Ataashi Asaara

      Новые дни приносили новые знания. Она узнавала новые слова, узнавала, каково быть Серым Стражем, узнавала такое, чего ей никогда не было позволено песнями Кун.       Например, иметь имя.       Она… Асаара с трудом привыкала к тому, что ее зовут по имени. Иногда, впрочем, ее окликали: «Кунари!», но ей и то было понятнее, чем имя. А ведь все бас юга и все Серые Стражи имели имена, а не призвания. Поначалу ей было сложно привыкнуть к такому, но потом она поняла. У каждого Кунари было одно призвание. У каждого Стража их было сразу несколько.       Вот, к примеру, в лазарете была главной хрупкая эльфийка по имени Адайя. Она была на вид совсем ребенком, ее впору было назвать «имекари» — и при этом она знала о лириуме почти столько же, сколько виддасала, и заслуживала соответствующего звания. И при этом она заботилась о других и учила магов кое-каким премудростям. Ей, должно быть, хорошо было бы заниматься с детьми — как настоящей тамассран. А с виду эльфийка Адайя была саирабазом. И как четыре судьбы уместить в одно слово, в бессмысленное, простое, ничего не значащее имя?       Или тот Страж, с которым она познакомилась в первый день, Кейр. В бою это был карашок или стэн — даже скорее стэн, ему было привычно отдавать приказы и вести других в бой; для друзей он был верный сатаарет, готовый поддержать словом и оружием; когда же он со своим другом, носившим бессмысленное имя «Сайлас», делал сложные расчеты и продумывал операции наподобие тех, что устраивали Бен-Хазрат, он был настоящий таллис. А для самой Асаары он был одним из тамассран. Короткое имя вмещало все эти предназначения — никому не ведомо, как.       Больше всего ее восхищал и занимал сам Командор — главный среди Стражей, аришок, аригена и арикун в одном лице. Его звали Адвен, и он не был похож ни на одного эльфа, какого Асаара встречала в своей жизни. Он не был похож на тихих и покорных любым невзгодам городских эльфов; он отличался от диких и неразговорчивых долийцев; он не походил и на эльфов-виддатари, мятущихся между своим старым и новым путем. Он вмещал в себя еще больше предназначений и судеб, чем другие Стражи — и Асаара не могла понять, какое из предназначений главенствует. Виддасала говорила, что южане просты, их можно читать, как детскую книгу: она ошибалась. В этих разумных, не знавших пути Кун, было не меньше тайн, чем в мыслях любого ашкаари.       И все же эти странные Стражи восхищали Асаару. Они не были похожи на Кунари, думали совсем по-другому — и к ней относились совсем по-другому. Она была среди них не саирабаз, которого почитали и при этом боялись; здесь она была одной из Стражей. От них ее отличало ее лишь неумение складывать предложения на малознакомом языке, да еще рост. Даже высокие и крепкие люди были ниже ее ростом, не говоря уж об эльфах и гномах. Среди них Асаара чувствовала себя великаншей. Стражи порой шутили над ее ростом — но и только: никто не унижал ее, не высмеивал, не обвинял ни в чем. А ведь виддасала говорила, что народ юга ненавидит Кунари и будет всеми способами высказывать свое недовольство.       Виддасала лгала.       Асаара учила малознакомый язык, спотыкаясь о его обороты. Иные фразы, которые с легкостью вмещались в одно слово кунлата, на торговом звучали длинно, резко и едва ли похоже по смыслу. И все же она пыталась понять их, чтобы понять Стражей. Они ведь были готовы делиться с ней своим знанием — как в свое время ривейнские провидицы, научившие ее прятаться от демонов. Теперь Стражи учили ее странным, но интересным вещам: как на равных сражаться в отряде вместе с другими воинами, как держать себя с другими и — самое сложное — как управлять своей магией так же спокойно, как движениями тела.       Асаара поначалу ужасалась одной мысли об этом. Как может скверная, порочная сила быть естественной, как можно ее считать даром? Как можно радоваться тому, что видишь в Тени демонов? Но Командор успокаивал ее, словно ребенка, и учил привыкать к мысли: она — такая, какой должна быть. Ее магия — дар, а не проклятие. И этим даром должно уметь распоряжаться.       Асаара с удивлением узнала, что она сильная. Она была наделена способностями к стихийной магии; Адайя и Командор говорили, что стоило бы попробовать заняться энтропией, но Асаара считала неправильным копаться в чужом разуме и извращать его. Еще она оказалась сильной физически: в отличие от большинства здешних Стражей, она могла держать в руках тяжелое оружие и не бояться его веса. Командор поручил своим Стражам-воинам учить ее сражаться оружием, и Асаара не смела ослушаться.       Ей тоже давали сразу несколько предназначений, как и другим Стражам.       Вся эта жизнь — новая, непривычная, бурлящая — казалась ей странной, но… нравилась. Она быстро поняла, что не будет скучать по браслетам на руках и маске на лице. Говорить, правда, она по-прежнему толком не могла: она понимала почти все слова, обращенные к ней — но в ответ могла выговорить лишь пару неловких фраз на торговом. И все же на нее никто не обижался, все всё понимали — как будто все знали, каково ей пришлось.       