***
Джером Валеска мертв. Это видели репортеры готэмских телеканалов, видели стоящие рядом зеваки, видел Гордон, Буллок и Джеремайя Валеска. Это видела Сара. Он лежал на искореженной крыше автомобиля, расставив ноги и руки в разные стороны, и Моррисон мысленно радовалась, что не видела самого падения. Но она его слышала. Слышала громкий истерический хохот, звон разбивающегося стекла, назойливую автомобильную сигнализацию. Казалось, Сара слышала хруст костей. Люди вокруг с облегчением вздыхали, радостные от окончания кровавого представления, но не все: Сара заметила плохо скрываемое разочарование в лицах некоторых. Должно быть, им не хватило кусков плоти, разбросанных по сцене после того, как детонатор в руках Валески сработал, и взрывчатка на шее одного из мужчин сделала свое дело. А кто-то остался поглазеть на представление из-за сложных отношений братьев. Наблюдать за их словесной перепалкой — точнее, за монологом Джерома — некоторым было довольно занятно. Но не Саре: вместо того, чтобы слушать жалобы Валески-старшего, она смотрела на младшего и чувствовала, как маленькие искорки злости на этого безобидного рыжего ботаника разгораются в ее душе. Джеремайя Валеска был слишком слабым, слишком невинным, слишком нормальным по сравнению со своим братом. Сара не верила ни одному из этих “слишком”. Равно как не верила в смерть Джерома. Сара стоит на кухне и бегает из угла в угол под любопытный взгляд пса. Ищет в кухонном шкафчике муку, достает из холодильника масло и яйца. Сара готовит брауни. Она помешивает темный шоколад, периодически глядя на часы. Без десяти одиннадцать. Сара ждет. Джером Валеска мертв. Мертвее всех мертвых. Но когда это его останавливало?***
Нэнси счастлива. У нее замечательный муж, хорошая работа и скоро будет ребенок. Мальчик или девочка, она узнает через месяц: сейчас она лишь на восьмой неделе. Нэнси очень надеется, что это будет девочка, хотя Роберт поставил сто баксов на мальчика. Когда они ходят по магазинам, он частенько заглядывается на витрины с машинками и игрушечными пистолетами и говорит, что у будущего Брайана будет все самое лучшее. Однако и стеллажи с милыми платьями не остаются незамеченными: Нэнси смотрит на цены и заранее подмечает, что будет носить малышка С… Софи. Да, ее будут звать Софи. Нэнси счастлива. Только это счастье омрачается тем, что порой им не с кем поделиться. Джессика и Меган за нее чертовски рады, особенно вторая: как мать троих детей, Меган сказала звонить ей в любое время и обещала надавать множество советов, чтобы от беременности было больше удовольствия, чем неудобств. А недавно они купили с Робертом коляску. Многофункциональную, темно-зеленую. Меган со всей присущей ей прямолинейностью сказала, что они задумались об этом слишком рано и вообще могли бы попросить коляску у нее. Джессика тоже отреагировала на эту новость не так радостно, как ожидала Нэнси. Ей так хотелось рассказать об этом Саре! Уж она-то точно по достоинству оценила бы их покупку. Нэнси хотела набрать ее номер или написать смс или просто завалиться к ней без предупреждения. В какой-то момент она даже по привычке брала в руки телефон, а потом вспоминала. Нэнси не могла этого сделать. Казалось, совсем недавно она звонила подруге и кричала в трубку, что Роберт вышел из комы; совсем недавно она искренне за нее порадовалась — Нэнси по голосу слышала, что она улыбалась — и пожелала Робу поскорее встать на ноги. Нэнси помнит, как спросила подругу про Джейка и услышала уклончивый ответ, который так ей не понравился. В этот самый день на стол Гордона легло заявление об уходе. Это “совсем недавно” было три месяца назад. В последний раз Нэнси говорила с Сарой три месяца назад. Нэнси не знает, почему это