Враг коленопреклоненный

Спуск и подъем в Высоком городе привычно занимали бесконечно много времени. Казалось бы, те же десять верст растянуть на поверхности — и на проворном ящере преодолеть их дело одного часа. Те же десять с лишним верст с седьмого до первого круга могли занять день — зависело от количества уже находящихся в шахте капсул, мастерства рулевого, от поведения самих кругов и небеса знают чего еще. Это был утомительный процесс, но все-таки считавшийся более приятным, чем, например, перелеты на ящерах — вполне распространенная практика, требовавшая, однако, превосходного здоровья, значительного мастерства в обращении с ящерами и очень близкого знакомства с избранными направлениями магискусства; были дирижабли, но они считались не самым практичным средством — дольше, утомительнее, требует значительной подготовки самого аппарата, хороши больше для бесконечного планирования на одной или мало отличавшихся высотах, чем для уверенного спуска, и тем более они не подходили для быстрого подъема. Так что у Талуина Уно были несколько часов, прежде чем капсула прибудет на первый круг, и он решил использовать их с предельной пользой — поспать, благо и капсула, отданная ему в распоряжение, была обустроена подходящим образом. Едва ли можно было сказать, что Уно не любил спуски и подъемы в шахте — слишком сильные слова, чтобы точно определить те чувства, которые он переживал, находясь внутри нее, в помещении с очень скупыми размерами. Для него, жившего в Высоком городе с самого рождения, не было ничего привычней комнат без окон, зданий, уходивших на несколько этажей под землю, не только возвышавшихся над ней, и путешествий не только вперед-назад и вправо-влево, но и вверх-вниз. Но, несмотря на эти его привычки, к центральной шахте Уно так и не привык. Что-то чрезмерное было в многократной защите от внешнего мира: посты охраны на подходе к ней, внешний и внутренний слои, и напоследок сама капсула, вовне оснащенная многочисленными механизмами предотвращения столкновений, делавшими ее похожей на хорошо пожившую и обросщую полипами, рыбками и рачками, водорослями и прочей дрянью черепаху. Впрочем, это приносило плоды: на памяти Уно в шахте случилось только два несчастных случая, и те обошлись без неприятных последствий. Кроме того, солдаты знали свою работу, а еще невыразительные шевроны на форменной прокурорской куртке подстегивали их стараться многократно. Мантия лежала рядом с широкой и мягкой лавкой, на которой лежал Уно, капсула двигалась с едва уловимым гулом и умиротворяюще вибрировала. Его глаза были закрыты, и он прислушивался к тому, что происходило снаружи, к мерному гудению самой капсулы, и в который раз восстанавливал ту матрицу, которую они разрушили несколько часов назад. Можно было предполагать что угодно, но самые безумные объяснения не казались правдоподобными, если учитывать все те блоки, существование которых было установлено с убедительной достоверностью. Уно осторожно допускал, какие из них могли неким непонятным образом отвечать за невидимость матрицы и творимых в ней деяний: при определенной ловкости можно сформировать вполне надежный защитный слой, который отражает не столько то, что снаружи, сколько заклинания внутри. И одновременно такая тактика была глупым решением, потому что изоляция от внешних сил значила, что матрица не подпитывается вообще никак, и даже управляющие действия извне с привлечением привычных ритуалов невозможны. Или — он что-то читает не так? И тогда насколько мощны должны быть эти изолирующие заклинания, чтобы истощение жертвы все-таки не было замечено снаружи? Потом уже, по завершении, после того, как здания оставлялись (а предварительно старательно очищались, предполагал он) на месте проведения этого странного ритуала воцарялась странная, зловещая тишина, которой люди неподготовленные подсознательно старались избегать изо всех сил. Жуткая и зловещая тишина, словно пасть бездны растворилась перед случайным свидетелем, и не спасало даже мощнейшее защитное снаряжение инквизиторов. Мысли Уно возвращались к той странной мысли, пришедшей скорее случайно, нелепой на первый взгляд, но подтверждаемой некими косвенными знаками, и их он мог разглядеть в остатках матрицы с огромным трудом. Помимо изменения состояния, матрица должна была выполнять и некие перемещения энергии, по крайней мере, нечто подобное Уно видел на семинарах по тайным боевым техникам. Значительно осложняло дело это далекое подобие: сама логика отдельных узлов относительно похожа, но если исходить из доступных знаний, это не могло действовать привычным, ожидаемым или знакомым образом — это вообще не должно было сработать. Наверное, ближе всего к истине гипотеза, что если приблизительно знать, как достичь определенного результата, задействовать много магов-конструкторов и воспользоваться мощным источником энергии, то глядишь, чего и выйдет. Чтобы в кратчайшее время пройти пропускные посты, Уно воспользовался старинным средством: решительностью, граничащей с наглостью. В обычное время он старался этого не делать, предпочитал быть вежливым, не желая усугублять нехорошую славу, ходившую об инквизиции, еще и собственными выходками, но — то обычно. Странным образом он чувствовал в последнее время, что чем дольше они ковыряются в этом деле, тем более вязким и опасным становится их путь, тем сложнее им будет противостоять неведомому противнику. В том, что за всеми происшествиями стоят много людей, но один, в крайнем случае несколько вожаков, сомнений не оставалось. Очевидны были возможности неизвестной группы, способности к достаточно сложному планированию и некая одержимость в том, как быстро ее члены способны были провести ритуал, а самое главное — положить в центр матрицы человека, достоверно зная, что с ним станет. Она, даже в модельном варианте, минимально насыщенная и лишенная большинства самых сложных цепей, способна была причинить значительный урон, а будучи напитанной энергией от человеческой жертвы — будучи подготовленной к этому и рассчитанной на эту жертву, разрушала с невиданной эффективностью. Не особенно безответственно было предположить, что значительная часть участвовавших в последнем ритуале принимала участие в предыдущих, и это тем более усугубляет их вину и ответственность; это же ведет к тому, что намерения группы становятся все более сильными, вожаки все более настойчивыми, и следующие преступления могут