ided

чанель говорит, здорово, когда в людях находятся предметные ассоциации. память живет дольше и крепче, если предметы не просто напоминают о ком-то, но и будто бы являются ими. полароиды, одежда хороших фирм, полосатые рубашки размерами больше подходящих, поцелуи под фонарями и все дела. ассоциации с бэкхеном всплывают сами собой, может. может, чанель в голове целенаправленно развивает его образ до скрепления с вещами. блики в глазах, губы с трещинами, ухмылки, джаз, слова и поэзия. все это складывается во что-то простое и незатейливое, но запоминающееся — какая-то элементарная композиция воинственной любви и изумрудной весны. все это должно было остаться фактической прозой, если бы маленький мальчик в своем маленьком городе не воспринимал все близко к сердцу. чанель как сломанная гитара. бейсбол. пицца, старые фильмы, осенние листья. у чанеля вьются волосы. сухие губы. чанель похож на поцелуй в шею, пахнущий нарциссами и дождем. чанель старается не связывать себя с предметами, чтобы не сбиваться и не теряться, поэтому просто дышит дымом зажженной сигареты, и это будто бы единственное, с чем он схож. все это, черт, это посредственно прописанная трагедия повзрослевшего. невозможность испытать новые эмоции накатывает чем-то пресным, совсем безвкусным. а потом ты получаешь только определенное количество прежде испытанного и начинаешь загоняться еще больше, тратя время на бесконечное и иссушенное воспроизведение того, что было, в своей болящей голове. чанель словно замечает бэкхена в качестве везения при ощущении большего спектра эмоций в сравнении с тем, что он в принципе может прочувствовать. бэкхен — неплохая эмоция напоследок. бен бэкхен просто является самим собой, оттого и всплывает в голове чем-то красивым. запах прогретой земли, соленые волны моря, круглые ягоды, шелестящие деревья, необузданный смех — это ощущение полноценной жизни. чанель ненавидит весну, сопряженную с крепким и устойчивым желанием покончить с собой, но бэкхен на эту весну совсем не похож. бэкхен как-то говорит, что самая прекрасная метафора сокрыта в звездах. потому что все выглядит неимоверно красивым, пока ты смотришь на это издалека. соприкоснувшись, можешь и наебаться, потому что проглоченная звезда просто разводит в легких сраный пожар, и тебя взрывает. и когда тебя вскроют, чтобы узнать причину смерти, в тебе не будет ничего, кроме чертовой звездной пыли. бэкхен говорит так, будто его сердце тоже разбито. будто он вообще переживает расставание целого поколения, и это так мелодраматично. и чанель будто может написать для него целую повесть, а бэкхен не потратит на него ни единого своего слова. дело дрянь, если родился с душой у моря и встретил кого-то со звездами в глазах. бэкхен пишет историю о белой майке и черной кепке. на майке пятна еще с детства выглядят как шрамы. и вся история жизни этой майки — она на ней же: следы от простого карандаша, прожженная дырочка от лопнувшего фонарика гирлянды, когда-то свежая краска, восковая капля от ванильной свечки. кто-то в яркое полуденное солнце клеит на майку стикер с напоминанием о возможной крутости жизни, и майка решает поменять свою жизнь. решает попробовать новое. может, притопиться в пастельных тонах или белых простынях. но чего не хватало этой майке в действительности — это понимающих объятий. и под конец белая майка погибает в простецких объятиях пенки какого-то кофе. вот и вся история. тонкая пародия на жизнь чанеля. он смотрит на свою майку — на выстиранное пятно. смотрит на козырек черной кепки, что лежит в расстегнутом рюкзаке. чанель хочет сигарету и хотя бы один знак от мира. чондэ приглашает на свой день рождения почти всю группу, нескольких ребят с пары разных подгрупп и устраивает грандиозную попойку. пьянки — в стиле чанеля, но не выбор подарка на день рождения. он спрашивает у минсока, что чондэ нужно, но минсок отмахивается и говорит: — он студент, просто подари ему деньги, окей? ким чондэ напоминает завтраки в постель. горячие карие глаза, волосы в беспорядке и усталая улыбка. безобидный персонаж любой истории о дружбе. его роль практически такая же главная, как роль заношенного свитера, но чанелю нравится. чанель с чондэ похожи на ребячество, солнцезащитные очки, дорожные поездки и пустые банки от пива. практически все дарят чондэ деньги, и чондэ рад: его затраты на сегодняшний день почти покрыты не только в физическом плане. в комнате, где каждый уселся в любом удобном квадратном метре, пахнет пивом, водкой, вишневым соком и травкой. у ноги бэкхена лежит пачка