***
Когда Юрий подошёл к реке, Никифоров уже ждал его. Мужчина, заслышав шорох листьев под ногами подопечного, резко обернулся и растянул губы в широкой улыбке. — Юра! Доброе утро! Как тебе спалось? — Отлично. — Хмыкнул подросток, теряясь в своих ощущениях и чувствах. Граф вроде бы был решительно настроен показать учителю своё раздражение и недовольство, направленные в его сторону, но глупое сердце билось чаще, когда Виктор так улыбался ему. — Тогда мы можем приступить. — Дружелюбно произнёс тренер и вдруг замер, остановив взгляд на сине-лиловых пятнах на Юриной шее. Из глаз утёк и намёк на теплоту и нежность. Улыбка соскользнула с идеального лица, а чётко очерченные губы опасно скривились. «Кто?!» Пепельноволосый мальчишка с обидой рассматривал игрушку, которую в его отсутствие схватил кто-то другой, кто принялся делать то, что хотел, и не думая о том, что у неё уже есть хозяин. Кто оставил на фарфоровой коже такие яркие следы и отпечатки, которые не оставляли места воображению. «Ах так?!» Голубые глаза мальчишки заинели, наполнились вековым льдом, и тут же растрескались от гнева. А он?! Почему он позволил делать это с собой кому-то ещё?! Виктор сжал зубы и резко развернулся, предлагая подопечному последовать за собой. Бежал, с силой вдавливая во влажную землю неуместно яркие осенние листья, будто переламывая их хребты подошвами тренировочной обуви. — Быстрее, это тебе не увеселительная прогулка по парку. — Бросил он сквозь зубы, когда Юра замешкался всего на мгновение, чтобы не вступить в глубокую лужу. — Чай, не принцесса, платьице не запачкаешь. Подросток растерянно посмотрел на Никифорова, в одно мгновение изменившего манеру общения на грубую и неучтивую. Подобные резкости были его жгучему характеру, что сухой трут разгорающемуся огоньку, и Юрий опасно сузил глаза, взбешённый этой малостью. Учитель всё увеличивал скорость, с долей злорадства ожидая, когда же Плисецкий не выдержит, но тяжело дышащий блондин упрямо трусил рядом, избегая смотреть на закаменевшую фигуру фехтмейстера. Через некоторое время Виктор резко остановился и, мазнув по носу подопечного колючим взглядом, оповестил: — Теперь в зал.***
Юре казалось, что всё вернулось к истокам, и он снова скачет по плацу на самом первом занятии, задыхаясь от усталости и беспрестанно вытирая текущий по лбу и вискам пот. — Да не так, мальчишка! — шипел Виктор спустя час. — Сколько раз тебе говорить, что правая нога должна быть впереди, а левая оставлена сзади! Локоть… локоть выше! Осанка! Правую руку прямее! Ещё… ещё, я сказал! Оружие должно стать продолжением руки! Оно — это ты, независимо от того, что ты выбрал! Ты — это оно! Понял меня?! Отвечай?! — Д-да, Виктор, — отозвался срывающийся мальчишечий голосок.— Я понял! — Тогда покажи, что ты понял! Покажи, что я не зря битый час снова учу тебя правильно стоять! И что тебе больше подходит рапира, а не веник для уборки! НУ?! Алле! Защищайся, Юр-р-рочка! Никифоров будто озверел. Красивое лицо поминутно искажалось гримасами, а твёрдые губы произносили фразы всё более колкие и гневные. — … Живее, малыш, если не хочешь, чтобы тебя накололи на вертел! Быстрее, ещё быстрее! Что ты двигаешься, как леди в тягости?! Ноги отдавили?! Яйца прищемили, пока ты воротничок поправлял, а, детка?! Стойку держи! Держи стойку, я сказал! Вот так… легче, легче… не рвись вперёд! Следи за спиной! Удар, поворот, удар… удар, Юрочка! На первый взгляд нежные и осторожные, обращения Виктора осыпались на горящие щёки графа болезненными пощёчинами и выглядели ещё более колючими в сравнении с эпитетами, что шептал ему в уши Юри прошлой ночью «Вот так, мой милый, аккуратнее, — тихонько повторял танцовщик, покрывая его лицо поцелуями и придерживая за руки. — А теперь опускайся. Медленнее, малыш, мы ведь не хотим, чтобы тебе завтра было больно, верно?» Воспоминание было таким ярким, что Юрий вспыхнул уже не от усталости и злости на тренера. Однако оно же заставило