Когда звёзды падают

Внутри что-то сломалось, больно кольнуло и замерло, хотя может быть и умерло. Невольно вспоминаешь волшебную музыкальную шкатулку из мира Аври, которую Билл безжалостно продырявил, не заморачиваясь с вежливостью и аккуратностью, плавя и тараня себе путь. Так было и в глубине Мейбл, словно несносный проклятый демон разжигал её изнутри лавой, пытаясь уничтожить непокорное сердце девушки. Вот так, загорелась и уснула Звезда, пока всё в ней покорежилось, сгорая, замолкло, больше даже не хрипя… По швам трещат мысли, и собственная душа уже готова покинуть измученное до предела тело — больше незачем двигать им, ещё больше запутываясь в злосчастных ловушках сумасшедшего дьявола. Места укусов, поцелуев и нетерпеливых касаний пылают, вся кожа, что познала на себе руки и губы Билла Шифра превращается в большой ожог, и это личная инквизиция для Мейбл Пайнс. Она вымученно поднимает глаза к потолку трофейного зала, натыкаясь взглядом на ещё один жуткий экспонат в виде банки с головой неизвестного животного в ней, и весь мир сомкнулся на этом моменте, когда жадный до чужой крови паук готовит очередной приз к восхождению на свою огромную паутину. А девушка не против, сломленная, она чувствует себя ленивой от предчувствия смерти мухой, которой сугубо плевать на будущую участь — кончина слишком близко. Мейбл никогда не любила пауков, демонов, крикливых злых маньяков и лиходеев, утаскивающих тебя туда, где не достанет ни один принц, так кто ж знал, что все детские страхи обретут для Пайнс совершенно другой окрас и другое лицо, что они не исчезнут с возрастом, как уверяли испуганную девчушку родители — они станут её мужем и отцом будущего сына. Снежный ком собрался, слипся до конца и каждая снежинка протыкает естество Мейбл, всё более убивая Звёздочку, очерняя её до уровня «хозяина», однажды поймавшего Пайнс, как паук нерадивую муху. Девушка не помнит, когда вокруг расцвели чёрные пятна смерти, пожирая её целиком, но сознание отказалось держать девушку ещё дольше. Так счастливо она не падала в обморок ещё никогда, ведь в забытие снова ждёт красивое безграничное поле. Билл раздражённо выдохнул, когда Мейбл вновь впала в беспамятство, в который раз от него убегая. Впрочем, он демон разума, способный найти её и там, но пусть уж хоть какая-то свобода удерживает жену от безумия. Жена… Даже в мыслях звучало довольно заманчиво и приятно, а её слезливое, состоящее из рыданий «Согласна» пуще прекраснейшей музыки для него, верно ждущего её страданий. Парень запустил руку в волосы и счастливо выдохнул: контракт Смирения и помолвка несомненно и навсегда привязали Мейбл к нему и впредь Кометка никуда не денется, покуда этого не захочет он. Окидывая взглядом бессознательную девушку, демон победно оскалился, задерживаясь на засосах на шее и ключицах, на искусанных губах, а погодя рассматривая главного свидетеля и свата сегодняшнего торжества. Стенфорд Пайнс — человек, которому Шифр, пожалуй, даже пожал бы руку, кабы не состояние учёного, которого он обратил в скульптуру из золота. Хмыкнув, Билл присмотрелся к фигуре былого врага. «Былым» он стал только что, когда демон наконец-то лицезрел свою победу в мертвых от тоски очах сгорбленного сломленного старика. Не было в его позе ни вызывающей гордости, ни омерзительного человеческого достоинства, с которыми Форд извечно замирал в золотой корке. Негодующий демон разума долгое время не мог понять, как же лишить Пайнса бесящего смелого взгляда и острого на проклятья языка, решив однажды пустить в дело банальное психологическое давление: а ты знал, что вся твоя семья мертва? Любого человека подобные слова заставят