оказаться куда более опасными. Уно, к сожалению, не сомневался, что они будут совершены. Это ощущение подстегивало его — сначала на последнее место, затем еще ниже, затем — снова наверх, чтобы попытаться выстроить и соподчинить полученные сведения и пересмотреть уже имевшиеся, надеясь, что глаз ухватится еще за что-то, незамеченное ранее. Среди охранников нашелся, впрочем, особенно настойчивый, потребовавший гривну для более внимательного изучения. Уно навис над ним и зловеще ухмыльнулся, суя ее под нос чрезмерно ретивому служке, и ощутил что-то вроде удовлетворения, когда тот, дыша поверхностно и частно, бледный, с испариной на лбу и с подрагивающими руками, все же тщательно проверил подтверждающие символы. — С чем связана подобная настойчивость? — кротко спросил Уно, пряча гривну и внимательно глядя поочередно на него и других охранников на этом посту. — Есть ли какие-то основания сомневаться в подлинности моей гривны? Есть ли основания подозревать, что некто пытается проникнуть в Высокий город, используя поддельные гривны? Или вам просто нечем заняться на этом посту? Так может, отправитесь добровольцами в таррийские горные форты? — На первом кругу совершаются преступления, могущие привести к различным последствиям для Высокого города, мессир инквизитор. — Голос охранника звучал сдавленно, но присутствия духа доставало, чтобы говорить без запинок. Мы делаем все возможное, чтобы безопасности простых жителей не угрожало ничего. — Что именно позволяет тебе думать, что сейчас ей угрожает нечто особенное? — Уно мягко улыбался, глядя на других охранников. — Новый император, — выдавил охранник, неожиданно вспыхивая бордовым, печеночным румянцем. — Что?! — глухо спросил Уно, готовясь отдавать распоряжение солдатам, сопровождавшим его, об аресте нечестивца. — Да будут небеса благосклонны к нашему владыке, мессир, — голос охранника задрожал, и из носа потекла слизь. — Магия особенно нестабильна сейчас, этим пытаются воспользоваться все, кому не лень, а если у них есть возможности к колдовству, то… Уно поднял руку, приказывая ему замолчать. — Были попытки? — спросил он, шевеля пальцами левой руки, спрятанной в рукаве мантии: он пытался дотянуться до нитей силы, чтобы проверить, каким даром обладает несчастный перед ним. Тот только пожал плечами, неожиданно обессилев. Охранники переглянулись, один, мужчина средних лет, осторожно откашлялся: — Подозрительно часто, мессир инквизитор. Не далее как утром мы доставили в участок двух оранейцев, они намеревались продавать их как защитные, но не очень похоже. Их гильдейские гривны были поддельными, хотя акценты настоящими. Уно помолчал немного, прислушиваясь к тому, как вибрируют нити. — Полиция, прокуратура, инквизиция? Пытался кто-то выдать себя за них? И снова ответил мужчина: — Четверо уверяли, что сержанты пехоты. — Тоже из оранейских княжеств? Тот покачал головой: — Молчат. Я бы поставил на гойтерские. Говорят так… Особенно. — Он обвел рукой по воздуху вокруг рта, но слов для объяснения подобрать не смог. — Ими занимаются? — уточнил Уно. После кивка не без насмешки спросил: — И у тех, кто ими занимается, гривны не поддельные? Ответом ему стали с трудом сдерживаемая усмешка и неторопливое: «Никак нет». Уно поднял за подбородок голову самоотверженного охранника и внимательно изучил его. — Ты можешь видеть на них немного больше, так? — Охранник судорожно затряс головой вместо кивка, Уно продолжил: — Это хорошо. Следи внимательно. Если что-то заметишь — сообщай. Если даже будешь сомневаться, что заметил больше — сообщай. Только когда я вернусь, не задерживай меня особенно, а лучше обрати внимание на действительно подозрительных людей. Охранники отвели глаза, сдерживая улыбки; Уно размашисто зашагал к рикшам. Всю дорогу до полицейского участка он обдумывал неожиданную даже для них ретивость охранников и прикидывал, стоит ли довериться их соображениям и поглядеть в сторону гойтерских земель — или оставить это гончим из тайной полиции. Если пораскинуть мозгами, так ничего нет особенного в том, что в Вальдоране вообще, а особенно в Высоком городе появились бесчисленные шпионы: весть о смерти Ариана успела достичь не только соседних земель, но и лежавших за ними, пока в течение недели его тело готовилось к сожжению, а сын к коронации, у других сторон было предостаточно времени, чтобы в вальдорские земли пробрались их шпионы. Первые месяцы, а то и годы правления нового императора совершенно однозначно будут полны сумятицы — всегда такое имело место, а сейчас особенно: только что коронованный император совсем юн, Уно не смог вспомнить другого такого случая, и даже сравнительно молодые Вальдоры, на чьи головы возлагались коронационные короны, все же достигли хотя бы двадцати пяти лет. Вполне ожидаемо этим пытались воспользоваться самые разные проходимцы и люди более честные, но не менее предприимчивые; вполне предсказуемо также цвели буйным цветом самые разные ереси. Людей, вопивших о последних днях Вальдорана, о небесах, которые вот-вот обрушат на землю свой гнев, о том, что грядут черные времена, хватало, работы в прокуратуре и, очевидно, полиции хватало. Небезрассудно было предположить, что, привлеченные самыми разными слухами и невероятными представлениями, в Высокий город пытались прорваться и обычные люди из иных стран, уставшие от нищеты, пытающиеся найти лучшую жизнь и по простоте своей считавшие, что уж в самом главном городе Вальдорана им не может не повезти. В полицейском участке Уно встретили беспокойным молчанием и подозрительными, но при этом любопытными взглядами. Он самую малость рассказал о том, насколько сложна оказалась матрица, что случай, с которым они столкнулись на своем кругу, похож и непохож на другие, и что им следует быть особенно внимательными к чужакам. Уно почти не удивился, когда дознаватели признались ему, что в списках пропавших без вести они подобрали пару женщин, вроде бы подходивших под описание, но одна после ссоры предположительно отправилась проведать родственников на горизонт, и за местом, где она проживает, наблюдают, а соседей обязали немедленно сообщить, если она объявится, а вторая сбежала на пятый круг, желая попытать счастья в театре. С других кругов поступают сведения о пропавших без вести, но все лица в этих списках либо пропали слишком давно, либо недавно. Время, в которое могло совершаться преступление, тоже уточнялось, но в любом случае