Когда звёзды падают

Последняя весенняя поморозь едва тронула стебли засохшей травы и часть коры скрюченных деревьев — на тле мертвых ландшафтов Гравити Фолз слабо замерцал подтаивающий иней. Слившаяся с лесом Хижина Чудес тоже дышала тишиной и испугом вместе со всеми владениями Билла Шифра. На захудалом крыльце из рыхлых досок — старый гниющий уже как пять лет диван, стены пропускают внутрь сквозняк из многочисленных щелей, тараканы и прочая мерзкая живность не водится здесь, ведь вымерла. Крыша не протекает только потому, что поросла мхом и, удивительным образом, новыми молодыми ростками различных деревянистых кустов. А вообще, здесь попросту нету дождей. Продолжительный скрежет двери разрезает тишину замершего леса и как бы настораживает его ещё больше, хотя этот звук означал, что Диппер возится с замками, которые намеренно нацепил на хлипкую дверь. Из хижины вышел он один, Зус и Вэнди угрюмо и с мольбой смотрели вслед. «Ты только вернись» — Шептали её искусанные губы. Он шёл вернуть сестру и покончить с их общим кошмаром: она вновь вернётся домой, а он… Он вновь увидит её, обнимет и защитит… Диппер нашёл решение загадки Билла Шифра и догадался, где Мейбл. Мигрень, усталость, анемия — оно того стоит. Он её вернёт. /Днём ранее/ В заброшенной подвальной Форда, надрывно мигая, горит всего одна лампа. Под её неровным светом — Диппер, внимание которого исключительно на старой пыльной тетрадке, которую он держит в руках. Которую отыскал здесь после двух часов поисков хоть чего-то, что как-то помогло бы делу. Наспех нарисованные выцветающими чернилами, непонятные завитки из загадочной книги складываются в различные комбинации. В рисунки, пиктограммы, ритуальные символы… Кто ж знал, что прадядюшка не доверяет книжным полкам и надёжно прячет записи с наиболее сейчас поворотной информацией в деле под полом. Что нужно было лишь получше присмотреться к лоскутку чуть сдвинутой и отличающейся от остальных цветом плитки, выудив которую, найдёшь очередное сокровище. Любил же Форд, всё-таки, «закапывать» самые ценные записи… Тем временем книга из библиотеки Гравити Фолз принимает новый окрас и Диппер с удивлением отмечает, что подробная рукопись о демонологии находилась там. Хотя, возможно, это очередная попытка получше её спрятать. В найденной тетрадке объяснение каждого иероглифа, в сущности перевод дьявольского пророчества на плотных кремовых страницах. Пайнс с небывалым оживлением, за неимением подручных бумаги и ручки, пишет пальцем по панели близстоящего шкафа, выводя нужные рисунки на толстом слое пыли. Картина становится понятной на четвёртом часу работы. Голова разрывалась на части, а тело изнывало по отдыху, и лишь сердце, сильно ноющее за сестру, заставляло работать дальше. Диппер почти закончил… Вот, ещё чуть-чуть! Наверху ему собирали рюкзак друзья, сетуя на излишнюю самостоятельность друга, запретившего им идти с ним. Впервые оживленная суета в предвкушении очередного боя с демоном и, наверняка, победы посетила этот дом. И впервые обычно бдительные его жители не заметили четверку страшных силуэтов за окном, чуть погодя растаявших в сумерках. С самого первого дня пропажи Пайнс знал, что упёртая двойняшка потащилась на самоволку и тут уж два варианта: либо она не дойдёт до конца и в силу своей ранимости повернёт обратно, либо её нашли раньше, нежели проснулся женский здравый смысл и осторожность. Парень предполагал, что сестра, скорее всего, ударилась в панику, так как впервые увидела постапокалиптический мир во всех красках и собиралась искать дорогу домой, когда произошло нечто такое, что… Что заставляло тело Диппера холодеть и замирать. Он шёл в размышлениях и только сейчас понял, что свернул не туда — сутки без сна давали о себе знать. Оглядевшись, чтобы сориентироваться, Пайнс уставился на высокую