произошло. Просто в один момент Сара пропала. Уволилась, сменила номер телефона и домашний адрес. Никого ни о чем не предупредила. Горькая обида подначивала обсудить это с кем-нибудь, сказать, какая Сара плохая, но поселившееся в сердце беспокойство заставляло молчать. Молчать, делать вид, словно Моррисон никогда и не было в ее жизни. Молчать и думать. Что же с тобой случилось? Гордон, кажется, выяснять ничего не собирался. Он вел себя как ни в чем не бывало: раздавал задания, следил за обстановкой в городе, готовился к очередному удару психопатов и говорил патрулям быть готовыми сорваться с места в любую секунду. О Саре он не вспоминал, но что-то в комиссаре все же изменилось — то ли взгляд стал жестче, то ли голос — грубее, то ли ему просто осточертела эта работа и эти сумасшедшие доходяги, посягнувшие служить Джеремайе. Однажды до нее совершенно случайно долетел обрывок разговора Гордона с Буллоком. — Перегибаешь палку, — сказал Харви. — Я, конечно, рад, что ты перестал сюсюкаться с подозреваемыми, но давай не будем окончательно меняться ролями плохого и хорошего копа. Нэнси хотела спросить Гордона о Саре, но каждый раз оставляла эту идею: временами Гордон действительно мог вспылить, а попадать под горячую руку не было ни малейшего желания. Но Нэнси верила: комиссар что-то знал; а если не знал, то догадывался. Дни шли своей чередой. Джеремайя Валеска был под стать своему старшему брату — креативным и жестоким. Взрывы зданий, массовая гибель горожан и новые беспорядки медленно, но верно убивали Готэм, и на фоне происходящего полиция выглядела бессильной. Джеремайя не оставлял подсказок, но оставлял горы трупов. И исчезал. Казалось, этому не было конца. Новый день пришел вместе с осознанием, что она не общалась с Сарой ровно два месяца, и с новым выпуском “Готэмских новостей”. Нэнси видела, как Ли утешительно клала Гордону руку на плечо, пока тот читал главный разворот. Все это время лицо его оставалось непроницаемым, а затем, когда статья была дочитана, газета оказалась в мусорке. Он просидел так пару секунд и вдруг нервно усмехнулся. Реакция Гордона казалась Нэнси странной. Джеремайя Валеска мертв. Казалось бы, радоваться надо: город может на некоторое время вздохнуть спокойно. Однако в глазах Гордона радость через край не плескалась. Кому удалось убить этого психопата? Поговаривали, что Валеска-старший на самом деле был жив и именно он был причастен к смерти брата. Эта теория была интересной и абсурдной одновременно, и порой о ней задумывалась и Нэнси, но ненадолго: каждый вечер после работы ее ждали дома. — С вас два доллара, — кассирша приветливо улыбается, пробив багет. Расплатившись, Нэнси неторопливо отходит от кассы. Кладет багет в сумку и выходит на улицу. Близится весна, но весной вовсе не пахнет. Под ногами немного снега, но вокруг сыро, словно последние дни дожди не прекращались. Хочется теплого весеннего солнышка, но свинцовые тучи по-прежнему куполом нависают над мегаполисом. Нэнси направилась в сторону метро. Впереди шла девушка в бежевом пальто и разговаривала по телефону. В другой руке у нее был бумажный продуктовый пакет. Ее темные волосы были небрежно заправлены в пучок, из которого торчал простой карандаш. — Ты в порядке? Я слышала, тебе досталось тогда. У меня есть хороший заживляющий гель. Приходи, отдам… Через пару дней будешь как новенький. Нэнси никогда не обратила бы на нее внимание: такая же, как все, она не выделялась ярким цветом волос или эксцентричным поведением; она не ходила в блестящей одежде или цветных кроссовках. Она выглядела как обычная горожанка, одна из многих. Нэнси никогда не обратила бы на нее внимание, если бы не голос. Это был голос ее подруги. Это был голос Сары. Вместо