из-под сигарет с кнопкой, но чанель вроде как помнит, что бэкхен такие не курит. бэкхен живет на чаевые из бара, в котором работает в ночь, но умудряется курить хорошие сигареты, неплохо одеваться и выглядеть питающимся около четырех раз в день. бэкхен живет на чаевые из бара, но покупает на них достаточно травки, чтобы косяков скрутить на пару пачек из-под сигарет. уникальный человек, не потерявшийся в американской мечте. чанель выходит на балкон вслед за бэкхеном и просит у него сигарету. бэкхен говорит, сигареты нет, но есть штука получше. чанель курит травку, когда начинает отчаиваться. курит за тем, чтобы отчаяться еще больше, потому что с травки чанеля не тащит. но тащит бэкхена, который смотрит своими этими раскрасневшимися глазами и улыбается. бэкхен говорит: — мне нравятся твои волосы. бэкхен говорит: — мне нравятся твои темные глаза и эта мягкая улыбка. бэкхен говорит: — ты мне нравишься, но мы вроде как пьяны, поэтому можешь не воспринимать мои слова всерьез, окей? блять, это окей, думает чанель. типа окей, я нравлюсь тебе, но я не буду делать на этом акцент, хоть ты и нравишься мне тоже; мне нравится, как ты выглядишь, как пахнешь, как держишь сигарету, пока танцуешь. типа окей, чанелю почти кажется, что от бэкхена пахнет сорванными цветами, мороженным и радостью, но на деле травка просто творит чудеса с запахом кондиционера для белья. и чанель вдруг смеется. его сердце пахнет чем-то плохим и негодным, чем-то скверным, низменным и почти неживым. но здесь и сейчас чанель вместе с бэкхеном пахнет молоком с медом, мылом и игнорированием недостатков. кофейни ночью, поцелуи в щеки и любовь к себе — все это туфта, говорит чанель, пока бэкхен бликует своими миндальными глазами. бэкхен думает, чанель похож на потерянную между книжных страниц фотографию. и будто бы бэкхен давно искал ее как напоминание о нормальности своего существования, но сил не хватило, и он не стал копаться дальше. под дерьмовым светом луны, проглотившей солнце теплым персиком, чанель напоминает ему о рваных джинсах, о ленивых улыбках, о блокнотах в коже. и чанель целует его первым. просто надвигается вдруг, хватает за лицо и, наклонившись, берет рот в плен. бэкхен реагирует почти сразу, ощупывая губами, ощупывая длинными пальцами чанелеву шею, где под позвонком, кажется, родинка. у бэкхена холодные кончики пальцев, но ладони большие и теплые, и чанель фантомно ощущает бэкхенову потливость рук на своих. и это круто. круче, чем вся эта ебаная поэтика в словах. круче, чем марафон супер-геройских фильмов ближе к четырем часам утра. круче, чем новые кроссовки от reebok. чанель проникновенный, бэкхен чувственный. они вместе — это что-то красивое, сотворенное совсем бессознательно. бэкхен отрывается, блестит глазами, а потом вежливо просит так больше не делать. — я сделал что-то не то? — мнется чанель, и его брови так забавно сходятся в морщинку, — прости, если понял неправильно, я не… — я асексуален, — говорит бэкхен, повернувшись к окну, — абсолютно и на сто процентов. прости. — за что извиняешься? — чанель садится на табурет позади и достает сигарету из чьей-то оставленной здесь пачки, — ты просто не хочешь заниматься ни с кем сексом. не нужно извиняться, если ты не испытываешь сексуальное влечение. бэкхен говорит, все это значит, что сколько бы чанель его не целовал, бэкхен не захочет трахаться. секс его не привлекает, нападки на член — тоже. но чанель ему действительно нравится. просто, без подтекстов, но с желанием проводить время вместе, может, даже держаться за руки. если чанель захочет, конечно. потому что бэкхен понимает, они оба родились во время, когда секс — один пункт из перечня крепких взаимоотношений. чанель не похож на парня, который может от этого пункта отказаться. его и хватит-то на месяц, если спермотоксикоз не возьмет штурмом раньше времени. чанель смеется. — однажды я могу вспомнить, что блядская юность разделила нас. я могу вспомнить, что акварельные картины ничуть не хуже неоновых вывесок. я могу вспомнить мотыльков, свечи или дешевое пальто. дорогой ремень из верблюжьей шерсти. но я не отниму у себя возможность вспомнить, как ты выглядишь, когда пьешь не то вино или приходишь уставшим под утро. ты можешь стать всем этим. просто не отказывайся. — собираешься возмещать полноценный секс дрочкой в ванной, пока я не в курсе?— улыбается бэкхен. — какая разница? я просто хотел бы попробовать, ладно? ты в любом случае не разобьешь мне сердце. оно и так разбито всем дерьмом подряд. бэкхен предлагает еще по косяку напоследок.