в считанные мгновения забыть обо всём на свете, замереть от арктического холода внутри и, скрепя сердце, принимать решение — бросаться вслед или тянуть и дальше бесцветную жизнь, краски которой погибают вместе с близкими людьми. Но это не помогло. Да, с тех пор учёный словно постарел на двадцать лет, сгорая от тех чувств, что прятал от чужих глаз: вина, злость и грусть… Его с каждым днём было разговорить всё сложнее, будто бы Стенфорд умер тоже, оставив по себе лишь тело. Он мучился, и это отчётливо было видно в совершенно новом для Билла проявлении сопротивления — отрешение. До странного противоречивое, нетерпимое демоном осознание тленности и бесполезности во всём, ведь соврав Пайнсу о кончине его семьи, Билл Шифр лишь усложнил себе задачу, и учёный уже ничегошеньки не боится, так как ему уже нечего терять. Пусть пропало безрассудство, толкающее Форда каждый раз и на лезвие бритвы, пусть замолчала гордость, старик смирился с тем очевидным фактом, что в конце всех ждёт Смерть, возможно, он сам ждёт её куда больше. А демон разума потерял рычаги давления, ведь банальные пытки на исстрадавшегося Пайнса уже не работали. И только теперь, спустя несколько лет скучной и надоедливой возни с обескровленной оболочкой, Билл снёс Стенфорду крышу, свёл с ума от счастья и неверия и убил окончательно, уложившись всего-то в три минуты. Резкая радость от встречи с пресловуто умершей внучкой, что так повзрослела и, естественно, также была несведуща о живом прадяде, а затем режущая насквозь и тягуче медленно боль от потери столь любимого человека вновь. Да непростой потере, а изощрённой! Ооо, Шифр знал, что Стенфорд поймёт, какая жизнь ждёт его Мейбл в стенах дьявольской обители, и на что демон обречёт павшую Звезду. Так много печали и лютой ненависти ко всему миру в одном лишь взгляде!.. Однако, семья Пайнсов стала излюбленной чрез высокую эмоциональность и приятный хруст сопротивляющихся костей. Форд также понимал, что виноват в том, что девушка приняла предложение демона, дабы не причинять страданий прадяде, и это понимание блистало в застывшем взгляде похлеще золота, из которого был вылит весь учёный. Тем не менее, именно он был самым желанным гостем на «свадьбе», будучи, так сказать и устроителем, и свидетелем. Парень, всё так же ликуя, обернулся, глядя на бессознательную супругу — растрепанные волосы, пылающие губы, искусанная шея, на которой, словно алые розы на снегу, проступили его отметины на бледной коже. Её внешняя слабость прямо пропорциональна его внутренней: если Кометка волевая и смелая душой, то Билл слаб и гнил, зато грубая его сила в разы, в сотни тысяч раз превосходила способности девушки. Шифр был очень горд собой, ведь задуманное много лет назад желание сбылось… Грязные исцарапанные пальцы, в которых отчётливо была видна ленивая аристократическая изнеженность и изящность, несмотря ни на что, резко и порывисто взрыхляли землю, подцепляя изодранными ногтями куски сухой почвы. Жадно и волнующе два больших напуганных глаза, в которых неспокойно плескались волны чистого озера, смотрели в глубь помеси песка и глины, словно желая видеть ещё дальше и глубже. В голодном взгляде плескался страх, заставляющий радужку мутнеть, словно озёрную воду побеспокоенный на дне ил. Уже никому не узнать в напуганной сгорбленной и грязной пичужке, что впервые за несколько дней выбралась наружу в поисках еды, былую Пасифику Нортвест. Сон был пустым и туманным, Мейбл словно водили по холодной и тёмной пещере, путая её в нескончаемых и жестоких лабиринтах собственного разума. В то же время она чувствовала ровным счётом ничего, а из однообразного, не несущего и