Крылатый Купидон - божок слепой

POV Клаус       Ближе к рассвету мы таки прибыли в Новый Орлеан. Всё это время из моей головы не выходили мысли о моей малышке, и о матери, которая являлась к ней. Почему нельзя просто оставить моё счастье в покое. Да, знаю, с моим прошлым я не заслуживаю такого, и я даже не достоин, я прекрасно это осознаю, но я хочу. Хочу ощутить эту любовь, хочу быть идиотом, хочу иметь слабость, хочу быть счастливым. Вопреки всему я жажду этого. Так сильно, что готов на многое. Но Эстер желает обратного. Чтобы я страдал, чтобы навечно остался один в этом жестоком мире, чтобы я был никому не нужен. И тысячу лет так и было. До тех пор, пока не родилась моё маленькое сказочное чудо. Если бы я не нашёл двойника, если бы разрушил проклятие тогда, 500 лет назад, если бы не приехал в Мистик Фолс, если бы… Только сейчас осознаёшь, сколько всего я должен был пережить, чтобы встретить её, мою Лунетту. Знал бы я об этом раньше, скорее всего даже не пошёл бы на ту вечеринку в особняке Сальваторе. Сбежал бы, как обычно.       Мои собственные размышление оборвались, когда на моё лицо упали первые лучи солнца. Первой моей мыслью было: «малышка». Резко обернувшись, я увидел, как она беззаботно спит на заднем сидении облокотившись головой на плечо Ребекки, которая так же спала. Какие они беззаботные, подумал я и усмехнулся. Ещё пару минут, и мы будет дома. Заворачивая на проулок, я надеялся, что ни один луч не заденет мою малышку, и не причинит боль. И я успел. Даже наплевав на то, что меня могли увидеть, я на вампирской скорости открыл гараж, и также быстро вернулся в машину, а затем заехал в гаражную пристройку. Закрыть подъёмные ворота, я, как можно осторожней открыл заднюю дверь, и, взяв малышку на руки, понёс в свою комнату. Она так доверчиво прижалась к моей груди, но так и не проснулась. Какая же она милая…       Дойдя до своей комнаты, я положил её на кровать и, накрыв одеялом, задёрнул шторы в комнате, чтобы ничего не мешало ей выспаться. Надеюсь, Элайджа подумал о пропитании, и всё уже готово, потому как Лунетта наверняка будет очень голодна. Хотя довольно необычно то, что она ведёт себя так же, как когда была человеком. Никакой животной жажды, никакой паники, всё разумно и слишком спокойно. Надо бы об этом у ведьм спросить, может что знают. Не поверю, что Эстер ничего не сделала, и просто отпустила мою любовь ко мне.       Поцеловав в лоб моё спящее чудо, я вышел из комнаты, и направился на поиски брата. Ребекка уже не спала, и заходила в свою комнату, что я заметил, спускаясь по ступенькам. Элайджа был у себя в кабинете, что находился на первом этаже. Понятия не имею, чем он так занимается, до и меня никогда не интересовали денежные вопросы, и экономика в целом, всеми финансами семьи всегда заведовал Элайджа. Он в этом деле более подходящий человек, нежели я. Постучавшись, перед тем как войти, я смотрел на кучу бумаг на его столе, и он, сосредоточенно что-то читал. Стоило мне войти, как он поднял на меня глаза, и лишь кивнул в приветствии, я ответил тем же.       — Ты уже выяснил, чего от меня хотят ведьмы? — подходя к креслу, рядом со столом брата, спросил я. Он не мог не узнать об этом, зная предусмотрительность Элайджи, скорее он всё выяснил, придумал десятки планов, и как ими воспользоваться.       — Ты сам должен будешь это узнать. И возьми с собой Лунетту, — его холодный голос и серьёзный взгляд, меня раздражали. Однако больше всего я хотел знать, с чего это мне брать ту, кто дороже всего на свете на встречу с ведьмами?       Даже минуты не прошло, как я подлетел к брату, и, сбрасывая его с кресла, откинул к стенке, а затем сжал его горло, сильно сдавливая. Моя ярость выходила из краёв, и я не мог ничего с этим поделать. Обычно я бы просто спросил, для чего понадобилась Лунетта, но лишь мысль о том, что ей сделают больно, выводила меня из себя. Я не могу себя контролировать, когда дело доходит до Лунетты. Любого, кто посмеет ей навредить, я не пощажу, даже если это моя семья.       — Ты же ничего не замышляешь, брат? — через сжатые зубы, яростно прошипел я.       — Отпусти, — сжимая мою руку, прохрипел Элайджа, но я ещё пару секунд держал его, а потом отпустил. Смотря как мой брат, чуть покашливая, поправлял свой галстук, который немного слез от моих действий, я пропустил его на его рабочее место, а сам не сдвинулся.       — Что ты задумал? — сжимая кулаки в попытке себя сдержать, и унять свою ярость, выдавил я, так и не взглянув на него. Если и правда что-то задумал, я не просто отправлю его в гроб на пол тысячелетия, я устрою ему настоящий Ад, и он пожалеет о том, что посмел даже подумать навредить моей малышке.       — Я бы не посмел навредить Лунетте. Не тогда, когда она так сильно тебя любит, — ответил Элайджа, чем заставил мою ярость немного утихнуть. Я, разворачиваясь к нему лицом, ожидал продолжения, но его не было. Обидчивый какой…       — Тогда зачем мне приводить Лунетту к ведьмам? Ты ведь не дурак, должен понимать, что это очень опасно, а я не хочу подвергать её даже малейшей опасности, — пускай я всё ещё был зол, но всё же немного успокоился, и больше не хотел смерти моего родного брата. Обойдя его стол, я вернулся на кресло в котором сидел, и посмотрел в глаза брату. Я, конечно, не так искусен, как малышка, но видел, как в его серьёзных глазах промелькнули искорки веселья.       — А ты изменился, Никлаус. В лучшую сторону, — тень улыбки на его губах меня сильно взбесило. Он ещё и потешается? Вот жешь… И сказать та толком ничего не могу, потому как он прав, но всё равно бесит.       — И что с того? — раздражённо проведя рукой по волосам, отозвался я, хмуря брови, и понимая, что больше отрицать это я не могу. Но, если об этом прознают мои враги, спокойной жизни нам с малышкой не видать.       — Вот, это дали мне ведьмы, в качестве платы, — открывая ящик стола, Элайджа достал небольшую бархатную коробочку, и положил её прямо передо мной. Я знал, что внутри, точнее догадывался. Но я буду не я, если просто это приму.       — Плата за что? — отрывая глаза от того, что так сильно мне было нужно, спросил я. На мгновение его выражение лица стало чуть озадаченным, а затем промелькнула тень улыбки. Какой-то он странный.       — За то, что ты встретишься с ними. По-моему достойная плата, тебе не кажется? — чуть приподняв бровь, он ожидал от меня ответа. Я понимал, к чему он клонит. И он прав, кольцо лишь за то, чтобы мы встретились — ничтожная плата. Они ведь не хотели, чтобы я их выслушал, всего лишь встретиться и уйти.       — Но для чего мне брать Лунетту? — всё ещё не мог понять я. Он же, усмехнувшись, будто это и так очевидно, чуть помолчал. Что-то он меня сильно бесит? Когда ведёт себя подобным образом, это раздражает. Тоже мне бизнесмен?!       — Она чувствует ложь, это может быть полезным. С учётом того, для чего тебя позвали ведьмы. Но ты не волнуйся, мы с Ребеккой пойдём с вами, для большей уверенности, что они ничего не предпримут, и мы спокойно уйдём, — когда он закончил, я тяжело вздохнул. Интриган херов… Так бы сразу и сказал, зачем весь этот спектакль? Заставил меня выйти из себя, задобрил подарком, и теперь выдаёт настоящие цели. Порой он дико бесит, что аж голову свернуть хочется.       — Но, что же им от меня надо? — беря в руки коробочку, я её открыл, и уже смотрел на кольцо в серебряной оправе, и вставкой посередине, обделанной лазуритом (смотреть в конце главы). Уж больно на обручальное смахивает. Нет, ну я не против, был бы даже рад, но мне не нравиться тот факт, что его выбирал мой брат, а не я. Так что это обычное кольцо для защиты от солнца. Не больше, не меньше.       — Ты сам должен это узнать. Поверь мне брат, они ничего плохого не замышляют. Будь это иначе, я бы не предложил взять с собой Лунетту, — уверенно заявил Элайджа, замечая мои сдвинутые брови и кучу размышлений, когда я разглядывал кольцо. Но, должен признать вкус у моего брата есть.       — Мне всё равно это идея не нравиться, — захлопывая коробочку, ответил я, вставая с кресла, и собираясь уйти.       — Холодильник уже наполнен пакетами с кровью, — сообщил брат, смотря мне в спину. Я, не оборачиваясь, кивнул, принимая во внимание, и закрыл за собой дверь.       Смотря на коробочку в руках, я осознал, что и, правда, подумал о свадьбе. Раньше, я считал это полной ересью. Какой вообще в этом смысл? Ну, подумаешь штамп в паспорте, и что дальше? У меня то фальшивые документы, более того, для меня человеческая продолжительность жизни, что люди называют как «вечность», толком ничего не значит. Да и не было рядом со мной девушки, с которой я бы хотел провести вечность, но уже в моём понятии. А сейчас, когда такая есть, мне всё равно, что нужно сделать. Венчание, свадьба, клятва на крови, да хоть продать душу дьяволу, я готов на всё, лишь бы удержать её рядом с собой. Да и кольцо на её пальце будет означать, что она уже принадлежит мне, и таким образом все об этом будут знать. Никто не посмеет прикоснуться к моему. Руки оторву любому, кто хоть пальцем тронет мою малышку.       Поднимаясь по ступенькам, я уже начинал бояться собственных мыслей. Это же надо быть таким собственником, чтобы желать её настолько, что идти на любые подлости. Надеюсь, она не сбежит, когда поймёт, с кем связалась. В противном случае, я не знаю, что сделаю, даже представлять не хочу, потому что мои тормоза слетят окончательно, и город умоется в крови его жителей. Остановившись около двери в мою комнату, я уже знал, что моя малышка не спит, а изучает мою… нет, нашу комнату. Дёрнув за ручку, я вошёл внутрь, и стоило двери захлопнуться, как малышка обратила на меня внимание. Мне показалось, или она чего от меня ждёт? Стоило нашим взглядам встретиться, как моё сердце забилось чаще, и я забыл об этом наваждении. Чёрт возьми! Я как мальчишка, влюбившийся в первый раз. А может и правда в первый, такого раньше со мной не было.       — Клаус, — её мелодичный голос, и слова, сорвавшиеся с её уст, лишь придали уверенности в моих мыслях. Но, боюсь подобное, может её отпугнуть, поэтому я натянул на лицо привычную усмешку, и прошёл в комнату.       — У меня кое-что есть для тебя, — подходя к ней почти в плотную, в своей привычной высокомерной манере, произнёс я. Она же, смотря на меня, чуть нахмурилась, но ничего не сказала. Не получилось скрыть, да?       — И что же это? — расплывшись в улыбке, произнесла она. Но, почему-то у меня было ощущение, что она уже знает. Может, услышала наш с братом разговор, а может просто догадалась.       — Вот, — протягивая коробочку, произнёс я. Как-то я не подумал, что она может слишком этому обрадоваться, и стоило сначала сказать, что это не я выбирал, и вообще, скорее это от Элайджи. Она же, сначала удивлённо смотрела на бархатную коробочку, потом на меня, и принимая её, открыла. Я внимательно изучал её реакцию. Но, я так и не смог понять, что она почувствовала, ну скорее это потому, что я смотрел не на её лицо, а на макушку.       — Это ведь не ты выбирал, да? — поднимая на меня глаза, спросила она. Меня поразило всё в этой ситуации. Она не только не запрыгала от счастья, как сделала бы нормальная влюблённая девушка, получившая подарок в виде обручального кольца, но и догадалась, что это не от меня.       — На самом деле, это временная мера, стараниями моего брата. Пришлось принять. Тебе нужна защита, но скоро я подарю тебе то, что выберу я, — поспешил добавить я, чуть злясь на саму ситуацию.       — Тогда, я буду ждать, ты ведь обещал мне, помнишь? — чуть наклонив голову в бок, спросила она. Мне не нужно было копаться у себя в голове, чтобы вспомнить, о чём она говорит. Я помню каждую секунду, проведённую с ней, помню каждое слово, сказанное нами, я помню всё. Я жил в этих воспоминаниях последние два года.       — Конечно, я всё помню, — прикасаясь к её подбородку, я уже собирался её поцеловать, но она отвернулась, чем сильно меня шокировала. И что мне прикажете думать в такой момент? В моей голове только один страх.       — Обойдёшься, я всё ещё на тебя обижена. Ты стёр мне память! Я, конечно, понятливая, но прощать того, кто даже не просил прощения, я не намерена. И хоть я знаю, что ты и так чувствуешь себя виноватым и страдал не меньше моего, но это не меняет того, что ты поступил неправильно, — её вдруг проснувшаяся злость выбила меня из колеи. Я не ожидал, что она заговорит об этом только сейчас. Хотя, в те дни, что мы провели после её обращения, у неё не было даже и шанса мне что-либо сказать. И пускай мой страх прошёл, но я лишь отвёл глаза в сторону, понимая, что сейчас мне никуда не деться от расплаты.       — Сядь! — строго прикрикнула она, показывая на край кровати. Странно было то, что я тут же поспешил выполнить её приказ, и молча сел на указанное место, ожидая её слов. Я даже сказать что-то в свою защиту не мог, просто потому, что мне нечего было сказать. Но и посмотреть на неё я тоже не мог, слишком уж виноватым себя ощущал. Вот и сижу, как провинившийся мальчишка, опустив голову в ожидии казни.       — А теперь слушай меня! Твой поступок был крайне эгоистичен, и если ты думаешь, что я вот так просто, взяла и простила тебя, то ты глубоко ошибаешься! С этого дня, ты будешь обходиться без секса и каких-либо ласк с моей стороны, до тех пор, пока я не прощу тебя. Это, во-первых. Во-вторых, ты должен будешь вернуть мне мою картину, и футболку, что так нагло отобрал у меня. И, в-третьих, с тебя одно желание, а какое я ещё не придумала. На этом всё! Свободен!       Отворачиваясь от меня, она размеренным шагом прошла к двери, и довольно сильно хлопнула её перед уходом, я только дёрнулся от звука. Твою налево! Это как это? Без секса? Что, совсем? И когда это она меня простит, позвольте спросить? Я и так ждал этого два года! Поднимаясь с кровати, я даже сам того не осознавая чуть ли не бегом, отправился ей в след. Вылетая из комнаты, я краем глаза заметил свою семью, что уже собрались на первом этаже и обсуждали сложившуюся ситуацию с ведьмами, даже Коул и Финн с Сейдж вернулись. А моя малышка, гордой походкой спускалась по ступенькам, и кивком одарила новоприбывших. — Постой, малышка! Это как это без секса, пока ты не простишь меня? И что я должен делать? Как долго я должен ждать? — я минуту стоял на втором этаже, и ждал, пока она мне ответит. Но кроме как смешков со стороны моей семьи, я ничего не получил от неё. Меня полностью проигнорировали? — Эй, малышка, да ответь хоть, что-нибудь. Да, я виноват, и очень. И мне жаль, что так получилось. И да, я очень извиняюсь. Но без секса, это уже слишком! — спускаясь по ступенькам, я действительно не знал, что мне нужно делать в такой момент. Я должен просить прощение? Или просто переждать, пока она успокоиться? И стоило мне дотронуться до её плеча, чтобы она хоть бы обратила на меня внимания, как я наткнулся на полный злости взгляд.       Даже осознать толком ничего не успел, как моя рука была отброшена в сторону, а Лунетта развернувшись ко мне лицом, сверлила меня просто яростным взглядом. Впервые вижу её такой злой! Мне даже сказать нечего… А что я вообще могу сказать в такой момент. Если бы всё было как обычно, я бы просто забил на это, и даже бы убил того, кто на меня так посмотрит, но здесь всё иначе. Я даже пальцем к ней теперь прикоснуться не могу, потому как она зла на меня, за то, что я стёр ей память.       — Я кому сказала не трогать меня?! Слов не понимаешь? Или может внушение использовать? Ах, точно, как я могла забыть?! Ты же у нас «не внушаемый»! — её злость и крики, которые лились на меня, словно водопад, заставили меня отступить на шаг, и опустить голову. Впервые, за всю мою жизнь на меня так кричат! А уж то, что я и слова в свою защиту сказать не могу, и подавно со мной не случалось.       А затем, она развернулась и направилась к холодильнику, доставая пакеты с кровью. И всё ещё пылая гневом, опустошала один пакет за другим. Но, она была всё такой же злой, а я всё такой же тихий, и прилипший к тому же месту. Даже Коул, который не постеснялся бы отпустить пару ехидных комментарий, молчал. Все молчали. Наверное, это было из-за шока, потому что я никогда не перед кем не опускал головы. Но эту «идиллию» нарушила домработница, вошедшая из другой комнаты, в которой убиралась.       — Я закончила с уборкой библиотеки, могу я приступить к другой комнате? — её чуть тихий голос был, словно колокол. Звонко отбиваясь от стен, и заполняя комнату своим звуком.       Кинув взгляд на вошедшую домработницу, Лунетта ничего не сказала, продолжая пить кровь. Да и никто из нас, ничего не сказал ей. Однако её взгляд, который всё время останавливался на мне, напрягал.       — Красивый, да? — этот дружелюбный тон моей малышки, заставил меня сглотнуть. Что-то у меня не хорошее предчувствие, да и мурашки по телу пробежали.       — Очень, — смущённо ответила домработница, всё также посматривая на меня. Лично я никак не отреагировал, потому как она не первая, да и не интересует она меня.       — Хочешь с ним поразвлечься? — мягкий голос Лунетты, совершенно не шёл со сказанными ею словами. Я, ошарашено посмотрев на неё, и не мог понять, что она творит. Но эта улыбка, так и отдавала тихой яростью, которая всё вокруг замораживала.       — Мг, — ответила девушка, краснея, и опуская глаза. Только вот, зачем она это сказала. Явно же сейчас буря последует.       — А я смотрю, у тебя совсем нет чувства самосохранения. Да, как и мозгов, — всего секунда, и Лунетта уже стояла рядом с девушкой, и держала её за горло, подняв над полом. Та, мотыляя ногами и пытаясь достать до пола, хваталась за руку очень злой малышки. И никто из нас, первородный, даже и слова сказать не собирался в защиту работницы нашего дома. Всё оттого, какую жуткую ауру источала Лунетта.       — Простите, — еле прохрипела она, надеясь, что её простят. Но вместо этого, её горло ещё сильнее было сжато.       — Знаешь, я может, и злюсь на него, за его поступок. Но он мой! Никому не позволю отнять его у меня! Всё уяснила? — я, наверное, должен радоваться. Но её леденящий душу тон, ярость в глазах, и нескрываемая жажда убийства, почему-то меня ужаснули. Взять бы себе на заметку, не злить её никогда.       — Да, — еле смогла ответить домработница, а затем её отпустили. И она, лёжа на полу, кашляла, пытаясь продрать саднящее горло. Смотря на неё сверху вниз, Лунетта молчала, показывая взглядом всё своё призрение к этому человеку. Никогда раньше я не видел, чтобы так кого-то ревновали. Наверное, это оттого, что в её жизни и так слишком многих забрали, и она просто боится остаться одной.       — Вот и славно, — улыбаясь девушке, Лунетта развернулась и вернулась к своему завтраку. А мы все молчали. Честно говоря, даже я в гневе не так страшен, как она. Я вообще раньше никогда не видел, чтобы люди так злились, что становились совершенно другими людьми. Но изменить это я не решался. Почему-то у меня ощущение, что лучше её вообще не трогать.       Где-то с минуту мы молчали, Элайджа тихо, почти бесшумно отвёл домработницу в другую комнату, и оставил там одну, а затем вернулся. Когда я встретился с ним взглядом, я прямо услышал, как он ментально взывает ко мне. Эти слова «скажи ей», с каждым разом всё громче гудели у меня в голове. И хотелось бы сказать ему в ответ: «сам скажи», но боюсь, это взбесит Лунетту ещё больше, поэтому молчал. А затем, когда моя малышка стала выбрасывать пустые пакеты, я уже сидел на диване, и всё так же молчал.       — Чего сидишь? Разве не у тебя назначена встреча с ведьмами? Или уже решил не идти? — всё ещё злясь, проговорила она, стараясь держать свой голос, как можно равнее, чтобы он не повышался. Теперь я понимаю, почему она тогда, в доме Сальваторе сказала, что её лучше не злить.       — Нет, иду.       