В общежитии комната Стива Роджерса (по крайней мере, причитающаяся ему часть) отличалась особенно строгой чистотой армейских казарм: каждая вещь на своём законном месте, а всегда свежее постельное бельё застелено так туго, что брошенный на него четвертак отскакивает едва не до потолка. Впрочем, аккуратность Стива бледнела и терялась посреди хаоса, который в гармонии и согласии проповедовали Тор на пару с Тони Старком. Нередко разбросанная по полу одежда приводила к серьёзным дружеским распрям, а смятая или даже не совсем пустая банка пива, найденная под кроватью Стива, и вовсе могла положить начало настоящей двухнедельной войне. И борьба, надо сказать, шла не на жизнь, а на смерть.
Разумеется, Стив был чистюлей. Однако то, что предстало перед Баки в Нью-Йорке, не шло ни в какое сравнение с общим жилищем в блоке «Е».
В понедельник днём доктор Хопкинс сообщил семье Роджерсов новости, и утешительные, и безрадостные одновременно. Полученное сотрясение грозит лишь периодическими головными болями или тошнотой, а вот вывихнутое плечо восстановится через два-три месяца. Ни о каких матчах и речи быть не могло. Стиву разрешалось выполнять рекомендованные упражнения, предусмотренные курсом лечебной физкультуры, которым ограничивался список интенсивных физических нагрузок.
Баки ждал в коридоре и нервно притопывал носком кеда, вздрагивая каждый раз, когда в коридоре открывалась любая дверь, впуская и выпуская пациентов или посетителей. Он был от всей души благодарен родителям Стива за то, что они разрешили ему поехать вместе с ними. Иначе, оставшись в школе, он бы просто-напросто сошёл с ума. Нафантазировал бы себе всякого и точно бы умер от беспокойства. А так он хотя бы одним из первых узнает, к чему стоит готовиться.
Четыре дня прогулов по неуважительной причине — не такая уж и большая проблема. Баки отнюдь не беспокоился насчёт пропущенных уроков. Они не оставят его на второй год из-за такого пустяка. Могут, конечно, позвонить матери, чтобы нажаловаться на непутёвого сына, но пусть сначала попытаются с ней связаться. Флаг им в руки. Баки не удивился бы, узнав, что, сбагривая сына в «Ист-Оринж Скул», она дала администрации липовый номер.
Выходя из кабинета врача, Стив выглядел подавленно. Ему сменили повязку на левой руке, и теперь она охватывала половину его широкой груди. Увидев Баки, Стив неизменно улыбнулся и пересказал вердикт доктора Хопкинса: что обнаружили, диагностировали и прописали. Про отстранение от осеннего турнира он говорил почти весело, и у Баки душа разрывалась от жалости.
Как только они вернулись из больницы, миссис Роджерс сразу занялась ужином, вежливо отклонив искреннее предложение помощи.
— Отдыхайте, мальчики, — сказала она, собирая в хвост светлые, пшеничного цвета волосы.
Прямо как у Стива, подумал Баки. Сара Роджерс была красивой, осанистой, статной женщиной, которая не позволила быту превратить себя в неухоженную домохозяйку. Нет, он неправильно построил сравнение. Мать Баки тоже следила за собой. Наверное, даже больше, чем за своим сыном: если бы вчера он травмировался на футбольном поле, защищая центр, она бы вряд ли приехала за ним в школу.
— Стив, почему бы тебе не показать Баки дом? Давайте, мальчики, займите себя чем-нибудь, а я приготовлю еду. Не гарантирую кулинарный шедевр, но на мои картофельные запеканки пока никто не жаловался, — сказала Сара Роджерс, вынимая из подставки кухонный нож.
Они поднялись наверх. Краем глаза Баки заметил, что всё вокруг буквально сверкает от чистоты.
— Ну, здесь я и обитаю во время каникул, — несколько смущённо протянул Стив, впуская друга в комнату, где провёл всё детство и юношество. — Располагайся.
Роджерсы жили в опрятном многоквартирном домике, окна которого выходили на шумный перекрёсток, и из-за задвинутых занавесок доносились знакомые звуки бруклинской улицы. Баки успел отвыкнуть от городской суматохи, и она била по ушам, точно оглушительная барабанная дробь на торжественном открытии парада.
