Стану королём без промедленья, Даже пикнуть никому не дам! Я люблю почёт и уваженье, А благовоспитанность к чертям!
Дойдя до своих покоев, парень вымылся, мазнув за ушами ароматным маслом, при вдыхании запаха которого ноздри Ли трепетали, а и так тёмные глаза словно наливались сырой нефтью, повертелся перед зеркалом в купленной совсем недавно шёлковой рубашке и отправился к новому любовнику, вместе с которым ночевал уже третий раз. — Привет, Ли! — ослепительно улыбнувшись, поздоровался он. — Проходи, — безэмоционально кивнул брюнет, пропуская барона. Ли Сынгыль казался лишённой чувств и переживаний машиной, от которой редко дождёшься даже взгляда, не то что слова. Однако были два места, которые полностью меняли его, превращая в кипучий вулкан, способный обжигать лишь одним взглядом: постель и бой. Всё началось для Жан-Жака со второго. Некоторое время назад, решив отдохнуть от довольно напряжённого графика, барон скомандовал извозчику доставить его в заведение, где можно забыть о делах и ответственности и погрузиться в то, что его по-настоящему увлечёт. Остро взглянувший на него мужчина хмыкнул, сделал некоторые выводы и отвёз парня в таверну среднего размера, от которой на половину улицы расползались звуки скрипучей трактирной музыки, мужских голосов и громогласного хохота. Барон с сомнением глянул на извозчика, подумав было, что это место явно не для него, но всё же вошёл. Внутри было неожиданно чисто и уютно: никаких следов грязи, еды или алкоголя на полу и столах, аккуратно одетые ловкие официанты и несколько внимательных охранников, застывших у каждого из двух входов и у барной стойки. Но Леруа пришёл сюда не за этим. Немного покрутив головой, парень понял, о чём говорил извозчик, обещая, что это заведение точно придётся ему по душе: на втором этаже, окружённые толпой людей, дрались двое. Мужчина справа явно был из ряда головорезов, на что указывали и рваный стиль боя, и застарелые шрамы на поджарых мышцах, покрытых смуглой кожей, и отсутствие нескольких зубов. Он, яростно рыча, наседал на полную свою противоположность: сухого крепкого юношу с тонким лицом, восточным разрезом глаз и до того высокомерным видом, что, казалось, преступник дерётся как минимум с кронпринцем. Причём последний явно побеждал, судя по его довольной улыбке, излучающей крайнюю степень уверенности. Жан-Жак, не глядя на официанта, заказал себе вина и подошёл ближе к сражающимся. В нос ему ударил запах крови, пота и алкоголя, а голова тотчас закружилась от искрящегося яркими эмоциями воздуха. Парень будто частично перестал воспринимать реальность, или же как объяснить тот факт, что, увидев, как юноша хмыкает и ставит ногу на лежащего с ножом в печени громилу, он восхищённо закричал вместе со всеми, поднимая бокал высоко в воздух. Азиат шутливо поклонился и вдруг посмотрел прямо на барона, застывшего с громко бьющимся сердцем и широкой улыбкой всего в нескольких шагах, которые парень быстро преодолел. Он вновь ухмыльнулся, вынул из пальцев Леруа бокал и выпил всё до капли, пристально и насмешливо глядя в округлившиеся глаза барона. Дальше — больше. Наглый азиат потянул Жан-Жака за висящий на шее крестик и накрыл его губы пахнущим сладким вином ртом. Толпа вокруг заорала пуще прежнего, когда Леруа, решив, что он, в общем-то, и не против, жарко ответил, отводя чуть волнистые тёмные пряди от ушей парня. — Любителю опасных игр, оказывается, нравятся ещё и мужчины? — спросил тот, явно не ожидавший такой реакции на своё неоднозначное действие. — Ты — да, — улыбнулся барон, окончательно убедившись в своём решении провести несколько приятных часов с этим загадочным человеком. — Рад слышать, — кивнул азиат, подхватывая его под руку и забирая у трактирщика увесистый мешочек, судя по звуку, полный монет. — Как тебя зовут? — Я… Джей-джей, — очаровательно улыбнулся барон, впервые воспользовавшись прозвищем по назначению. — А ты? — Пташка, — невозмутимо ответил парень, открывая двери и подзывая кэб. «Шифруется, — с интересом отметил Леруа. — Впрочем, я тоже. Интересно, очень интересно…» Извозчик высадил их напротив небольшого отеля, в котором, как успел уже узнать Жан-Жак, мужчины нередко предавали жён и наоборот. А ещё под его крышей происходило то, что никогда не будет признано обществом. То, что началось в их номере сразу же, как парни зашли в него.***
