***
Они врываются в Аркхэм, крушат там все, что только можно, калечат работников и даже выпускают парочку других заключенных — словом, сеют хаос в лечебнице, которая совсем недавно была им домом. Никому из полиции и в голову не пришло, что на следующий день психопаты вернутся туда, откуда сбежали. Смех Валески, выстрелы его новоиспеченных друзей, крики охранников — ярко и хаотично. Никто не собирается искать логику в действиях сумасшедших, никто не способен разглядеть за всем этим эпатажем план. А Кэл тем временем спускается вниз, туда, где лежат самые важные разработки Индиан Хилл и где его точно не ждут. Может ищут, может подозревают в содействии сбежавшим, но уж точно не ждут. Кэл идет по белым коридорам, то и дело касаясь пистолета в правом кармане и телефона — в левом. А Джером ждет. Рушит — ждет — ударяет какого-то копа — ждет — хрипло смеется — и ждет. Запах гари смешивается с запахом ожидания, в ушах стоит звон, сквозь который в какой-то момент раздается трель телефона. Его телефона. — Их там нет! Либо они в кабинете Стрейнджа, либо лично у него. Если второе, то все пропало. У Кэла голос дрожит, наверное, дрожат и руки, мельком думает Джером. Кэл умный, но пугливый. Кэл паникер, и брать его с собой было не самой лучшей идеей. — Шагай к западному крылу, Мелисса ждет тебя там. Постарайся не попасться, — и Валеска бросает трубку. Джером подозрений не вызывает от слова совсем: свободно передвигается по лечебнице, шагает по коридорам, машет рукой заключенным и смотрит на каждую дверь, надеясь поскорее увидеть заветную табличку с именем главного врача Аркхэма. Спустя пару поворотов ему везет. Этот кабинет очень важен. Либо здесь находятся ключевые бумаги, которые помогут воплотить его замысел в жизнь, либо на месте этого кабинета скоро окажутся руины. В ушах эхом раздается голос Кэла: “Большая прозрачная папка с желтыми бумагами”. Боясь, что в самый неподходящий момент образ папки вылетит из головы, Валеска открывает дверь и заходит. И, как назло, в ту же секунду забывает, зачем пришел. Первое, что бросается в глаза, юбка. Черная, облегающая, чуть выше колена. Юбка, подчеркивающая изящные изгибы женского тела. Затем ноги. Стройные, красивые. После — светло-синяя полицейская рубашка, отчего сердце пропускает удар. А затем Джером поднимает взгляд и сталкивается с шоком в зеленых глазах напротив. Должно быть, в его взгляде она видит тоже самое. Она. — Приветик, — хрипло тянет он, хищно оскалившись. Не сглатывать, не пытаться прочистить горло, не отводить взгляд — список табу проносится перед глазами со скоростью света. К счастью, через пару секунд, которые кажутся бесконечными, его отпускает, даже легкая дрожь в руках проходит. Сара молчит. И вдруг сглатывает. Он видит это — кажется, даже слышит — и невольно усмехается. Стоят друг напротив друга, смотрят перед собой, практически не моргая, и даже не шевелятся. Со стороны наверняка выглядят глупо: будь они актерами, в театре их давно бы отчитали за не выученные слова. Джером не может понять, почему не убивает ее. У него было столько шансов оборвать ее жизнь, и пока что он ни одним не воспользовался. Старая дружба? Определенно нет. Он никогда не отличался особой привязанностью, а срок в два года сродни вечности. Тогда в чем проблема? Он мог выстрелить в нее в медпункте, приложить ее о кушетку в машине скорой помощи. Даже сейчас у него в рукаве раскладной нож, а в руке пистолет. Можно воткнуть в живот лезвие и медленно провернуть, можно выстрелить в голову и полюбоваться ее содержимым на стене. Так почему же ты все еще жива? В какой-то момент в джинсах становится тесно, и ответ находится сам собой. Ну конечно. Сара открывает рот; разлепляет пересохшие, чуть потрескавшиеся губы — Валеска не понимает, видит ли это сам, или воображение