The Avengers: Youth Hostel

Ник Фьюри ошибся. Да так, как не ошибался ни одного грёбаного раза в своей учительской жизни, состоящей из свистков, жёлтых карточек и тренировок. Да, он облажался по полной, и за его глупый промах расплатилась хренова куча людей: убитые, раненные, их любящие семьи, учителя, полицейские, СМИ, представители власти и ещё чёрт знает кто. Может быть, мэр. Или даже мистер Президент собственной персоной. Или тот мистер, который заправляет целой галактикой, если таковой, конечно, существует. ...детки в навороченных кроссовках... «Ист-Оринж Скул» содрогнулась из-за Ника Фьюри. Как и весь штат Нью-Йорк. Как и вся Америка. Именно из-за него всё и случилось. Бедняжка Ник и его сволочная ошибка. Уэйду Уилсону оставалось лишь надеяться, что одноглазый пират тоже умрёт и не будет мучиться от угрызений совести до конца своих дней. Глядишь, ещё сопьётся. ...вы лучше бегите... Когда случались неожиданные нелады с компьютером, игра, которую запустил Уэйд, всякий раз сворачивалась в одно маленькое окошко, и на экране монитора можно было прочитать: «ФАТАЛЬНАЯ ОШИБКА». Именно такую ошибку и совершил мистер Фьюри, а заключалась она в том, что он легкомысленно отнёсся к Уэйду с его идеями. Итак, леди и джентльмены, спешу представить вам Фатальную Ошибку Ника Фьюри: он поверил Уэйду и не позвонил его психиатру. Если бы его чёрные пальцы-сардельки в тот хэллоуинский вечер всё-таки набрали нужный номер на телефоне, всё могло бы сложиться иначе. Уэйд думает об этом, роясь в шкафу, который оккупировал после переезда Кейбла в соседний блок. Что ж, невелика потеря. Он с ней справится. Теперь у него есть Ванесса Карлайл — его Леди Смерть, — и, возможно, он её не убьёт. Большая любовь, большие жертвы и вся фигня. Уэйд старается не касаться вопроса по имени Питер Паркер. Ему бы не хотелось превращать жизнь малыша в кошмар. С другой стороны, как только он войдёт в столовую с этим (настоящим!) дробовиком, всё вокруг превратится в сущий кошмар. Ад наяву. Наконец-то эти детишки поймут, что ежедневно творится в его голове. Наконец-то он перенесёт эти невыносимые образы на холст реальности и продемонстрирует всей стране, что испытывает мисс Ремиссия, когда из короткого отпуска возвращается мисс Шизофрения. «Эй, тварь, это моё место! Подвинься, не то я сама тебя подвину». Сущий кошмар, да. ...он нашёл шестизарядное ружьё... ...в шкафу своего отца... У Уэйда нет отца, поэтому он нашёл своё ружьё на выставке в городе. Закон об оружии ужесточили, спору нет, но в каждом законе найдётся лазейка — легальная или не очень. У Уэйда обширные связи. Он много кого знает. Эти «много кто» тоже впоследствии горько пожалеют о таком знакомстве. Уэйд рассчитывал на громкие (оглушительные!) овации. Он их получит, не сомневайтесь. ...я так долго ждал... Чертовски, он бы сказал. Нереально долго. Вот вы знаете, так долго, словно вы сидите на уроке математического анализа, ничего не понимаете, и вас заставляют держать руку на раскалённой печке. Пять минут, говорят они, и ты свободен как птица. Можешь даже поехать в «Блэк Джек Пицца», мы оплатим тебе счёт. Вы, конечно, соглашаетесь. Ну а кто, скажите мне на милость, откажется от бесплатной пиццы? Вы, радуясь жизни, кладёте пятерню на печку и ждёте, обливаясь потом и слезами. И для вас эти пять минут (три сотни секунд, между прочим) превращаются в Вечность. А ещё Вечность — это ожидание заказа в «Бургер кинге» и сраные фильмы Тарантино, которые смотрел Кейбл. Так что можно с уверенностью сказать, что Уэйд ждал не одну грёбаную Вечность. Он копошится в шкафу и в конце концов залезает туда полностью. Уэйд обхватывает вспотевшими руками ствол дробовика и прикрывает дверцы изнутри. Оказавшись в кромешной тьме, он чувствует облегчение. И запах одеколона, который пролил на верхней полке три дня тому назад. Уэйд вдыхает глубже, обнимая ствол, как самого дорогого человека, который у него только есть. Никто не в курсе, кого Уэйд представляет. Маму? Питера? Ванессу? Домино? Нет смысла гадать. Он устало опускается на дно шкафа, садясь на кучу мятых вещей, и задницей чувствует твёрдую прямоугольную пачку дроби, которую раздобыл намного раньше, чем огнестрел, и спрятал в ворохе одежды. Никто сюда не полезет. Уэйд думает над природой. В смысле, не над природой вообще (грёбаные придурки засорили океаны нефтью!), а над природой своей болезни. Об этом он размышляет редко, поскольку результатов это, как правило, никаких не даёт. Ему не нравится думать над тем, что уже нельзя исправить и вылечить. А вот сейчас он не может остановиться. ...