***
Всё время до обеда я провел в агонии — глубокие ссадины по всему телу сильно отдавались неприятным тянущим ощущениям, болели ребра. Меня пугало осознание того, что всё это ещё я чувствую при выпитом обезболивающем. А что будет, когда его действие закончится? Как бы хорошо Мори-сан ко мне не относился, он ни за что не даст мне ещё таблеток — не положено. — Эй, Скумбрия… Он всё это время сидел на полу у моей кровати, облокотившись спиной об прикроватную тумбу. Он мог бы легко залезть на второй ярус кровати и преспокойно наслаждаться жизнью, но почему-то не делал этого. — У меня есть имя. Запомни его, пожалуйста! — прохрипел я, держась за ребро. — Хорошо-хорошо, — он заулыбался, от чего казалось будто этот человек стал счастливым лишь услышав мой голос. — Дазай, ты… — он замялся, старательно изучая потолок. — Прости меня, короче! Я на той неделе… Не специально я в общем. Понимаешь, я… — Да всё нормально, не заморачивайся… И тут я увидел его глаза. Такие голубые, что, казалось, безоблачное небо позавидуют. Я замер, млея перед этой ангельской красотой. Он же смотрел укоризненно и удивлённо, всем своим видом показывая, что слова мои полная чушь! — Я привык быть игрушкой для битья… — попытался объясниться я, но меня перебили. — Я здесь уже давно. Очень давно. Я даже не помню лица матери, и то, была ли она у меня вообще. — Чуя всё так же смотрел в мои глаза, и мне на секунду показалось, что у него выступили слезы. — На прошлой неделе был очень плохой для меня день, Дазай… В этот день, шесть есть лет назад, от меня отказались и бросили здесь. — всё же слезы мне не померещились. Они скатывались по его щекам, очерчивая контур лица, и капали на одежду. — Я не хотел делать кому-то больно, но… Я не сдержал эмоций. Прости! Я лишь молча слушал его и кивнул в ответ. Глаза постепенно начали слипаться, но я старательно заставлял себя не спать. — Почему ты так мучаешь себя? — спросил Чуя, заметив это. — Из-за кошмаров, которые снятся мне. Я мог ожидать какой угодно реакции, но только не такой. — Если что-то пойдет не так, то я обязательно разбужу тебя, так что спи спокойно. — он улыбнулся и прикрыл меня лёгким пледом. И я закрыл глаза.***
Я прячусь. Опять прячусь. Мой отец ищет меня по всему дому, открывая каждый шкаф и дверь, в надежде, что наткнется на меня. И вот, он подходит к креслу, за которым сижу я. Занимаю рот ладонью, чтобы не было слышно моего дыхания, но отец все же заглядывает за спинку старого, прочитанного потом и спиртным кресло и хватает меня за шкирку. — Ты сделал хуже только себе, маленькая дрянь! Он развязывает домашние штаны, и спускает их вместе с белье. Мои коротенькие джинсовые шортики на лямочках постигает та-же участь. Я плачу, прошу отца остановиться, но ему плевать. — Ты же должен отработать те деньги, на которые питаешься. Пускай даже таким образом. И снова боль, крики, и отчаянные мольбы о помощи. Но всем плевать. Никто не поможет.***
Я просыпаюсь в холодном поту. Вокруг все размыто, как будто я нахожусь под толщей воды. Задыхаюсь от собственных криков. Он держит меня за плечи и нашептывает что-то успокаивающее. И я ложусь обратно, перевожу дыхание. — Т-ты не успел, — меня трясёт от переизбытка плохих эмоций. — Обещал же разбудить!***