получался срок в один-два месяца. — Хотя ее могли убить за считанные минуты, — предположил один из дознавателей. — Напротив, — негромко возразил Уно. На него тут же устремились несколько недоумевающих взглядов. — Могли. Сама матрица вполне допускает и такое применение. Но длилось все это скорее всего несколько часов. Возможно, дней. — Но маяки… — начал было один. — Скорее всего, сработали, когда матрица была почти деактивирована. — Уно покивал головой, рассеянно оглядывая помещение. — У нас есть некоторые предположения, отчего именно. Но я все же хотел бы взглянуть на защитные системы. Здесь и в городе. Ни маяки в участке, ни городские не показались Уно подозрительными. Обычные, как и по всему Вальдорану; в соседних странах использовались схожие принципы. Маяки были соединены и настроены таким образом, что определяли, творится ли на территории, которую они охватывали, некое колдовство, считаемое запрещенным. Точные условия их срабатывания, равно как материал носителей и заклинания, их составлявшие, были тайной, маяки не реагировали на некоторые пограничные заклинания — то есть нейтральные по сути, но чья модальность определялась в соответствии с намерениями исполнявшего их, — и, ожидаемо, иногда реагировали на вполне допустимую магию, потому что она походила на запретную. Уно видел подобные маяки и в других селениях рядом с местами преступления, где-то они были постарше, где-то совсем свежими, и везде по совершенно непонятной причине они срабатывали либо уже после завершения ритуала, либо не срабатывали вообще, а труп удавалось обнаруживать только по случайности. Затем он в сопровождении тех же дознавателей отправился к дому, где обнаружили труп. Уно обошел его, пытаясь представить, как и когда именно сюда собирались люди. Наверняка уже стало известно о смерти Ариана, Вальдоран смотрел, затаив дыхание, вверх, на высший круг, на Высокий дворец, люди говорили шепотом, боясь делиться страхом за будущее, а еще более — боясь, что к нему добавится чужой. Отличные условия для неизвестной группы. К дому, стоявшему особняком, можно было подойти, не особенно привлекая внимания. Повозки с мебелью или чем-то похожим наверняка замечали, но едва ли воспринимали как нечто заслуживающее доверия; появление хозяев, какой-нибудь праздник, на который созвали бы соседей из всего квартала — запросто, а этими бытовыми хлопотами были наполнены все домохозяйства. Сигнальные маяки в квартале тоже ничем не выделялись, реагировали на проверочные заклинания Уно, как и следовало. И сам дом стоял нетронутым, со всеми наложенными на входы и выходы полицейскими печатями. Эти были, к неожиданному веселью Уно, полностью лишены магии, обычные сургучные штампы поверх навесных замков. Сержант сковырнул сургуч, открыл замок и открыл дверь. Рука его при этом подрагивала. Уно милостиво разрешил полицейским остаться снаружи. Сам же он решил обойти дом, хотя отчеты полицейских были очень дотошными и хорошо сделанными, а Уно немало перечитал отчетов — иные были составлены настолько ужасно и полны банальных ошибок, что по прочтении у него возникал единственный вопрос: как этого тупицу допустили к присяге. Впрочем, и во въедливости и точности полиции ничего особенного не было: Высокий город особенно тщательно следил за теми, кто его охраняет. Сотрудничество с ними приносило поэтому определенное удовлетворение. Уно все-таки прошелся по дому, пытаясь определить, кто именно бывал в нем, чем занимался, имели ли эти занятия связь с происходившим в подвале. Даже это проверила полиция: удалось установить с достаточной степенью надежности несколько квалификационных признаков людей — это значило, что в зависимости от количества этих признаков и, возможно, наличия нескольких мест преступления, в которых определялись эти же признаки, можно подтвердить, мог ли конкретный человек присутствовать в этом месте. Эта вероятность далеко отстояла от совершенной уверенности, но в качестве подкрепления использовалась успешно. Уно не питал особенных восторгов по этому поводу: это вполне мог быть поверенный хозяев, время от времени проверявший, все ли в порядке с жилищем, и никак не связанный с преступниками. Либо это могли быть случайные знакомые хозяев, точно знавшие, что те находятся, к примеру, в дирижабельном отпуске над северными морями и не объявятся в Высоком городе еще две недели. Тем не менее, копию он потребовал отправить ему, пусть при первичном знакомстве не увидел ничего, связывавшего бы этот случай с другими. Уно пытался представить, как все происходило. Жертву доставили в одном из фургонов с мебелью? Но последнее оживление подобного рода имело место четыре месяца назад, сложно было допустить, что все это время ее держали в подвале. Либо она была одурманена настолько, что не предпринимала никаких попыток сбежать, вообще не соображала, что с ней происходит. Это казалось Уно маловероятным: какие бы цели ни ставили перед собой преступники, логика матрицы указывала, что предпочтительней была жертва, находящаяся в относительно здравом рассудке: одно дело строить мельницу на едва текущем ручейке и другое — на бурном горном. Медленно спускаясь в подвал, Уно припоминал, есть ли в гойтерских землях некие странные секты, способные на подобные действа, и ничего похожего не приходило на ум. Из иных отделов доходили слухи о тайных практиках, которые придумывают в одной из младших семей танигийского короля — дальние родственники вдовствующей императрицы, иными словами; но точно также в каждом из иных государств существовали подобные группы, в этом не было ничего удивительного, необходимость в изучении и — до определенной степени — развитии запретных практик существовала как в связи с оборонительными возможностями государства, так и для атак. С другой стороны, предположить, что тайные отряды проникают не куда-нибудь, а в Высокий город, чтобы в заброшенном доме, но в опасной близости от плотно заселенных кварталов провести очень сложный ритуал, сама подготовка к которому занимала не один день, — по крайней мере безответственно. Возможно, некто имевший доступ к разработкам таких отрядов мог сбежать в Вальдоран подальше от наказания, а на его территории собрал вокруг себя группу поклонников, придумал некие высокие цели, чтобы таким образом обосновать необходимость этих ритуалов. Правда, Эль категорически утверждала, что в схеме матрицы не существовало ничего такого, что бы хотя бы с оговорками