Когда звёзды падают

Промозглый влажный воздух клубился сырым белесым туманом в темном царстве кошмаров. Казалось, видна каждая невесомо повисшая капелька воды, маленькая-маленькая. Пышные кусты сирени, пахнущие забытым ароматом жизни и весны, распустили пурпурные и белые грозди навстречу влаге и редким порывам тёплого ночного ветра. На их листках осела мелкая серебряная роса, будто над кустом кто-то рассыпал горсть крошечных драгоценных бусин. Свежая молодая трава еле заметно колышется. В маленьком пруду посреди лунной полянки мерно качаются в такт течению белые кувшинки. Их нежные кремовые лепестки несколько сжались, закрылись на ночь, будто это и не цветок вовсе, а маленький домик, чей житель каждую ночь хорошенько запирает свою красивую обитель. Большие здоровые ели окружали маленькую волшебную полянку пушистыми разлапистыми ветвями. Не какие-нибудь там засохшие, полумертвые деревья, искореженные от жажды и пожаров, — цветущая роща. Многолетние величавые кедры, ровные, как под линеечку, ели, пихты и даже дубы благоухали, словно нет никакого токсического и радиационного заражения полностью всей окружающей среды городка Гравити Фолз. Это место, укрытое в тенистой кромке прохлады и свежести, пожалуй, тот самый маленький островок в просторах безграничного океана, который может как быть спасением для всех, так и ни для кого. Это место Люциуса, скрытного и не по статусу могущественного демона. Стоит ли упоминать, что в Преисподних тоже существуют свои законы и, что закономерно, своя политика. Самые близкие, то есть самые темные и грешные, демоны находятся близ главнейшего и именуются графами. Они первые, вслед за печально известным павшим ангелом, предали Бога и отреклись от своей божественной сути во имя своеволия и тьмы. Погубившие душу, очернившие крылья, они обречены вечно скитаться слугами древнейшему злу без права появления на солнечный свет, подвергаясь нестерпимым мукам и проклятиям. И они сами, и их отродье появляются с мерзким клеймом и грязным душевным уродством, основная их страсть — искушать заблудшие души, которые даже не ведают мрака и ужаса, скрывающегося за предлагаемыми демоном низменными удовольствиями и возможностями. Какое же раздолье для иждивенцев настало в наше время! Каждый человек жаждет славы и материи, да так, что готов продать не только тело, но и душу… Идеальная, пусть и глупая, жертва. Дис искусен во всём: ни один философ или монах, адвокат или врач не проницателен и не мудр настолько, насколько демон. Наделённые неземной, но от того не божественной, силой, они хитры, мужественны и невообразимо сильны, коварны и бездушны. В их окутанном пороками мире своя иерархия, своя философия и понятия цели бытия, своя трактовка мира и свои грехи… Их сущности нельзя путать с человеческими, ведь им с рождения чужды чувства, а главное, духовная связь с высоким и воистину могущественным. Тем не менее, они уже давно избрали путь, каким бы он ни был, следуя ему с особым пристрастием. Очень часто в последнее время попадаются люди в их вероломно расставленные сети, непролазные и липкие, где вечность увядает светлая душа. Самых искусных слуг князь тьмы держит подле себя и они наделены, скажем так, привилегиями, отличающие их званиями: граф, маркиз, престол, главнокомандующий и т.д. Среди них и воин-Аббадон, Азазель, вызывающий сумасшествие Зепар, отличившаяся особой похотью Лилит, наплодившая детей порока; верховный Сатанинской армии Пут Сатанакия, Мефистофель, Херувим Балберит — подталкивает людей к самоубийству, Розье, склоняющий к любострастию, и многие другие… Страшное, страшное для человечество «многие»… Впрочем, существуют и некоторые довольно занятные падшие ангелы, чьё предназначение в Аду довольно интересно и чудно: например, балетмейстер Сатаны и главный устроитель танцев герцог Агварес, а также Верделет — церемониймейстер, его помощник Амдусциас — музыкант, глашатай Аластор, заведующий секретарь Ваалберит, ответственный за