его на секунду замешкаться и пропустить удар, что вызвало у Виктора новую вспышку ругани: — Сказать, что я разочарован — ничего не сказать. — Процедил Никифоров сквозь зубы, опуская рапиру. — Мне стоит хорошо подумать, есть ли смысл продолжать всё это, учитывая то, как ты стараешься. Эти неровные пятна, чересчур осторожные движения и периодически соловеющие от сладких воспоминаний глаза были прекрасно знакомы Виктору. Фехтмейстер великолепно знал, что именно должно было вызвать у подопечного такую реакцию, и это злило его ещё сильнее. Юрий, дышащий, как загнанная лошадь, сверкнул на мужчину зелёными глазами. Сквозь гнев и непонимание он глядел на красивое лицо и думал, сможет ли когда-нибудь привыкнуть к этому? Даже взбешённый, доведённый до белого каления, Никифоров поражал своей яркой внешностью, будто срисованной с картины заморского художника. Злил и восхищал одновременно, заставлял что ни день бороться с собой и с абсолютно нелогичной, глупой до безумия тягой к нему. Никифоров перевёл нарочито скучающий взгляд на противоположную стену. Вездесущее солнце проскользнуло сквозь отверстия в гардинах, на миг позолотило его ещё мгновение назад совершенно белые волосы, скользнуло шаловливыми пальцами по тонким чертам лица и растаяло, не в силах хоть немного их смягчить. Юрий вновь отскочил, избегая укола, и вдруг почувствовал, как по губам и подбородку потекла горячая кровь, что пошла носом из-за эмоционального и физического перенапряжения. Ему показалось, что на секунду вековой лёд в глазах тренера растаял, но ещё через миг Виктор вновь был воплощением равнодушия и, кажется, толики брезгливости. — Позаботься об этом. — Свысока бросил он, доставая кипенно белый платок из кармана и вручая его подопечному. — Спасибо. — Несколько невнятно пробормотал Юрий, прикладывая ткань к носу и вытирая текущую по подбородку кровь тыльной стороной ладони. — Аккуратнее! — закатил глаза Виктор, сделал несколько быстрых шагов к подростку и принялся отодвигать манжеты, уже окропленные в некоторых местах свежей кровью. — Джентльмен никогда не позволит себе выглядеть неопрятно. — Где ты тут джентльмена нашёл, а? — негромко хмыкнул Юрий, отворачиваясь. — Действительно. — Поджал губы наставник и холодно, так холодно, как не бывает в дворцовых подземельях в середине декабря, добавил: — На сегодня всё. Приведи себя в порядок и подумай над моими словами. Виктор подхватил рапиру и быстрыми шагами направился прочь, оставив позади уязвлённого подопечного со сжатыми до кровавых полукружий на ладонях кулаками и закушенными губами. Никифоров лукавил. Юрины результаты были бы ужасными, будь он профессионалом, а не мальчишкой-первогодкой. Собственно, для первого курса Юрий был невероятно хорош и, не будь Виктор так зол на него, то уже задумался бы о том, что мальчишке можно позволять приняться за шпагу, однако в голове у мужчины крутилась лишь пара мыслей: Кто и…почему не он?!***
Всё время до наступления вечера Юра чувствовал себя пороховой бочкой, что может взорваться от сущей ерунды. Граф успел практически подраться с отпустившим очередную неловкую шутку о длине его волос Джей-Джеем, наорать на неясно как забежавшую на территорию Сворда псину, разбить об стену чашку и истыкать давно принесённый Виктором специально для этих целей деревянный щит узкими клинками. На занятие с госпожой Лилией блондин шёл, надеясь, что балет поможет ему вновь взять эмоции под контроль. Требующаяся там концентрация не позволяла сходить с ума от гнева, и Юрий всегда тратил большую часть напряжения на чёткость поз и правильность движений. — Добрый вечер, Юрий. — Спокойно поздоровалась с ним экономка. — Присядьте. Удивлённый подросток, вскочивший, когда дама вошла в зал, вновь занял место на скамье. — Надеюсь, вы умеете правильно надевать пуанты, Юноша. — Мимолётно улыбнулась она и протянула Юре узкую коробку, на крышке который была изображена тонкая фигурка танцовщицы на фоне огромной