указывало на танигийские или гойтерские школы. Насчет последнего Уно был согласен: колдовство в Гойтеране носило ряд харакерных особенностей, позволявших при самом беглом изучении установить происхождение. Тамошние колдуны приписывали огромное значение материальному носителю, составляли объемные труды, в красках живописуя, как важно вплетать линии силы в высококачественную материю, ни в коем случае не довольствоваться быстро ветшающими и ненадежными тканями, избегать поляризованныых веществ — кожи, даже бумаги, потому что в них могла сохраниться жизненная энергия изначального существа и нарушить чистоту колдовской цепи. Так как на месте преступлений — этого и предыдущих — ничего металлического или изготовленного из самоцветов обнаружено не было, их можно не принимать в расчет. От гойтерцев не дождешься матриц, созданных только на основании видимых и почти не материальных линий, узлов или плоскостей. Перед дверью в подвал и перед еще одной лентой, прикрепленной к косяку полицейским сургучом, Уно долго стоял в раздумьях. Удивительным образом вне этого дома он не особенно задумывался о том, как вела себя жертва. Особенно как она вела себя до того, как оказалась в этом доме. Но стоя перед дверью, он вполне отчетливо представлял себе людей, медленно и с осознанием значимости собственных действий достраивавших последние блоки, сверявшихся с расчетами, тихо, а то и беззвучно переговаривавшихся. Некто, управлявший всем этим, мог лично следить за последними приготовлениями. Точно так же он мог приветствовать жертву искренней улыбкой, задать какой-то вопрос, например, о самочувствии. Подать ей руку, ввести в подвал. Уно перевернул защитную монету на груди, передернул плечами, ощутив, как на коже активируется защитное поле, и ступил внутрь. Без людей подвал казался совсем небольшим. Уно зажег четыре факела на стенах и при помощи колдовских формул чуть изменил цвет их пламени, чтобы в нем видны были линии матрицы. Немного постояв, привыкая к помещению и освещению, он начал медленно обходить комнату, представляя, как неизвестный пока им руководитель вовлекает женщину в разговор и ведет к матрице. Она должна была обладать даром, иметь склонность к колдовству, пусть самую слабую, в этом сомнений не было, возможно, ее могли привлечь, обещая усилить его, развить и разнообразить; или она просто была тщеславна и увлеклась похвалами уже существовавшему дару. Внутрь матрицы он опасался входить, вообще старался держаться подальше, неуверенный, полностью ли она деактивирована или сможет снова заработать просто от присутствия живого человека. Он остановился на месте, которое занял бы, если бы возглавлял это странное действо. По левую сторону от двери, ближе к глухой стене. Помещение отлично просматривается, видные все ключевые узлы, и в той схеме завершенной матрицы, которую он с напарниками сделали, все равно некоторые моменты указывали, с какой именно стороны ее развитием управляли. Если наложить заклинания на факелы, можно добиться такого пламени, в котором не видны линии подготовленной матрицы. Достаточно позвать женщину, спросить, что она думает о заклинании в изножии пентаграммы, и она может посмотреть туда, сделать шаг, еще один; какой-нибудь беспечный вопрос мог побудить ее войти ближе в центр, и хватит одного движения рукой, чтобы запустить матрицу. Женщина в считанные мгновения оказывается частью матрицы и вырваться из нее уже не может. Уно прошел в изножие схемы, припоминая, как именно лежал труп. Не на спине с вытянутыми ногами и руками, как мертвецы на погребальном костре, а словно в движении, словно она пыталась ворочаться. Или просто опускалась на пол, подвластная распоряжениям руководителя, но все же сохранявшая собственное сознание. В подвале должны были присутствовать другие люди, одному справиться со столь сложной архитектурой невозможно в принципе; Уно мог представить себя на месте преступника, они могли отлично справиться с Эль и Альде; следовало учитывать образование и опыт каждого из них троих, талант, связанный не только с магической одаренностью, но и с иными немагическими, теоретическими науками, участие в самых разных мероприятиях инквизиции, работу в группе и самостоятельно, руководство отдельными предприятиями — они втроем вполне могли справиться и с этой задачей. Едва ли этот человек обладал такими преимуществами. Он мог положиться на сообщников, но сомнительно, что их опыт мог сравняться с Уно или другими. А говорить в такой ситуации опасно: управление матрицей требует полной концентрации, отвлекаться на любые помехи чревато неприятными неожиданностями, и изменения этого плана могут повлечь за собой изменения самой матрицы. То есть преступник должен был контролировать всю матрицу. Или составить ее таким образом, чтобы она сама развивалась и вела его к цели, которую Уно не мог распознать. Сделав несколько шагов назад и прислонившись к стене, Уно попытался представить, как долго это длилось. Сутки, несколько часов, едва ли меньше часа, но вряд ли слишком долго, резервы человеческого организма все же ограничены. Даже если предположить, что жертва обладала характером, сильным настолько, чтобы сопротивляться, несмотря на отчаянное положение, на бесконечно сильные мучения, на ощущаемое слишком явно уничтожение себя, своей личности и плоти, это все равно не занимало слишком много времени. Из проложенных на полу линий должна была восстать многомерная конструкция, оплетенная линиями силы настолько плотно, что некоторые ее участки казались сплошными. Они не скрывали жертву, хотя видеть ее отчетливо было затруднительно. Слышали ли они ее? Уно покачал головой. Это бы привлекло внимание, значит, какие-то узлы должны были лишить ее голоса. В матрице были стабилизирующие структуры — очевидно, энергия использовалась для чего-то. Скорее всего, подвал с высоким потолком был выбран не случайно. Вопрос, который беспокоил его: почему сигнальные маяки не реагировали на колдовство. Уно развернулся к стене, не особенно рассчитывая увидеть что-то. Прошло время, ауру в подвале многократно нарушили люди, затем он долго пустовал, матрица, имеющая источник энергии внутри себя, построенная таким образом, что оказывалась изолированной даже от происходившего в подвале, надежно уничтожалась, а с ней и подчиненные структуры. Легкие сканирующие заклинания ожидаемо не принесли результатов, следов тоже никаких не обнаруживалось. Уно поколебался, но