Вставая с дивана, мы как один, направились к входной двери. Даже странно, что новообращённый вампир так на нас повлиял, даже Коул молчал. Но, попробуй он хоть слова сказать, так если не Лунетта ему шею свернёт, то я. Мы, рассевшись в две машины, поехали по направлению, что нам показывал Элайджа. Мне, как самому везучему посчастливилось ехать на заднем сидении рядом с Лунеттой, которая, только сильнее злилась, но не слова не сказала. А то, даже страшно представить, как она говорит мне лезть в багажник, только бы не рядом с ней. Но, я благополучно пристроился около двери, и пытался её не касаться.       Однако только теперь я понимаю, что ничего не понимаю. Начнём с того, почему она так разозлилась только сейчас, почему не раньше? Например, тогда, в лесу Мистик Фолс, когда мы ушли из особняка Сальваторе? Она ещё тогда спрашивала, не хочу ли я что-то сказать. Но я отказался, подавлённый своей гордостью. Если вспомнить, я, ведь даже не сказал, что люблю её, я ничего не сказал. Даже то, что она всё знает и так, без моих слов, не меняет дела. Есть вещи, которые нужно произнести. И она давала мне возможность… Много возможностей сделать это. Всего лишь сказать «прости», ничего ведь сложного. Но, тогда почему я не делаю этого? Может дело в упущенном моменте? Без понятия. Конец Клаус POV Лунетта.       Мы ехали в машине, и молчали. Я пыталась не раздражаться ещё больше, оттого что рядом со мной сидел Клаус. Ума не приложу, почему я так сильно взбесилась? Да, я хотела, чтобы он хотя бы извинился, и я ждала. Долго этого ждала, но он всё продолжал молчать. Однако я ведь решила, что просто намекну ему, чтобы он понял, что я жду извинений. А вместо этого, я накричала на него, сорвала свою злость, ярость, и обиду за происходящее. И хоть умом я всё понимаю, но сердце не могу остановить, даже мой безупречный контроль эмоций мне не помогает. Всё потому, что стоило мне тогда заснуть в машине, по пути в Новый Орлеан, как я проснулась с огромным клубком чувств, которые просто не могу сдержать.       Странно, почему раньше меня с такой силой захлестнули только любовь и страсть к этому мужчине. Наверное, всё дело в том, что моя любовь к Клаусу и правда слишком сильна, настолько, что сейчас переросла в ненависть. Почти переросла. Я всеми силами пытаюсь её остановить, вспоминая все те приятные моменты, что мы провели вместе. Но стоит ему только прикоснуться ко мне, как вся эта злость накатывает с новой силой. Такое чувство, что вся моя обида на одноклассников, на людей, которые меня не любили, даже на родителей, что бросили меня, на сестру, что придала, на всех, теперь повернулась лицом к Клаусу. Он ведь не виноват, всё наоборот. Он спас меня от этого одиночества. Так почему? Почему я так сильно его ненавижу? Я не понимаю! Хочу понять, но не могу.       И вот, доезжая до какого-то дома, я с таким душащим раздражением выдохнула, что даже кожей ощутила, как Клаус вздрогнул. А он ведь даже не подозревает, что моя злость вовсе не из-за его поступка. Я лишь умело повернула всё в эту сторону. Но правда в том, что на это я не так уж и злюсь. Он хотел как лучше, пускай и получилось — как всегда. Он искренне желал мне спокойной жизни, без вампиров, без оборотней, без ведьм, без всей этой суеты, и без него. Я понимаю! И я не злюсь… Разве что только потому, что он не пришёл ко мне раньше. Ещё тогда, когда понял, что ничего у него с Кэролайн не выходит. Я бы простила, даже больше, я бы обняла его и сказала: «что теперь всё хорошо». Ну, хотя, всё же отчитала бы за его глупость, и не понимание собственных чувств. Так всё и было бы. Но тогда, откуда эта злость? Из-за того, что я стала вампиром? Вроде, Клаус говорил, что чувства обостряются в несколько раз. Но моя обида на него, не такая сильная.       Может, дело во мне? Может, я неосознанно обращаю всю свою злость на людей, в сторону Клауса? Нет! Я так никогда не делала, и не сделаю. Какой смысл злится на того, кто даже не причастен к моей боли? Тут дело в другом. Только вот в чём?       Со всеми этими размышлениями, я даже не заметила, как мы уже стояли в какой-то комнате, где на нас смотрели женщины разных возрастов. Одна из них была примерно моего возраста, и странно на меня поглядывала, словно оценивала. И на удивление, меня это не разозлило, точнее не добавило злости к уже имеющейся. Значит, дело не в моих обострённых чувствах.       — Кажется, мы хотели видеть только Клауса, — заговорила женщина лет сорока. Выглядела она здесь главной. Высокомерная, надменная брюнетка, с приятными чертами лица, и чуть осевшим от курения голосом. И сейчас она тоже курила.       — Вы и, правда, думаете, что я бы стал приходить в логово ведьм один? — насмешливо проговорил Клаус, от чего у меня дёрнулся глаз. Что это такое? Я ведь раньше не бесилась от его тона, он мне даже нравился. Это говорило о его силе и власти, но тогда почему я так злюсь? Что-то тут явно не так!       — Неужели великий и устрашающий Клаус боится нас? — с сарказмом проговорила та же ведьма-брюнетка. От её слов и выражения призрения на лице, мне захотелось запустить в неё чем-то тяжёлым. Да как эта старая карга посмела так обращаться к Клаусу? Убью…! Да, что со мной такое! Почему я так разозлилась из-за этого? Я уже ничего не могу понять.       — Не зазнайся, — рычащим голосом проговорил Клаус, чуть меняясь в цвете глаз. Его голос нагонял ужас на ведьм, которые даже на шаг отступили, а эта женщина осеклась. Почему он на меня так не разозлился, когда я грубо с ним говорила? Нет, ну я понимаю, он любит меня, и не желает навредить, но его гордость разве позволила бы ему терпеть такое обращение к себе?       — Никлаус, если ты не прекратишь, мы так и не узнаем, зачем они хотели тебя видеть, — холодный голос Элайджи звучал, как холодная вода среди жаркого лета, а его благоразумие только успокоило женщин. На удивление, его обращение к Клаусу меня не разозлило.       Клаус ничего не ответил, он только цокнул языком и кивнул. Однако разговор так быстро не начался, потому, как это напряжение в воздухе нагнетало. Да ещё и моя злость не позволяла мне разглядеть эмоции ведьм, я словно ослепла от неё. Но сейчас я как никогда нужна Клаусу. Я обязана взять себя в руки, и подавить эту злость хотя бы на какое-то время. Глубоко вдохнув, я пыталась избавить себя от мыслей, как в медитации, очистив разум, я познаю успокоение, но это мне не помогало. Но я подумала, что просто одного раза не достаточно, поэтому мои глубокие вдохи и выдохи разрушали тишину комнаты, и лишь добавляли раздражения мне. В поисках решения в своей голове, я почему-то вспомнила, какими нежными руками Клаус ласкал моё тело, какими мягкими были его губы, когда он целовал меня. Даже осознать не успела, как это мне стало крайне необходимо, ощутить его прикосновения, которые ещё минуту назад разжигали во мне злость. Да, что со мной не так?       