сцены. — Эти я подготовила для вас, но впредь вы будете справляться сами. И, разумеется, я дам вам адрес мастерской. С сильно бьющимся сердцем подросток принял из рук бывшей балерины коробку, сдвинул крышку и обнаружил пару пуантов спокойной молочной расцветки с заботливо пришитыми лентами. — Это… Спасибо огромное! — негромко произнёс Юрий, для которого подарок был не просто обувью, но ниточкой, связывающей его со счастливым детством. — Надевайте уже. — Мимолётно улыбнулась женщина. — Посмотрим, подойдут ли они. Разумеется, туфли пришлись подростку как раз впору. Разве могло быть иначе, если всем занималась Лилия Барановская? И всё же Юрий был бесконечно удивлён тем, что женщина с помощью одних лишь прикосновений сумела определить, какая обувь подойдёт ему наилучшим образом. Граф сделал на пробу несколько мелких прыжков и поворотов, и класс начался.***
— Итак, начнём же часть на пуантах! — оповестила запыхавшегося графа госпожа Лилия после экзерсиса, адажио и аллегро. — Preparation croisee, левая нога назад, coupe левой ногой и grand fouette en dehors правой ногой на пальцах. Как и всё время до этого, экономка внимательно следила за правильностью исполнения упражнений и сейчас довольно кивала, удовлетворённая тем, что демонстрировал граф. — Согните колено, Юрий, и, быстро проведя правую ногу вперёд, croise. Хорошо! Два раза поднимитесь на пальцах, sissonne на третий arabesque на правой ноге. Чуть плавнее… Да, так! Далее coupe левой ногой, fouette на левой ноге en dehors на сорок пять градусов… Нет! На сорок пять, а у вас гораздо больше! Заново! Женщина громко хлопнула в ладоши и принялась отстукивать такты принесённой тростью. Она заставила ученика повторить неудавшееся упражнение трижды, и только после этого позволила продолжить: — Pas de bourree en dehors, preparation на четвёртой позиции и два tours sur le cou-de-pied en dedans на правой ноге. Следите за лицом! Вы танцуете, Юрий, а не пытаетесь одолеть соперника! И-и остановка в пятой позиции. Хорошо. Бывшая балерина дала ему буквально несколько мгновений на отдых и тут же продолжила: — Раз de chat закончить на правое колено, battement developpe вперёд на левую ногу на пальцах efface и тотчас провести ногу на efface назад, не спускаясь с пальцев. Неплохо, но вы могли бы лучше, если бы держали равновесие старательнее. Ваша свободная нога была просто ужасной. Следите за ней. Подросток кивнул и бросил быстрый взгляд на своё отражение в зеркальной стене. Светловолосый юноша в нём хмурил русые брови, сжимал зубы и старательно тянул ноги, наконец-то начавшие возвращаться в форму. — Что ж, продолжим. — Стукнула тростью по полу экономка. — Pas de bourree (закончить на правую ногу, левая sur le cou-de-pied), fouette en dedans на правой и-и en dehors на левой ноге. Остановка в пятой позиции. В пятой! Где ваша нога?! А теперь садитесь! Садитесь, Юрий! Не выдержав, госпожа Лилия поднялась со скамьи и стремительно подошла к подростку. — Сядьте же в плие, юноша! Ах, вот, почему у вас не получается это сделать! Ваше плие так и осталось неустойчивым! Всё начинается с плие, вы слышите меня? Если оно выйдет хорошо, то и прыжок будет хорошим. И-и-и… И граф повторял снова и снова, покрываясь липкими каплями пота и напрягая даже самые мелкие мышцы в своём теле. — Четыре раза по одному tour en dehors на левой ноге, начиная каждый раз с degage левой ногой по диагонали. Юрий! — снова стукнула по полу бывшая балерина. — Ди-а-го-наль! Ещё раз! Женщина обошла его по кругу, высматривая даже намёк на неточность и, не заметив ничего критичного, продолжила: — Теперь два fouettes en dehors и третье fouette двойное, также на левой ноге. Остановитесь позиции, правая нога назад. Хорошо. Блондин замер в строго фиксированной позе, ожидая следующих указаний, но госпожа Лилия молчала, лишь внимательно глядя на ученика и медленно моргая. — Вы неплохо справились, юноша. Сядьте на коврик — покажете мне, как тянутся ваши стопы.***