немного изменил цвет факельного пламени на зеленоватый и снова развернулся к комнате. На стенах, на потолке и тех частях пола, которые не были заняты основанием матрицы, проступили едва различимые следы изолирующих схем, светившиеся синевато-красным. Остаточные, совсем слабые, не мерцавшие собственной силой, а всего лишь отражавшие свет. Уно стало тяжело дышать. То место на полу, где возводилась матрица, не просто потемнело, оно лишилось всякого цвета, и начало казаться, что пламя факелов накренилось в центр комнаты. Он смотрел прямо в эту бездну, в которой невозможно было различить ничего: ни камней, которыми был вымощен пол, ни фундамента здания, ни отблесков схем на стенах и факелов — ничего. И его качнуло внутрь комнаты. Защитные амулеты зашипели и разлетелись невесомым прахом, по коже заскользил отвратительный холод, в глазах потемнело, пальцы отказывались подчиняться, сплести самый простой оберегающий знак было невозможно. Уно с трудом набрал немного слюны и плюнул на пол перед собой. Слюна мгновенно испарилась, пламя ближайшего к нему факела снова устремилось вверх, Уно царапнул по стене, нарушая линии неожиданно попытавшегося восстановиться заклинания, и снова увидел обычный пол и стены. Он долго и старательно растирал тот прах от амулета, который долетел до пола, затем на чугунных ногах шел к двери и поднимался по лестнице. Попутно он потушил фонари. Оборачиваться, чтобы проверить, все ли уничтожено, он осмелился, только выйдя за полицейский кордон. Это было глупостью, кордон был немагическим, охранить от того, что осталось за спиной Уно, не смог в любом случае, но ему стало легче. Уно еще раз проверил, что все вернулось к прежнему, бездейственному, совершенно неощущаемому состоянию, собравшись с духом, отправил простенькое и очень слабое контролирующее заклинание, и перевел дух, когда оно вернулось к нему неизмененным. Дознаватели встретили его у двери — они не рискнули войти в нее, им было бесконечно стыдно, но даже смертельная боязнь за жизнь инквизитора, за которую их бы другие инквизиторы с огромным удовольствием искупали в кипящем металле, не заставила их войти в дом. Уно без сил опустился на крыльцо. Пот начал высыхать на лице, и уличный холод — вода наверняка застыла бы — ощущался куда более приятным, чем тот внизу. Уно порылся в карманах, в сумке, достал несколько амулетов и проверил их. В сумке, которую он легкомысленно оставил на лестнице, некоторые амулеты уцелели, и Уно достал записную книжку и отметил, какие именно — материал, структура, способ нанесения. Иные превратились все в тот же невесомый прах, точно так же, как и все в его карманах. Мантия худо-бедно уцелела, служебная гривна тоже; Уно нахмурился, глядя на нее, пытаясь опознать, что за магия сохранила ее нетронутой: наверное, кровная Вальдоров либо жреческая — обе они применялись при создании этих предметов, возможно, что-то еще. Затем он спрятал все в сумку и посмотрел на полицейских. — Не вздумайте заходить туда без сопровождения магов высших категорий, — дружелюбно посоветовал он. — Ни в коем разе. Усильте кордон вокруг дома, чтобы никакие идиоты не попытались проникнуть сюда. Дом безопасен, до тех пор пока никто не пытается прокрасться в подвал. Это самое опасное, там можно совершенно случайно создать пригодное заклинание, и оно приведет к самым неожиданным последствиям. Попытки проникнуть были? — Конечно, — ответил один, тревожно всматриваясь в лицо Уно. — Сопляки-школяры. Искали приключения. После штрафов их родители наверняка им вставили разум через нижний ум. Уно кивнул. Немного помолчав, он велел принести зеркало из дома, какое угодно маленькое — или большое. Полицейские переглянулись, входить в дом не хотел ни один. Дело было совсем не в том, что это — место преступления, а в чем-то невиданном, непонятном и неосязаемом, что лишило сил неплохо подготовленного инквизитора. Но под пристальным взглядом Уно один из них вошел в дом. Вернулся очень быстро, опустился перед Уно на корточки, держа зеркало. — Великие рога, — обреченно выдавил Уно, уныло морщась от мертвенной, синюшной белизны лица и светло-сизых, обесцветившихся, полностью лишенных зрачков глаз. Он поднял руки и после нескольких ударов сердца удивленно поднял брови: ногти не только отросли на несколько линий, но и обрели синий цвет. И кожа казалась мшисто-зеленой и рыхлой. А еще Уно начал испытывать дикий, просто неудержимый голод и жажду. Полицейские помогли ему дойти до коляски; она остановилась у первой лавки со съестным, Уно принесли пирог и бутылку с морсом, и он с огромным трудом заставил себя есть не слишком быстро. К нему вернулась наконец способность мыслить относительно связно. Вернувшись в участок, он расспросил о подозрительных незнакомцах, появлявшихся на круге, чтобы получить в ответ: никого подозрительного. Он спросил о том, сработали ли сигнальные маяки — вот только что, когда он был в подвале дома. Ответом ему было недоуменное переглядывание присматривавших за ним людей: ничего подозрительного, разве что в квартале, лежавшем в соседнем секторе круга, некто пытался взломать охранную цепь, патруль уже выехал туда. Уно перевел взгляд с карты круга, занимавшей одну из стен, на напряженно смотревших на него дознавателей. Пожевал губы и сказал: — Я сейчас попробую создать дополнительный узел к маякам. Провизорно. Его разместить в каждом секторе. Не уверен, что сработает на это колдовство, но должно реагировать на смежные явления. Рассчитывать, что преступник вернется сюда и в другом месте, но на этом же круге повторится, не следует, но и терять бдительность не рекомендую. Я подам отчет в ответственные службы, чтобы разобрались с маяками. На него смотрели с облегчением. Уно потребовал медных жетонов и через два часа отдал дежурным готовые амулеты; он отлично понимал, что эти жестянки не продержатся долго, но собирался использовать все влияние отдела, возможно, власть Мондалара, чтобы в ближайшее время все маяки города и, по возможности, крупных городов на поверхности были оснащены соответствующим образом. Идея была проста: эти амулеты должны были реагировать не на колдовство — на такое рассчитывать бесполезно, Уно только что убедился в этом, собственными глазами увидел, что не только матрица обладала защитным контуром, но и на стены подвала были нанесены схемы, предназначенные удерживать колдовство внутри. Амулеты должны были реагировать на странную прослойку