***
Юре потребовалось несколько тяжёлых недель, чтобы начать вливаться в более-менее нормальную жизнь. Недель, в которые он, сжимая зубы, отворачивался от приходивших к нему приятелей и воспринимал рядом с собой лишь Виктора, надёжного Отабека и, как ни странно, Жан-Жака, который, в отличие от Никифорова, действовал уверенно и со знанием дела. Графу казалось, что Леруа не в первый раз имеет дело с подобной болезнью, однако он, разумеется, ничего не спрашивал. Удивило Юру другое: как-то раз он проснулся от приглушённого шипения, доносившегося из гостиной. Поднявшись с постели и подойдя к приоткрытой на волосок двери, мальчик прислонился к щели и замер. В комнате шёл разговор на повышенных тонах, и сквозь толстое дерево словно бы просачивались волны напряжения, исходящие от застывших фигур Виктора, барона и Алтына, что умудрялись наседать на него, оставаясь на одном месте. —… Калечить его! Он Вам не мальчик для битья, господин Никифоров, и лучше бы Вам пересмотреть манеру обучения, если уж Вы за него взялись. Плисецкий ожидал, что подобное выведет Виктора из себя, заставит его если не выхватить шпагу, то схватить Леруа за пышный воротник, однако мужчина лишь тяжело вздохнул и устало прикрыл глаза ладонью. — Вы думаете, я так глуп, что не вижу этого? — со злой горечью уронил тот. — Не думаем, Виктор, — Примирительно произнёс Отабек. — Однако Юрий Плисецкий наш друг, и мы очень хотим видеть его в добром здравии. — Что ж, — тоже начал успокаиваться Никифоров. — Тогда вы знаете, что ему стало немного лучше. Вообще-то сегодня я уже планировал совершить с ним недлинную прогулку. — Да, — серьёзно кивнул Жан, взмахнув смоляными прядями. — Это пойдет ему на пользу и… Юра бесшумно отлип от двери и скользнул обратно в постель. Он отчаянно пытался увидеть причину того, отчего же Леруа с Отабеком так пекутся о его состоянии, однако у него всё не выходило, и мальчик безотчётно нахмурил брови. Графу было невероятно сложно понять, как однокурсникам хватило наглости наседать на самого Виктора Никифорова который — Юра прекрасно знал по собственному опыту — вызывал желание лишь улыбнуться как можно шире и согласиться со всем, что он скажет, но никак не шипеть сквозь зубы и кидать злобные взгляды из-под ресниц. Практически наброситься на человека заведомо сильнее их обоих вместе взятых ради какого-то мальчишки из комнаты по соседству. Не так ли поступают… друзья? Подросток услышал тихий хлопок входной двери и завозился на скомканных ночью простынях — Виктор отчего-то сегодня спал особенно беспокойно. — Юра? Ты уже проснулся? Наставник вошёл в спальню и одним движением притянул мальчика за пятку, принимаясь безжалостно щекотать. — Да! Виктор, да! Переста-ань! — захохотал Плисецкий, отбиваясь от мужчины свободной ногой, однако Никифоров и не собирался его отпускать, сбрасывая негатив после довольно неприятной беседы. Солнце светило так же ярко, как и в тот день, когда Юра в первый раз переступил порог Сворда, однако сейчас это было ещё более странно — от мороза воздух, казалось, трещал, а колючий ветер то и дело швырял в покрытое узорами стекло пригоршни снега. Его лучи путались в Юриных волосах — таких же золотых и обманчиво тёплых — и словно загорались волшебным свечением, пробуждая странное желание срезать один локон и поместить его в медальон, что висел бы на груди. Оно плескалось, искрилось в глазах графа, делая их не просто зелёными, но бирюзовыми, словно спокойные морские волны, смеялось вместе с ним, и у Виктора на душе становилось теплее с каждым мгновением. Рядом прыгал такой же радостный Маккачин, воспринимая всё как совместную игру, и, когда мужчина наконец отпустил почти рыдающего