дорисовывает каждую деталь — и уже готова что-то сказать, когда с его языка срывается: — Знаешь, смотрю я на тебя и представляю, как трахаю тебя прямо в этой чертовой полицейской форме. Миловидное личико вытянулось от удивления, глаза растерянно уставились на Джерома. Рот приоткрылся в немом вопросе, а Валеска продолжил. Часть его хотела остановиться, замолчать, прекратить этот цирк — как бы иронично это не звучало — но язык не слушался. — Как сажаю тебя на этот стол, задираю юбку, как ты закусываешь губу, пытаясь сдержать стоны. Как впиваешься руками мне в спину. И оскалился, наблюдая за реакцией Сары. У нее все на лице написано. Испугалась, обиделась, оскорбилась. Сара хорошая девочка, а хорошим девочкам такие грязные вещи не говорят. Бывалые, смелые и раскованные подыграют, подадутся навстречу, скажут что-нибудь похотливое в ответ. Но не она. Такие требуют к себе уважения. По крайней мере, на публике. Джером не удивится, если у нее сейчас затрясется нижняя губа и глаза окажутся на мокром месте. А Сара вдруг скривилась, взглянула на него строго, задрала нос и спросила: — Как давно ты стал думать тем, что находится ниже пояса? — Как только тебя увидел в этой прекрасной юбке. Носи их почаще, не скрывай свою красоту. Да и два года без женщины мало кому идут на пользу. Джером стал подходить. Нарочито медленно, не торопясь. Появившиеся в зеленых глазах огоньки паники не останавливали никак, в ее взгляде не приказ — просьба читалась. Просьба прекратить. — Ты не насильник, — она подалась назад и спиной уперлась в шкаф с кучей документов. — Уверена, что это будет изнасилование? Сдается мне, ты будешь далеко не против. Лис-убийца и зайка-полицейская, не возбуждает? Сару слегка передернуло: Джером подошел чертовски близко. Он подошёл настолько близко, что ему в нос ударил цветочный аромат ее волос. Слишком чистый и нежный, слишком… безобидный. — Держу пари, ты уже вся… Договорить Валеска не успел: Сара толкнула его резко от себя, так, что он невольно сделал пару шагов назад. Неверящим взглядом Джером уставился на девушку и вдруг рассмеялся. Раскраснелась вся, смотрела на него с таким гневом и уверенностью, словно у нее в руке был пистолет, а не бесполезная рация. — Я вызываю подмогу. Свободным ты отсюда не уйдешь. Сара обошла его как можно скорее, совершенно случайно задев его плечом, и так быстро выбежала из кабинета, что Джером сомневался, услышала ли она его последние слова. — Советую тебе зарядить пистолет и подготовиться. Мои ребята повсюду! Мельком Джером подумал, что, если ее покалечат, он немного расстроится. О том, зачем он здесь, Валеска вспомнил довольно скоро: как только снаружи с новой силой загремели выстрелы. Джерому сегодня определенно везло. Большая прозрачная папка с желтыми бумагами лежала в среднем ящике справа, под толщей других документов.***
— Ты в порядке? — первое, что она услышала, войдя в участок. — В полном. Едкий сарказм не расслышал бы разве что глухой. У Сары на лбу появилась царапина — не вовремя заметила нож у одного из психопатов — вместо волос было гнездо, а глаза метали молнии. У Сары день не задался с самого утра. Будильник прозвенел слишком тихо, на последние нормальные джинсы был пролит кофе, а из всего ее гардероба единственной надеждой стала чертова юбка. Юбка, валявшаяся в шкафу в самом низу под толщей толстовок и футболок. По дороге на работу Сара ела сэндвич, каждые две минуты поправляя задиравшуюся от ходьбы юбку, злилась от одного факта, что шаги приходилось делать меньше, и понимала, что опоздает. И опоздала. Гордон не сказал ни слова по этому поводу. Он был довольно открыт, не юлил и не подбирал слова: просто сказал, что из Аркхэма сбежало несколько психопатов и многозначительным взглядом пресек вопрос “кто именно”. Гордон послал ее в