В распоряжении Стива была довольно просторная комната, выполненная в бело-синих тонах: минималистичный интерьер, компактная расстановка мебели, и всё под рукой. Над кроватью висела нежная репродукция Моне, отлично гармонирующая с обстановкой. Баки почему-то подумал, что эта картина с водяными лилиями — самодеятельность мамы. Стив повесил бы американский флаг или портрет Авраама Линкольна. Баки готов поставить десятку, что так и было.
Он не хотел портить безупречный вид постели, поэтому уселся на ворсистый ковёр.
— Я принесу попить, — сказал Стив.
— Тебе помочь?
Он был готов сделать всё, что угодно, лишь бы Стив оставался в безопасности и никогда не заставлял его сталкиваться с тем всеобъемлющим ужасом, испытанным на футбольном поле посреди матча с Чатфилдской школой.
— Да брось, с пакетом сока я точно справлюсь, — успокоил его Стив. — Всё в порядке, правда.
— Знаю, просто... у тебя тряслись руки. Там, у доктора. Я заметил, — сказал Баки таким тоном, будто признавался в злостном преступлении против чьей-то жизни.
— Распереживался, вот и всё, — произнёс Стив и обезоруживающе улыбнулся, отлично зная, каким образом это воздействует на окружающих.
Баки окликнул его по имени, и их глаза вновь встретились. Как тогда, в жёлтом экскурсионном автобусе, в их первую встречу. Как на уроках американской литературы во время доклада об Эдгаре По и на занятиях по изобразительному искусству, которые Баки включил в своё расписание только потому, что мог наблюдать за рисующим Стивом. Как после вечеринки Старка в ночной тишине у фонтана, когда Стив почти признался, что ему, кажется, не нравятся девочки. Как в медкабинете миссис Сандерс, пока Баки держал Стива за руку и до смерти боялся, что потеряет его. Господи, сколько же дней прошло. Непростительно много. Не решаясь постучаться, они топчутся у двери уже целую вечность.
И каждый раз, ровно как и сейчас, когда они смотрят друг на друга
вот так, сердце почти выпрыгивает из груди, будто внутри ломается какой-то идеально отлаженный механизм, сбоит психический системный алгоритм, сжигая жизненно важные микросхемы. Мысли, долго остававшиеся под толщей здравого смысла, который на самом деле представлял собой смесь страха и стыда, наконец-то вырвались наружу и без остатка затопили собой сознание. Огромный, бескрайний океан мыслей о любви, которую они три года беспощадно игнорировали.
— Мне чертовски жаль, что ты не сможешь принять участие в турнире, — сказал Баки, подразумевая нечто вроде: «Я не представляю жизни без тебя».
Он, скрестив ноги, сидел на ковре подле кровати, словно преданный пёс, и Стиву вдруг захотелось наконец-то высказаться до последнего ласкового слова, которое намертво застряло в его горле. Он запросто может сбиться с мысли и заплутать в лабиринте рассуждений, но, кажется, он готов. Ещё минуту. Или две.
— Спасибо, Бак, — ответил Стив, вкладывая в свои слова что-то похожее на: «Я постоянно думаю о том, как бы мы смотрелись вместе». Он надеялся, что его голос говорит сам за себя.
Оставшись один, Баки всё равно вскочил и кругом обошёл комнату Стива, воображая, как он проводит тут время. Как застилает кровать, вставая в шесть утра, где сидит, пока делает домашнее задание или читает, сколько раз отжимается или подтягивается на домашних турниках, как смотрит из окна на перекрёсток Гринвич-роуд и Девятой авеню, попивая кофе с молоком из кружки с надписью «Лучший день начинается с тебя». Стив, Стив, Стив — он был повсюду, присутствовал в каждой вещи, заполнил собой всё пространство.
Баки терзало какое-то предчувствие: не плохое, даже наоборот — но всё равно очень волнующее, потрескивающее, словно неисправная проводка. Баки не мог оставаться на месте, поэтому ходил, рассматривая полки, уставленные кубками за победу в школьных соревнованиях и турнирах, похвальными листами и грамотами, заключёнными в деревянные рамки. Оттуда же на Баки глядели разные лица с множества фотографий: Стив и родители на восточном побережье, Стив с друзьями из Бруклина, затесавшийся среди людей беспородный щенок с рыжеватой шерстью, Стив с кусочком праздничного торта на свадьбе тёти, совсем маленький... Стив?
— Чёрт, — выдохнул Баки.