от смеха Юру, навалился сверху и завилял хвостом. — Макка, почему бы тебе не покусать его? — шепнул на ухо псу мальчик, привычным уже движением поглаживая мягкие завитки собачьей шерсти. — Он так никогда не поступит, — хвастливо улыбнулся Никифоров. — Мой Маккачин слишком хорошо воспитан. — Да-а? — задумчиво протянул граф, скользя взглядом по поднятым рукам наставника, которыми тот поправлял растрепавшиеся волосы. Виктору бы сейчас обернуться, увидеть, как подозрительно заблестели глаза подопечного, однако он продолжал приводить себя в порядок, глядя на морозные узоры на окне. — Как хорошо, что я воспитан не так безукоризненно! — Чт… Никифоров, не подозревавший, что Юра способен на такую подлость, не успел произнести и слова, как мальчишка протянул голову и сомкнул крепкие белые зубы у него на рёбрах, прикрытых лишь домашней блузкой. Граф ожидал услышать такой же визг, который издавал сам всего минуту назад, но наставник, к его разочарованию, лишь улыбнулся шире и выпрямил спину, давая подопечному доступ к своему торсу. Ясные голубые глаза будто смеялись: «Играй-играй, Юрочка». Таким умилённым взглядом смотрят на неразумных котят с носиком-пуговкой и мягкими ушками, а потом протягивают ладони и широким движением гладят по голове. Именно так, как сейчас гладил его Виктор. — Не сильно расстроишься, если я скажу, что совсем не боюсь щекотки? — спросил Никифоров, продолжая водить по Юриным волосам. Подросток лишь цыкнул, дёрнулся, показывая, что очень даже расстроится, и с тяжёлым вздохом упал грудью на колени наставника. — Разомни мне плечи. — Буркнул, насупившись. Надо ведь хоть что-то поиметь с него! Виктор, хмыкнув, выпутал пальцы из графских локонов, потёр ладони, разогревая, и принялся за дело. Одновременно он продолжал беззаботно болтать: — Не хочешь сегодня съездить в город? Купим сладостей, мелиссы для чая и новую настольную игру. Мне Яков сказал, что в продаже появилась одна весьма занимательная. Ну и сыграем вечером. Как смотришь? — выдал он на одном дыхании и спохватился: — Тебе ведь это нравится? Юра резко обернулся, отчего под кожей явно обозначились шейные позвонки, и впился недоверчивым взглядом в лицо Виктора, однако тот продолжал безмятежно улыбаться. — Серьёзно? — спросил мальчик с затаенной надеждой. — С чего бы мне предлагать тебе что-то, если это не является правдой? — Наставник легко щёлкнул его по носу и чуть нахмурился: — Повернись, Юра. Если я нажму сейчас, то могу защемить тебе шею. Граф послушно вытянулся, однако все равно продолжал ёрзать у мужчины на коленях. — Виктор? — Ну что ещё? — А тебе они нравятся? — всё же спросил Юра, не желавший принуждать Виктора делать что-либо скучное или неинтересное для него. — Мне нравится видеть тебя в хорошем настроении и слышать твой смех. — Просто ответил наставник, опускаясь к лопаткам, и, чуть подумав, добавил: — Но и настольные игры тоже. Улыбается. Весело ему, а графа будто окатило сначала ледяной водой, а потом и обжигающим кипятком, и горячие алые пятна застыли на щеках. Юра понимал, что Никифоров чувствует себя ответственным за состояние подопечного, что пёкся бы так хоть о Минами или Лео, хоть об Отабеке с Жаном, будь они его учениками, однако глупому сердцу ведь это не объяснишь, и оно продолжало сильно-сильно биться прямо над коленом мужчины.***