Он носит мне еду в комнату. Обыскивает библиотеку в поисках нужной для меня книги. Выполняет малейшее поручение. Я пользуюсь этим. Пользуюсь и злюсь, потому что понимаю — либо он делает это из жалости ко мне и чувства долга, либо из-за того разговора с Мори-саном. Я хочу разобраться во всем, но боюсь остаться один. Почему-то боюсь. Помимо Чуи рядом постоянно находится малыш Акутагава. И если бы не Рюноскэ, то скорее всего я бы умер от недостатка общения. Чуя же всегда молчал, лишь изредка спрашивая о моем самочувствие и не нужно ли мне ещё чего-нибудь принести. — И всё же он изменился, — пожимает плечами Рюноскэ, смотря в след рыжему. — Очень странно. — Неужели? — я иронично поднимаю брови. Я ничего не рассказал ни Рюноскэ ни Гин, но, как и в случае с Мори-саном, я понимал, что ребята сами обо всем догадались. Акутагава, в отличие от сестры, постоянно пытался ненароком вывести меня на разговор, чтобы удовлетворить свое любопытство. Но я либо переводил тему, либо переворачивался на другой бок и делал вид, что засыпаю. — Рюноскэ, а как давно ты знаешь Чую? — Ну… Достаточно давно. — мальчик задумчиво почесал затылок. — Когда мы с Гин попали сюда, этот парень уже был тут. И, честно говоря, я не сильно был доволен соседству с ним. — Ха, это понятно. Никому не хочется жить в одной комнате с мудаком. — Не в этом дело, Дазай-сан! — его чёрные глазки косо смотрели то на меня, то на дверь, будто мальчик хотел убедиться, что нас не подслушивают. — Всё дело не только в его дурной славе. Он вообще… Страшный и непостоянный человек… Я очень переживаю за Вас, Дазай-сан! Он может придать Вас в любой момент! Когда наиграется, то Вы останетесь беспомощны и одиноки. Я слушал его внимательно, не прерывая на секунду, но услышав такое, невольно улыбнулся. — Не стоит так переживать, Рюноскэ, в любом случае у меня есть ты и твоя замечательная сестра. Ночью мне опять снится кошмар. Опять мой отец бьёт меня, превращая руки, которым я защищаюсь, в кровавое месиво. Моё горло болит от крика, но что-то не даёт ему вырваться на волю. Чья-то мягкая рука зажимает мне рот. — Тсс, тише… — он жестом показывает мне замолчать. И всё же я не понимаю его. Изначально — злой и жестокий, сейчас — приятный и заботливый. Всё, как и говорил Акутагава — этот человек непосредственный. Но несмотря на всё, я зачем-то заступился за него в актовом зале, и зачем-то сейчас безбоязненно разрешаю трогать себя. Я никак не могу понять, что именно заставляет меня поступать так. А может, мной просто манипулирует хитрый и злой ум? Или же я сошёл с ума и всё это только в моем бреду? — Хочешь я посижу с тобой? — Как нагло! — я возмущаюсь, но двигаюсь к стенке, давая пространство для Чуи. Я начал замечать за собой одну особенность — мне намного спокойней спится, если рядом сидит он. Чуя лёг справа от меня и накрыл нас обоих тёплым одеялом. Спокойно, как же мне спокойно. Мои веки сами собой наливаются свинцом, хочется спать. Приятное тепло чужого тела только подливает масло в огонь сонной неги. Я лежу смирно, боясь пошевелиться, будто могу спугнуть его, но в тоже время прекрасно понимаю, что Чуя ни за что не уйдёт сам. Только, если об этом попрошу я. А я не просил. Так мы и уснули, лежа впритык друг к другу. Во сне я почувствовал, как его тёплая рука обняла меня за спину и прижала к себе. И так, нос к носу, мы провели эту ночь. Утро подкралось незаметно. Меня разбудили мягкие лучи солнца, пробивающиеся через занавески окна. В комнате никого кроме меня не было. И его тоже… Я проверил кровать — холодная. Заглянул на второй ярус — пусто. — И где, черт возьми, все? Но долго ответа ждать не пришлось. В коридоре послышался топот четырёх маленьких ножек и задорный смех. Дверь со свистом открылась. На пороге стояли «братья» Акутагавы. Увидев меня, оба резко выпрямился и стерли улыбки с лица. — Эй, а где… — я не успел договорить, так как вечно