толики расслабления, сна девушку вытянула тошнота. Оная, должно быть, возникла из-за голода, но Пайнс не собиралась потакать собственному телу, чтобы идти ради него на унижение и принимать еду из рук демона. Нецелесообразная и почти нелогичная полемика, мотивирующие основы и доктрины которой сама же её изобретательница и начала забывать, продолжали взращивать в разуме Мейбл простую до невозможности связь: есть равно пасть. Что толкало Кометку на столь непривычные для изнеженной женской натуры размышления? Девушка желала бороться, и борьба эта заключалась в оппозиции против всего, что ей предложено и положено с подачи демона. В этой странной логике сочеталось неразумное бунтарство, почти что девичья неразборчивая вредность, и аскетическая всеобъемлющая гордость, уважение и память о погибшей семье. Пусть кожа с каждым днём, словно сорванный лепесток розы на палящем солнце, выцветала и трескалась, пусть прекрасная фигура превращалась в отталкивающую худобу, а перед глазами днём и ночью плясали окружающие девушку предметы, превращаясь в чёрные круги, что-то внутри было явно против приёма пищи, уповая на оставленных в нищете и голоде жителей Гравити Фолз. Вместе с тошнотой вырвалась и неизмеримая тоска, ведь на сей раз даже продолжительный сон не помог хоть на время забыться и бежать, выиграть то ничтожное время у окруживших и терзавших Мейбл проблем. В голове вертелось всё: и страх за недавние и за будущие выходки «мужа», и появившийся из неоткуда ребёнок, и смертная тревога за брата. Эдакий эфемерный мирок самобичевания затмил собой внешний мир Кометки, и девушка не сразу поняла, что находится на мягкой, сравнимой по воздушности разве что с облаком, постели. Девичий взор насторожил и непривычный чёрный балдахин, что нависал над Мейбл подобно безмолвной грозовой туче. Припомнив, что бывает при резких телодвижениях с её слабым телом, девушка осторожно и медленно приподнялась, во избежание нового обморока, хотя эта перспектива даже уже немного привлекала. В глаза тут же бросается бордовая стена напротив, а внутри постепенно распускает бутоны опасение… Хоть и совсем немного, Мейбл провела в одной и той же комнате достаточно времени, чтобы свыкнутся с той обстановкой, которая хоть как-то, хоть где-то могла отозваться в дальних закоулках мозга ассоциацией со стабильностью и мало-мальски комфортом. Теперь разительные перемены во всём теперя её окружавшем обескуражили невесту демона, которая пристально и осторожно изучала глазами новое для неё место. Ложе, на котором она проснулась, воистину походило на тёмную тучу из пепла и мглы: сошлись не сочетаемая небесная воздушность и чёрная мгла. Мало не пять таких Мейбл могло разместится на этой кровати… Стены же были темно-красные, бордовые, рубиновые — лишь только девушка разглядела в изысканном интерьере новую пытку: два извечно ненавидимых ею цвета резали глаза и не подпускали к её взору ничего, кроме земли и крови. Это знамя смерти приелось Мейбл за пять лет войны со тьмой, которую она с треском проиграла, а Билл не упустил возможность напомнить ей об этом дне ещё раз. И ещё… Когда овладел, и ещё, когда заковал её в магические кандалы контракта и помолвки. Повернув голову вправо, девушка обнаружила у кровати тумбочку с резными ножками и рельефными золотистыми ручками на трёх выдвижных ящичках. Даже эта незатейливая, но определённо дорогая, мебель черного цвета, только стоящая на ней лампа была с бордовым абажуром. На тумбе также стоял поднос с едой — предметом сегодняшних девичьих дум. На серебряном простом разносе стояла чаша с фруктами и ягодами, рядом стакан тёплого молока. Мозг мгновенно отреагировал на