того, чтобы войти в метро, девушка повернула направо, в сторону пешеходного перехода, и Нэнси пошла за ней. Она хотела ее окликнуть, но в последний момент передумала. Держась на приличном расстоянии от Сары — если это действительно была она — девушка следовала за ней и периодически осматривалась. Они шли уже минут пять. По телефону Сара уже не говорила. Нэнси пошла еще медленнее и молилась всем богам, чтобы девушка не обернулась. Они вошли в узкий переулок. Пройдя его до середины, она вновь повернула, в этот раз налево, и тут Нэнси остановилась. Мысленно сосчитала до пяти и снова двинулась в путь, слегка ускорив шаг. Она так боялась, что упустила ее! Но Нэнси повернула как раз вовремя: когда старая дверь медленно закрывалась за только что вошедшей девушкой. Багвелл — она решила не менять фамилию после свадьбы — подошла к двери. Это был небольшой двухэтажный каменный дом. Со стороны этого сквера он выглядел совсем маленьким, но стоило Нэнси войти, как она увидела огромный длинный коридор, как в одном дешевом готэмском мотеле. Шаги на лестнице стихли, и девушка поторопилась подняться вслед. Она вслушивалась в тихие женские шаги уже в коридоре второго этажа и не осмеливалась высунуть голову. Нэнси пыталась определить на слух, где остановится Сара. Шаги стихли, послышалось тихое звяканье ключа и шелест бумажного пакета. Нэнси высунула голову как раз в момент, когда самая крайняя дверь закрывалась: Нэнси несказанно везло. Послышался щелчок двери, и он будто бы отрезвил ее. Только что она преследовала незнакомую девушку. Девушку, похожую на ее подругу лишь голосом и со спины. Да любая худая темноволосая девушка со спины может быть похожа на ее подругу, но это не повод следить за ней! Нэнси могла просто ее догнать. Могла коснуться ее плеча, дождаться, пока она развернется, и разочароваться, ведь это не она. Сара давно уехала. Что-то произошло — что-то серьезное — и она захотела освободиться от оков этого города. Реши она что-то изменить, но остаться в Готэме, она не поступила бы так эгоистично. Нэнси пора было признать горькую правду и прекратить надеяться. Нэнси стояла перед дверью в конце коридора. Она трижды постучала; стук ее казался чертовски громким и угрожающим в тишине коридора. Нэнси прислушалась. Не услышав каких-либо звуков, она вновь занесла руку с одной лишь мыслью: в любой момент она может наплести, что ошиблась адресом. И именно в тот момент послышалось два щелчка двери и тихий голос: — Быстро ты за кремом прибежал. Что, совсем пло...? В какой-то момент Нэнси показалось, что она смотрит в зеркало: она уверена, в тот момент ошарашенное выражение лица девушки, стоявшей напротив, ничуть не отличалось от ее собственного. Она почти не изменилась; разве что похудела немного, и под глазами залегли небольшие синяки, но в целом Сара выглядела так же, как в их последнюю встречу. За то время, что Нэнси раздумывала, не лучше ли просто уйти, Сара успела снять пальто и переобуться. Теперь она стояла перед Нэнси в голубой водолазке с кроликом и пушистых розовых тапочках. Ни то, ни другое никак не вязалось с образом Сары, которую она знала: никогда Нэнси не видела серьезную подругу в чем-то настолько ярком и мультяшном. — Привет! — Нэнси не узнает свой голос: для человека, который увидел внезапно пропавшую подругу спустя три месяца, она говорит слишком бодро и весело. Сара резко прикладывает указательный палец к губам и на доли секунды оборачивается назад, но вскоре вновь смотрит на Нэнси. — Привет. Проходи. Нэнси следует за девушкой на кухню, стараясь не сильно оглядываться по сторонам, но одна вещь все же бросается в глаза: дверь в единственную комнату закрыта. Мельком проносится мысль о том, что там кто-то есть — неспроста же