***
Батя с Бизоном вошли на базу. Целые сутки Багира не получала от них известий. После возвращения Кота, Умы и раненной Муры она ничего о них не знала. И не покидала КТЦ. Потому что нельзя. Потому что уйти означало признать поражение. Их поражение. Уйти — согласиться. Подписать смерти разрешение. Глаза, давно воспалённые от усталости, косметика, уже давно смазавшаяся, некогда идеальная причёска. Она ждала. До боли где-то слева. Под рёбрами. И они вернулись. Вернулся и он. Всегда возвращался.***
Перевод на Север дался ему тяжело. Взрыв в «Икаре» — еще тяжелее. Тогда, когда врачи говорили, что шансов нет, что Батя не вернется из госпиталя, она не верила. Всегда возвращался. Но Батя сдавал. Он старался этого не показывать, но она-то видела. Видела, как все труднее ему просыпаться по утрам, все чаще замечала вскрытые ампулы в мусорной корзине его кабинета. И она заботилась. Отбирала кофе, подсовывая зелёный чай, такой нелюбимый им. Он принимал, ворчал, но пил «зелёную бурду». Рита заметила седину в его тёмных волосах. Она знала, что возраст. На себе знала. Сама все чаще закрашивала ее в ближайшем от работы салоне. Сама все больше макияжа каждый день.***
Свет горел в его кабинете слишком поздно и Рита решила зайти. Он сидел на диване своего кабинета с завернутым до локтя рукавом и прикрытыми глазами. Кошкина подошла совсем тихо. Наверное, контр-адмирала таким знала только она. Убрала использованный шприц в мусорное ведро. Присела рядом. Батя вздрогнул, открывая глаза. — Прости, я тебя разбудила. — Багира? Рит, какого черта, ночь на дворе… — Именно это я у тебя и хотела спросить. Бать, зачем? — Что зачем? Женщина вздохнула, качая головой. — Зачем ты это делаешь? Тебе нельзя перегружать себя. Ты же… Женщина отвернулась. Нет, не плакала. Просто понимала. — Багира… Рит, ну, ты чего? — Батя встал с дивана, морщась. — Рит… — Бать, ну, хочешь, я в отставку подам. Вместе с тобой. И глаза эти ее, молящие, усталые. — Рит, ты просто устала… — Бултов обнял женщину. Та и не сопротивлялась. — Вань, я боюсь за тебя. У меня же кроме тебя и Бори никого не осталось. И ребята. Но они в Питере. А здесь… нет здесь «наших». Чужие они. И своими не станут. Не смогут. Мы не сможем, Вань. — Рит, ну, я же всегда возвращался. Тебе обещал, вот и возвращался.***
Когда Батя упал в обморок прямо в ИВЦ в Кошкиной что-то щёлкнуло. Где-то глубоко в подсознании она поняла, но не хотела осознавать. Он не пришёл в себя. Не вернулся. Обещал. Ей обещал. Рита тогда закурила впервые за долгое время. Он бы запретил. Он ее обманул. Не вернулся. Когда она вернулась в ИКЦ никто ее ни о чем не спрашивал, но все было понятно. И тогда они впервые поняла, что значит Север. Тут остывают даже сердца. Она не плакала. Не кричала. Не жила. Существовала***
Мура догнала Физика уже на выходе из КТЦ. — Слушай, Сереж, я что-то ни до Бати, ни до Багиры дозвониться не могу. Вчера звонила… Сегодня… Может ты попробуешь? Мыцик кивнул, доставая телефон. Но оба номера молчали. И только холодным эхом на том конце: «аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети». А потом позвонил Боря…