Он взял в руки фотографию худющего, низкорослого ребёнка, неохотно позирующего у входа в здание публичной начальной школы. Чертами угловатого лица он отдалённо напоминал Стива Роджерса, которого все знали в «Ист-Оринж Скул» как капитана футбольной команды — высокого, здорового, крепко сбитого спортсмена. Баки не верил собственным глазам.
— Удивительно, правда?
Стив уже вернулся. Он поставил полные стаканы на стол, подобрался к Баки и тоже посмотрел на старое изображение самого себя. Второй или третий класс, великоватая рубашка и застенчивое подобие полуулыбки. Стив не очень любил это фото, но обрадовался, что Баки обнаружил старый снимок сам. Незаметно и как-то естественно они оказались очень близко: грудью Стив едва ощутимо касался спины Баки. Теперь даже без зрительного контакта они оба почувствовали, как участился пульс.
— Не верится, что это и правда ты, — озвучил свои мысли Баки.
— В детстве я был очень болезненным и хилым, — объяснил Стив. — Я не выбывал из игр на физкультуре: я в них вообще не участвовал. Одноклассники-мальчишки вечно дразнили меня слабаком. Сейчас я не виню их за жестокость, но костлявому Стиву пришлось многое перетерпеть.
Пониженный тон ярко подтверждал, что далеко не каждый из окружения Стива знает об этих, возможно, самых сокровенных подробностях его жизни. Вполне вероятно, что никто, включая Сэма Уилсона, одного из лучших друзей капитана «Мстителей». Что-то подсказывало Баки, что лишь ему одному Стив добровольно позволил узнать то, что обязательно скрыл бы от других, заранее спрятав фотографии. Это льстило Баки, и вместе с тем тревожило его.
— Как ты справился с этим?
— Правильное питание, — смеясь, пожал плечами Стив. — Я много работал над собой: тренировки, закалка, сеансы у психолога. Я привёл это в систему, и... вот он я.
— А ты когда-нибудь жалел о том, кем был?
— Нет, — покачал головой Стив. — Раньше я думал по-другому. Я долго ненавидел себя за ничтожность, а теперь думаю, что именно болезнь сделала меня таким, какой я есть. Кажется, я упустил прелесть детских подвижных игр и позже наверстал её с лихвой. Пока я не мог заниматься, я вкладывал все силы в учёбу. Кто знает, кем бы я вырос, если бы не это испытание.
— Туповатым качком, возможно, — Баки вернул фотографию на место и повернулся к Стиву. Расстояние между ними чуть увеличилось, но восхитительный трепет интимной обстановки сохранился. — А я до девятого класса был задирой.
— Ты, наверное, шутишь? В старшей школе ты и мухи не обидел.
— Я шпынял мелочь почём зря, отбирал у бедолаг деньги на обеды и всё такое, — Баки выдержал тяжёлую и долгую паузу, прежде чем выдать себя предательской улыбкой: — Хорошо, что мы не учились в одной школе.
— Тебя хлебом не корми — только дай меня обмануть, — беззлобно пожаловался Стив.
— Не дуйся. На самом деле это меня постоянно травили.
— Ты хотя бы мог дать сдачи.
— Если бы мы были знакомы, я бы с удовольствием отдувался за нас обоих.
— Правда? — Стив приподнял брови.
— Правда, — серьёзно кивнул Баки. — Я бы сделал для тебя всё.
— Я бы сделал для тебя то же самое, — незамедлительно ответил Стив.
Молчание.
Вот оно. Щёлкнул переключатель, запустив необратимый процесс. Лопнула вечная мембрана дружбы, которой они объясняли крутые обороты чувств. Они только что... признались друг другу? Так легко? Неужели вершина горы, на которую они взбирались три года, находилась столь близко?
— Бак, мы...
— Я знаю, — Баки без разрешения обнял его, потянувшись вперёд и робко прильнув лицом к его твёрдому плечу. — Я всё знаю, Стив. Мы потеряли столько времени.
Обнимать Стива, находясь в его комнате, среди его вещей, вдыхать его запах, смешивая его со своим, — не это ли самое прекрасное, что можно совершить? Доверять Стиву. Любить Стива. Быть со Стивом. Кажется, звучит ещё прекраснее. Да, определённо. Лучше не бывает.
— Ну, — Стив положил здоровую руку поперёк его талии, — у нас ещё всё впереди. Правильно?
Ну разумеется. Теперь всё время — весь мир целиком и полностью — принадлежит им двоим.
— Знаешь, чего я боюсь в такие моменты? — спустя какое-то время спросил Баки.