аппетитную картину из аккуратно выложенных в фарфоровой белой чаше наливных красных яблок, клюквы, граната и клубники, что, словно на подбор, были без единого изъяна. Примечательно, что даже принесенная пища цветовой гаммой не отличалась от общего кровяного антуража, разве что белоснежные чаша и молоко, словно две нежелательных белых розы в зарослях красных, ярко выделялись, привлекая взор девушки. Она всё ещё боролась сама с собой, увиденное спровоцировало естественный, но очень бурный отклик полумертвого желудка. Хватаясь за живот, Мейбл наивно полагала заглушить тянущую боль и урчание, вот только не получалось: орган — не человек, и рот ему не закроешь. Не придумав ничего лучше, девушка мягко соскользнула с кровати, постепенно привыкая стоять на ногах, ибо замученный ею же организм еле подавал хоть какие-то признаки живого. Мейбл чувствовала крайнюю потребность отвлечься, а потому побрела изучать комнату поближе — уж лучше принять как данность эти жуткие цвета, чем принять еду, что ей приготовил демон. Ко всему прочему, Кометка не была уверена, что в противном случае, сдавшись и отведав предложенное, её не скрутит и не отравит съеденное, что стало новым полезным аргументом. Под ногами, которые благодаря тонкой коже прекрасно ощущали каждый касающийся стоп дюйм, холодный паркет темно-орехового цвета. Почти что чёрный, и только присмотревшись видно тёплый каштановый мрак. На стенах не просто красные обои — некое особое покрытие из приятного на ощупь материала, отдалённо напоминающего пергамент, глубокого бордового цвета, на котором, как оказалось, «пророс» изначально не замеченный растительный орнамент, также чёрного цвета. Красивые, но пугающие, ветви терновника прорывались где-то из пола и, сплетаясь друг с другом, дотягивались до высокого потолка, где переходили в консольные фигуры на карнизах. Словно все четыре стены — это огромный холст терпеливого художника, ну или готический сад где-нибудь возле Шартрского собора. Внезапным и очень приятным открытием для Мейбл стало окно, к которому она бросилась тут же. Довольно обычная, выполненная виртуозно, из затейливой лепнины чёрного цвета, рама. Не сильно дальнозоркая девушка остановилась на полпути: из отверстия в стене брызжет красный свет и становится понятно, что внешний мир она не увидит — стекло в окне полностью кровавый витраж. Мейбл затравленно смотрела на возвышающийся и смотрящий на неё в упор треугольник из красных вставок, что пропускал чрез себя и без того багровый свет мира Странногедона, но делая его ещё ярче. Мейбл запаниковала, находясь под гнётом всего, что её окружало. Кровь и земля… Кровь… Земля… Красный и чёрный… Огонь и смерть… Подступающую истерику спугнул звук открывающейся двери, привлекая к себе девичье внимание внезапным появлением, Билл усмехнулся, словив запуганный взгляд Кометки. — Как поживает моя невеста? — Фальшивая, а может просто чересчур довольная улыбка появляется на лице парня, однако гаснет, стоило тому увидеть нетронутую еду. — Голодовка? Мейбл молчала, словно никогда до этого не пользовалась речью. Она только вопрошающе смотрела на демона, а в глазах немые вопросы сменялись гневом, испугом, вызовом. Его подпорченная радость от её маленького бунта в виде отказа от пищи слегка приободрила девушку, внушая той, что ещё хоть что-то контролируется ею самой, а не кем бы там ни было. — Ты действительно думаешь, что способна сопротивляться? — С едкой насмешкой спрашивал Шифр, беря с подноса стакан молока. — Опоздала, жёнушка! Вглядываясь в глаза девушки, демон снова увидел там только униженную и уязвлённую его словами и действиями гордость, от чего та выла и скребла