Аркхэм опросить работников лечебницы по поводу недавнего побега. Не в архив, не на патруль, но и не на поиски беглецов. В лечебницу. Туда, куда они явно не вернутся. В тот момент эта милая попытка капитана доказать Саре, что он ей доверяет, вызвала у нее беззлобную улыбку. Улыбку, которую вскоре стер хищный оскал психопата. — Это он тебя так? — Один из его приспешников. Если бы я вовремя не увернулась, выглядела бы сейчас так же, как он сам, — то, с какой злостью она это сказала, удивило даже ее саму. — Пойдем в кабинет. Когда они вошли, он продолжил: — Я не ожидал, что… — Хватит. Никто не ожидал. Вы не можете предугадать все наперед. Никто не виноват. — Но винишь ты меня, — проницательный взгляд Гордона заставил ее отвернуться. За то, что она первым делом пошла в кабинет Стренджа, чтобы расспросить непосредственно главного в этой лечебнице, и не застала там его. За то, что как только раздались выстрелы, она связалась по рации с напарником, но тот так и не ответил. За то, что она побоялась выйти из кабинета прямиком в эпицентр хаоса. За то, что рация так невовремя выпала из рук и ей пришлось за ней наклониться. Винила Гордона. Надеялась и верила, что капитан может все предугадать, втайне мечтала оставаться в сладком неведении и искренне хотела, чтобы ее дорога никогда не переплеталась с тропинками прошлого. Виноват был Гордон, который не предвидел все. Так же как был виноват и в прошлый раз, когда не сказал ей о воскрешении Джерома. Ай-ай-ай, нехорошо перекладывать ответственность на других. От внутреннего голоса, ехидного, насмешливого, сердце пропустило пару ударов, и Сара вновь повернулась к Гордону. — Я со своими полученными травмами могу уйти домой пораньше? Сейчас, например. — Время только двенадцать. — Вы предлагаете мне продолжить смену в таком виде? Гордон колебался. Казалось, он искал причину, чтобы она осталась здесь на подольше, но вскоре коротко кивнул. — Завтра, пожалуйста, не опаздывай. У меня на тебя большие планы. — Какие? — Завтра вместо отлынивания в архиве придешь ко мне. Психопаты-психопатами, а отчеты по расписанию, — и Гордон указал на кипу бумаг на подоконнике. — Сколько месяцев вы их копили? — Две недели, Сара. Сара нервно усмехнулась и, отсалютовав Гордону, вышла из кабинета. Когда за ней захлопнулась входная дверь ее квартиры, а в ушах прозвенели два щелчка замочной скважины, Сара тут же пошла в ванную. Не потрепала Джея за ухом, не зашла в комнату, чтобы снять одежду. Сразу в ванную. Шум воды успокаивал. Горячие струи, что текли из лейки душа, согревали. Десять глубоких вдохов, столько же долгих выдохов. Капли стекали по волосам, быстро скатывались по белесой коже, давали умиротворенность после недолгого, но тяжелого рабочего дня. Взгляд упал на голубую мочалку, что висела по правую сторону, и спокойствие улетучилось. Смотрю я на тебя и представляю…. Сара плотно сжимала зубы и временами всхлипывала. Сара усердно натирала кожу, остервенело раздирала ее мочалкой. Грязь, грязь, грязь. Повсюду грязь. Грязь, которая никак не хотела уходить. Лис-убийца и зайка-полицейская, не возбуждает? Струи воды, которые некогда были теплыми, стали чертовски горячими. Полусухая не намыленная мочалка оставляла после себя красные полосы, но не забирала грязь, что плотно въелась в кожу. Сара жалела, что нельзя промыть себя мочалкой изнутри. Держу пари, ты уже вся… — Нет-нет-нет! — она неприязненно скривилась. Мочалка улетела в сторону, а Сара взвизгнула, когда подставила под струи воды разодранную кожу. Ей было мерзко, ох как же ей было мерзко! Мерзко от Валески, от его похотливого взгляда, грязных фантазий и ее воображения, которое представляло все в ярких деталях. Саре было мерзко от самой себя. Странное ощущение внизу живота не имело ничего общего с гневом и неприязнью.