ровную сосну, смутно понимая, что это место ему знакомо… Это дерево было единственным не засохшим и здоровым, чересчур ровным и крепким… Подойдя ближе, Пайнс повнимательнее присмотрелся к сосне и увидел некоторые странности: опавшая сухая листва и месиво из начавшего разлагаться торфа и сухих веток лежат плотным ковром по всей поляне, но не здесь… Здесь, аккурат вокруг дерева, по периметру ровного квадрата, где-то два с половиной на два с половиной метра, взрыхлены и листья, и земля, и ветки, всё это даже почти отсутствует, будто кто-то или что-то нарочно потревожили неприметное гнилое местечко. Прояснившийся любопытством глаз Диппера выхватил из общей картины ещё одну немало значимую деталь — в ветвях растущего рядом засохшего куста ежевики выделяется ярко-розовым цветом лента. Сняв оную с ветки, Диппер рассмотрел её и нахмурился — это на волосах носила Мейбл. Эдак хорошо подвернувшаяся рассеянность привела его к уликам, подтверждающим основные догадки: ещё как с ней случилось нечто ужасное. Внимание парня привлёк также выглядывающий из-под беспорядочного слоя листьев и земли железный угол. С опаской схватившись за него, Пайнс совершил попытку потянуть его на себя — получилось! Под небрежно разбросанной кучей был лист металла, а под ним… Диппер в немом шоке попятился назад, спотыкаясь о камни и ветки: ему открылась огромных размеров, вырытая страшным нечеловеческим существом яма, обнажающая памятную лабораторию Форда, теперь уже навсегда разрушенную, пробуждающую не яркие детские воспоминания, а ужас, как в стеклянных глазницах начавшего разлагаться монстра-Перевертыша с омерзительно точным и болезненным тупым ударом смертоносного оружия в грудь, где зияет рана. Погибший эксперимент немного даже похож на место, где был создан: у них обеих была мерная своеобразная жизнь, пока в один момент нечто страшное не забрало её оставив по себе уродливую дыру — как в сердце лаборатории, так и в сердце её исчадия, — а затем неуклюже и спеша прикрыв их могилу ржавым металлическим листом, засыпав землёй и листьями… Где ты, Мейбл? Билл Шифр, обычно властолюбивый и эгоистичный демон, сгорбившись и побледневши, сидел у её кровати. Он долго всматривался в черты лица своей спящей Кометки, а в ушах всё ещё стоял её истошный умоляющий крик боли. Он ловил её вздохи и следил за малейшими движениями, а естество пылало, как пять часов назад, когда ему сорвало крышу и он смел с лица земли и Люциуса, и его Исиду. Скорее всего, эта парочка сменит свои оболочки и ещё даст о себе знать, зализав раны, но до тех пор все будут помнить, что Билл, этот выглядевший сейчас провинившимся ребёнком парень, страшен в гневе. Он ворвался к Люциусу как раз тогда, когда она кричала, он словно ощущал ту же боль и то же отчаяние, что всё ещё им владели с одним лишь отличием в том, что внутренний зверь вроде бы как успокоился, видя девушку перед собой и ощущая её спокойный сон. Биллу стало понятно, как больно бывает, когда сердце, ну или место, где оно должно быть, разрывается за кого-то, а не только за себя. А ещё он понял, что просто не наигрался… Мейбл Пайнс — это, пожалуй, единственная кукла, которую он не сломал. Она сладко спит, глаза и ресницы неподвижны — пусть витает в умиротворении, за мерным её сном стоит Шифр. Тот самый, который отрёкся даже от своей излюбленной треугольной формы, ведь понял, что не смотря ни на что, в ней есть один недостаток — он не чувствует себя человеком, то бишь, не чувствует любви и тепла. И сегодня он его получит. Поцелуй. Неторопливый и тягучий, а затем жадный и собственнический. Мейбл оторопело смотрит на Билла, нетерпеливо рычащего сквозь поцелуй и совершенно ничего не понимает. Она чувствует себя клубком из запутанных, с извалявшейся старой шерстью, ниток. Всё так сложно — она была уверена, что всё сейчас ей