молчаливая Гин, быстро выдала мне ответ. — Он на завтраке, Дазай-сан! Я стоял в ступоре ещё пару секунд, соображая, как мне на это отреагировать. — Спасибо конечно, — я нервно сглотнул. — Но меня не интересует где сейчас находится это низкое недоразумение. Я быстро оделся и вышел в коридор. А вдруг они нас видели? Конечно, конечно они нас видели. Мои щеки и уши разгорелись нестерпимым жаром. Господи, как же стыдно! За завтраком я даже не повернул голову в его сторону, смотрел только в тарелку. Но от чего-то мне казалось, будто кто-то прожигает меня взглядом. И только выходя из-за стола, я понял, что все это время на меня таращилась добрая половина приюта. Неловко опускаю голову и выхожу прочь из столовой. М-да, такого внимания мне не было оказано даже после того случая в актовом зале. Я забегаю в ванную комнату, умываю лицо, руки, шею… Стоп! На шее, чуть выше ключици красовалась маленькая яркая точка. — Откуда… Я нагибаюсь ближе к зеркалу и меня бросает в холодный пот, когда мои опасения оказываются верными. — Этот урод поставил мне метку! — зашипел я и выбежал вон из помещения.***
Весь день я провел в своём облюбованном укрытие, ни на обед, ни на ужин я не вышел. Желудок сводило от голода. Большим желанием было насытиться. Набить до отвала брюхо и лежать у себя на кровати с закрытыми глазами и представлять фантастические миры, о которых я узнал из книжек. Но больше этого во мне играло чувство гордости и обиды. Мори-сан перестал давать мне бинты, так как моё расточительное отношение приводило к немалым убыткам. Мне было нечем прикрыть этот засос. И ещё было нечем прикрыть свою лицо — каждый раз когда я думал о Чуе, об этом рыжем засранце, и видел его через щель между книг, то меня отчего-то начинало сильно душить. Казалось, будто в этот момент всё моё лицо принимало цвет спелой вишни. Я посмотрел на часы, висевшие посреди зала, — пять минут до отбоя — и вернулся обратно. — Посижу тут ещё час и пойду в комнату, — решил про себя я. Свет через несколько минут выключился и я оказался в полной темноте. Такого я никак не ожидал. Я сильно прижался к стеллажу спиной и уткнулся головой в тощие, острые колени. В темноте так страшно. Прошло ещё минут тридцать. В коридоре раздались тихие и медленные шаги. Кто-то шёл сюда, неумолимо приближаясь. Как тогда, в детстве. Меня начало трясти. Я сильнее обнял колени руками, будто готовясь к новому избиению. Дверь со скрипом открылась. Шаги направились ко мне. Кто бы это ни был, он знал где я сижу. Я сильнее забился в дальний угол, будто это могло меня спасти. Шаги раздались уже совсем рядом, в полуметре от моей головы. Слабый свет карманного фонарика осветил моё худой тело. — Вот ты где! Слава богу я нашёл тебя! — я вздрогнул. Меня лихорадило. Медленно поворачиваю голову и вижу его голубые глаза. — Давай поднимайся! Нам пора идти! — он протягивает мне руку, приглашая пойти за ним. Я же сижу смирно, не в силах расцепить пальцы. — Ну же, Дазай, всё хорошо. — его мягкий голос успокаивает… Подождите-ка, когда это его голос стал таким приятным?! Я всё же протягиваю ему дрожащую руку. Чуя помогает мне подняться, терпеливо ждет пока я поправлю волосы, прилипшие ко лбу. Он протянул мне носовой платок, когда я вытирал мокрые дорожки на щеках. — Как ты меня нашёл? — я наконец смог заставить себя сказать хотя бы одно маленькое предложение. — Не думаю, что тебе это понравится. — Чуя забрал у меня платок, сунул его в задний карман брюк. — Ох да, чуть не забыл! — он сует мне в руки что-то мягкое и тут же освещает фонарем. — Ты… Вроде у тебя есть