Нездоровая радость преследовала графа и во время завтрака, и пока они с Виктором ехали в город, и когда мужчина уверенно указал на нужный магазин, в котором сам мальчик уже успел побывать не раз и не два, однако достигла пика она, когда Юра переступил порог и наткнулся глазами на неё. «Доска желаний» представляла собой огромное, как для игрушки, квадратное поле, занимавшее весь небольшой столик в самом центре лавки. На чёрно-белые квадраты были прикреплены фигурки причудливых растений, искусно вырезанных фантастических животных, миниатюрных дворцов и полуразвалившихся хижин. Застыли в динамичных позах сверкающие темными глазами ведьмы, сжимающие мечи рыцари, короли в пурпурных плащах, мудрые старцы и леди в шелках и драгоценностях. Каждый сантиметр доски притягивал взгляд и вызывал желание всё внимательно рассмотреть и пощупать, и Юра перевёл сияющие глаза на Никифорова, одними губами прошептав что-то неприлично-восторженное. — Доброго вам дня, господа, — услышали молодые люди приветливый голос спешившей к ним молодой женщины в строгом сером платье. — Заинтересовались «Доской желаний»? — Здравствуйте, — вступил в диалог Виктор с лучезарной улыбкой. — Именно так. — Что ж, прекрасный выбор! — ожидаемо похвалила товар хозяйка. — Рассказать вам о принципе игры? — Да, пожалуй. — Итак, несмотря на сложность и проработанность поля, правила у неё довольно-таки простые. Играть можно как только вдвоём, так и большой компанией. В зависимости от количества игроков на начальную клетку выставляются фигурки. Далее каждый пишет на листке своё желание и перевязывает его ленточкой того же цвета, что и лента в волосах выбранной им фигурки. Разумеется, всё это, учитывая бумагу и пишущие принадлежности, включено в набор. — Важно уточнила госпожа и продолжила: — Листки с желаниями помещаются на башню вот этого дворца, что расположен на другом краю. Взгляните, здесь есть специальное углубление. Женщина неторопливо обошла стол с игрой и дотронулась до реалистичной башенки, возвышавшейся надо всем полем. — Далее следует бросить кости, чтобы определить, кто будет ходить первым, и начинается непосредственно игра, — Продолжила она. — Обратите внимание на то, что тропинка, по которой ходят фигурки, петляет по всей поверхности доски так, что практически на каждом ходу есть шанс попасть в какую-нибудь интересную локацию. К примеру, взгляните вот сюда: здесь у нас гном, у фургона которого отвалилось колесо, и который дожидается помощи у моста. Чтобы помочь гному и пойти дальше, нужно вернуться на один ход назад в деревню металлургов и обзавестись там инструментами. Чтобы их получить, надо доказать свою силу: повторить пять раз любое физическое упражнение. После этого можно вновь бросать кубик и идти дальше. Если же игрок решил не выполнять задание, то он вынужден будет пропустить четыре хода. Виктор внимательно слушал хозяйку и чуть отстранённо улыбался, а его подопечный, совершенно позабыв о своём высоком статусе и громком титуле, кружил вокруг стола, едва удерживаясь от того, чтобы не тыкнуть в какой-нибудь элемент. Он уже заглянул в лицо каждому из героев, успел убедиться, что миниатюрные здания проработаны даже внутри и напоминают дорогущие кукольные домики, которые покупают богачи любимым дочерям, что все материалы такие качественные и крепкие, что и королю не зазорно бы было приобрести себе «Доску желаний», и окончательно уверился в том, что ни за что на свете не переступит порог магазина без неё. — Ну что? — в шутку спросил Никифоров мальчика, хотя всё было кристально ясно по его лицу. — Берём? — Да! Юра закивал так отчаянно, что было в пору испугаться за сохранность его шеи, и от переизбытка чувств подскочил к наставнику и потянул того за кружевную манжету. — Посмотри, Виктор, этот рыцарь похож на тебя! Ну, когда у тебя ещё волосы были длинными. — Правда? Никифоров с любопытством наклонился к фигурке, на которую указал подопечный, и с немалой долей удивления отметил его правоту: одетый в серый костюм и синий плащ (невероятно напоминающий