягучей топью удовольствия… …Сию же секунду всё полетело на пол, брезгливо скинутое Мейбл… Девушка даже не посмотрела на былую идеальную композицию, краски которой испортились, упавши. Она не одарила взглядом демона, который, еле сдерживая себя от злости, только постукивал пальцами по лакированному подлокотнику кресла, который ни с того ни с сего вдруг начал плавиться от прикосновений парня… Пайнс не могла и смотреть на еду: неужели её расценивали как мерзкую, низкопробную, продажную… шлюху… Неужели за проведённое здесь время она стала так похожа на морально бедных сгустков желания и продажности, которые способны продать Родину за еду?! …Неужели она посмеет взять в рот хотя бы крошку того, что предлагает ей сам дьявол, лишивший этого же самых родных ей людей… Пайнс еле слышно вздрогнула и снова схватилась за голову: невероятный аромат всё-таки вскружил ей измученную голову и тело ни за что не хотело принимать сторону принципиальных высоких устоев духовности и морали; стало вдруг дурно и душно, комната поплыла волнами и оставались секунды до очередной потери сознания… …И вот закрываются убитые горем оленьи глаза… …Хоть гордость ещё не заснула… …Нет-нет, нет, не время, нельзя… …Сама ты себя обманула… Пламя, обретшее тёплый окрас уюта, приятно потрескивало и обдавало пустую полутемную комнату жаром и ярким светом. Круг импровизированного камина из ведра сидело двое. Диппер и Венди отрешенно смотрели на извивающиеся огненными змеями языки пламени, но их отрешение было счастливым, а головы впервые не забитые тяжелыми и болезненными тревогами. Зус отнёс заранее оставленную часть ужина Стенли и остался наверху, чтобы помочь больному поесть. Ребята расслабленно грелись у костра и каждый думал о своём. Помутнённое сознание Пайнса начало проясняться, ведь голод и усталость отступили. Постепенно к нему возвращалась жгучая энергия и новые импульсы прошлись его телом, которые уже даже почти забыли, какого это. Уже двадцать четвёртую минуту парень по кусочку собирал своё тело, которое будто бы даже размякло от неожиданных перемен. — Как? — Венди прошибло холодным потом. Она тщетно надеялась, что больше не услышит этого. — Ты о чем? — Так просто, легко и незатейливо это слетело с её губ… А ведь внутри бушевала вьюга… Девушка была несильно в такой тонкой лжи, ведь ей предстояло обмануть Диппера… А это непросто… — О еде, Венди. Откуда ты достала так много еды? — Парень повернулся к девушке, с улыбкой заглядывая в её зелёные глаза, с неверием ища там ответ. — Мы за всё время не смогли достать столько… А ты… Сама… -…Диппер, прошу… — Кордрой больше не хотела лгать, хотя и касаться его мужской гордости тоже. Она скажет правду. — Эта еда появилась из неоткуда… Как и ожидалось, Пайнс не поверил. Он замолчал и расслабленный его взгляд стал серьёзным, весь он напрягся… Венди виновато опустила глаза в пол, не смея даже взглянуть на друга, ведь ей меньше всего хотелось, чтобы Диппер в ней разочаровался, счёл обманщицей, предательницей… Глупой… — Она просто появилась здесь внезапно… Сегодня… — Девушка подняла взгляд на парня, без слов выказывая нужду в этом внезапном подарке и извиняясь за своё тело, требующее пропитания. Будь она только душой — ни за что не взяла бы ни чьих подачек… — Просто Стенли и вы с Зусом… Нас нужно кормить и я клянусь, эта еда нормальная, я пробовала… Я бы никогда… Кордрой начала уж было заикаться без ведомой на то причины. Она так хотела уверить Диппера в искренность своих намерений и в том, самое главное, что ей можно доверять… Не дослушав девушку до конца, Пайнс уверенно поднимает пальцами её покрасневшее лицо за подбородок и забывает тревогу, растворившись в колдовском зелье её ярких, красноречивых глаз. — Я никогда бы не усомнился в тебе, Венди. — Она в волнении прикусила алую нижнюю губу и он тут же притягивает девушку к себе, впервые дав себе волю самому кусать эти провинившиеся алые губы. Венди же счастливо выдыхает и льнет ближе, стараясь передать парню всё накопившееся за эти дни волнение за него одного, последнего близкого ей человека. …Слабый свет огня вспыхивает ярче… …От них отступает мрак и мягкое покрывало любимой ими обеими звёздной ночи… …мягко ложится на плечи… В этот раз Билл просто вырвал многострадальную дверь. Мейбл и сама поняла, что довела его до