Ошибки могут исправляться

      С громким гудком поезд прибыл на платформу Хогсмида, и через минуту на неё высыпали дети. Среди них можно было различить первокурсников и ребят постарше: первачки испуганно и удивлённо оглядывались, когда более старшие курсы, весело хохоча и дружески переругиваясь, смешанной толпой рассаживались по каретам, предпочитая компанию друзей, или, хотя бы, своих софакультетников. Одними из последних вышли Гарри и Гермиона, которые складывали обратно в сумки свои вещи и пытались посадить кота в переноску, чтобы домовым эльфам было удобнее переносить питомцев. Гарри решил сразу выпустить Буклю, чтобы та не дожидалась эльфов, которые отпустят её в совятню. Поэтому Гарри вышел с птицей на плече, и, оказавшись на воздухе, она ласково ухнула и улетела в башню.        — Гарри! Гермиона! — раздаётся на платформе голос Хагрида, и, дождавшись, пока они поприветствуют его, ещё раз позвал первокурсников.       Великан ещё минуту созывал первокурсников, а потом повёл их к лодкам. Проводив его взглядом, Поттер помог Гермионе забраться в карету, попахивающую соломой и навозом. Он посмотрел на чёрного фестрала. Совершенно белые, без зрачков, глаза как будто изучали Гарри. Ему было неловко от этого взгляда: крылатый конь, казалось, смотрел ему прямо в душу. Гарри вздохнул, прикрыл глаза, и, слегка оттолкнувшись ногой, забрался в карету. Захлопывая за собой дверь, он замечает, что в оставшуюся карету забирается Ремус Люпин. У Поттера перехватило дыхание. Он вспомнил лежащее в Большом зале тело оборотня. Вспомнил Тонкс. И Тедди, своего магического крестника, крещение которого прошло по настоянию Андромеды. Женщина, как вспомнил Гарри, всё же соблюдала некоторые традиции своей семьи. Это, как казалось Гарри, имело свои результаты: постоянно меняющаяся внешность мальчика стала меняться реже, только при ощущении сильных эмоций.       Гарри сел напротив Гермионы и посмотрел в окно: дорога была ухабистой, неровной. Карету слегка трясло. Гарри посмотрел на грустную Гермиону, которая с особым унынием смотрела на дорогу.        — Гермиона, что случилось? — спросил Гарри, заметив пару слезинок, собравшихся в уголках глаз подруги.        — Ничего, Гарри, — ответила она, незаметно утирая слезинки. — Просто в глаз что-то попало.        — Гермиона… — произносит он уверенно, и девушка смотрит на него.       Она видит в его глазах уверенность, готовность выслушать и поддержать, и что-то непонятное, скрытое глубоко внутри… Девушка колеблется: рассказывать о своих переживаниях или нет. Но всё же, Гермионе очень хотелось поделиться своими переживаниями. Она понимала, что друг не рассмеётся ей в лицо, не скажет, что её проблемы и переживания — пустяки.        — Гарри, — сглатывая ком в горле, произносит девушка. — Я… Я думала, что мы будем неразлучны всегда. Ведь тот случай на первом курсе сплотил нас, но… Но иногда мне кажется, что Рон — эгоистичный засранец, который всегда ищет выгоду. От меня он получает помощь с домашними заданиями, а иногда и просто бездумно списывает… От тебя же он получает славу, её кусочек. На каникулах я хотела остаться в Дырявом котле, чтобы не ехать из Йоркшира. Но я подслушала разговор Рона с матерью. Знаешь, что он говорил, Гарри? «Гарри наверняка где-то прячется. Зачем о нём беспокоиться? Он же вечно ищет славы». Мать же говорила, что жаль, что тебе не удастся подливать зелья. Я не знаю, правда ли это… Вдруг, мне послышалось… Я боялась, что твою почту проверяют и поэтому не писала об этом. Но будь осторожен, Гарри.       Она смотрит в пол, ожидая вердикта друга. Она ожидает всего, боится, что Гарри назовёт её предательницей, раз не сообщила сразу. Она вздрагивает, когда Гарри к ней подсаживается и крепко обнимает.        — Глупенькая, — улыбаясь, говорит он. — Давай поступим так: на ближайших выходных в Хогсмиде ты всё узнаешь, обещаю. Только потерпи немного, и ты поймёшь, что поступила правильно.       