фетиш на такие штучки… Он короче многоразовый… Пользуйся на здоровье… В руках у меня оказалась пачка с тонкими эластичными бинтами. Я их чуть не выронил от неожиданности. И вдруг меня резко накрыла злость. — Из-за тебя, маленький кусок дерьма, я опозорился на весь приют! Зачем ты… Но договорить я не успел, так как меня грубо толкнули в плечи и прижали к стеллажу, с которого упало несколько книг. — Во-первых, нужно говорить спасибо, когда кто-то тебе делает подарок! Во-вторых, тебе не привыкать позориться! Я слышал, что ты сказал в тот раз в актовом зале! — Тебя там не было, когда… — его кулак впечатался в стенку совсем близко с моей головой, заставив меня замолчать. — Позволь повторить: я слышал и видел всё, что ты сказал тогда! А теперь, я жду. — С-спасибо… Его руки прекратили прижимать меня в грубую поверхность и я скатился на пол. Сердце танцевало чечетку, в глазах плыли тёмные круги. Меня опять накрыл страх. Я чувствовал к себе сильное отвращение, которое никак нельзя прикрыть бинтами. Я беру пачку в руки и медленно разрываю упаковку. Наматывать эти бинты было намного приятнее, они не раздражали кожу, как обычные, а мягко прилегали к ней, согревали. Я замотал шею и руки. За каждым моим движением пристально следили два зорких глаза. — Ты вроде забыл про туловище, разве нет? — он издевательски ухмыльнулся. Я же не хотел растегивать при нем рубашку — на моей спине тоже есть уродливые шрамы — поэтому я тихо встал и пошёл прочь из библиотеки. — Окей, как скажешь, мумия. — Чуя только хмыкнул и направился следом за мной. — У меня есть имя! — прошипел я на него. — Да-да, конечно! — он поднял об руки вверх и захохотал. Я невольно улыбнулся, но тут же скрыл это — зачем ему знать о моих эмоциях? Мы тихо вышли из библиотеки и так же типо пробрались в комнату. Малыши Акутагавы уже спали. Я сел в кровати и поджал ноги к груди. За последние пять лет многое произошло. Ещё тогда, до приюта, в другой жизни, меня отвергали, ненавидели и желали смерти. Сейчас, конечно мало чего изменилось, но многое, раньше кажущееся недостигаемым, теперь было явью. Холодный воздух из окна обдувал моё лицо, трепал волосы. Воздух вокруг был спокойным. Казалось, будто никто не могло испортить мою идиллию. — Голодный? — Чуя спустил голову вниз и смотрел на меня вверх тормашками. Я раздраженно выдыхаю и открываю глаза. — Ну, — он спустился ко мне и сел рядом. — Я могу ошибаться, но ты был сегодня только на завтраке. Поэтому я оставил тебе вот это. — парень протянул мне два яблока, одно из которых было надкусано сбоку, пакетик молока и несколько печеньев. — Откуда такие закрома? — немного поколебавшись, я беру целое яблоко и жадно вгрызаюсь в его сочную мякоть. По губам бегут дорожки сладкого сока, а во рту играет целая симфония вкуса. Почему мне кажется, что это самое вкусное яблоко, которое я ел в жизни? — Нравится? Я киваю. Делаю ещё несколько жадных укусов. Затем печенье и молоко. Никогда не любил молоко, а сейчас, я пью его с таким восхищением. Хочется больше и больше, но всё, увы, закончилось. Я рассеянно смотрю на пустые руки Чуи. — Ну… — он виновато оглядываясь Гин и Рюноскэ. — Всё остальное съели эти двое. Его щеки заливаются краской, а мне отчего-то становится смешно. — Теперь понятно, кто откусил от второго яблока. Чуя протягивает мне его, но я лишь машу головой — на сегодня хватит унижаться и принимать его помощь. Парень лишь пожимает плечами и кусает яблоко, оставляя точно такой же маленький и аккуратный уку, как с другой стороны плода. Теперь понятно, кто откусил от второго яблока.