Но все Стражи были разные. Асаара узнала, что некоторые саирабазы попали сюда из местной магической тюрьмы, называемой Кругом магов — и все же с куда менее строгими порядками, чем в Пар Воллене. Иных призвали в орден прямо с места казни за тяжелое преступление. Эльфийка Веланна, чудная саирабаз (даже не маг — некоторые Стражи начали шутить, что она и впрямь саирабаз!), была из кочующих кланов долийцев. Гномы пришли из подземного города под Морозными горами — Орзаммара. У каждого из них был свой путь до ордена — но все они изменили свое предназначение и получили вдобавок еще несколько новых.       И никто об этом не жалел.       Асаара как-то говорила с Кейром — и узнала, что он из тех богатых и знатных бас, которых на юге и в Тевинтере зовут «дворянами». Он мог бы стать правителем своего владения, если бы не заразился скверной (он впервые испил ее не на Посвящении, как Асаара, а в бою — и это было достойно). Но он не жалел о том, чего лишился — и говорил о своей судьбе со спокойной улыбкой, как познавший всё ашкаари. Человек, который привел Асаару в орден, суровый воин, носивший страшно длинное и сложное имя — Натаниэль — тоже был из дворян, хотя его отец совершил много зла и был казнен за свои преступления. «Сын предателя и мясника» — тяжкое бремя, однако Натаниэль говорил, что не придает ему значения, пока он Серый Страж. Лишения только укрепили его силу, и он не уступал в умении и ловкости ни одному бойцу Бен-Хазрат.       А ведь виддасала говорила, что дикари-южане не достойны даже сравнения с Кунари, настолько они бесполезны и глупы.       Виддасала лгала почти во всем.       С каждым днем Асаара все больше понимала, что демоны не пожрали ее разум, и что она не станет тал-васготом. И все же у нее остались песни Кун — единственное, что она знала. Почти все местные Стражи поклонялись богу Создателю и его пророчице Андрасте; гномы, правда, почитали Камень, из которого вышли, а Веланна — нескольких богов долийцев, имен которых больше никто не помнил. Асааре все это было чуждо, и поначалу она твердо решила сохранить свою преданность Кун. Но чем больше она обдумывала некоторые принципы и чем больше слушала других, тем больше понимала, что Кун не дает хороший ответ на все вопросы.       Почему ее заковали в цепи, если тамассран говорили ей, как она умна и талантлива? Почему она должна была жить хуже остальных — и почитать это за благо? Почему ее мыслями и жизнью мог распоряжаться арвараад, но не она сама? Кун был справедлив к тем, кого бросили, к тем, кто не мог найти в жизни цель — но не к ней. Асаара была счастливее, когда жила с родителями (у нее ведь были родители, которые любили ее даже с магическим даром!), когда оказалась среди Стражей — но не когда над ней постоянно нависала тень арвараада. Ей стало ясно, почему она никогда не могла толком примириться с требованиями Кун — они были к ней слишком жестоки.       Асаара поневоле благословила дикое море, которое вышвырнуло ее на берег Ферелдена, навеки разлучив с виддасалой, арвараадом и собратьями-саирабазами. Море подарило ей то, чего она не знала раньше — свободу.       В кунлате почти не было слов и выражений, означающих свободу — зато на торговом языке о ней говорили много, особенно в Ферелдене. Здешние эльфы гордились тем, что они не рабы и не слуги людям, как их сородичи в Орлее и Тевинтере; здешние крестьяне могли свергнуть своих правителей-дворян, а дворяне могли свергнуть короля. В этой стране было мало тепла, зато много свободы — и Асаара быстро поняла, что она куда важнее тепла.       Стражи тоже были свободны, хоть и служили в ордене. Они подчинялись воле своего Командора, но на деле могли действовать по своему усмотрению. Стражи Ферелдена могли даже спорить с Командором, советовать ему, как поступить — и он не отказывался от их советов. Попробуй кто дать совет виддасале или кому-то из Триумвирата, его бы быстро перевоспитали как следует. Хотя, скорее всего, это даже в голову никому бы не пришло: каждый Кунари подчинялся воле вышестоящего и не хотел никакого самоуправства. Ферелденцы бы не смогли привыкнуть к такому образу мысли — и, пожалуй, Асаара не могла их за это осудить.       Здешние бас ей нравились. Нравились обычные крестьяне и торговцы, приходившие по делам в крепость Стражей; нравились Стражи, готовые в любой момент защитить других от порождений тьмы и прочих напастей. Не нравились, пожалуй, ей только местные дворяне: они всегда таращились на нее и восклицали что-то вроде «Создатель, эти Стражи уже всякий стыд потеряли!». Кейр и Натаниэль советовали не обращать внимания на этих «идиотов», не привыкших видеть кунари — но даже возмущение знатных бас не могло расстроить Асаару.       Внутри нее зародилось смутное чувство — будто она наконец попала домой. Пусть дом находился очень далеко от ее родного Ривейна, пусть здешние жители говорили и думали на чужом языке и никогда не следовали пути Кун — это, пожалуй, было хорошо.       Это должно быть.