свордовский) человек словно рубил невидимого противника с лёгкой улыбкой, а в воздух за ним взметнулась длинная белоснежая коса. — Ну, а что? Всё может быть. Я личность достаточно известная, — хвастливо улыбнулся мужчина и обратился к застывшей совсем рядом хозяйке: — Будьте так добры отдать приказ о запаковке. Мы её покупаем. Женщина с улыбкой присела в книксене и испарилась, а Юра, что тот ураган, подлетел к наставнику. — Она потрясающая, Виктор! Там даже озеро есть, представляешь? И горы! А ещё можно играть за ведьму, и тогда, если тебе случится попасть в деревню, тебя сразу сожгут. Обидно так проиграть, правда ведь? — И не говори, — согласился Никифоров. — А разве ведьма сама не может справиться с противниками? — Да ладно тебе, — хмыкнул мальчишка, посмотрев на наставника с долей превосходства. — Ты ещё скажи, что веришь во всяких ведьм. Это ведь ясно, что на бедных женщин просто наговаривали, чтобы избавиться. — Так-то оно так, однако всем нам однажды придётся встретиться лицом к лицу с чем-то, после чего уже и не скажешь однозначно, правда ли всё это или выдумка кого-то чрезвычайно кровожадного и изобретательного, — пожал плечами Виктор. — И ты встречался с чем-то таким? — ожидаемо заинтересовался граф, на что мужчина лишь улыбнулся. — Может — да, может — нет, а может — любопытство кошку сгубило? — загадочно подмигнул голубым глазом Никифоров. — Ладно, посмотри что-нибудь ещё, если понравится, а я договорюсь о доставке в Сворд. Дождавшись согласного кивка подопечного, он свернул в сторону прилавка и подошёл ближе, где его терпеливо дожидалась хозяйка. Виктор постарался расплатиться и договориться обо всём как можно быстрее, так как хотел ещё успеть навестить любимую лавку с чаем и сладостями да накормить Юру обедом, ведь его подопечному жизненно необходимо хорошо питаться (особенно сейчас). Мужчина вновь повернулся к графу и на секунду замер с мягкой улыбкой на губах: мальчик выглядел таким счастливым, что Виктор тотчас захотел скупить весь магазин, только бы в его глазах и дальше яркими искрами переливалась радость. На самом деле Юра улыбался до обидного редко. Ещё вернее — не улыбался практически никогда. Никифоров поначалу удивлялся и без конца спрашивал о его настроении, сравнивая себя в шестнадцать и своего подопечного. Юра часто казался ему едва ли не старше его самого. Складывалось впечатление, что мальчишке и дела нет до вина да борделей; он не ввязывается в драки без причины, не кичится своим происхождением, богатством и смазливым личиком, не участвует в кутежах и попойках, устраиваемых однокурсниками. Юре просто не интересно. Виктор едва не пошатнулся, когда столкнулся со знаниями графа в сфере экономики. Его голова полнилась стратегиями, способами ведения хозяйства, сведениями касательно операций с ценными бумагами, особенностями разных экономических школ и ещё сотней вещей, о которых Виктор к своему стыду знал лишь поверхностно. Он с раскрытым ртом слушал, как брать кредит по самым выгодным условиям, какие акционерные общества не принесут своему члену прибыли, какие и почему стоит покупать облигации, что за законы царят в мире бухгалтерского учёта и как обращаться с толстыми амбарными книгами. Юра лишь непонимающе пожимал плечами в ответ на удивление Никифорова и спокойно сообщал, что его растили как управляющего собственного поместья, и что ему жизненно важно знать всё это, а иначе никак не удастся сохранить контроль над приисками и приумножить состояние рода. Это тоже было для Виктора поразительным — мужчина, за двадцать восемь лет своей жизни успевший встретиться с сотнями людей из различных слоев и сословий, впервые имел дело с аристократом, корона* над чьей колыбелью была не чем-то эфемерным, а реальным воплощением имени, чести и рода, стоящего за плечами. Так уж вышло, что для Никифорова не было ничего важнее сохранности и качества собственной жизни, но для Юры, его Юры, который едва перестал быть ребёнком, выше всего стояла кровь, что течёт в жилах десятков поколений. Тем дороже были редкие улыбки мальчишки, озаряющие бледное лицо подобно солнечному свету.***