— Поцелуя? — задумчиво предположил Стив, поглаживая его по спине. Они всё ещё обнимались.
— Урчания в животе.
Они смеялись так громко, что напугали миссис Роджерс, которая только что закончила чистить картофель.
— Это просто вы или локальное землетрясение? — крикнула она с кухни. — Мне стоит вызывать спасательную службу?
За ужином Баки болтал с Роджерсами, как со старыми друзьями-сверстниками. Картофельная запеканка с мясом действительно вышла изумительной. Впрочем, в тот вечер всё вокруг казалось Баки волшебным, тёплым и приветливым. Под столом его ступня шутливо боролась со ступнёй Стива, и они оба пребывали в отличном настроении. Это успокоило родителей, которые переживали за состояние сына, и тяжесть, которую они принесли из больницы, тут же испарилась, уступив место домашнему уюту.
— На грядущий день благодарения Джинни снова приведёт жениха своей дочери.
— Всевышний, дай нам сил, — пробубнил мистер Роджерс. — Этот сосунок опять будет расспрашивать меня про армию и ради тебя одной, Сара, мне сто миллионов раз придётся отказать себе в желании начистить ему морду... Как там его зовут? Джеффри? Джерри? Память у меня ни к чёрту...
Дни в Бруклине пролетели незаметно. Стив ни разу не жаловался на здоровье. Делал зарядку, которую рекомендовал доктор Хопкинс, и пользовался мазью, облегчающей боль при вывихах и растяжениях. Кажется, он и правда быстро пришёл в форму. Баки не нужно было большего, чтобы считать себя абсолютно счастливым. Разве что можно добавить к полному благополучию Стива пару взглядов и поцелуев украдкой, пока они одни в комнате или в переулке.
В остальном ничего не изменилось: они остались теми же Стивом и Баки, которые часто болтаются вместе вне зависимости от места, времени суток, погоды и других незначительных обстоятельств. Те же Стив и Баки, открывающие себя заново. Те же Стив и Баки, наконец-то оказавшиеся по одну сторону бесконечной стены навешиваемых ярлыков и ложных предубеждений.
— Мы устроили себе настоящий уик-энд, — рассудил Стив.
Утром они наблюдали за рассветом, зевая и передавая друг другу крепкий кофе на пожарной лестнице. На этот раз под руку попалась красная кружка с девизом «Мой муж всегда прав». Оба продрогли. Баки молча жалел, что, собирая вещи впопыхах, оставил сигареты в общежитии.
— У тебя хотя бы есть алиби, — сказал он. — А я теперь, типа, вне школьного закона.
— У тебя тоже есть алиби.
— Да ну?
— Скажу, что мне тебя прописали в качестве главного лекарства.
— Всё — яд, и всё — лекарство, а то и другое определяет доза. Так что осторожнее со своими медикаментами, Стив.
— Я уверен, что насчёт тебя Парацельс ошибся, — Стив мимолётно поцеловал его за ухом.
Окна многоэтажного дома напротив, отражая первые солнечные лучи, ярко вспыхивали жёлто-оранжевыми прямоугольниками.
В среду вечером, валяясь в кровати и ожидая, пока Стив выйдет из ванной, Баки заметил непрочитанное сообщение от Наташи Романофф. Он открыл диалог и закатил глаза.
От кого:
Нат
19:34
Уже переспали?
Печатая ответ, Баки улыбался.
Кому: Нат
21:23
отвали.
От кого:
Нат
21:25
Как грубо
Итак когда женатики вернутся домой?
Кому: Нат
21:25
как и планировали, завтра.
От кого:
Нат
21:25
Можешь держать меня в курсе ваших передвижений?
Мы хотим устроить кэпу сюрприз
Кому: Нат
21:26
конечно.
автобус выезжает из города в 4.
рассчитывайте на 5:30.
Кому: Нат
21:26
хэллоуин?
От кого:
Нат
21:27
В целом неплохо
Никто не умер
Паркер напился
Сэм окучивал Кэндис
Скотт впал в лёгкую депрессию
А Квилл и Гамора кажется женятся
Кому: Нат
21:27
на следующей неделе они оформят развод.
От кого:
Нат
21:28
Шутки шутками, а она реально надела кольцо
И там типа настоящий бриллиант, Барнс
Кому: Нат
21:28
уже завидую.
От кого:
Нат
21:29
Я сказала учителям что ты на время уехал домой
Они просили передать домашку
Кому: Нат
21:29
спасибо.
но к чёрту. не хочу ничего делать.