ручки, но на теперешнее состояние парня ей, в гордом обмороке, было уже плевать. Тишина. Билл снова явился в спальню девушки. Злой, ярый, жаждущий расплаты. Недолго думая, он порывисто подскакивает к кровати и берёт тело девушки на руки. — В этот раз я не дам тебе отдыхать, сукина гордячка… — Словно в бреду шепчет демон, унося Мейбл. Щелчок. Девушка невольно открывает сонные глаза и нехотя встаёт; всё её положение даёт понять о применённом к ней насилии над волей и телом, ибо каждое движение совершалось с трудом. Пайнс посмотрела перед собой и тут открыла глаза шире, осознав, что она не в своей, уже почти привычной, спальне: темные стены с многочисленными трещинами и прорезями, подпирающие высокий потолок каменные колоны и свисающие человеческие скелеты окружали её. К горлу мгновенно подступила тошнота, когда Мейбл обнаружила на одном из скелетов ошмётки чёрной толстовки с красным заштопанным сердцем посередине. — Я тут, тупица. Девушка прокашлялась и подняла слезящиеся глаза на стоящего в другом конце зала парня. Пайнс сощурилась и резко выпрямилась, не желая показывать демона и капли растерянности или страха. Однако она тут же поняла, что всё ещё в одном полотенце и считанные миллиметры махровой ткани скрывают её тело. С осознанием пришёл и пронизывающий холодок… Девушка с ненавистью глянула на Билла: безупречно одет, прекрасно выглядит, излучает силу и холод. Подонок. — Знаешь ли ты, Кометочка, — Шифр сделал шаг в направлении единственного в этом помещении окна. — что такое судьба? Вообще не по тексту. Билл хотел сказать совершенно иное и разглагольствовать с пленницей о риторических вопросах бытия ему изначально не хотелось. Эти слова сами, непринуждённо, однако не с подачи самого демона, сорвались с губ. Парень остановился у огромного окна. У огромного и единственного источника света здесь. Пусть никакого света и нет. Пусть через окно на него смотрит окровавленное небо. — Это могущество, Шифр. Судьба безгранична, велика и всесильна. — Её хрустальный голос, глаголящий такие стальные слова, ровный, словно лезвие острейшего ножа, коим и была разрезана тягостная тишина мертвой комнаты. — Всесилие — понятие относительное, Звёздочка. — Парень хмыкнул, не отрывая глаз от вида за окном. — Будь добра, уточни насколько? Насколько всесильна почитаемая вами судьба? — Всесильнее тебя во сто крат. — Билл хмыкнул вновь. — Судьба разве не очередное вымышленное человеком бредовое объяснение существования Бога, мира живых или мертвых… Разве не разумнее полагаться на себя самого, реального, нежели на выдумки, состоящие из пустоты? — Из пустоты состоит та реалия, которую ты себе внушил. Тебя нет, Билл. Ты — никто… Парень развернулся, устремляя взгляд в лицо опущенной на колени слабой девушки, цепляясь за её глубокие глаза из недр которых снова всплывает неприязнь… И что-то вроде… Силы? Шифр впервые встречал отголосок пресловутой воли в обычном, лишенном особого дара, человеке… Парень скептически покачал головой, отстраняясь от окна, ведь тут нашлось кое-что намного интереснее… — Ты и твоё положение не подтверждают ни единого твоего слова, глупая… — Шифр наклонился к Мейбл, с интересом вглядываясь в её лицо. Девушку смутила этакая фривольность, ведь лицо демона было в непозволительной близости. — Ничто не вечно, Билл Шифр. И ты, и я… Всё тленно… Всё подвластно судьбе. И ты подвластен, — её нежные, клюквенного цвета губы, заставляли всё внутри сначала замирать, а потом метаться в ярости и несогласии. — Тебе не сбежать. Как прекрасен был её лик. Лик его собственной судьбы. Очаровательной и бесстрастной. В её больших умных глазах он тонул, а её уста возвращали его обратно из грёз. Её гордый вид, даже сидящей перед ним неодетой и на коленях, покорил его и впервые сознание самого Билла Шифра полыхало холодным жаром всепоглощающего несгораемого огня, а знание того, что зажгла это пламя та несгибаемая девчонка, что перед ним сейчас, заставляла воспламеняться ещё больше. Резким рывком Билл впился в податливые и чистые губы Мейбл, сминая и кусая с неприкрытым желанием испачкать уста ангела пороком и кровью. Отстранившись, Шифр замер: маленькие рубины её крови выступили на чуть пухлых сладких губах… Парень припал к ним ещё раз, понимая, что снова тонет, но обязательно утянет за собой и её… …Свою судьбу…