Сара попросила вести себя тише и обернулась тогда, на пороге. — Чаю? — голос Сары вырывает девушку из раздумий. — Было бы здорово. Безо льда, пожалуйста. И… — С двумя ложками сахара. Я помню. Сара легко улыбается уголками губ и поворачивается к кухонному шкафу. Когда она открывает дверцу, Нэнси на секунду словно ослепляет: белые кружки с цветочками уступили место куче новых, ярких кружек. Сара берет оранжевую и голубую и закрывает дверцу. Пока девушка заваривала чай, Нэнси осмотрелась. Если по дороге из прихожей на кухню чувство такта хоть как-то перебарывало любопытство, то сейчас ей ничто не мешало осматривать каждый угол и анализировать. Первое, что бросилось в глаза — цветы. Небольшой, но элегантно собранный букетик красных роз стоял на подоконнике в белой фарфоровой вазе. Судя по виду, ему было не больше двух дней. Взгляд Багвелл упал на стол, за которым она сидела. Прямо рядом с ней стояла бордовая кружка с недопитым черным кофе. Кружка принадлежала точно не Саре: Моррисон пила кофе только с молоком или сливками. Нэнси невольно улыбнулась, вспомнив, как подруга скривилась, когда впервые попробовала ее крепкий черный кофе прямиком из кофеварки. Мысль о том, что Сара живет не одна, удивления у Нэнси не вызвала; она даже рада была за подругу, которая после неудачного опыта со Стивом и Джейком не отчаялась. Однако почему она оборвала все свои связи с прошлым, оставалось непонятным. Именно в этот момент, прервав размышления Багвелл, Сара поставила две кружки на стол. Нэнси досталась голубая. — Поздравляю с будущим ребенком, — сказала Сара, сев напротив. — Откуда ты..? — Не могла жить, не зная, как твои дела. — А как твои? — Нэнси уцепилась за призрачную возможность узнать о Саре чуть больше. — Идут своей чередой. Устроилась на работу с удобным графиком. — А куда? — Научилась готовить брауни, — продолжила Сара, проигнорировав вопрос подруги. — Жаль, ты опоздала немного: сегодня утром доели. Я готовлю его почти каждые выходные. На кухне стало тихо. Невидимая стена, построенная тремя месяцами разлуки, ощущалась напряжением в воздухе. Сара неторопливо пила чай и смотрела сквозь Нэнси, на подоконник, где стояли цветы. Чтобы молчание не было таким неловким, Багвелл тоже сделала глоток. — Какой вкусный чай. Сара с улыбкой кивнула в ответ. Чай был обычный, черный, однако Нэнси предпочитала медленно, но верно пить, чем говорить. На языке крутился главный вопрос. Вопрос, волновавший ее все это время. “Почему ты так резко пропала?” Услышать ответ Сары она одновременно хотела и страшилась. Как человек, у которого было все, решил так эгоистично поступить со своими друзьями? Кроме преступной связи с наркотиками или готэмской мафии на ум больше ничто не шло. — Как Гордон? — Сара нарушила молчание. Голос ее немного дрогнул, как если бы она пыталась придать ему немного равнодушия, но не смогла. — Раздраженный ходит, — Нэнси готова была поклясться, что увидела в глазах девушки боль. — Зато, кажется, у него снова что-то наклевывается с мисс Томпкинс. — Это просто замечательно! На секунду лицо Сары озарилось такой радостью, что Нэнси внезапно смутилась, словно она за спиной у отца беззаботно общалась со своей блудной сестрой. Багвелл опустила взгляд в свою кружку и, к своему сожалению, обнаружила, что чай закончился. — Ну надо же… — разочарованно заговорила она и подняла взгляд на Сару. В один миг у Нэнси пересохло в горле. Сара сидела напротив, по-прежнему держа в руках кружку — наверняка тоже пустую — и смотрела на Нэнси заинтересованно, словно хотела задать ей еще пару вопросов. Но в тот момент взгляд Сары ее не волновал. В тот момент она смотрела ей за спину. Нэнси всегда считала себя смелой. Она не боялась пауков и однажды даже убила