нутро Кометки, сжигая предательский испуг. — Видимо, ты не осознаешь, чем чреват отказ мясных мешков от пищи… — Уже без тени улыбки, серьёзно и строго начал Билл. — Ты не ела около четырёх дней, теоретически, ты способна голодать и дальше, но ты неподготовленна для продолжительных голодовок. Сейчас ты почти не чувствуешь аппетита, только лёгкое недомогание, не так ли? А знаешь что это? Это, милая, задатки анорексии, так что вскоре ты перестанешь чувствовать вкус продуктов, твой разум будет играть с тобой злые шутки и внушит тебе иллюзию, будто ты смогла отказаться от еды вовсе! Парень уверенно начал приближаться к Мейбл. — Но, в конечном итоге, твой организм умрет! Вот так просто, Звезда… — Он всё подходил, а она всё больше желала врасти в стену и спрятаться за черными терновыми ветвями. — Ссохнется изнутри, поглощая тебя заживо! А знаешь, что самое интересное? Твоя смерть не принесёт ровным счётом ничего, и меня уже ничто не удержит в отношении твоего любимейшего зануды-Форда! Можешь ли ты быть уверена, что я, всемогущий демон разума, позволю тебе сбежать?! Ха! Уж слишком дорогая роскошь вот так быстро сдохнуть, Кометка, а ведь я ещё совсем не наигрался… В глазах защипало, словно копившаяся в теле Мейбл злость выплёскивается наружу кислотными слезами. Ярый протест ожил в карих глазах, и даже тянущая боль и слабость оказались слабой сетью для взбешённой и дикой печали юного избитого сердца. Губы дрожали от ненависти и от всех тех проклятий, что сдерживаемые проявленной Биллом наглостью, не вырывались наружу, а тело замерло, будто собирая силы для ответного удара… Жаль, что собирать было нечего… — Вы только посмотрите на это! — Воскликнул самодовольно парень, замечая и читая каждую эмоцию Мейбл. — Неужто ты всерьёз вознамерилась вот так просто… Ха-ха-хах! Комната наполнилась громким и торжествующим смехом, пока шатенка волком глядела на приближающегося демона, явно не разделяя его весёлости. — Видно, я недооценивал твоего ничтожного умишки… — Ехидно протянул Шифр, обращая на супругу полные презрительности и превосходства янтарные глаза. — Вы ограничены, слепые оболочки, настолько, что вы запросто верите в свою созидательную мощь и пресловутое могущество, которое вам не принадлежит! Ха-ха! Ты думаешь, будто это ты решаешь свою судьбу и судьбу своего тела, но ведёшься на прихоти своего ума, который явно превзошёл тебя в эволюции… — Что… Бред, Шифр… Только что назвал меня скудоумной, а теперь мелешь всякую чушь! — Девушка неожиданно заговорила, и её оклик звонким колокольчиком сотряс гнёт, но она действительно не понимала странных и диких речей Билла. Плавленное золото глаз, что в упор на неё смотрели, потемнело. — Да как же!.. Аха-ха! Ты так и не уяснила, что все проблемы человечества в их собственных головах? Не веришь?! — Парень откровенно насмехался, глядя на недоумевающую Мейбл. — Подумай, если способна, о том, что не ты и не твоё божественное начало принимают решения, твой ум диктует лишь одному ему выгодную жизнь… Лишь стоит посеять сомнения в мозгах, и всё! Бахнутые лишатся последних извилин и восстанут! Внедришь человеку, будто он особенен и получишь деградировавшего, обманутого тирана! — Хочешь сказать, моя гордость и дань уважения сотни голодающим здесь тоже ловушка?! — Девушка, осознавшая смысл слов Билла перешла на крик. — Ну да! Кому ж, как не тебе, разбираться в этом… Ты же у нас демон разума! Вот только перестань думать, будто я так просто сдамся! — Зря… — Ехидно пропел Шифр, приостанавливаясь. Он сузил глаза, что от злости налились красным. Он гневно вперился взглядом в Кометку, что также нахмуренно смотрела на него в ответ. Гепард