— Зайдём поесть «Round Table»? — спросил наставника граф, когда молодые люди вышли из магазина. — Мне нравится их сливочный суп. Тебе ведь тоже? — Да, он весьма неплох. Неторопливая беседа патокой текла в пространстве, пока Виктор и Юрий спускались вниз по улице. Проходили мимо ленивые зажиточные горожане, доносились крики морских птиц с ухоженной набережной, пахло морем, кофе и пряностями, но для Юры всё словно отошло на второй план, оплыло и смазалось, оставив чётким только мужчину рядом с ним. Мальчик видел лишь как светится Виктор в лучах предзакатного солнца, как серые и розовые блики текут по ровной коже и взрываются цветом в белых волосах, выкрашивая и их. У него проскальзывает глупая короткая мысль, что в какой-нибудь сказке Никифоров точно умел бы лечить прикосновением ладони, а с губ его сыпались бы самоцветы, когда бы он начинал говорить. Однако это всё там, за гранью фантазий. Здесь же Виктор ответственный, серьёзный, внимательный, понимающий, загадочный… Просто ходячий идеал. Но это сверху, а там, глубоко внутри, живут такие черти, что лучше бежать от них, бежать без оглядки, пока не поздно. В случае с Юрой поздно стало, кажется, в первое же мгновение. Наставник рассказывал очередную байку о стычках с итальянской мафией, когда прямо под ноги им выбежала светловолосая малышка лет четырёх. Простояла с пару секунд, пристально глядя на молодых людей, и вдруг заголосила, протягивая ручки к Виктору: — Папочка! Папа! В груди Плисецкого громыхнуло. — Виктор? — сипло спросил он, переводя взгляд с восторженно улыбающегося ребёнка на застывшего мужчину. Никифоров был ошарашен. Девочка же сделала к нему пару неуверенных шагов и крепко вцепилась в ноги, обнимая. — Папочка! Мама сказала, что мы пойдём встретить тебя! Ребёнок глядел на Виктора огромными влюблёнными глазами и продолжал лепетать что-то восторженно-невразумительное, а Никифоров поднял глаза-плошки на Юру. — Это… Я… Юра, я не знаю, что это. Плисецкий сдавленно хрюкнул и, глядя на испуг, в который превращалось удивление наставника, захохотал. — И когда ты собирался мне об этом рассказать? Как зовут хоть? Мальчик ещё раз усмехнулся и опустился перед ребёнком на корточки. Было очевидно, что его наставник и не думал лгать о том, что и понятия не имеет о том, кто эта малышка, однако Юра ни за что не упустил бы возможности позабавиться за счёт Виктора. — Где твоя мама, детка? — мягко спросил он, и девочка перевела на него взгляд внимательных карих глаз. Она уже собиралась начать рассказывать, когда сзади послышался стук каблуков о камни мостовой и запыхавшийся женский голос: — Джинджер! Иди сюда сейчас же! Женщина со скоростью света подхватила малышку на руки и перевела взгляд на молодых людей, один из которых пребывал в весёлом изумлении, а второй — в форменном шоке. — Прошу прощения, господа, — смущённо начала дама. — Джин выдумала какую-то невозможную игру и подбегает к молодым мужчинам с этими клятыми словами. Я уже и не знаю, как должна с этим бороться. А мой муж! Даже представить боюсь, что мой Джон думает об этом! О, дай нам сил, боже всемогущий… — Что вы, всё в порядке, — оттаял Виктор и натянул привычную радушную маску, поняв, что на него не собираются вешать незнакомого ребёнка. Женщина ещё