одного для Сары; в студенческие годы она не страшилась публичных выступлений, а сейчас, будучи полицейской в хорошей спортивной форме, без страха ходила по улицам Готэма в вечернее время. Нэнси не падала в обморок при виде крови и оставалась в трезвом уме, когда кому-то на улице нужно было вызвать скорую. Но увиденное сегодня привело ее в ужас. Прямо позади Сары стоял Джером Валеска. Как он оказался жив? Почему? Хотя Нэнси и прежде допускала эту теорию, верить в нее хотелось меньше всего. — Приветики! — он лучезарно улыбнулся, а у Нэнси сердце ушло в пятки. Нэнси никогда не видела его вживую, лишь по телевизору. Она видела его видеообращение к горожанам, где он, восемнадцатилетний, кривлялся на камеру и убивал тех, кто за свою жизнь сделал больше полезного. Видела его более недавнее видеообращение, где он позволил себе натравить горожан друг на друга, разрешил им делать немыслимые вещи. Тогда вид его потрепанного лица, державшегося лишь на скобах степлера, не вызывал ничего, кроме отвращения. Сейчас он был не в телевизоре, и лицо его, испещренное шрамами и рубцами, вызывало панический страх. Но было нечто и пострашнее. Например, его рука, что легла на плечо Сары. — Я так понял, у нас гости? Мы с тобой разве не обсуждали гостей, заяц? — Обсуждали. Это исключение. Спокойный голос Сары — знакомый, почти что родной — должен был привести Нэнси в чувство, но привел лишь в еще больший ужас. Она даже не вздрогнула, когда этот психопат положил руку ей на плечо, не попыталась вырваться. Во взгляде ее не было затравленности или мольбы о помощи. — Хорошо, пойду точить ножи. — Не смей! Нэнси вздрогнула. Удар кружки о стол, скрежет табурета и стук, бешеный стук сердца Нэнси. Теперь за столом сидела только Нэнси. Сара стояла перед Валеской. Она его на голову ниже. По сравнению с ним, угрожающе высоким и крепким, Сара выглядит заведомо проигрышно. Ей с ним не тягаться. Но она подняла голову вверх и смотрела на него с вызовом и таким бесстрашием, которому позавидовал бы любой. Полностью открыла шею. Если он сейчас схватит ее, Моррисон уже не спастись. И Нэнси никак не поможет: табельное оружие в участке, а сама она едва ли одолеет психопата. Нэнси видит, как он резко хватает Сару за шею и крепко ее сжимает. Видит, как девушка отчаянно пытается вырваться из мертвой хватки. В какой-то момент он ее отпускает, давая Саре отдышаться. У Сары руки трясутся, а сама она с жадностью глотает воздух, словно боясь, что он снова начнет душить. Нэнси видит блеск ножа, схваченного Джеромом со столешницы. Нэнси слышит собственный визг. — Ну хорошо. Я ее не трону, — голос Валески возвращает ее в реальность. — Поклянись. Они все еще стоят друг напротив друга. Сара все еще жива. Крови на шее нет, следов от рук — тоже. Она цела и невредима, лишь смотрит на Джерома с недоверием. А он с улыбкой протягивает ей мизинец. — Клянусь. В другой ситуации Нэнси восприняла бы этот по-детски наивный жест милым, но не сейчас. Внутренний коп надрывался в голове, заставляя судорожно искать подвох. Сейчас другая рука достанет пистолет, да? Но другая рука протянула ему мизинец в ответ. Это была рука Сары. — А теперь иди собирай вещи. Я посижу с твоей гостьей. Сара замялась. Она повернулась к Нэнси, открыла рот, чтобы что-то сказать, но потом все же кивнула и пошла в комнату. На секунду она остановилась и вновь повернулась к Багвелл. Это была больше не ее подруга: Нэнси видела это по ее глазам. В них была боль, тоска, но не сожаление и раскаяние. Сару устраивала ее нынешняя жизнь. Перед глазами пронеслась вереница воспоминаний. Нэнси вспомнила, как Гордон просил их не рассказывать Моррисон о культе Джерома. Вспомнила историю знакомства Буллока и Сары. Нэнси вспомнила, как