Гермиона удивлённо выдыхает и снова чуть не начинает плакать. У Гарри возникает желание самому нежно стереть слёзы с красивого лица любимой, но сдерживает себя. Гермиона может оттолкнуть его, а этого Гарри не хотелось.        — Ты самый лучший друг, о котором можно мечтать, — вздыхает Гермиона, смахивая слёзы. — Гарри, смотри, ворота приближаются!       Гарри перевёл взгляд на окно. Карета подходила к великолепным воротам, по сторонам от которых высились колонны, увенчанные крылатыми кабанами. Он и Гермиона высунулись в окно, чтобы получше увидеть приближающиеся башенки и башни. Карета, покачнувшись, остановилась. Ребята вылезли из кареты и пошли по ступенькам к массивным дверям замка.        — Поттер, а Поттер! — окрикнули Гарри.       Тот оглянулся и увидел Малфоя, который, прищурив глаза и приняв высокомерный вид, смотрел прямо на него.        — Чего тебе? — закатив глаза, отвечает Гарри.        — А правда, Поттер, что ты сбежал от своих маглов, потому что злого дядечку-пожирателя испугался?        — Малфой, а правда, что вместо мозгов у тебя флоббер-черви?        Малфой не ожидал такого, думал, что вечный противник наорёт, но чтобы так…        — И кстати, Малфой, газеты хоть иногда читать надо. Там же пишут, что мы с крёстным прогулялись по Косому переулку и стараемся нагнать годы разлуки. Ведь мне не хватало любви из-за семьи тиранов-маглов, использующих ребёнка, как домового эльфа.       Не дав придумать Малфою колкий ответ, Гарри и Гермиона поспешили в зал, но были остановлены деканом.       — Поттер, Грейнджер, сразу после пира в мой кабинет. Ясно?!       Гарри и Гермиона переглянулись, не понимая, зачем они понадобились своему декану. Ребята зашли в зал и сели на свои места. Шляпа пропела песню, распределила ребят по факультетам. Большинство новичков факультета гриффиндор так и таращились на Гарри. Поттер вздохнул. Опять началось. Директор встал со своего «трона», и разговоры стихли.       — Приветствую всех! — сказал директор школы. — Приветствую и поздравляю с началом нового учебного года в Школе чародейства и волшебства «Хогвартс»! Мне надо многое вам сказать. Счастлив представить двух наших новых преподавателей. Во-первых, профессор Люпин, который любезно согласился занять должность преподавателя защиты от тёмных искусств. — Послышались редкие хлопки, известие было принято без особого энтузиазма. Гарри заметил, что он один более-менее активно хлопает. Но для директора это не должно выглядеть подозрительным: по его логике Сириус обязательно рассказывал о своих друзьях. И правда, Сириус рассказывал о школьных годах, о шалостях… Ремус выглядел особенно жалко среди преподавателей, одетых в свои лучшие мантии.        Гарри посмотрел на Снегга. Тот смотрел через весь стол на профессора Люпина. Все знали, что Снегг давно мечтал о должности, которую занял Люпин, но даже Гарри, ненавидевший Снегга, был поражён тем, как исказилось его худое, землистого цвета лицо. В нём читались не зависть или гнев, оно выражало сильнейшее отвращение. Гарри хорошо знал это его выражение. Оно появлялось в лице Снегга всякий раз, как он смотрел на Гарри, и понимал, что ему было неприятно видеть копию своего школьного врага.        — Что касается второго назначения, — заговорил Дамблдор после того, как стихли жидкие аплодисменты, — должен, к сожалению, напомнить, что профессор Кеттлберн, наш специалист по уходу за магическими существами, в конце прошлого семестра подал прошение об отставке, чтобы провести больше времени с оставшимися у него руками и ногами. Так вот, с большим удовольствием сообщаю вам, что его должность согласился принять сам Рубеус Хагрид. Он будет совмещать работу лесничего с преподаванием. Гермиона не поверила своим ушам. И тут же присоединилась к буре аплодисментов вместе с Гарри, которые были особенно сильны за столом гриффиндорцев. Гарри подался вперёд, чтобы лучше видеть Хагрида. Лесничий был красный как свекла, глядел, опустив глаза, на свои огромные ручищи, а в его чёрной всклокоченной бороде играла широкая довольная улыбка.       — Как же это мы не догадались! — ударил кулаком по столу Рон, сидящий в метре от них. — Кто ещё мог рекомендовать нам эту кусачую книгу?        Дамблдор заговорил опять, и друзья увидели, что Хагрид вытирает глаза скатертью.       — Ну вот, кажется, и всё, — заключил Дамблдор. — Во всяком случае, самое главное. А теперь будем праздновать!       Золотые тарелки и кубки наполнились едой и питьём. Гарри почувствовал, что умирает от голода, и положил себе на тарелку всё, до чего мог дотянуться. Пир был хоть куда! Зал наполнился смехом, разговорами, звоном ножей и вилок. Он не мог дождаться момента, когда встретится с МакГонаггал. Он буквально умирал от любопытства, зачем он понадобился декану. Наконец последние куски тыквенного пирога исчезли с золотых блюд, и Дамблдор намекнул всем, что пора идти спать.       Они подошли к столу, ещё раз поздравили Хагрида. МакГонаггал кивнула ребятам и те пошли за ней. Зайдя в кабинет, Гарри заметил, что за столом сидит Дамблдор, хитро улыбаясь и смотря на вошедших.        — Гарри, мальчик мой, как дела? — спрашивает он, и Гарри понимает, что эта ночь будет долгой.       Гарри улыбается, и, не смотря в глаза директору, произносит:        — Здравствуйте, профессор Дамблдор.        — Профессор МакГонаггал, мне пока нужно поговорить только с Гарри, Гермиона может идти в гостиную своего факультета.       Гарри напрягается, понимая, что директор будет его пытать достаточно долго. Гарри собрал все свои внутренние силы, чтобы не завыть волком. Ох, не отстанет он от Гарри с нравоучениями. Будет говорить, что беспокоились все о нём, что Сириус мог оказаться настоящим преступником и тому подобное…        — Мальчик мой, я разочарован, — Дамблдор качает головой. — Было глупо сбегать из дома тётушки, зная, что на свободе разгуливает опасный преступник!        — Откуда, профессор, я мог знать, что Сириус Блэк — маг? — возражает Гарри. — Я знал о нём только из новостей. И вероятность того, что он мог оказаться на Тисовой улице слишком мала. Ведь никто из магов, кроме Вас, Хагрида и моих друзей не знает моего адреса.        — Да, Гарри. Но тот дом был под магической защитой, и было опрометчиво покидать этот дом. — Говорит старый паук, стараясь поймать взгляд студента.        — Но, профессор, — говорит Гарри, стараясь выглядеть как можно виноватым и грустным, — мой дядя был готов сломать мою палочку и запереть в чулане до конца жизни.        — Ну что ты, Гарри, — говорит директор, придвигая ученику чашечку чая. — Не думаю, что они бы решились на что-то серьёзное.        Гарри понимает, что директор идёт на крайние меры. Возможно, он подлил в чай зелье болтливости, а может и что-то другое. Гарри только делает вид, что отпивает из чашки, но на самом деле он даже не разомкнул губ.        — Я был не прав, профессор, — для виду сдаётся Гарри. Ему не хочется слушать трёхчасовую лекцию и промывание мозгов.       Гарри замечает, как директор улыбается. И ему это не нравится. Что же он подлил? Неужели сыворотку правды? Гарри даже похолодел.        — А как дела у Сириуса?        — Он очень занят в последнее время, — Гарри делает вид, что пьёт чай. — Сами понимаете, дом долго пустовал, да и с деньгами разобраться стоит. — Гарри старался выдать как можно бесполезную информацию, но понимал, что что-нибудь важное стоит тоже рассказать, только безопасное для них с Сириусом. — Вот он планирует восстановить дом в Годриковой впадине. Надеюсь, мы будем жить в нём, а не в доме Блэков.       Глаза Дамблдора сверкают. Он улыбается и кивает:        — Хорошо, Гарри, можешь идти. Завтра уроки будут сложными, и тебе надо отдохнуть.       Гарри кивает и старается спокойно, а не поспешно, выйти из кабинета. И только отойдя от кабинета МакКошки, он бежит со всей прытью в гриффиндорскую башню.