Из зала Юрий вышел смертельно уставшим, но вполне довольным: его похвалила Лилия Барановская! На выходе он даже получил от неё лёгкую улыбку, и это не говоря об удивительном подарке — его собственных невероятно удобных пуантах. Граф был настолько рад и взбудоражен, что хотел уже повернуть к Виктору, чтобы поделиться со ставшим ему близким человеком успехами и разобраться наконец в его изменившемся поведении, но тут из-за ближайших розовых кустов — таких густых, что они не пропускали и лучика света — донёсся до безумия знакомый голос: — …Глупый мальчишка раздражает меня! — жаловался Никифоров. — Ещё немного — и я попрошу Якова убрать его куда подальше. Нет, даже к Якову не пойду! Из-за такой-то ерунды… — Ты уверен? А если дать ему ещё один шанс? — спросил голос, принадлежащий (ну кто бы сомневался) Кристофу Джакометти. — Раньше ведь он неплохо справлялся. — Я пока ещё ничего не решил. — Нервно отрезал Виктор и (Юра был готов поспорить) потёр точеный подбородок. — И что, если… Подросток отошёл с кривой усмешкой. Он услышал вполне достаточно. «Раздражаю тебя? — думал граф, стирая глупые злые слёзы подрагивающими ладонями. — Ну так скажи в лицо, а не шепчись в кустах со всякими… всякими… Ненавижу!» В сердцах Плисецкий пробежал мимо собственного корпуса, поймал кэб и велел ехать за Темзу — в район, где у дорогих гостиниц бедняки счастливо смеются и с песнями жарят жирную рыбу на горячем огне. Стена неожиданно начавшегося дождя била по земле яростным хлыстом, в точности повторяя чувства Юрия, рвано дышащего от переполняющего его гнева. Казалось, закричи он, — не выплеснул бы и сотой доли той горечи, которая заставляла пальцы с силой сжимать рукоятку стилета, который он с недавних пор всегда носил с собой, а крылья носа — нервно подёргиваться. Вдруг юноша услышал глухой хлопок двери и детский голос, сорванный от крика (уж Юра-то знал, как звучит подобное): — Ненавижу! Боже, почему ты просто не убьёшь его, ведь он убивает нас! — размазывая слёзы по грязным щекам, кричала в небо худая девочка с растрёпанной русой косой. — Убьёшь… — эхом повторил Юрий, перехватывая рукоятку стилета. Да, именно так. Ему нужно кого-то убить, и тогда станет спокойнее. Ну, по крайней мере он отвлечется. Граф шагнул вперёд, тотчас вновь вымокнув до нитки, и обратился к ребёнку: — Считай, что Боже, — хмыкнул Юрий, — тебя услышал. Так кого надо убить? Девочка замерла, не донеся рук до лица, и вдруг хищно улыбнулась, показав давно не чищенные зубы. Она смотрела на Юру как на святого, ничуть не сомневаясь, что хрупкий подросток действительно в состоянии оборвать чью-то жизнь. Возможно, дело было в невыносимой горечи и злобе в его глазах, что граф в кои-то веки не прятал за приторной улыбкой. — Мой отец. — Сказала девочка, буквально выплюнув последнее слово. — Он рушит нашу жизнь! Я… Я… Ей так сильно хотелось излить всё накопленное внутри хоть кому-то, но у Юрия не было ни малейшего желания слушать о чужом горе. — Куда идти? — отрывисто спросил он, прерывая поток слёз и жалоб. — Он здесь. Я не смогла оттащить его от матери: он сказал, что когда закончит с ней, то примется за меня! — вновь зарыдала она. Юрий вошёл в дом вслед за ребёнком. В нос ему пахнуло свежим хлебом, алкоголем, мышами и кровью, а в уши тотчас ворвались такие знакомые звуки насилия: глухие удары, смешки на грани сумасшествия (а может и за ней), надсадный плач и редкие вскрики, слыша которые, он в кои-то веки хотел не сесть в угол, сгорбившись и сжав ладонями голову, а ответить жестокостью на жестокость, почувствовать себя сильнее. Ведомый затихшей девчонкой, граф прошёл через тёмный холл и оказался на кухне, где пылающий камин освещал борющихся на полу мужчину и женщину. Последняя безнадежно проигрывала, о чем свидетельствовал плескавшийся в ярко-голубых глазах ужас и задранное платье, больше напоминающее рванье. Мужчина хозяйничал под её юбкой, и поэтому Юру не видел. Его жертва же