разведение костров Ксафан, Мулцибер — главный архитектор Ада и Кернуннос — верховный за плодородие… И вот, Люциус привёл её сюда, в место, где творятся чудеса и где ни единая душа не сможет им помешать. Как только чёрная дымка от их появления вспыхнула пепельным облаком на поляне, Люциус выпустил из рук едва отошедшую от специфических ощущений перемещения Мейбл. Она прокашлялась и часто задышала, схватившись за живот. — Да, кстати, у смертных подобные вещи могут вызывать резкую боль в разных частях тела, так как ваш организм с очень низкой приспособленностью не может иначе реагировать на столь резкие перемены во времени и пространстве. — Монотонно объявил демон, с ледяным спокойствием наблюдая слабую и сгорбившуюся фигурку девушки. — Забыл сказать, впрочем, неважно. Пайнс, придя в себя, лишь запоздало поняла, что ей что-то сказали. Прослушав речь мужчины, она отвела мутный взгляд от земли и, почувствовав долю облегчения спазма, подняла глаза. Увиденная красота поразила её сразу, Мейбл, очарованная или даже несколько шокированная (ведь девушка ожидала от демона чего угодно, только не волшебной полянки из детских мечт), застыла. Всё вокруг манило её и успокаивало, как старая колыбельная, а ведь прямо за спиной опаснейшая и неизвестная угроза… Но Мейбл восторженно рассматривала молодую траву и ландыши, усыпанные звёздами росы, аккуратный прудик и кусты белых роз. Небольшие вкрапления совсем маленькой лесной земляники, эдаких потерянных лесной феей рубинов. А ещё всё сверкало и девушка была просто не в силах оторвать глаз от чуда, которого не видела вот уже пять лет — изумительной красоты природы. В эти краткие моменты эфемерного, чистого слияния и наслаждения Мейбл казалось, что ничего не в силе их испортить, но… — Чудно, правда? Сам делал. — Вкрадчиво раздалось позади. — Я ведь знаю, Мейбл, что это твоя истинная сущность и место, где оная жаждет быть… А если точнее, то я просто воссоздал место из твоей книги сказок. Хитро, неправда ли? Пайнс мгновенно очнулась от минутного восторженного помутнения, с трудом осмыслив сказанное Люциусом. — То есть, я снова в мире иллюзий? — Голос был хриплым из-за продолжительного молчания, девушка прокашлялась. — Зачем я тебе? — Оо, ты не представляешь, как трудно оказалось материализовать, казалось бы, простую фантазию заурядного людишки, выдумавшего фей! Хотя, чего уж лукавить, не такие уж эти феи и выдумки! — Мужчина увлечённо вещал, словно не услышал вопроса. Он даже глядел сквозь девушку, хвастаясь рукотворным оазисом магии в мертвом Гравити Фолз. — Эти лилии дались совсем несложно, но пришлось потрудится над выбором цвета и текстуры, чтобы пруд казался реальнее… — К чему ты меня игнорируешь… Не за этим ведь купил! — Мейбл не прятала глаз и смело встретила пронизывающие чёрные омуты демона. Тот лишь ухмыльнулся, показывая, что напускная смелость девушки его только забавляет, а затем, хладнокровно и деловито, принялся поправлять запонки на манжетах белой рубашки, будто это жизненно важное и интересное сейчас дело. — Да будет вам известно, мисс Пайнс, — Между делом начал мужчина, всё также не отводя взгляда от алмазных запонок, которые старательно поправлял, — как вы выразились… Покупка вопросов не задаёт и, в общем, не разговаривает без разрешения на то хозяином… — Засунь себе свою мерзкую философию куда подальше, — Тихо, но зло проговорила Мейбл, — я тебе не вещь и уж тем более не послушная! Я знаю, что у вас, диких тварей, за мысли! Я не хуже того, как ты видишь насквозь людей, вижу и тебя… -…так вот, лилии, — Безапелляционно продолжил Люциус, не обращая на девушку ровным счётом никакого внимания. — Перестань! — Крикнула Мейбл, что есть силы. Как душно и нестерпимо ей было в эту минуту, в минуту страха перед неизвестностью. Её громкий девичий возглас, как последний крик умирающей чайки, повис в воздухе, заставил замолчать поющих до этого сверчков. — Я ведь зачем-то, но нужна тебе! Так вот перестань! Зачем я