между местом, подготовленным для ритуала, и остальным миром: в ней устанавливалось странное состояние, лишенное магии, разреженное до такой степени, что втягивало в себя воздух из прилежащих слоев. На это состояние, совершенно непривычное для мест, пронизанных линиями силы, должны были срабатывать амулеты. Эль наверняка рассчитает более эффективную схему, пока же можно будет довольствоваться заготовкой. Солдаты дремали, когда Уно добрался до капсулы. Они резво вскочили и вытянулись, отдавая ему честь, но в силу не самого зрелого возраста и малого опыта не смогли скрыть растерянности и жадного любопытства. Уно не мог не усмехнуться, подозревая, что выглядел куда паршивее, чем думал, но снисходить до объяснений не желал. Солдаты подготовили капсулу к спуску; Уно устроился на лавке и достал несколько листов бумаги, чтобы восстановить схемы на стенах, которые удалось запомнить, и хотя бы приблизительно описать то, что видел перед собой. Он не мог определиться, было ли это его воображение, или действительно перед ним открывалось нечто незнакомое до такой степени, что никакие предыдущие знания не подходили, чтобы хоть как-то попытаться и описать это. И в таком случае, если это было совершенно новым, незнакомым и неизученным — что и зачем, отчего некто до сих пор неустановленный желал создать это? Были ли его попытки успешны? Капсула остановилась, Уно отрешенно смотрел на дверь, словно не понимал, где он и что делает. Солдаты открыли дверь, один выскочил наружу, через некоторое время вернулся и доложил: — Мессир магистр, вас вскорости будет ждать коляска управления отправления особых наказаний. Уно кивнул и начал собирать бумаги. Пройдя посты и оглядевшись, обнаружив коляску с эмблемой управления, он сказал солдатам, послушно следовавшим за ним: — У вас есть шесть часов свободного времени. Возможно, дольше. Я не могу с точностью сказать, сколько времени займет допрос. Уно хотел бы, чтобы они отправились с ним: если и следующий допрос окажется чрезмерно сложным, лучше было бы рассчитывать на помощников, которые бы доставили его к капсуле. Но и в ответственности Лоринн сомневаться не приходилось. Кроме того, Уно хотел немного отвлечься, бездумно поглазеть по сторонам или поболтать с водителем о чем-нибудь легкомысленном, и для такого неприлично беспечного поведения ему меньше всего были свидетели: жители Нижнего города настороженно относились к пришельцам сверху, если их было много, но оттаивали, если надгоризонтный путешествовал в одиночку, и охотно шутили и болтали. Как в этот раз: поначалу водитель отвечал сухо и односложно, снабжал каждое предложение злорадным «мессир инквизитор» и не поворачивался; но постепенно он разговорился, рассказал о празднествах, которые закончились вот только вот, посплетничал о магистрате, о самых богатых купцах, решивших на свою голову обосноваться здесь, о промышленниках, воспринявших это с крайним неодобрением, об их детях, ведущих себя не самым лучшим образом, и о том, что они собираются перестраивать театр — это должно быть огромное здание, способное вместить сразу несколько трупп, вдобавок к представлениям там намереваются проводить самые разные выставки, возможно, даже лавочки с разными изящными изделиями будут, и уже несколько человек, в том числе его знакомые, изъявили желание помогать на стройке. Он сам пока раздумывает, сможет ли выделить время на первых порах — служба оказывается очень напряженной, сам не ожидал, и каменщик из него неважный, но детей своих отправит, пусть учатся основам ремесла, а сам отдаст несколько дней отпуска. Уно в ответ пересказал несколько сплетен о театрах шестого и пятого кругов — и водитель, оказывается, был неплохо знаком с ними; сплетням он радовался как ребенок и сетовал, что газеты оттуда доходят с большой задержкой, когда слухи уже остыли и исчахли. — Я был уверен, что выпуски «Вестника» и… чего там еще, — Уно глубокомысленно почесал нос, припоминая что-нибудь солидное, но тщетно, — доставляются сразу же на все круги и распространяются по горизонту. — Это да, мессир, — охотно согласился водитель. — Но там все серьезное и важное, а вот о всяких там развлечениях слов очень мало. А как же без развлечений-то жить? И вот почему-то про это доставка забывает, считает, что это второстепенное и нам куда важнее знать, с каким послом обедал какой советник. Это, конечно, важно, мессир инквизитор, вы поймите меня правильно, я старательно читаю и внимательно слежу, но если все время только о серьезном думать, то жизнь так и проходит скучно и уныло, и от этого развиваются всякие болезни. Правильно ведь? — Совершенно! — с чувством произнес Уно, так что водитель подозрительно оглянулся на него. Но, увидев, что Уно одобрительно кивает, повернулся, успокоенный, к рычагам управления. В административном здании Уно без лишних промедлений провели в зал, примыкающий к помещениям, которые занимала полковник Лоринн — сама она была занята в других зданиях, но за ней тут же отправили гонца. Уно лениво жевал пироги, пил кофе и просматривал записки. Лоринн вошла стремительно, кивнула на приветственный взмах Уно и села напротив. — Я позволю себе спросить, мессир Уно. Все совершенно плохо, что вы снова оказались здесь, или вы немного приблизились к цели и поэтому здесь? — Я совершенно определенно не желаю хвастаться, мэтресса полковник, особенно в вашем присутствии. Боюсь показаться хвастливым петухом. — Уно скупо улыбнулся, иронично глядя на нее. — К моему глубочайшему прискорбию, наших знаний не хватает, чтобы продвинуться сколько-нибудь убедительно. Взываю к вашему снисхождению. — Он печально склонил голову, затем поднял ее. — Признаю, что мы многосильны, когда противник находится в наших руках или хотя бы известен. Но когда он не только неизвестен, но и отсутствуют какие угодно зацепки, чтобы как-либо приблизительно определить, кто он и что из себя представляет, мы беспомощны. К сожалению. Он развел руками, затем опустил левую на бумаги, лежавшие рядом с подносом. — Как любопытно, — пробормотала Лоринн, всем видом выражая глубочайшие сомнения в словах Уно. Ее подозрительный взгляд скользил по его лицу, волосам, задерживался на подбородке — Уно отлично знал, что его щетина неприлично отросла, и что на полковника Лоринн, привычную к тщательно следящим за внешним видом инквизиторам это наверняка производило сильное впечатление и побуждало к самым разным мыслям. — Увы, — Уно