раз горячо извинилась и скользнула в щель между домами, прижимая к себе радостно машущую Никифорову Джинджер, а мужчина обернулся к Юре и усталым жестом потёр скулу. — Ты даже себе не представляешь, сколько раз такое со мной уже происходило, — со странным выражением почти простонал он, насмешив подопечного ещё сильнее. — Эта хоть нормальная. А то ведь как вцепится ребёнок, а потом и мамаша. И всё — женись. — Серьёзно что ли? — недоверчиво спросил мальчик, в голове у которого эта ситуация всё никак не укладывалась. — В первый раз я тоже смеялся, — Никифоров нервно хмыкнул. — Но мне быстро разъяснили, что к чему. По пути в ресторан и во время ожидания обеда мужчина веселил Юру до крайности эмоциональными рассказами о подобных случаях, и граф с полчаса общался лишь тремя выражениями: «да?», «не может быть!» и «ты меня разыгрываешь, Виктор!». Дорога в Сворд же запомнилась молодым людям чувством приятной усталости и меркантильной радости собственному богатству, ведь им не приходилось самостоятельно тащить ни одну из многочисленных покупок. А у самого входа произошла ситуация, вспоминая которую, Юра и Виктор раз за разом встречались глазами и катились со смеху. Господин Яков и госпожа Лилия спускались по лестнице. Мужчина, сошедший со ступеней первым, замер рядом по стойке смирно, дожидаясь даму, когда Никифоров дружеским жестом опустил ладони на его плечи и совершенно бестактно заметил: — Яков, предложи же леди руку! — И сердце, — хмыкнул справа Юра, поднырнув под локоть наставника. Фельцман побагровел и с непередаваемым выражением лица скорее увёл Лилию прочь. И вовремя: брошенная Никифоровым вдогонку фраза «Это на обед» уж точно вызвала бы куда более бурную реакцию.***
Юра едва ли ладони не потирал от нетерпения, пока они с Виктором выгружали «Доску желаний» на стол в его покоях. Он отчаянно косил зелёным глазом на Никифорова, поправляющего поле, и аккуратно освобождал от упаковочной бумаги все игровые фигурки, когда наставник поднял голову, приоткрыл рот, чтобы что-то сказать, да так и замер. Виктор поедал глазами открывшуюся картину: последние отблески солнца короновали мальчишку, выкрасив волосы полыхающим золотом, коснулись языками нежных щёк и словно просветили насквозь, превратив усталого юношу в тонко-звонкого эльфа из волшебных сказок. Юра, Юрочка, совсем ещё маленький мальчик, повзрослевший непозволительно быстро; невыносимо прекрасный, что зимнее солнце, и, кажется, такой же недосягаемый. Мальчик, которого он учит убивать и получать радость от насилия, которого собственными руками едва не уложил в резной гроб и которого внезапно стал готов защитить даже ценой собственной жизни. Невинный, чистый, как слеза, зеленоглазый ребёнок давным-давно видел его, по шею плавающего в ржавой крови, своим идеалом, но лишь сейчас Виктор действительно взглянул на него, пустил в свою душу, позволил подобраться настолько близко, чтобы сделаться самым дорогим человеком во всём мире. Никифоров отчаянно старался упорядочить мысли и чувства, обречь царящий в сердце раздрай в ясную картинку, и в конечном итоге интерпретировал собственные ощущения выводом, что считает подопечного кем-то вроде младшего брата. Однако Виктор и не подумал даже, что сам скрыл от себя истину собственным же ошибочным мнением о Юре: едва ли мальчишка был чистым и светлым, едва ли можно было закрыть глаза на тот факт, что у него самого руки по локоть заляпаны кровью, а сердце полно ненависти и желания отомстить… Едва ли юноша видел в наставнике брата. Однако Виктор, безупречный, непобедимый Виктор, наотрез отказывался это замечать. — Я закончил. — Улыбнулся Юра, демонстрируя фигурки. — Начнём? — Начнём. Молодые