Жан-Жак умеет отдаваться. Глядя на его уверенное поведение и ослепительную улыбку, никогда и не скажешь, что этому парню пришлось хлебнуть немало горя. С детства привыкший к роскоши и богатству, однажды возвращаясь домой, он увидел, как в смерековые косы земли вплетаются сизые пряди дыма. Горело отцовское поместье. Барон тогда истово молился, чтобы его семья была в порядке, и Бог услышал его хотя бы наполовину, оставив жизнь матери и младшему брату. Много позже, отойдя от шока и ужаса, Жан-Жак понял, что из былых богатств у них есть отнюдь не бесконечный счёт в банке и старый титул, а семье, главой которой он так внезапно стал, необходимо на что-то жить и жить хорошо. Помощь пришла откуда барон её совершенно не ждал: невеста, с которой он был помолвлен с самого детства, не пожелала расторгать соглашение из-за его внезапного фактически банкротства. Изабелла была влюблена до рези в глазах, хоть встречалась с ним всего лишь несколько раз в жизнь. В этом плане наивность и романтичность девицы, вообразившей его своим прекрасным принцем, сыграла ему на руку, и свадьба всё так же маячила впереди спасительным заревом. Но и это не было концом неудач молодого барона: спустя несколько недель заболела мать. Лекарства, плата за которые раньше была для них незначительной суммой, сейчас лишила семью большей части денег, и Жан-Жаку пришлось решать, что он собирается делать дальше. Просить средства у невесты ему не позволяла гордость, зато она с лёгкостью смирилась с другим его решением. В городе, соседнем с тем, в котором жила семья Леруа, барон нашёл заведение, где каждую ночь зарабатывал треть от той суммы, что осталось после пожара в поместье и смерти отца. Ему даже не всегда нужно было спать с этими людьми — всё делала яркая одежда, красивое лицо и живой характер. Мужчины, женщины, богачи и те, кто годами копил, чтобы только переступить порог роскошного здания на la rue des pièces de monnaie, — все приходили в восторг от блистательного юноши, известного под именем Король. Но больше всего денег Жан-Жак получал, разумеется, за секс, за время занятия которым он перемерял десятки масок. Барон научился очень тонко чувствовать, с кем нужно быть обманчиво неопытным и скромным, с кем — смешливым и раскованным, а кому казаться избалованным и изнеженным. И, научившись отдаваться, парень понял, что больше всего на свете хочет научиться брать. Агрессия, которую он прятал глубоко внутри долгие месяцы, после случайной смерти малышки Изабеллы, носившей его ребёнка, выплеснулась в неистовое желание достать из ножен неясно как уцелевшую отцовскую шпагу и брать, брать, брать… Наслышанный о Сворде, который мало того, что даст ему это право, так ещё и научит, барон убедился, что брат и мать ни в чём не нуждаются, и отправился в далёкую Англию, чтобы понять наконец, чего именно он хочет и за что и кому так неистово мстит.***
Но тем вечером брюнет хотел лишь заинтересовавшего его парня, что крепко прижимал его к стене, сминая красиво очерченные податливые губы своими — твёрдыми и требовательными. Азиат не тратил время на долгие ласки и, сорвав с губ Джей-джея первый вздох, взял его за запястье и усадил себе на колени, в три шага дойдя до кровати. Его руки были такими же напористыми, как и рот, и барон уж точно не нашёл бы в них ничего приятного, если бы ловкие пальцы не находили безошибочно именно те точки, от прикосновения к которым его вело как от хмельного пойла. Брюнет словно раздразнивал Леруа, совсем недолго задерживаясь на одном месте: тёр кончиками ногтей затвердевшие соски, оглаживал поясницу, заставляя выгнуться навстречу, вжимал в себя напряжённым пахом, шевелил жарким дыханием короткие волоски на затылке. Жан-Жак, никогда не обладающий особенным терпением, принялся выпутываться из расшитого сложным узором жилета, безжалостно сорвал стоящий ему немалого количества нервов шейный платок и рубашку, оставшись в удобных брюках, изрядно топорщившихся в причинном месте. Он горделиво приподнял голову, красуясь перед откинувшимся на локтях парнем — рекламировал себя, будто знаменитая портниха новую модель платья, проводя тёплыми ладонями по гладкой коже, подрагивающим косым мышцам, упругим ягодицам, пока ещё скрытым под мягкой замшевой тканью. Нагнулся и, неожиданно высоко хихикнув, мокро поцеловал азиата, запуская гибкий горячий язык тому в рот. Леруа всегда был за грязные комментарии и тихие разговоры, которые придают остроты процессу, но его партнёр был явно не из любителей болтать попусту. Он тяжело дышал, полуприкрыв глаза, и глядел на Джей-джея неоднозначным взглядом, в котором мешалось желание, интерес и вселенское безразличие. «Я зажгу твои глаза эмоциями!» — решил для себя барон, недовольный тем, что им не восхищаются громко, не стремятся оставить на ровной золотистой коже бесчестное количество поцелуев, не поедают глазами каждый миллиметр его, бесспорно, восхитительного тела, а принимают всё как должное. Парень выпутался из брюк и белья, оставшись лишь в белоснежных чулках, и освобождённый идеально ровный член упёрся азиату в живот. Джей-джей же непроизвольно выгнулся, стараясь показать все наиболее притягательные