От кого:
Нат
21:29
Я так и думала
Ладно пошла доделывать английский
Но прежде ответь мне на один вопрос
Кому: Нат
21:29
какой?
От кого:
Нат
21:29
Вы уже переспали?
Кому: Нат
21:29
катись на хрен, подруга.
В четверг они со Стивом стояли на автобусной остановке, дожидаясь транспорта. На тротуарах мельтешили люди, вспугивая городских голубей. Мимо проносились машины, и водители сердито сигналили. Рабочая неделя подходила к концу. В Нью-Йорке постепенно зажигались фонари, а в прорези улицы между двумя кирпичными домами виднелась громадина Бруклинского моста: на протянутых стальных тросах горели сине-зелёные огни.
Баки не хотелось уезжать.
— Знаешь, я нашёл плюс в своём положении, — сказал Стив. На нём была синяя кепка с логотипом бейсбольной команды, за которую он болел.
— И какой же?
— Теперь мы наконец-то доделаем проект по истории.
— Даже не знаю, как выразить свою безграничную радость.
Стив наградил его тычком под рёбра.
Когда междугородний автобус тронулся, медленно покатившись в сторону школы, Баки, следуя инструкции Наташи, отослал ей сообщение, убрал телефон в карман куртки и положил голову на плечо Стива. Ненадолго воцарилось комфортное молчание.
— Ты в этом году остаёшься в школе на День благодарения?
Стив был в курсе отношений Баки с матерью. Он задал вопрос, на который и так знал ответ.
— Ага. Если честно, мне и не хочется уезжать. Когда общага пустеет, становится понятно, что там можно жить. День благодарения не для меня.
— Быть может, ты изменишь своё мнение, если проведёшь его с моей семьёй?
— Что? — Баки недоумённо посмотрел на Стива, сдвинув брови. — О чём ты?
— Я приглашаю тебя на ужин.
— Вау, — проговорил Баки. — Я даже не знаю. Я ведь... Твои, наверное, будут против.
— Если будут, то и мне там нечего делать.
— Да брось, Стив. Не надо так.
— Почему? Почему, Бак? Это ведь семейный праздник.
— Вот именно.
— Ты тоже моя семья.
Баки уставился на Стива, рассчитывая, на сколько процентов он приукрашивает. Так ничего и не решив, он спросил:
— И давно я пополнил ваши ряды?
— Давненько.
— Ладно, это было мило, — сдался Баки. — Спасибо. Я постараюсь.
— Здорово, — улыбнулся Стив.
По дороге в «Ист-Оринж Скул» они почти не говорили. Просто смотрели в окно, держась за руки, и думали о том, как им теперь легко. Если бы они заранее знали, что приобретут, настежь распахнув души, то признались бы уже давно.
На место прибыли ровно в пять тридцать. От остановки пришлось идти пешком, пересекая аллеи, обсаженные порыжевшими берёзами, но им было всё равно. Они наслаждались моментом осеннего вечера так, будто это было их первое официальное свидание.
В блоке «D» они расстались, условившись пересечься где-нибудь вечером. Хитро улыбаясь, Баки ушёл в свою комнату, придерживая сумку с вещами. Четыре минуты назад он отослал Наташе новое смс-сообщение.
Кому: Нат
18:10
он идёт. готовьтесь.
Стоило Стиву, разувшись, войти в комнату (которая, кстати, в его отсутствие сильно потеряла в опрятности), как на него со всех сторон набросились друзья из Совета и футбольной команды. Взорвались аплодисменты. Все кричали наперебой.
— Эй, чемпион, ну как ваше ничего?
— Роджерс, рад тебя видеть. Так уж и быть, пожму тебе руку. Будь другом, сними эту ужасную кепку.
— Стив, ты не представляешь, что было на прошлых выходных!..
— Чего прилипли? Вы хотите ему вторую руку сломать?
На стене висел прикреплённый скотчем кусок белого картона с огромной надписью: «С ВОЗВРАЩЕНИЕМ ДОМОЙ, ПОБЕДИТЕЛЬ!»
Пока они обнимали Стива, взъерошивали его волосы, смеялись и недвусмысленно шутили насчёт курортного романа, вдруг пришло простое, но очень важное осознание. Стив уехал из родного Бруклина и при этом ни на секунду не покидал дом.
Здесь, в комнате с нарисованным вручную плакатом и людьми, которые собрались вместе, чтобы радостно встретить его, тоже был его родной дом.