тебе, отвечай! — Ох, какая же ты всё-таки скучная! Мгновение. И… Пошёл дождь. Девушка почувствовала каплю на носу, голове, затем ещё одну на плече. Они холодные и… Липкие… Липкие?! Пайнс мазнула рукой по носу и поднесла её к глазам — на подушечке её указательного пальца отчетливо видно пятно чёрного цвета. Девушка недоуменно перевела взгляд на ухмыляющегося демона. Тот непоколебимо и с садисткой ухмылкой стоял с зонтом и пристально наблюдал за реакцией Мейбл; переведя глаза на полянку, девушка едва не вскрикнула, ведь голос будто пропал, застрял в горле, сжавшись тугим клубком. Смоляные капли, словно серная кислота разъедали окружавшую Пайнс красоту и возвращали этот маленький райский уголок обратно — в пучину мертвого уродства. Соприкасаясь с «дождем», красивая разнолистная роща чернела, иголки и ветви просто напросто выпадали, стремительно и обречённо — в считанные минуты все деревья стояли пустыми, лысыми и сухими. Вода в пруду, встречая смоль капель, начинала шипеть и испарятся, в считанные минуты миловидный водоём с обворожительными кувшинками иссушился и стал мрачной впадиной с потрескавшейся в ней землёй. Цветы, распушившимися кустами окружавшие пруд, сгнили. Эта смертоносная жижа безжалостно умертвила восхитительные сирень, розы, землянику… Оные не имели защиты перед черными каплями и встречали свою погибель мгновенно увядая и прощаясь с былой красотой. Эта завеса фальши пала и разрушила её сама Мейбл. Но ведь лучше горькая правда, чем сладкая ложь… Не так ли? Пайнс была уверена, что сделала всё правильно и вывела демона на чистую воду, не желая быть обманутой. Ей с головой хватило того случая двадцать четвёртого августа, когда Билл обвёл её, ранимого и беззащитного ребёнка, вокруг пальца, взял то, что хотел хитростью и лестью, пустыми, но такими красивыми обещаниями… Больше Мейбл никому не верила, особенно демонам, тем более окружению Шифра. Тем временем смоляные капли вместе с былой волшебной полянкой окрашивали в чёрный и саму девушку, словно желая очернить её, погребая, как очередной красивый цветок… Пайнс стояла и смотрела прямо в глаза проклятому дьяволу с вызовом, без доли унижения во взгляде, а с гордостью и не иссекаемой внутренней силой. Однако она не могла не заметить, что в голове темнеет и мутнеет с каждой упавшей на неё каплей, что тело слабеет, словно от тяжести сей небольшой дозировки смертельной ядовитой жижи. Через несколько минут ноги подкашиваются, глаза застилает туманная дымка. …тот самый черный дождь… …как в самый первый сон на поле… Последняя капля падает аккурат на темечко сразу перед тем, как сознание покидает слабое тело девушки, которое, подкосившись резко и безвольно, мертвой куклой оседает на землю. Спаси-спаси-спаси Попытка открыть глаза успехом не увенчалась — её окружает сплошная и густая тьма, будто она и есть тот мрак, беспросветный, конечный… Мейбл несколько раз моргнула, но вокруг всё равно чернота. Быть может, ослепла? Умерла? Ещё спит? Внезапно прямо перед ней вспыхивает яркое пламя, жар которого почти сразу обдаёт продрогшее тело девушки. Оно не такое… Как обычный огонь… Нет… Проклятое, такое же, как и всё здесь, как место, куда она попала. Мейбл попробовала встать, но железный звон цепей дал понять, что это ей тоже не удасться. Она взглянула на руки, которые оказались прикованными к стене. Так вот откуда боль… Девушка не дергалась и не паниковала, а как-то слишком уж безразлично поникла, повисла на цепях. Привычная и ненавистная, слабость сковала тело Пайнс похлеще цепей. Кувалдой в голову ударила мигрень. Да ещё и этот голод… Нет напасти страшнее, чем потеря здоровья, а Пайнс знала, что близка к этому. Каким-то чудом она держалась всё это время, но съеденная ещё в лаборатории дядюшки Форда консерва — последнее, что девушка ела за последние три дня. Желудок, следуя мыслям хозяйки, протяжно заурчал, но в этот раз с особой громкой навязчивостью, будто обиженный живой человек лишенный внимания… А