части своего тела, но новый знакомый, к его досаде, всего лишь громко сглотнул и потянулся куда-то назад. Он достал из небольшого прикроватного шкафчика смазку в красивом пузырьке и несколько презервативов*, увидев которые, Жан-Жак оценивающим взглядом посмотрел на, оказывается, достаточно состоятельного человека перед собой и вспомнил момент из своего прошлого. Секс с использованием презерватива у него был всего раз, когда он ещё был известен под именем «Король». Какой-то богач средних лет, перед тем, как войти в него, раскатал по члену тонкий чехол из прозрачной резины. Увидев удивление в глазах брюнета, мужчина усмехнулся и шепнул ему: «А вдруг у тебя люэс*, а, малыш?», на что Жан-Жак привычно перекрестился, вызвав громкий смех у любовника. Азиат вылил смазку на руку и вставил сразу два пальца, словно знал, что Леруа с лёгкостью примет их, даже не поморщившись. А может, так оно и было, и барон и в правду выглядел как заправский мужеложец. Он растянул Джей-джея быстро, немного болезненно и тщательно, и только тогда приспустил одежду, оголяя, наконец, аккуратный небольшой член. Любому другому могло бы показаться, что с подобным размером сложно доминировать или доставлять удовольствие, но опытный в этом деле Леруа так не думал: ему было прекрасно известно, что усердие и старательность подобных мужчин часто перевешивает габариты. Подрагивающий от желания Джей-джей сам оседлал брюнета, и оба застонали: громко, несдержанно — барон и сквозь зубы — азиат. Жан-Жак думал, что не ошибся в парне, так как тот сразу же направил член в правильное место, попав точно по простате. Он ухватился за крепкие плечи и запрокинул голову, с удивлением отмечая немного болезненный поцелуй в шею от своего безэмоционального любовника. Спустя десяток минут Пташка (Леруа до сих пор силился понять, что же за странное и совершенно не подходящее ему прозвище носит парень) ссадил его на постель и мягким, но настойчивым движением опустил голову на гладкий шёлк одеял, заставив призывно оттопырить ягодицы. — А! — вскрикнул Леруа, никак не ожидавший крепкого шлепка. Парень лишь усмехнулся и подтянул его к себе, входя сразу на всю длину. Он выглядел и вёл себя так, словно его заботит лишь собственная личность, но на деле оказался очень внимательным любовником, что прислушивается к каждому стону и движению и точно ловит эмоции, стараясь ответить максимумом удовольствия. Жан-Жак, совершенно забыв о стеснении, громко стонал в голос и поглядывал на брюнета через плечо. По его лицу стекал пот и тонкая струйка слюны, а изо рта то и дело вырывались восклицания на французском. — Oh, mon dieu*, — прошептал Жан-Жак, наконец сложив обрывки слов в полноценную фразу. — Давай вот без этой религиозной чепухи, а то как-то неловко, — со смешком пробормотал Ли, вероятно, самую длинную фразу за время их знакомства. Не совсем уловив её смысл, барон замычал, в который раз ощутив толчок в простату, и покорно кивнул, а потом оказался лежащим на спине с бесстыдно раскинутыми ногами. Через несколько особенно сильных и глубоких движений Жан-Жак, давно научившийся кончать от одного лишь члена внутри себя, выгнулся дугой и излился на собственный живот, разом задрожав. Его любовник прикусил его колено и, выдохнув, тоже кончил, предварительно достав член из тела Леруа. Зачесав назад взмокшие волосы, азиат мельком глянул на часы на руке*, подобрал мешок и вышел за дверь, взглянув на несколько удивлённого таким поворотом событий Жан-Жака с сомнением, и, решившись, бросил: — Я часто бываю в этой таверне. Может, ещё встретимся.***
Встретились они гораздо раньше — прямо на следующий день. Леруа вместе с однокурсниками шёл с тренировки, когда они увидели двух очень ярко одетых подтянутых молодых людей, идущих за одним из фехтмейстров. — …Слиться с толпой и втереться ему в доверие, понятно? — выхватил Жан-Жак слова мужчины и понял, что старшекурсники идут на какое-то дело из числа тех, что ждут и его курс через некоторое время. Он с интересом прошёлся взглядом по молодым людям и чуть не споткнулся, увидев на бледном лице одного юноши знакомые чёрные глаза, глядящие на него сквозь разрезы на украшенной перьями роскошной маске. Пташка и вправду оказался ею — яркие лоскуты на его одежде, блестящие и переливающиеся, напоминали оперение заморской птицы. Он весь сиял утончённостью и хрупкостью редкого существа, только глаза оставались прежними — колючими и холодными. После ужина они наконец познакомились. Парня звали Ли Сынгыль, и он учился на третьем курсе. А через пару часов, закрыв дверь в комнату Ли с обратной стороны, Джей-джей осознал вдруг, что у него появился очередной стыдный секрет ото всех, кроме такого доброго к нему Бога. Впрочем, парень уже давно перестал стыдиться себя.