беспечно пожал плечами. — Непросто определиться с кругом подозреваемых, если мы не имеем никаких улик. И даже жертва не может ничего о себе рассказать. — Она до сих пор безымянна? — К сожалению. Признаться, я даже не уверен, что мы сможем подтвердить ее личность через установление родства. Знаете ведь эту практику, когда сравниваются отпечатки личности родственников и трупа, и через это подтверждается личность? Для этого все готовится сейчас. Но погрешность будет слишком велика. — Помолчав, Уно мрачно добавил: — Подозреваю. О каких-то особых приметах речи тоже не идет, их нет, как нет ничего на оставшихся нам телах, что хотя бы как-то говорило о том, что этот человек когда-то жил. Он пододвинул Лоринн несколько листов. Она просмотрела их и нахмурилась. — Это… — Хмыкнув, собравшись с мыслями, она продолжила чуть сдержаннее: — Полнейшее устранение жизненных сил, магии и вообще всего сущего — это невозможно. Я не сомневаюсь в ваших расчетах, магистр Уно, но это просто невозможно. Я не представляю силы заклинания, способной привести к такому результату. — Я лично пережил это, мэтресса Лоринн. Очень слабо, это были всего лишь остаточные эманации, но этого почти хватило, чтобы превратить в кусок иссушенной плоти и меня. Мы разрабатываем значительно более чувствительные заклинания, потому что привычные, многократно опробованные слишком грубы для тех ничтожных следов, которые попали нам в руки. Самое неприятное — это те сложности, с которыми мы сталкиваемся в попытках определить круг подозреваемых либо просто знакомых жертв. — Я представляю, с каким тщанием преступник скрывает свою связь с жертвой. — Думаю, она была просто слишком краткосрочной, чтобы как-то оставить следы в ее жизни. Могу представить, что жертвы были увлечены тайнами, обещанием неведомого могущества и чем угодно еще, считали себя особенными и избранными, в общем, обычная шелуха. Для этого достаточно нескольких дней, а то и часов, чтобы увлечь и ослепить. — Он пожал плечами. — Согласна. — В конце концов, это могло быть просто случайное знакомство. Возможно, не в этом случае, ряд признаков очень опосредованно указывает, что у жертвы был дар, это как-то объясняет это знакомство, которое привело к смерти. Но даже для этого не нужно длительных и тщательных отношений. Главное — живой человек. Любой. — Но им зачем-то понадобилось обосноваться на первом круге. Уно вздохнул. Замечание Лоринн беспокоило и его. Была ли жертва, которую обнаружили полицейские, единственной, или были другие? В этом же доме, в этом же подвале — просто от других удалось избавиться. В таком случае имел смысл и долгий срок, в течение которого этот дом якобы пустовал, но периодически в нем меняли мебель или проводили работы. Дал ли ритуал по непонятным причинам сбой? Были ли владельцы дома, на чей счет, по крайней мере в отношении их нынешнего местопребывания до сих пор не существовало точных данных, как-то связаны с ритуалом или сами стали жертвами? И — почему Высокий город? Где-то вдали, подальше от прокуратуры и инквизиции, подальше от плотно заселенных городских кварталов было бы куда проще заниматься этим колдовством, тем более матрица совершенно не нуждалась в подпитке извне. — Это может быть связано с близостью к величайшему источнику силы в Вальдоране, мэтресса Лоринн, — задумчиво произнес он. У нее округлились глаза: преступник — или преступники дерзки настолько, что нацелились на храм Семи Небес? Уно усмехнулся и продолжил: — Или им просто нравятся бесчисленные удобства Высокого города. В каком-нибудь Трианне на подножии Севрийских гор едва ли возможно покупать дорогие чаи, свежайшие фрукты и нежнейшие ткани. Она недоуменно скривилась. — Человек самонадеянный самонадеян во всем, — невозмутимо сообщил ей Уно. Лоринн только скептически хмыкнула. Затем Уно снова шел по длинным коридорам, проходил бесконечные проверочные посты и развлечения ради изучал охранные заклинания на стенах. В конце путешествия он стоял перед дверью камеры, а в ней Финниану Артриру объясняли, как ему следует вести себя с гостем и что будет в случае непослушания. Ничего из перечисленных наказаний не показалось Уно способным убедить Артрира в ценности хорошего поведения — никакие методы воздействия не способны были ухудшить его положение. По крайней мере, так казалось ему, видевшему это со стороны, возможно, у тюремщиков и Артрира на этот счет были свои соображения. Затем, после кивка тюремщика он неторопливо вошел в камеру и сел на невысокую скамью. — Доброй ночи, Артрир, — негромко сказал он, вытягивая ноги и облегченно вздыхая. По какой-то странной насмешке тот выглядел беспомощным, беззащитным — и юным. Его кожа прозрачно бледнела в неярком свете ламп, руки и ноги казались особенно изящными, и сам он сидел сгорбившись, повиснув на цепях. — Доброй ночи, магистр Уно. Не скажу, что счастлив слышать вас, но в унылой повторяемости моей жизни хоть какое-то разнообразие. Голос Артрира звучал ровно, любезно, и сколько Уно не вслушивался, в нем не слышно было уныния или обреченности. — Признаюсь, удивлен, что после нашей предыдущей встречи, несколько, м-м, неровной, вы все же собрались с духом и прибыли еще раз. — Что Уно слышал совершенно отчетливо в его голосе — эта мягкая, дружелюбная, самую крохотную, возбуждающую малость ироничная насмешка. Словно они давние, очень верные друзья, словно они сидят в каком-нибудь трактирчике близко ко внешнему краю шестого круга, пьют теплое вино со специями и посмеиваются над начальством. — Прошло восемнадцать дней, между прочим. — Уно подтянул одну ногу и на ее бедро положил сумку. — Помните матрицу? Кривую, криво срисованную. Артрир повернул к нему голову. — Появилась еще одна, любезный магистр? — полюбопытствовал он. Словно спрашивал о том, хороши ли в саду князя Т. розы. — Нет. Или мы о ней еще не знаем. — Не без насмешки над собственной непрозорливостью признался Уно. — Я чуть не активировал ее. — Какая чушь, — поморщился Артрир. — Если ритуал, для которого она была построена, даже если мы говорим о том убожестве, которым вы размахивали перед моим носом в предыдущий раз, был завершен, то ее активировать еще раз невозможно. — Он был завершен? — прямо спросил Уно. Артрир пожал плечами. — Вы же обнаружили тело. Уно вздохнул и подтянул вторую ногу. — Вы очень необщительны сегодня, архус. Жаль. — Он начал вставать. — Ни одна матрица не исчезает бесследно сама по себе. Вам ли не знать