люди с непроницаемыми лицами вытащили из аккуратной стопки по листку бумаги и написали по короткой фразе. Свернули, завязав ленточками, опустили в углубление в нужной башне, и граф ехидно осклабился, показав крепкие клычки: — Готовься выполнять желание, Виктор! Никифоров в ответ лишь многозначительно ухмыльнулся и потёр подбородок, взглядом передавая игривое «Чшш, Юрочка. Подожди. Не загадывай…». Несколько часов пролетели в один миг. «Доска желаний» действительно оказалась захватывающей и увлекательной, однако Юра к своим стыду и бессильной злости безнадёжно проигрывал. А всё из-за гадкой кисейной барышни, на которую он наткнулся пару ходов назад! «Высокий лорд способен поразить даму своего сердца уверенными действиями и мужественными поступками, однако он же должен владеть великим искусством слова, дабы личность его была всесторонней и богатой. Продемонстрируйте прекрасной леди своё красноречие и продекламируйте пару громких строк в её честь. На подготовку у вас есть две минуты. В случае невыполнения вы вынуждены будете пропустить пять ходов», — говорилось в задании. Граф смотрел на Виктора расширенными глазами, уже осознавая, что так и останется стоять на месте. Его голова полнилась знаниями в сфере права, экономики и военного дела, однако вся информация, вложенная туда в детстве учителем литературы, давным-давно испарилась. Поэтому не было ничего удивительного в том, что две минуты спустя Юра хмуро помотал головой в ответ на вопросительный взгляд наставника. — Ну же? — язвительно хмыкнул Никифоров. — И почему же наш будущий победитель молчит? — Иди к дьяволу, Виктор, — хмуро буркнул мальчишка из-под длинной чёлки, гоняя резной кубик по столешнице. — И что здесь сложного? — протянул в пустоту мужчина и вдруг хитро улыбнулся. — Смотри! Мне Господом суждён златой венец, и я указами плету историю, быльё… Но Вы! Вы из предложенных сердец согласны выбрать ли моё? Ваш гордый стан и омуты-глаза, Ваш шёлк волос и мягкость бледных губ… Я от внимания придворных дам устал — и рядом трон лишь Вам я стерегу! Никифоров театрально склонил голову, и белоснежные пряди мазнули его по лбу. Юра ошарашенно проследил за убравшими их длинными пальцами и только потом спросил: — Откуда это? — Вот отсюда, — усмехнулся Виктор и постучал ногтем по виску, впрочем, тотчас пожав плечами: — У меня ведь тоже были эти две минуты поразмыслить. — То есть ты придумал это за две минуты? — не поверил граф. — Ну да. Продолжим? Безмятежность наставника сводила с ума. Однако было ещё кое-что, что не давало Юре покоя и заставляло сжимать фигурку чуть сильнее, чем надо, и просто безотчётно дёргать уголком губ в нервном жесте: ему отчего-то категорически не понравилась сама идея того, что Виктор будет говорить нечто подобное кому-то ещё. Какой-нибудь смазливой леди в парче и шёлке (что достаточно маловероятно, и слава богу) или кому-то, похожему на ненавистного ему Кристофа Джакометти, что отбыл с неделю назад. Нет уж, Юрию Плисецкому решительно не улыбалось видеть, как наставник с надеждой во взгляде роняет с губ прекрасные слова в адрес каких-то проходимцев. Да что там! Юрия Плисецкого практически трясло от одной лишь мысли о подобном. И это — пора бы уже признать — совершенно не нормально. А игра всё длилась. Был ликвидирован с поля якобы свергнутый король, мачеха несчастной селянки, через деревню которых проходил Виктор, и хозяйка борделя, в котором торговали запрещёнными наркотиками. Молодые люди решили не один десяток задачек и загадок, вспоминали всю известную им информацию, ругались до хрипоты и вновь мирились, однако графу так и не удалось догнать наставника, и тот первым подошёл к заветной башенке. — Я