ещё в области живота начало сильно тянуть и Мейбл, в меру своих возможностей, скорчилась, прижимая бёдра к туловищу — острая боль пронзила её, словно сотня ядовитых стрел. Этот ужасный и редкий рацион питания настолько усугубился, что девушка перестала чувствовать голод и вкус еды… На исходе теперь уж совсем не терпение, а жизнь… На довольно, что примечательно, кратковременном, хрупком исходе. Пайнс зажмурилась и тихо заскулила, так как мука продолжалась и, не собираясь даже останавливаться, разрасталась ещё больше. Сквозь слезы боли она тихо проклинала это место, демонов, свою натуру, из-за которой здесь оказалась и из-за которой в принципе возник чертов, чертов Странногедон… Как так? Мейбл, от природы женственная и оптимистичная, прозябает лучшие годы в заточении из камня и железа, прикованная варварским способ -цепями, словно провинившаяся старая собака. С таким же убитым здоровьем и туманным будущим, ведь обычно уверенная в себе, Мейбл сильно сомневалась в том, что доживет до завтра. А ещё тяжело ныло сердце… Оно в общем не бьется так горячо и трепетно, как и должно у восемнадцатилетней юной девушки, оно давно и уныло монотонно стучит с содроганием. Теперь вообще воет и болит, перекрывая этой болью даже полумёртвый желудок… Мейбл думала о брате. Как же хотелось его сейчас увидеть, обнять, почувствовать, как в этих объятиях его сердце стучит рядом с её, тем самым успокаивая и оживляя… Воскрешая душу Мейбл, превращая оболочку в человека, способного радоваться, верить и бороться. Пайнс согнулась ещё сильнее, словно стараясь подавить бунт внезапно нахлынувших чувств, дабы не выпустить их наружу, чтобы последнюю её отраду не отобрали, не растерзали и не увидели. Убиваясь от одновременной физической и душевной боли, Мейбл сгорала в адском пламени и проклятые цепи, из-за которых она выглядела как ни кстати распятой, удерживали её, раненую в сердце антилопу, обессиленную погоней гиен, скитанием и самобичеванием. Перед глазами все плывёт и кружится, а губы, покрасневшие и искусанные, сами, инстинктивно шепчут «Мама»… Как вдруг в изолированный мир боли врываются звуки и чувства извне: боль в области головы, так кто-то тянет за волосы, а ещё замолкшие из-за приставленного ко рту стакана губы, которые через мгновение обдаёт живительная влага, арктическим морем обрывающаяся внутрь, туда, вглубь, где кипит и болит. Вода успокаивает, Мейбл и опомнится не успела, как предложенная жидкость оказалась у неё во рту, а затем и во всем пылающем теле. Понемногу всё отступало и проходило… Понемногу восстанавливалось неровное частое дыхание и затуманенные глаза начали видеть… Но сердце всё же болит и этого не исправить. Затем что-то холодное коснулось её подбородка и приподняло его, силой удерживая в определённом положении. Её губ коснулась прохладная гладкая поверхность фарфоровой чаши. Её чуть толкнули глубже, надавливая, и девушка пришлось приоткрыть рот. Густая и вязкая жидкость мгновенно заполнила его. Нос запоздало улавливает приятный запах домашнего супа, а рецепторы вкуса опознают мясо, овощи и специи. Горячее блюдо заставляет Мейбл содрогнутся от прилива тепла и начать жадно принимать еду. Словно слепой котёнок, она тянется навстречу кормящему и как-то не сразу понимает, кто им может оказаться. Догадка, пришедшая к ней только сейчас, воспламенила в ней заснувшие злость, враждебность и противодействие. Открыв глаза, она, как и полагала, увидела перед собой Люциуса, сосредоточенно всматривающегося в её лицо. Молниеносное желание сделать вопреки пронзило каждую её клеточку и Пайнс резко замотала головой и даже попыталась лягнуть демона ногами — пусть уберёт свою жижу и убирается от неё подальше! — Бросьте, мисс Пайнс. Ничего не отравлено и, признайте, довольно вкусно ведь, правда? Это готовил Керн, а не я, так что не о чем беспокоиться… — Словив вопросительный взгляд девушки, Люциус всё же объяснил свою внезапную добродетель. — Ты не нужна нам такой беспомощной