снится, но обычно кошмары такого содержания её не посещали. Впрочем, надежда на сон отпадает из-за чересчур реальных ощущений и разум девушки окончательно спутался, осознав, что перед ней снова Билл Шифр. Тем временем он обхватывает её лицо руками и притягивает ближе, проникая в рот языком. Ничего не понимающая Пайнс в прострации — она не имеет даже слов и мыслей для того хотя бы, чтобы описать то, что происходит и узнать почему она плавится от этой мерзости. Наглые глаза напротив открываются в ехидной насмешке и со всепоглощающем желанием на дне янтарной радужки, которое заставляет взгляд Шифра стремительно темнеть. Она проснулась. Его Звёздочка очнулась от его поцелуя, как про заурядную принцесску из той ванильной сказки для маленьких мясных мешков в розовых платьях. Билл довольно рычит, когда видит её широко открытые глаза, в которых плещется удивление, страх и гнев; но где-то глубоко, он знал, прячется наслаждение. Он чувствует её своей и большего, чтобы возбудиться, не нужно. А губы у неё сладкие, его… Он нетерпеливо сминал их перед тем, чтобы обрушиться на уста девушки с наглым предъявлением главенства и выражением всех чувств одновременно, ведь он уже не мог терпеть. Боялся, скучал, хотел. — У-уйди! — Просипела отчаянно Пайнс, изворачиваясь оттолкнуть парня. — Очнулась… — Прошептал Билл, силой удерживая Мейбл на месте; он не намерен был уступать ей и в этот раз, этому через чур притягательному человеку. — М-м-м, Поздно, знаешь ли… Шифр настойчиво терся носом о шею девушки, пока та силилась освободится и из последних сил била демона по груди и спине — безрезультатно. Ведь он снова находит её губы и кусает их за строптивость, дарит истому и боль, чувственность и омерзение. Вдруг непокорная Мейбл замирает и через мгновение льнет к Биллу, едва не мурлыча, и неумело отвечает на поцелуи. Счастливый парень принимает её ласку и требует больше, расслабляясь — наверное, тело человека стоит того… Толкнув Шифра на спину, Пайнс повторяет за ним манипуляции с шеей на самом демоне и тот почти что горит о каждого её прикосновения… И тут… Пустота… Демон в недоумении вскакивает, обнаружив, что девушки рядом нет. Позади громко хлопнула дверь в ванную. Парень обернулся и оскалился — обманула! Вот так просто! И кого? Его — Демона Разума! Одним поцелуем. Обезоружила и скрылась. — Сука… У девушки кружилась голова. Как жарко, как нестерпимо жарко ей было — вместе с раскалывающейся на двое головой горело всё тело. Её трясло и из глаз лились слёзы, ей самой не верилось в то, что она только что сделала: ответила демону, этому злому ненавистному существу… Каждое его прикосновение, будь то пальцы или губы, пламенели на её руках, талии, бёдрах. Губах. Мельком взглянув в зеркало, она ужаснулась: напуганная, взъерошенная, с искусанным опухшим ртом. В дверь резко ударили; сила была такая, что вся ванная разом содрогнулась, но больше всего — сама Мейбл. — Выходи, я сказал! — Кричал Билл с той стороны. Хлипкий замок на двери обреченно звякнул. Девушка испуганно вжалась в стену, желая слиться с ней сию же секунду. В голове как мантра звучало «Оставь, оставь, оставь». Голос пропал, душа ушла в пятки. Второй удар. Дверь сорвало с петель. Что он хочет показать своей разрушительной силой против дверей — Пайнс и без того рыдала от страха. Он до неё доберётся и возьмёт. Возьмёт и выбьет из неё всю дикость и правильность, всё, что помешает им быть вместе. Он к чертам выбивает дверь и с победной улыбкой застывает в проходе, глядя на загнанную Кометку: неимоверно красивую в эту минуту, растрепанную и напуганную им лично. Билл жадно смотрит на припухшие губы и на красивое тело в одной лишь белой рубашке, его рубашке. Шаг, ещё один. — Уйди… Прошу! Оставь… — Рыдает. …Я с детства мечтал забрать… …У неба Звезду… …Пора тебе привыкать… …Ведь я не уйду…