звали щенка. Словно в подтверждение мыслям девушки, из комнаты высунулась собачья мордочка. Страшная мысль пронеслась в голове. Осознание ударило так, что наверняка сбила бы с ног, если бы Нэнси в тот момент не сидела. Возможно, Сара никогда и не была ее подругой. — Нэнси, я была рада тебя видеть. Правда. — Гордону привет передать? — съязвила девушка. — От меня — обязательно, — сказал Валеска, садясь на место Сары, напротив Нэнси. — А ты, я так понял, подруга? — Когда-то думала, что да. Страх сковал Нэнси по рукам и ногам, когда рука Валески потянулась к ней. Но он лишь взял бордовую кружку с недопитым кофе и сделал глоток. — Значит действительно подруга, не сомневайся. Она впервые за это время защищает кого-то от меня. На тебя ей не плевать. Нэнси резко встала. — Ты не торопись. Присядь, успокойся. А это, — он указал на телефон в ее руке, — лучше отключи. Потом заберешь. Звук отключаемого телефона показался Нэнси последним гвоздем в крышке гроба. Положив телефон на стол рядом с собой, он вновь обратил свой взгляд на Нэнси. Они молчали. Это молчание вызывало еще большее напряжение, однако сердце Нэнси вошло в привычный ритм. Ноги и руки больше не были налиты свинцом. Стало чуточку спокойнее, хотя она и задавалась вопросом, что с ней сделают перед уходом из дома. Нэнси не знала, что оставалось десять минут до того, как снотворное подействует полностью. Не знала, что она очнется лишь через семь часов, когда окончательно стемнеет. В квартире все останется как прежде, но там будет меньше на две зубные щетки, две кружки, две пары кроссовок. Там будет меньше на два человека и одну собаку. Нэнси не думала, что к тому моменту Сара окончательно исчезнет из ее жизни.***
Серые дома сменялись один за другим, под ногами периодически появлялись лужи, местами лежал снег. Узкие переулки Готэма пахли сыростью. Запах этот неприятным не был, но стоило признать, что в такую слякотную зимнюю погоду приятнее было бы сидеть дома. — Мы к Кэлу, да? — Какая ты у меня догадливая. Джером шел впереди. В правой руке у него была одна дорожная сумка, на плече висела вторая. Сара не понимала, как он еще не согнулся в три погибели от веса вещей, что там находились. Одежда, предметы гигиены, кружки, щетки, корм для Джея, даже парочка книг — Сара взяла, как Джером и просил, “все самое необходимое”, но услышала, видимо, только первое слово. Сама девушка шла позади. Она несла гитару и маленький рюкзачок, а в руке держала поводок. Джей шел рядом, периодически останавливаясь возле мусорных баков. — Он как раз сегодня звонил, — нарушила Сара молчание, — мы с ним договорились встретиться. У него несколько ножевых ранений, я пообещала ему тот заживляющий гель. — Заяц, его “несколько ножевых” не отличишь от обычных царапин. Кажется, он взвыл от боли еще до того, как ему досталось. — А я все равно дам, — Сара готова поклясться, что он только что закатил глаза. — Сегодня опять из-за меня не выспался? Валеска хохотнул. — Поверь, шесть часов сна лучше, чем те четыре, что ты позволяла мне две недели назад. На улице зажигались редкие фонари. Серое небо потемнело и стало иссиня-серым. К вечеру похолодало, но Саре было тепло. Она ускорила шаг и, догнав Джерома, взяла его за руку. — Сегодня попробую без снотворного, — с гордостью провозгласила она. — Ну разумеется. Ты же уже потратила свою дозу на другого человека, — он подбадривающе толкнул девушку в бок, увидев ее опечаленное лицо. На горизонте появился высокий жилой дом из красного кирпича. В окнах на третьем этаже горел свет. — Смотри-ка, встречает, — Валеска хихикнул. — Готовься, сейчас опять будет кормить тебя французскими тостами. Сара улыбается. Тосты — это хорошо. А крепкая теплая рука, сжимающая ее — еще лучше.