о первой аксиоме безопасности, милейший, — обреченно вздохнул Артрир. — Нужно очень тщательно ее уничтожать или хотя бы обезвреживать, любые, даже боевые заклинания потом аннигилируются дополнительно, чтобы не породить цепную реакцию. Так чего вы хотите от меня, если это известно вам? Зачем вы вообще полезли в тот подвал? — Я не говорил о подвале, Артрир, — вкрадчиво произнес Уно. Тот отвел голову и усмехнулся. — Вы много чего не говорили. Уно хмыкнул и вытянул ноги, откинулся назад и поднял лицо к потолку. — Сигнальные маяки сработали. Хотя даже по этой матрице выходило, что не должны. — Даже вам, — дополнил Артрир, ядовито ухмыляясь. — Да, даже нам. Так с чего вы взяли, что подвал? — Бросьте. Это чудовищное уродство, это убожество, эту насмешку над здравым смыслом и искусством колдовства размещать на открытой поверхности? Даже в комнате с окнами — защитная сеть прорывается самым неожиданным образом, дестабилизируя матрицу. Что дальше, нужно объяснять? — В подвале есть двери. — Их можно встроить в сеть. Несколько окон — идиотское расточительство ресурсов. Даже такой тупица, как этот паяц, должен понимать это. — Вы очень детально обдумывали это, — не без ехидства отметил Уно. Артрир застонал. Мог бы, не мешал бы материал в глазницах маски, еще бы и глаза закатил. — В силу некоторого недостатка развлечений я вынужденно обращаюсь к доступным. Уно решил не возражать. Объяснения Артрира насчет подвала казались убедительными, но верить ему Уно категорически отказывался. Потому ли, что знал слишком хорошо, на что тот способен, или потому, что подозревал, что и о матрице у Артрира сложилось куда более полное представление, чем у них всех в отделении, несмотря на якобы несуразные копии? — Не хотите попутно развлечь и меня своими рассуждениями? — учтиво предложил Уно. — Я не думаю, что мои выкладки вас развлекут. Я могу предположить, что люди, составлявшие эту матрицу, скорее всего обучались магии где-то в Вальдоране. Прошу прощения за столь общую характеристику, но я слишком давно лишен удовольствия общаться с собратьями-академиками, чтобы указать также на школу, чей отверженец это намалевал. Уно не мог не покачать головой в невольном одобрении: Артрир только что сказал, что некто, придумавший схему, учился в Вальдоране в кругах, близких к тем, к которым относился и он, люди, ее затем строившие, тоже обучались магии на относительно высоком уровне. Было ли это попыткой задобрить его, или Артрир просто сболтнул лишнего? — А жертва? — поинтересовался он, шелестя бумагами, подбирая ту из схем, которая была не слишком красноречивой. — А что жертва? — вяло отозвался Артрир. — Должна ли она обладать определенными характеристиками? Вы, например, использовали в этом печальном качестве ваших служек. — Что было под рукой. — У Артрира хватило наглости безразлично пожать плечами. — Но ваши служки были сиротами, только выпустившимися из сиротских школ. Брались за любую работу, отзывались на объявление, висевшее на столбе. — Вместо того, чтобы послушаться воспитателей в сиротском доме и воспользоваться агентством. Кто им виноват? — Или пожилые люди. Бродяги, которых вы встречали на горизонте. — Счастливая случайность. Или несчастная, если смотреть на ситуацию с их точки зрения. — Как в этих случаях? — Не могу отрицать, что сходство вполне возможно и даже допустимо со значительной степенью достоверности. — Должны ли у нее быть какие-то особенные качества? — Для чего? Уно хмыкнул и задумался. Чтобы войти в матрицу? Чтобы матрица активировалась, необходим оператор, едва ли она строилась в расчете на конкретную жертву. Артрир улыбался, словно прислушивался к его мыслям. Уно чуть зубами не заскрипел от злости. — Нам удалось установить приблизительный возраст жертвы и ее возможное происхождение, — подавляя гнев, произнес он сквозь сцепленные зубы. — Мы пытаемся подтвердить это самыми разными способами и… — Он усмехнулся. — Уверены в успехе, — за него продолжил Артрир. — А еще вы собираетесь пристроить восьмой круг поверх храма и уверены в успехе вашего предприятия. Очень самоуверенно с вашей стороны. — Следует ставить великие цели, чтобы добиться чего-то в этой жизни. Артрир тяжело вздохнул. — Не следует, дитя, — печально произнес он, качая головой. — Поверьте мне, великие цели ведут в глубочайшую пропасть, которую только может создать воображение. Хотя нет, оно слишком щадяще оценивает глубину пропасти. Изъяны самоцентричности. — Это говорит Финниан Артрир, архус Вальдорана, чей титул никто не решился снять, — оскалился Уно. Тот усмехнулся. Уно ощутил мертвенный холод и неожиданно начал испытывать жуткий, невероятный ужас. Он сполз с лавки в корчах, не в силах вдохнуть воздух. В камеру ворвались охранники и обрушили на Артрира град ударов, требуя прекратить свои выходки. Ужас все еще держал Уно в своих когтях. — Хватит, — заскрипел он, — перестаньте… Охранники остановились, глядя на него. Артрир откашливался, тихо смеясь, и выплевывал кровь прямо на подбородок. Наваждение отпустило Уно, и он смог сесть на лавку. Охранники окатили Артрира двумя ведрами ледяной воды — Уно видел, как он задрожал и попытался сжаться под ее потоками. Они помедлили немного, один — тихо объясняя Артриру, что сделает, когда инквизитор уйдет, второй — беспокойно наблюдая за Уно, чтобы подхватывать его, если тот упадет в обморок или что-нибудь еще. — Я не совсем понял, к чему отнести эту выходку, архус, — негромко произнес Уно. — Попробовали бы снять, ублюдки, — клацая зубами, ответил тот. — Право, с таким отношением к окружающему миру я остерегаюсь обращаться с дальнейшими просьбами, — насмешливо сказал Уно. — Можете. Но я крайне ограничен в моих возможностях. Ваши порисульки — дрянное подспорье, как вы сами понимаете. Чтобы действительно помочь, мне нужно видеть матрицу в полном размере и в помещении, где она развивалась. Правда, едва ли инквизиция готова решиться на подобное. Артрир дрожал от холода, его голос тоже, но звучал он вполне уверенно. Уно молчал. Артрир жадно вслушивался в тишину. — Только ради того, чтобы вы взглянули на матрицу и сказали ваше «может быть», никто из нас не пошевелится перемещать вас к последнему месту. Вы должны это понимать, архус, — медленно произнес Уно. — Поэтому? — после долгой паузы спросил Артрир. — Мы должны узнать все о жертвах. Если понадобится, от них самих. И тут вы, пожалуй, единственный, кто может что-то успешное предпринять.