Секунда… Я открыла глаза, выдыхая воздух. Следующая… Я протянула руку к воротнику рубашки Клауса, а затем, резка дёрнула на себя. Ещё одна… И я уже целую его мягкие, и такие успокаивающие губы. Чуть углубив поцелуй, я держала первенство и власть на кончике своего языка, лишь мимолётно касаясь им его языка. Было немного непривычно ощущать его изумление кожей. Он даже осознать ничего не успел, как я чуть отстранилась от него, смотря в его шокированные глаза. Клаус явно не ожидал этого от меня, той, которая наглухо запретила ему прикасаться.       — Но ты ведь говорила… — тихо вырвалось у него, когда мы смотрели друг другу в глаза. Всего один поцелуй, и вся моя злость прошла. Словно её никогда и не было. А что произошло, я так и не смогла понять.       — Что же, теперь мы можем поговорить, — не ответив Клаусу, который и так ничего не понимал, вполне спокойным голосом, даже без тени злость, произнесла я, отпуская его рубашку, и поворачиваясь лицом к ведьмам. Думаю, не стоит говорить, как их шокировал мой поступок. Но зато напряжение спало.       — Ты и есть та, нашумевшая невеста первородного гибрида? — скидывая шок, чуть насмешливо проговорила глава ведьм.       — А вы…? — чуть приподняв бровь, спросила я.       — Зови меня Марибель, вампир, — высокомерно, с долей призрения и неприязни, произнесла женщина. Даже говорить ей не пришлось, о том, что она глава ведьм, всё и так было ясно. Как и то, что она терпеть не может вампиров, но что-то заставило её обратиться к Клаусу. Вот это и будет моим рычагом давления. Ты не ту семью зубы точишь, старуха.       — Ах, мисс Марибель, рада знакомству, меня зовут Лунетта Джейн, — замечая отсутствие кольца на её руке, я с превосходством на неё взглянула, от чего она чуть нахмурилась, понимая мой намёк. И не дожидаясь пока она выдаст новую иглу, я мило улыбнулась ей, и продолжила, — и Вы бы поумерили свой пыл. Это ведь вы пришли к нам за помощью, а не наоборот. Так что, побольше уважения в голосе, и улыбку попрошу, а то уж больно унылой выглядите.       — А я смотрю тебе наглости не заминать, так со старшими общаться. Или это тебе так смелости придаёт, то что за твоей спиной стоит монстр? — гадкая улыбочка на её лице, и не высказанные слова, которые так и были выбиты в её взгляде, поддели меня продолжить. Она, что и правда думает, что раз не сказала «и то что ты спишь с монстром», я ничего не пойму.       — А Вы догадливы, мисс. Только вот, за моей спиной стоит не один монстр, а за вашей… Никого! — резко исчезнув из её поля зрения, я оказалась за её спиной, и продолжила, чуть приподнявшись на носочки, чтобы достать да её уха, — обидно должно быть.       — Да как ты…? — резко повернувшись ко мне лицо, точнее она собиралась это сделать. Но я, положив руку ей на горло, пальцем повернула её голову в сторону семьи первородный, и теперь она не могла шевелить ею. Даже сигарета в её руках выпала.       — Дёрнитесь, и чья-то голова полетит с плеч, — косясь на ту, молоденькую ведьму, что уже собиралась колдовать, дружелюбным голосом произнесла я. Её взгляд, который секунду назад был полон решимости действовать, потух.       — Ты хоть понимаешь, как твои действия отразятся на семье первородных? — голос Марибель немного дрогнул, судя по всему, это был её последний шанс, на спасение. Я, чуть наклонившись вперёд, через её плечо, усмехнулась.       — А Вы, глава ведьм, понимаете все последствия Ваших действий? — смотря в её глаза, я видела только страх, и чуточку непонимания. Ах, вот в чём дело.       Моему взгляду случайно попался стул, около стола, на котором была куча разный трав и записей. Он стоял слева от меня, поэтому я, протянув свободную руку, подтянула его к себе, и, ставя за ведьмой, посадила женщину на стул. Обойдя её со спины, я чуть наклонилась вперёд, держась всё той же рукой, которой подвинула стул, за деревянную спинку, усмехнулась.       — Я вижу в Вашем взгляде непонимание. Что же именно Вам не понятно? Откуда я догадалась, что Вы глава ковена? Или о каких последствиях я говорю? — мой совершенно безобидный голос, и милая улыбка лишь придавали мне нужного эффекта на эту женщину. И, что там душой кривить, то, что за моей спиной с детским интересом наблюдали первородные, действительно придавали мне ещё большей уверенности. Но, её взгляд направлен только на меня, и, кажется, будто кроме меня она никого не видит.       — Нет, дело не в этом, ведь так? В Ваших глаза я вижу страх, немного непонимания, и… и зависть. Вы боитесь того, что я могу с Вами сделать. Ведь я стою рядом, могу к Вам прикоснуться, могу вырвать Ваше завистливое сердце за долю секунды, — я внимательно всматривалась в её глаза, и видела всё, что она прятала за этим напускным высокомерием. Чуть прищурив глаза, я продолжила, — Вы не понимаете, почему я не опасаюсь Вашей силы ведьм, ведь вы заклятые враги вампиров. А я вампир. И наконец, Вы завидуете. Завидуете моей силе, моей скорости, и… моей молодости.       — Это всё ложь! — выкрикнула она, опасливо смотря мне в глаза, силясь с желанием разорвать наш зрительный контакт. Однако я знаю, что здесь ложь, а что правда.       — Так ли это? Госпожа ведьма, лжёте здесь только Вы, а я лишь говорю, что вижу, — убирая руку со спинки стула, я выпрямила спину, и больше не намеревалась продлевать этот спектакль.       — Зачем ведьмам нужен был Клаус. И лучше бы Вам сказать правду, в противном случае я всё пойму, — серьёзно сказала я, ожидая продолжение разговора. Эта женщина была совсем ничего, потому как она уже пыталась подавить в себе этот страх. Неплохое самообладание.       — Мы узнали, что у Клауса есть ребёнок, — её взгляд был направлен прямо на меня, а голос излучал уверенность.       — Если уж и собралась лгать, то хотя бы придумай что-нибудь поправдоподобней, — ухмылка Клауса, и его ехидный голос, я пропустила мимо ушей, потому как, это только мешало нашей беседе. Конечно же, как и комментарий Коула, и усмешку Ребекки. А вот Элайджа, могу поспорить, только нахмурил брови. Финн и Сейдж… А вот тут не берусь сказать, о чём они думали.       — Когда?       — Неделю назад.       — Кто?       — Девочка.       — Сколько?       — Полгода.       — Где?       — В соседней комнате.       