и слабой, так что будь хорошей девочкой и набирайся сил… Чудно… Тарелка была наполовину опустошена. — На сегодня хватит! — Просиял демон. — Мы ведь не хотим, чтобы ты слегла с заворотом кишок, верно? Вы, людишки, такие слабые… — Зачем… — Слабо и через силу просипела Мейбл. Она не могла не признать, что почувствовала прилив тепла и насыщенности, но зная, кто её накормил, облегчения она от того не получала. — Ты — лишь инструмент, девочка моя. А инструменты нужно хранить подобающе, чтобы те в нужный момент не сломались. — Сказал уж было собравшийся уходить Люциус. — Скажу ещё вот что, времени у нас мало, так что, я надеюсь, вы, леди, не против, если я воспользуюсь магией для должной подготовки к ритуалу… Вторя своим словам, мужчина подошёл к Пайнс и поднёс руку с появившимися в ней ножницами к её волосам. Выбрав прядь и длину, Люциус молниеносно звякнул лезвием и отстранился, держа в другой руке небольшой каштановый пучок волос девушки. Мейбл заворожённо наблюдала, как демон задумчиво обходил вспыхнувшее часом ранее пламя, что было перед ней и из-за которого Мейбл ставало всё жарче. Люциус словно ждал чего-то, а Пайнс, застывшая в наблюдении, только сейчас поняла, что прядь её волос просто напросто обчекрыжили! — Зачем?! В который раз повторяю, зачем?! Зачем тебе понадобились ещё и мои волосы?! — Вскричала возмущённая девушка. Её беспокоила не столько возможная потеря аккуратности и внешнего вида, сколько тот унизительный факт, что этот демон посмел к ней прикоснуться, что её вообще слишком часто касаются демоны и, более того, делают, что хотят. Люциус молчал. Он неслышно ходил кругами у пламени, которое с часом потухало. Сложно было сказать, как оно зажжено вообще, ведь ни дров, ни горючей жидкости нигде не наблюдалось, так что весьма закономерно предположить, что это очередной дьявольский трюк… Когда огонь почти потух и от былого ярого кострища остался маленький огарок, похожий на тот, что у восковой свечи, пламя резко поменяло свой цвет и стало светло-голубым, почти что сверкая этим контрастирующим с понятием «огонь» оттенком. Именно тогда, всегда хладнокровный Люциус встрепенулся. — Время… — Вкрадчиво прошептал он, после чего вкинул прядь девичьих волос в уже крохотный голубой светлячок. Как вдруг огонь, даже не он… А Адский костёр невероятной силы вспыхнул, взревел, вырос до масштабов тайфуна, едва ли не плавя каменные стены (хотя такое считай невозможно). Жар, исходивший от этого пламени, вытеснил собою воздух и Мейбл скорчилась, стараясь спрятаться от духоты и всепоглощающей жары, с какой в Аду горят грешники. Костёр внезапно поумерил свой пыл и уменьшился так же неожиданно, как и вырос. Испуганная Пайнс с опаской приподняла голову и, осознав, что адский костёр поутих, взглянула на Люциуса. Тот стоял чрез меры довольный. — Да… Я не ошибся… Я… Не ошибся… Истинный Малум! Истинный… — Как сумасшедший прерывисто шептал мужчина напрочь позабыв о своей холёной выдержке. — Исиду сюда… Живо! …и всё же, что делает с человеком, животным, существом осознание, предвкушение собственной могущественности. Это чувство скорой и, казалось бы, неминуемой победы, когда почти все в твоих руках и вся Вселенная должна остановиться, ведь силён здесь только ты… Какой дивный парадокс! Это — и есть Вселенная, та самая, которая с нами играет: даёт нам вожделенное, молчит, когда вы кричите на весь белый свет о себе и о своём могуществе, а затем… Забирает! Быстро, ловко и жестоко… Бывало, люди сходят с ума; бывало, взывают к судьбе, клянут её и называют несправедливой… Это однозначное противоречие, но всё же, весь наш мир справедлив. Весь… Во всех своих проявлениях, даже когда несчастные, святые люди терпят муки, мир справедлив. И точка. Мейбл загнанно смотрела на мечущегося по залу мужчину, сминающего от радости одежду руками, как нетерпеливый ребёнок с широкой улыбкой ненормального. И всё же, что делает с человеком власть… Из тени, то есть непонятно откуда, вышла