и лань. — Скажи, какого это, проиграв мне всю свою жизнь, думать, будто сеи ничтожные попытки спасут тебя?.. В конце мозги растеряла? Должно быть, без них живётся куда легче, раз ты не понимаешь, к чему для тебя сведётся этот разговор… — В таком случае, ты растерял свою память! — Да, голос сиплый и уставший, но была в нём бьющая ключом сила. — Я слушаю свою душу всегда и во всём, и нет слов, чтобы мне их диктовал упомянутый тобой ум! Не моя беда, что демон боится божественного начала! — Ты будешь повиноваться! Мейбл не успела и дёрнуться, как оказалась прижата к стене. К её великому несчастью, чудесным образом провалиться за стену и оказаться в пугающем готическом саду из терновника не удалось. Пугающем, зато пустом… Парень грубо вжимал её в твёрдую поверхность, наваливаясь всем телом. Не сомкнувшая ни на мгновение глаз, Кометка не желала ничем выказать хоть малую долю испуга, хотя видеть и ощущать демона так близко оказалось тем ещё испытанием… Будто в тисках держали вовсе не его руки, а плескающиеся в гневе глаза. На безупречном лице в виде садистского оскала оставлен след безумия. Во всей позе видно расслабленность и ленивый азарт, аки у игравшего с пойманной полудохлой мышью кота. Билл пристально вглядывался в лицо девушки, мучительно растягивая её терпение и даруя нестерпимые минуты ожидания, что жгли неопределённостью. Его мимика и жесты красноречиво говорили о том, какие пытки ждут Мейбл за столь минимальные, но отклонения от образа идеальной пленницы, то бишь «жены». Сердце девушки нещадно таранило рёбра, словно пытающаяся упорхнуть из клетки птица. Демон явственно ощущал волнительную трель в груди Кометки, и это делало процесс куда приятнее… Ведь осталось совсем немного, чтобы надломать ещё одну соломинку, за которую держится Звезда, не спеша кануть во мраке. Билл подносит стакан ко рту, делая глоток и тут же припадая к губам девушки. Не ожидавшая ничего подобного, девушка и вскрикнуть не успела, когда искусанных уст в резком и не терпящем сопротивления порыве коснулись тонкие губы Шифра, а затем… — Я же говорил. — Отстранившийся парень довольно скалился, вытирая рукавом рот. — Ты будешь повиноваться! — Зачем?! — Трудно признать, что всё внутри замедлило свой ход и благодарно приняло молоко, которое, однако, было подано по-варварски и насильно, что хлестало по лицу новым унижением. — Псих! — Оу, так ты желала несколько другого подхода, не так ли? Милая, нужно было только сказать, что ты хотела молочный бассейн, топить тебя может было бы даже приятнее! — Зачем… — Вновь просипела девушка, противясь призывным приятным вибрациям голодного тела. — Ой ли… Кометка! Мне куда виднее, когда тебя убить. — Парень радостно смотрел на результат своей работы. — В твоих интересах жить дальше, ибо кто знает, что после твоей кончины я вздумаю сделать с Шестопалом, ну или с… Аври? Мейбл замолкла. Холодная правда заморозила самую её суть, давая понять, что свобода обязывает быть независимой, а её от смерти здесь и сейчас сдерживает слишком многое. Преждевременный уход означал, что уже никто не окажется к Шифру так близко, чтобы контролировать ситуацию, знать о том, что творится в мире демонов. Да и… Странное и прежде неведомое, тёплое чувство разливалось в душе Мейбл при воспоминаниях об Аври. Разве сможет она оставить мальчика без матери? — К тому же, у меня есть определённые связи… Никуда ты уже не денешься! Громкий хлопок угольно-чёрной двери сотряс стены и даже ужасающий витраж в окне. Девушка, оставленная у стены, с вихрем мыслей и страхов, содрогнулась также. Тихий и протяжный скулёж наполнил новой музыкой сплетающиеся тернии в кровавом саду.