На этом наш разговор был окончен. Я развернулась и направилась туда, куда показала ведьма. Я точно знала, что она не лгала, к тому же мы с Клаусом как-то говорили по этому поводу, так что это вполне имело месту быть. Стоило мне открыть дверь, как по мне, словно ураганом пронёсся детский плачь. Я, конечно, ещё не мастер во всех этих вампирских штучках, но даже имея человеческий слух, такое невозможно прослушать. Может, какое заклинание наложили, чтобы никто ничего не слышал? Подойдя к кровати, на которой лежала девочка, и разрывалась в плаче и крике, моё сердце от этих звуков и её детских слёз, болезненно сжалось.       Беря плачущего ребёнка на руки, я старалась её успокоить, как могла, немного покачивая, из стороны в сторону. Но она всё продолжала плакать, а затем, я ощутила, как за моей спиной кто-то появился.       — Она плачет с тех пор, как ушла её мать, — я еле смогла расслышать слова Марибель в этом детском плаче. Значит «ушла», да?       — Всё хорошо, малышка. Теперь тебя никто не бросит, так что хватить плакать, — придерживая головку девочки, я прикоснулась губами к её лобику, и улыбнулась ей такой нежной улыбкой, которая сама вырвалась из меня.       На удивление, малышка стала успокаиваться, и так крепко ухватилась за мою футболку, которая принадлежала Клаусу. Тут даже силы вампира не помогут, дабы оттащить её. Через пару минут, как она успокоилась, на меня уже смотрели голубые глазки малышки, а её красное лицо, лишь заставило меня прижать её к себе сильнее. Господи, как же она похожа на Клауса. Эти черты лица, форма губ, эти ручки, что вцепились в меня и не хотят отпускать. Ну, прямо, копия папы.       Выходя из комнаты, я собиралась показать её Клаусу, чтобы он сам понял это, но стоило мне на него посмотреть, как это желание пропало. Он не верил, что она его. Более того, он был готов крушить и ломать здесь всё, за то, что они посмели так ему налгать.       — Что ты будешь делать? — выходя следом за мной, спросила Марибель. Сейчас, когда эта злость на неё пропала, я ощутила чувство вины. Блин, не хорошо получилось. Она ведь оказалась хорошей женщиной.       — Очевидно же. Заберу её, — чуть пожимая плечами, и рассматривая малышку, ответила я. Честно говоря, не припомню в себе эту любовь к детям, но, наверное, дело в том, кто её папа. Любя Клауса, я просто не могу не любить эту маленькую живую частичку его.       — Лунетта, ты ведь знаешь, что вампиры не могут иметь детей. Она не может быть моей, — через сжатые зубы, прошипел Клаус. Его злость была обоснованной, и я понимала, однако согласиться не могла.       — Помнишь, мы говорили об этом. Ты, как гибрид, возможно, можешь иметь детей. Почему же, сейчас ты отрицаешь это? Я ведь права? Это потому, что он наполовину оборотень? — переводя взгляд с Клауса на главу ведьм, спросила я. Она же, удивившись моим словам, немного помедлила с ответом.       — Да. У оборотней есть такое свойство, как обмен генами. Клаус наполовину оборотень, так что да, он может иметь детей, — поглядывая на ошарашенного гибрида, произнесла Марибель, надеясь, что тот не сорвётся. Я же, ожидая продолжения, смотрела на женщину, но она молчала.       — Но это ведь не всё, да? — намекая на то, что она не сказала всего, отозвалась я.       — Это сработает только если женщина — оборотень, — соглашаясь со мной, ответила ведьма. Её ответ меня устроил, поэтому я только кивнула, полностью пропустив мимо глаз, то, как Клаус смотрит на девочку у меня в руках. Его взгляд говорил о его неверии, о сомнениях, и даже о том, чтобы сбежать, лишь бы избавиться от этой странной ситуации. Похоже на него. Вроде и тысяча лет, а всё ещё бежит от своих проблем.       — А где она сейчас? Её мать? — немного поглаживая головку малышки большим пальцем, я аккуратно держала её на руках, краем глаза замечая, как её уже начинало клонить в сон.       — Она ушла.       — В смысле? Куда ушла? Почему оставила малышку? — я искренне не понимала причины. Даже с моим умением, я не могла этого понять. Однако отвечать мне никто не спешил. Марибель лишь отвела взгляд в сторону. Хотя я видела, что ей и самой не нравилось то, что ребёнка бросили.       — А кому нужен ребёнок монстра? Она так и сказала: «она мне не нужна», и ушла, — та девушка, моего возраста, разрушила тишину, своим будничным тоном. Я бы стерпела её слова, если бы не тон, говоривший такое. Поэтому моё лицо стало меняться, отпечатывая на нём мою ярость. Клыки и вены лишь показывали, что она перешла все границы. Медленно поворачивая к ней голову, я была готова сорваться и разорвать её на части, если бы на моих руках не было ребёнка.       — Ребёнок монстра? — я не знаю, что именно пошло не так. Может дело в моих зашкаливающих эмоциях, или в том, что она не первая, кто называет Клауса монстром. Я не знаю. Но в следующую секунду мою ярость, сменили слёзы, хлынувшие из глаз, а затем, последовали слова, — что значить «не нужен»? Она не вещь, которую можно выбросить, только потому, что не нужна. Она ребёнок, который хочет быть любимым. И не важно, кто её родители, или что за особенность у этой малышки, это не меняет того, что она ребёнок.       — Ты так говоришь, только потому, что любишь её отца, — отворачиваясь от моих слёз, проговорила девушка.       — Любой имеет права быть любимым, и не тебе осуждать меня, — с обидой, словно у маленького ребёнка, ответила я. Не понимаю! Я не понимаю, почему они все думают, что Клаус не заслуживает любви? Они ведь его даже не знают?       — Человек — да, но не монстр, — всё стояла на своём девушка. Я не злилась, у меня не было на это сил, всё уходило, чтобы не разрыдаться ещё сильнее, крича в голос от боли. Я помню, тоже самое говорила Кэр, и я тоже ощутила обиду, но не такую сильную, заполняющую всё моё существо. Конец Лунетта. POV Клаус.       Я не знаю, что и думать… Вот Лунетта держит на руках, моего предполагаемого ребёнка, и плачет. Так по-детски расплакавшись за то, что меня и этого ребёнка назвали «монстрами». Ещё пять минут назад она была невероятна. Издевалась над ведьмой, даже не прибегая к силе. А ещё до этого, не пойми, по какой причине, поцеловала меня. Нет, я не против, но я не ожидал этого. Ещё дальше она была просто в ярости на меня. Даже и не знаю, что должен думать или делать в этой ситуации, но одно я знаю точно. Я не хочу смотреть, как моя малышка плачет. Это очень больно! Мне чертовски больно.       — Ну и пускай! — вдруг закричала она, голосом полным горечи. А затем, добавила, — пускай Клаус будет хоть монстром, хоть чудовищем, да пускай хоть демоном станет. Я всё равно буду его любить, и ни ваши слова, ни ваши осуждения этого не изменят. Потому что для меня, он тот — без кого я просто не смогу существовать, — её голос уже сквозил отчаяньем. Было ощущение, будто она борется из-за всех сил с целым миром, только бы не проиграть. Я даже пошевелиться не мог. Совершенно не ожидал, что она настолько меня любит, также сильно, как и я её. Только мне не приходиться выдерживать осуждения целого мира за свою любовь как ей. Я не знаю, что мне делать. Я должен подойти и обнять её, сказать, что чувствую тоже самое, но просто не могу пошевелиться.       — Любишь? Его? Не смеши меня! Ты не можешь его любить! Ты ненавидишь его всем своим существом, ведь это он причина всех твоих страданий, — этот голос был так мне знаком, только вот я больше был шокирован словами. Так же самая девушка, что странно поглядывала на Лунетту за время нашего пребывания здесь, резко изменилась. Её голос стал другим, выражение лица тоже.       — Это не правда! Не правда! Это не правда! Это ложь…       — Всё ещё так думаешь? А разве не ты не так давно ненавидела его? Разве ты не хотела, чтобы он исчез из твоей жизни? — что происходит?       — Нет… Это были не мои мысли, не мои настоящие чувства! Я не могла так думать! Это всё было ложью! Да, я на него злилась, что он использовал на мне внушение. Но я не ненавидела его за это, потому что знала, как сильно он винит себя. Разве я могу винить кого-то в том, чего он не делал? — о чём они говорят? Я единственный, кто ничего не понимает? Обернувшись на свою семью, я понял, что вовсе не один такой. Только эти двое знали, о чём говорят.       — Лунетта, ты слишком наивна. Веришь в то, что любой имеет право на любовь? Но если бы ты узнала, что он делал за свои тысячу лет, так бы не говорила. Он ведь даже хотел убить этого ребёнка, и ты это знаешь. И ты, та, кто проливает слёзы за девочку, и за него, всё ещё думаешь, что твои чувства реальны? — теперь уже я хотел свернуть этой девке шею. Что она несёт? Если и дальше продолжит, моя малышка может ей поверить. Я не хочу, чтобы она считала меня монстром.       — Подержи, — подходя к Ребекке, которая лишь на автомате приняла ребёнка на руки, Лунетта вернулась на своё место. Только её слёзы всё ещё бежали по щекам. Почему она продолжает плакать? Неужели ей так обидно, что обо мне говорят столько неприятных вещей? Но она ведь, как никто другой знает, что всё это правда.       — Что скажешь, Лунетта? И почему ты до сих пор плачешь? — девушка, чуть прищурив глаза, пыталась понять причину слёз моей малышки.       — Потому что мне больно. И эта боль не проходит, она лишь сильнее заполняет меня, — не понимаю. Почему я просто стою на месте? Почему её всё ещё нет в моих объятиях? Может, потому, что я хочу, чтобы она всё это узнала обо мне. Чтобы не было так больно потом, когда я слишком сильно к ней привяжусь. Хотя, куда уже сильнее…       — Почему тебе больно?       — Мне больно за эту девочку, которую отвергла родная мать, только потому, что ей не нравится её отец. Мне больно за Клауса, которого все считают монстром, а ведь он просто очень одинок. И справлялся с этим как умел, причиняя боль другим. Мне больно, потому что я и правда злилась на него за всю ту боль, что была в моей жизни. Мне больно, что я накричала на него, он этого не заслуживал. Мне больно, ведь он думает, что узнай я, какой он есть на самом деле, я сбегу. Мне больно, что, сколько бы я не говорила о любви к нему, он не верит мне. Мне больно, что Клаус и сам не верит, что заслуживает любви. Мне очень больно… И мне больно за Вас, Эстер. Вы так сильно его ненавидите, что применили на мне заклинание, которое и вызвало эту необъяснимую ненависть. Мне больно, что Вы так и не смогли простить себя за то, что сделали. Но, вымещать свою злость на детях, которых любили когда-то — неправильно, — уже взахлёб кричала малышка, пытаясь достучаться до этой девушки, которая в удивлении смотрела в ответ. Только вот, почему Лунетта назвала её Эстер? Только не говорите, что она… Хотя, зная эту тварь, другого я и не ожидал. Только вот, меня сейчас это совершенно не волнует, потому что мне тоже больно. И я бы заплакал, не бей это так по моей гордости. Поэтому я терпел эту боль, глотая всё, что хотело вырваться наружу.       — Да что ты понимаешь…       — А вы? Много ли вы понимаете? Вы хоть раз задумывались, каково Вашим детям? Знать, что их ненавидит родная мать, и желает им смерти. Вы ещё имеете наглость называть их «монстрами»? Тогда, кто Вы…? Ничтожество — вот кто! Вы не имеете никакого права называться их матерью! Вы просто… просто отвратительны… — звук, заполнивший комнату, отбивался набатом в моих ушах. Я даже не сразу понял, что этот звук был вызван ударом ладони о щеку моей малышки.       — Заткнись! Я любила своих детей! Любила их, и хотела для них самого лучшего… — голос Эстер дрожал, а глаза наполнились слезами. Да, как эта тварь посмела ударить мою малышку!       — В том-то и дело, что «любили»… Но когда им больше всего была нужна Ваша любовь, Вас не было рядом. Вы отвернулись от них, потому что Вам не понравилось то, кем они стали. А будь Вы и, правда, их матерью, вы бы продолжали их любить несмотря ни на что. Даже если они раз за разом Вас разочаровывают, даже если больше не являются людьми, даже если весь мир считает их монстрами, Вы должны были быть первой, кто запустить камнем, в того, кто это сказал! А вместо того, чтобы защищать своих детей, Вы встали на сторону тех, кто их обижает. Так, что да! Вы не имеете права зваться их матерью! — упрямо смотря в глаза Эстер, которая всё больше проникалась словами моей малышки, я больше не смог это терпеть. Потому как в следующую секунду, я уже прижимал плачущую малышку к своей груди, и гладил по волосам, шепча, что-то непонятное, и наверняка лишнее в этой ситуации.       — Тише… Всё хорошо. Тебе больше не нужно говорить всё это. Мы поняли, что ты чувствуешь, — я не должен был в этот момент улыбаться, но это так и было. Улыбка сама появилась у меня на губах. Теперь я понял, что она действительно будет любить меня со всеми моими грехами.       — Клаус, почему она такая упрямая? Почему не понимает, что и вам больно от её поступков. Почему она такая дура! — на последнем высказывании я немного засмеялся.       — Если бы только я знал, непременно сказал бы тебе. Но я не знаю… И знаешь, мне уже всё равно. Но я не прощу её за то, что она навредила тебе, — негромко ответил я, краем сознания осознавая, что вообще-то мы стоим на глазах у многих, кто не должен всего этого видеть.       — Что здесь происходит? — нашу идиллию, как обычно это бывает, нарушают в самый неподходящий момент. Девушка, что недавно была сосудом для моей матери, непонимающе смотрела на нас.       — Пойдём отсюда, — не задумываясь о чём-либо, я поднял малышку на руки, и пошёл к выходу, слушая недовольства и просьбы опустить кое-кого на пол. Но меня это мало волновало. Знаете, если бы мне сказали, что счастье не имеет веса, я бы опровергнул это, потому что оно имеет вес, и сейчас я несу на своих руках это самое счастье.       Когда мы вернулись домой, я почему-то даже и слова не сказал о том, что с нами был ребёнок. Собственно слова Лунетты задели не только сердце моей семьи и Эстер, но и моё. Стоило мне только посмотреть на эту девочку, как даже дурак бы понял, кто её отец. Уж слишком мы с ней похожи. А я как художник, не мог не заметить этих черт. Поэтому я тоже не возмущался, и довольно легко принял то, что теперь у меня есть дочь. Хотя, тут скорее проникновенная речь моего счастья постаралось, и её угрозы, что если я откажусь от своего ребёнка, она уйдёт. Естественно решение пришло моментально, и теперь я счастливый папочка. Только вот я понятия не имею, что должен делать. Надеюсь это не станет ещё одним поводом меня шантажировать.       И вот, когда мы уже вернулись домой, и меня с Коулом, как самых свободного послали в магазин, дабы купить всё необходимое для ребёнка, мы таки вернулись, с грузовой машиной полной различного всякого. Мы с Коулом за это время успели обсудить сложившуюся ситуацию. И оказалось, он рад за меня, что теперь у меня появилась полноценная семья, и девушка, которая любит меня так сильно, что аж он завидует. Он даже намекнул, что хотел бы отбить её у меня, за что я от всей души предложил кинжал в сердце. Однако когда он сказал, что его до глубины души тронули слова Лунетты по поводу нашей семьи, я согласился. Никто, никогда не говорил такого о нас. Наверное, потому что нас хорошо знают. Но она, даже зная, кто мы, даже проведя два года в компании с Беккой, всё равно полюбила каждого, и приняла. Этого никто ни делал. Поэтому этого никто не забудет, и мне уже стоит подумать о свадьбе, чтобы никто не увёл у меня из-под носа такое сокровище, как выразился Коул. Чтобы он, да думал о свадьбе… Это было крайне неожиданно.       Когда мы вернулись домой, я сразу же, направился в нашу с малышкой комнату, откуда я слышал её голос. Она говорила, скорее всего с девочкой. Кстати, надо бы имя её узнать, что ли. Или дать ей имя, а то, как-то без него плохо выходит. Открывая дверь, я наблюдал просто невероятную картину. Моя любовь держала на руках частичку меня, и о чём-то увлечённо с ней говорила, хотя, я уверен, что та ничего не понимает.       — Вот-вот… И я о том же. Твой папа полный дурак! Он даже не извинился за то, что сделал, и так и не сказал, что любит меня. Я, конечно, всё и так знаю, но хотелось бы услышать это от него, — её немного обиженный голос, и серьёзное выражение лица, с которым она говорила с ребёнком полугодовалого возраста, не могли меня не умилить. Однако то, что эта дитя в ответ что-то прогугукала меня окончательно добило. Было ощущение, словно они и, правда, вели беседу на тему меня.       — И я о том же. Так ведь если накажешь — обидеться. А если запретишь разное такое, самой придётся терпеть. И что делать, не знаю, — сейчас она не выглядит девушкой 20 лет. Она словно ребёнок, которого так и хочется погладить по головке.       — И о чём же таком интересном вы разговариваете? — закрывая за собой дверь, произнёс я, проходя ближе и садясь рядом с малышкой, которая держала на руках ребёнка.       — Вот пытались найти согласие. Хоуп за то, чтобы тебя простить, а я вот хочу немного помучить, чтобы знал. Вот и не можем договориться, — её абсолютная уверенность в словах, не натолкнули бы на мысль, что всё это просто шутка. Однако глаза её выдавали.       — Хоуп значит… Красивое имя, — согласился я, беря маленькую ручку, которая тут же железной хваткой схватилась за мой палец. По сравнению с ней, я просто великан. Но это приятное чувство, быть отцом. Надеюсь, у меня получиться стать хорошим, не таким как…       — Получиться! Я ведь буду рядом, и всегда помогу, — с улыбкой проговорила моя любовь. Опять она читает мои мысли, но я благодарен, потому что такое бы не сказал вслух.       — Знаешь, Лунетта, я хочу извиниться. Правда, немного поздновато, но прости меня. За то, что использовал на тебе внушение, за то, что заставил забыть столько хороших моментов, и за то, что причинил боль. Мне очень жаль, что так вышло. И я сожалею, что не понял раньше, насколько ты мне дорога. Я люблю тебя, Лунетта Джейн, — чёрт, смущает то как! И пускай я внешне этого не показал, и мой голос звучал вполне уверенно с примесью нежности. Но смущает то как! Мне тысяча лет, а я говорю такое… Об этом я думал, пока не взглянул на Лунетту. Её глаза наполнились слезами, она даже застыла от такого.       — Ей, ты чего? Я что-то не так сказал? — я заволновался. Ну, никогда я не говорил подобного, никому. Так что не уверен, что сказал всё правильно. Одно дело, просто ляпнуть, что любишь, дабы отстали, но совсем другое говорить это той, кто дороже всего на свете.       — Нет… Просто, я не думала, что слова, могут быть такими приятными. Ты первый кто сказал мне, что любит, вот я и растрогалась, — дрогнувшим голосом ответила она, отчего я вздохнул с облегчением. А я уж было думал, что напортачил где-то.       — Я очень тебя люблю, малышка, — наклонившись и поцеловав её, произнёс я. А когда отстранился, уже смотрел на её покрасневшее от смущения лицо. Надо же, знал бы, что она так отреагирует, давно бы это сказал, и не тянул бы так долго. Но как же приятно, смотреть на её покрасневшее лицо, и знать, что ты причина этому.       Не знаю, что будет потом, может кто-то, снова встанет между нами. Я не знаю… Но, я очень надеюсь, что и в будущем, малышка всё поймёт и опять спасёт наши отношения, своей искренностью, и честностью в чувствах. Потому что я хоть и не раз был подвергнут заговорам, предательству, и изменам, но я не могу, как это делает она, вот так запросто всё раскусив, и поняв. Я не так искусен… Но единственное, что могу сделать я — это защищать её и нашу дочь — Хоуп. Надежда, да…? Интересно, на что? Хотел бы я знать… Но, я не спрошу об этом. Потому что пускай эта малышка станет той, кто будет нашей верой в будущее. В счастливое, безоблачное будущее, которое никогда не наступит… С учётом того количества врагов, что есть у моей семьи и у меня в частности, нам будет сложно. Но я очень надеюсь, что эта лишь крохотные проблемы, которые решаемы. Пока рядом со мной есть семья, есть девушка, которую я люблю всем сердцем, и есть будущее по имени Хоуп, для которого всегда найдётся места у меня в сердце, я не сдамся. Мы оба пройдём через всё вместе, даже если это будет пламя ненавистников, я не отпущу руки Лунетты. Конец Клаус.