женщина. Одного взгляда Мейбл хватило, чтобы понять, что она тоже чувствует себя хозяйкой здесь — то ли вожделение Люциуса витает в воздухе и заражает всех, кто им дышит, то ли эта девица на тех же правах, что и демон. Исидой оказалась черноволосая, стройная красавица с прямо-таки обжигающей внешностью: помимо длинных шёлковых волос, обрамляющих выразительное загорелое лицо, она притягивала взгляд фигурой, идеальной по людским меркам, и взглядом, который хлёстко резал и манил в одночасье. В утягивающем красном платье Исида походила на суккуба — дьяволицу, являющуюся воплощением похоти и вызывающую отнюдь неприличные позывы и галлюцинации у противоположного пола. Её медного цвета кожа сияла в цвете адского огня, в отличии от кожи Мейбл, бледной, которая едва ли не обжигается от жара пламени. Хотя оно и не удивительно — весьма очевидно, что демонам убийственный огонь импонирует больше. — Ха! Я вижу, милый, ты наконец нашёл смертного, который прячет Малуму! — Её голос… Лился, словно мёд, словно жидкое золото, флейта, что угодно — он притягивал, даже со знанием того, что этот голос есть ловушка, проделка и фальшивка. — Скоро ли, милый мой Люцифуга, мы станем супругами тьмы? — О, Исида, скоро! — Безумно шептал мужчина беря в руки лицо женщины. — Так ворковать умеешь только ты… Только ты помогала мне всё это время, огненная… Это твоя заслуга! Знаешь, что это значит?.. — Не томи, милый, — Простонала дьяволица, не сводившая с демона взгляд. Они оба потопали в этом помешательстве вдвоём и никого более не замечали. — Освободить Малуму надлежит тебе, Исида! — Приблизившись к лицу женщины проговорил Люциус, сразу перед тем, как припасть к ней в поцелуе. В поцелуе неразборчивом и сумасшедшем, как и они сами. Решительно не замечавшие Мейбл, напуганной всем и вся, они с головой окунулись в ураган похоти и лжи, греха и бесчестия, страсти и безумия… Однако, Исида довольно скоро и нетерпеливо отстранилась в порыве несдержанности глядя на Пайнс. Она выхватила буквально из воздуха ювелирной работы любимый кинжал и подлетела к девушке. — Наконец… Малум найдено… Да-а-а… — Бормотала и вскрикивала дьяволица схватившись за волосы Мейбл. Сама девушка удивлённо покосилась на выскользнувшую из хватки женщины обрезанную прядь, которая щекотала лицо, и с недоумением и страхом собирала мысли в кучу. «Освободить Малуму…» Малума?.. …дождь и гроза… …родительский дом… …любимая детская… …друг, которого все назовут воображаемым… Словно молния ударила Звёздочку, но она разом вспомнила тот знаменательный вечер, когда впервые столкнулась с демонами, которых, как она сама себе позже внушила, она не узнала и посчитала незнакомыми. А ведь в тот день, когда угрюмый февраль превращал мир в предвкушающее ожидание весны, к ней пришёл он… — Лютик… — Что… Что ты сказала? — Встрепенулся демон, колдующий у ритуального костра. — Ааа… Вспомнила! Так даже лучше! Тащи девчонку сюда, милая Исида! Быстрее! С планами иждивенцев на свою жизнь Мейбл мириться не хотела, а потому забилась, затрепетала ожившей птицей, выброшенной на берег рыбой в аккурат тогда, когда Исида освободила её руки от цепей. Демоны не ожидали, что слабая жертва вдруг взбунтуется, но дьяволица не растерялась и попыталась схватить Пайнс. Оная, не помня себя от страха, который лишь увеличивал её силы, лягалась, пиналась и царапалась, пытаясь выбраться из лап уже пришедшей за ней смерти. Она ни за что не хотела умирать и боролась, подгоняемая глубинным чувством, дальше и больше. — Дря-я-янь! — Зловеще прошипела Исида, когда Мейбл в схватке с ней оцарапала ей щёку. Несколько красных полос тут же исчезли, но дьяволица уже была в гневе. Она лишь шепнула неведомое Пайнс слово и ту охватила мучительная боль, сковавшая разом остолбеневшее тело. Отчаянный крик вырвался внезапно и лишь порадовал любовников-палачей, уже готовых к исполнению собственного приговора. …где же ты, моя звезда… …услышь мои слова… …что ты моя одна, и… Я люблю тебя