внимательно следила за каждым шагом подростка, беззвучно повторяя: «Пожалуйста, помогите мне!», на что граф отрывисто кивнул и бесшумно зашёл за повизгивающего от переизбытка алкоголя и вседозволенности в крови человека. Миг — и домашний тиран упал на пол, даже не успев ничего понять и осознать. С минуту из дыры, пробитой в горле узким лезвием, толчками вытекала густая тёмная кровь, однако вскоре и это прекратилось. Тело мужчины окончательно покинула жизнь, а его жена и дочь лишь зло и безумно устало ухмыльнулись, переглянувшись. — Отнесём тело в придорожную канаву за пару кварталов, как окончательно стемнеет. Будто в пьяную драку ввязался на улице. — Ровно проговорила женщина, не отводя взгляда от языков пламени в камине. — Ясно. — Хлюпнув носом, сказала её дочь и, подумав, спросила: — Стоит сейчас замыть кровь? — Да, нам ведь не нужно пятно посреди дома, верно? Женщина подняла глаза на Юрия и вдруг низко поклонилась, секунду спустя и вовсе упав на колени. — Спасибо, господин. От всей души спасибо. Рядом с матерью опустилась русоволосая девочка, плотно сжав губы и пряча подрагивающие руки в складках поношенного платья. Юрий же мрачно кивнул, развернулся и покинул деревянный дом, кажется, пропитавшийся ненавистью и болью от подвала до самой крыши. Будто пьяный или одурманенный какой-то заморской дрянью, граф шёл вверх по тускло освещенной улице и крутил в тонких пальцах стилет с багровыми следами на нём. — Я убил его, — будто во сне, прошептал он, вспомнив неподвижное тело. — Боги, я действительно его убил… Виктор, почему ты никогда не говорил, что это так легко?! Или всё-таки говорил, только я невнимательно слушал? Юрий провёл огромными глазами спешащую домой парочку в почти одинаковых пальто и вновь переключился на собственные мысли. Подросток оказался прав: совершённое преступление унесло его далеко от размышлений о причинах злости наставника, о его обидных словах, которые он вдобавок говорил не самому Юре, а совершенно постороннему человеку. К подростку пришло осознание того, что его действия останутся совершенно безнаказанными, и это дополнило практически восторг, вызванный тем, что мальчишка впервые имел возможность стать на одну ступеньку с возможным богом и решить, кто достоин жить, а кто заслуживает получить нож глубоко в глотку. И в тот момент, когда его лицо рассекла сумасшедшая широкая ухмылка, Юрий услышал смутно знакомый голос: — Искупал-таки ручки в крови, малыш. — Прошамкала слепая торговка яблоками, словно отделившаяся от тени соседнего дома и заступившая графу дорогу. — Разбил нимб и что сейчас будешь делать, а? Юрий, подскочивший от неожиданности, по инерции схватился за нож, и старуха тотчас громко рассмеялась: — Ясно, какой ты сейчас, малыш. Что ж, — она резко успокоилась, смачно плюнула ему под ноги и довершила: — Погасший и грязный. Изгвазданная душа, вот ты кто. А нож твой рано или поздно окажется у тебя в горле, понял? Она провела перед лицом графа какую-то черту кривым узловатым пальцем, ухмыльнулась и вновь скользнула в сторону, снова слившись с чередой домов. Юрий растерянно хлопнул ресницами и зябко поёжился. Старуха, что греха таить, испугала его, и подросток зашагал к более освещённому перекрёстку куда быстрее, чем двигался до этого. «Просто городская сумасшедшая, — успокаивал он себя, поднимаясь в кэб по небольшой лесенке. — Несёт сама не знает что». Вновь разразившаяся гроза с новой силой обрушилась на ночной Лондон. Юра, устало прислонившийся лбом к окну, водил пальцами по следам текущих капель и отстукивал их удары о стекло. «Она — городская сумасшедшая, а я — городское дно, что убивает так же просто, как заваривает чай.— Отстранённо размышлял Плисецкий. — Прости меня, дедушка, но только так я смогу вернуть своё». __________________________________________ Ну, как-то так. Автор в курсе, что на пуантах танцуют лишь дамы, но видеть Юру в обычной мужской обуви было бы совсем не так интересно, верно? :)