выиграл, Юрочка, — Никифоров улыбался тепло, насмешливо и невероятно самодовольно. — Есть какое-то скрытое удовольствие в обозначении очевидных фактов безо всякой причины? — огрызнулся мальчишка и сжал кулаки. О, как бы ему хотелось сжать так же и шею Никифорова, что сиял так, будто его натёрли! Виктор, конечно, никак не отреагировал на безобидные колкости и улыбнулся ещё светлее. Притянул колени к груди, склонил голову так, что касался их щекой, и вновь взглянул на подопечного, у которого отчего-то заломило в груди. Наставник, одетый сегодня в светло-голубой гамме, ассоциировался с лёгкостью и искренностью, а когда он чуть изменил положение головы, и голубые глаза подсветились языками каминного пламени, Юра невозможно покраснел и задышал глубже. Боги, и в какой же момент это произошло с ним?! Плисецкому было не сравниться с Виктором. Он давным-давно проник вглубь мальчишки, в самое чрево. Глазами, знающими о нём всё, манящим голосом, короткими прикосновениями. Юра чувствовал, будто он, полностью обнажённый, сидел в кромешной тьме внутри наставника. Там, в секретной комнате, была накрепко заколоченная дверь. Иногда она словно была обёрнута в тонкую бумагу, которую так легко разорвать. А временами эта дверь была из прочной несокрушимой стали. Но как бы мальчик ни рвался, сколько бы ни ломал, ничего не получалось. И вот, однажды, она приветливо распахнулась, приглашая войти. За ней оказалось бесконечное множество других дверей: круглых, квадратных, красных, синих, сломанных, стеклянных, деревянных… И из них выделялась одна: крошечная дверца, источавшая свет и тепло. Заглянув в щель, в которую не прошёл бы даже волосок, граф смог наконец увидеть его. Его безмятежное лицо, открытый взгляд и мягкую улыбку, услышать искренний смех и, наконец, быть услышанным в ответ. И в этот момент, когда, казалось, дальше уже некуда, само небо заговорило с ним. Шептало, уговаривало, подначивало и насмехалось; видело Юрины чувства как на ладони, вертело и крутило их, рассматривая со всех сторон, и мальчик просто сходил с ума. Возможно, этот голос в его голове и был признаком сумасшествия, а может, принадлежал ему самому, но Юре это в любом случае казалось странным и… болезненно сладким. Когда Плисецкий протянул руку к листку, связанному синей лентой, ему показалось, что улыбка Виктора дрогнула, сменилась обеспокоенным выражением лица, однако граф всё равно развязал ленточку и раскрутил свёрток. Прочитал с тщательно скрываемым интересом — и вопросительно вскинул голову, сверля наставника непонимающим взглядом. «Не плачь». — Это что ещё такое, Виктор? — с вызовом в голосе осведомился он, и Никифоров поднялся с места. — Юр, нам нужно поговорить. Дело в том, что я должен уехать. Мальчик практически услышал, как в груди у него что-то хрустнуло, и собрался открыть рот, однако мужчина остановил его жестом и путанно продолжил: — Ненадолго. Может, максимум месяц. Дело в том, что мой отец скончался несколько недель назад, и я должен поехать в поместье, чтобы разобраться со всем. Как бы там ни было, я его единственный сын и наследник, понимаешь? Юра молча, несколько заторможенно кивнул и сделал шаг к наставнику, удивив того крепким объятием. — Ты вернёшься,— уверенно произнёс мальчик. — Когда? — Месяц, Юр, — повторил Виктор, вздохнул и сжал узкие плечи подопечного ладонями. Граф медленно дышал, не торопясь отпускать Никифорова, и нервно сжимал зубы. Безусловно, его расстроил факт того, что тот вынужден покинуть его на какое-то время, однако было кое-что, что волновало Юрия куда сильнее всего остального: в тот момент, когда Виктор испугал его своими словами, небо в его голове заговорило ещё громче.