ты, должно быть, совсем сбрендил... Да! Точно! Конечно! Будьте уверены, Уэйд давно поехал крышей. Он не знает, где верх и низ, где хорошо и плохо, где свои и чужие, границы в его сознании размыты так, что почти не видны. И дрожат, как воздух над раскалённой печкой, и так же отвратно пахнут палёной плотью. Уэйд понятия не имеет, кто он такой. Он хочет проверить, что реально, а что — нет. Он думает так усердно, что засыпает, не помня, поставлен ли ствол на предохранитель. В глубине души он мечтает, чтобы на сцену вступил Всемогущий Случай. Чтобы он нажал на спусковой крючок достаточно сильно, когда чёрное-чёрное дуло (тут ведь всё равно ни хрена не видно!) находилось напротив его левого виска. Или где-нибудь во рту, между верхней и нижней челюстями, упираясь в нёбо. В общем, чтобы дробь сломала ему череп, сделав дырку нужного диаметра, из которой вытечет его страдающий мозг. Проснувшись наутро живым и здоровым, Уэйд решает, что умереть ещё успеет. Он выбирается из шкафа, хрустя костями. Разминает мышцы. Переодевается, всё ещё чувствуя боль в утомлённых конечностях. Она бодрит. Уэйд пьёт кофе в пустой кухне. На первый урок он не придёт. Если быть до конца честным, сегодня он не придёт ни на один урок. Уэйд забирает кружку с собой в комнату и долго пишет письмо, которое планирует положить в шкафчик Ванессы. Он у неё под номером 267. Красивое число. Уэйд мучается минут сорок. Вдохновения нет, мысли путаются, и он бросает исчёрканный лист под стол. Эти слова теперь ни к чему. Всё равно никто не поймёт. Он пакует сумку, накидывает сверху дешёвую кофту из «Кей-марта» и выходит на улицу. В кармане находятся сигареты. Последняя из пачки «Лаки Страйк» отдаёт чем-то вроде жжёного пластика вперемешку с плесенью, но Уэйд даже не морщится. Ему по барабану оставшийся привкус. У него в сумке заряженный дробовик, и этим всё сказано. Неожиданная удача, да. Теперь она циркулирует у него в крови. — Эй, детка, — говорит Уэйд дотлевающей сигарете, — у тебя волосы горят. Ха-ха. Он смеётся. Наверное, действительно двинулся. Эй, а кто бы на его месте остался нормальным? Уэйд бросает окурок на землю, не притаптывая, и быстрым шагом движется к школе. Он насвистывает что-то весёленькое. По пути ему встречаются знакомые. Он здоровается, машет рукой, улыбается. Не думает о том, останутся ли они в живых сегодня. Решит Всемогущий Случай. Он решает многое. Почти всё. Уэйд — лишь его орудие. В мужском туалете тусуется компания прогульщиков. Оставаясь незамеченным, Уэйд запирается в кабинке. Он стягивает с себя кофту, открывая вид на футболку, которую даже не стирал с того случая на Хэллоуине. Она забрызгана поблёкшей кровью из магазина приколов. Уэйд с улыбкой надеется, что устроит в школе свой магазин приколов. Только кровь будет самая настоящая. Он расстёгивает застёжку-молнию. Распихивает патроны по карманам штанов. Вставляет в каждое ухо жёлтые противошумные вкладыши. Предусмотрительно. Выжидает секунду-другую, вздыхает и достаёт оружие. Когда он передёргивает затвор помпового ружья, компания у окна начинает беспокоиться. Это ненадолго. Уэйд открывает дверь кабинки ногой и тут же стреляет в их сторону. Раздаются крики. Страх, боль и ужас — то, что терзает его почти всю жизнь, теперь коснётся и их. Пускай прочувствуют, каково это. Уэйд не знает тех, первых. Тем легче. Он выходит в коридор, начиная снова насвистывать. Кто-то идёт ему навстречу. Грёбаный кретин даже не останавливается и, должно быть, спрашивает, в чём дело. Уэйд не слышит. Он узнаёт знаменитого капитана футбольной команды по фигуре. «Зря ты сюда вышел», — успевает подумать Уэйд. Затем он целится. — Пиф-паф, капитан, — и стреляет. ...все эти детки в навороченных кроссовках... Уэйд рывком проснулся с таким звуком, будто вынырнул из воды. Он подскочил на месте и поднялся на кровати, едва не ударившись лбом о настенную полку с фотографией бабули. Осознание приходило отрывисто, какими-то несвязными кусками. Всё было нормально. Он лежал на верхнем ярусе. Снизу ворочался Кейбл. Ничего не случилось. Он никогда не стрелял в старшеклассников. У него не было ружья. Он всё придумал, а коварное подсознание, будь оно неладно, слепило дурной сон. — Господи, Кейбл, — сипло позвал Уэйд. В горле жутко пересохло. — Ну чего? — Спишь? — Уже нет, — заворчал Кейбл, — спасибо тебе большое. — Мне такая херня приснилась, ты бы знал, — Уэйд провёл руками по лицу. На них остались капельки пота. — Типа ты переехал в другую комнату. — Если продолжишь болтать, именно это я завтра и сделаю. — Окей, не дуйся, — Уэйд свесил ноги с кровати, собираясь спрыгнуть. — Пойду освежусь и пущу длинную золотистую струю. Тебе чего-нибудь захватить? — Адекватного соседа, — буркнул Кейбл, перевернулся на другой бок и замолчал.