The town of my Dreams

— Здравствуйте? — Фриск подходит к высокой дубовой стойке, отгораживающей входящих от остального помещения. За полотном темного дерева тянутся длинные стеллажи со всевозможной литературой, от школьной до увеселительной. Книги расставлены по принципу алфавитного порядка, количества страниц и общей частоты использования. — Может, померла? — Флауи с надеждой заглядывает за стойку. — Хм, тела нет… — Боже, прекрати немедленно, — вздыхает Фриск. — Всему должен быть предел. Девушка оглядывается. Библиотекарши, сухонькой пожилой женщины, нигде не видно, но у входа, прямо над головой вошедших, висит старенький телевизор. Девушка отходит к стойке, экран полностью попадает в поле ее зрения. Бегущая неоново-красная строка сообщает: «Экстренные Новости!». Жаль, звука нет. — Дотянешься? — она поднимает руку с цветком, предоставляя ему доступ к небольшому колесику регулятора. — …ритории Нивелии продолжаются исчезновения людей, — ведущая новостей в строгом, под горло, пиджаке, кажется неестественно-бледной, дерганной. — На данный момент число пропавших без вести близится к нескольким десяткам человек. Правительство никак не комментирует сложившуюся ситуацию. На поиски людей отправлено около двадцати поисковых групп, в том числе добровольцев, — женщина опускает глаза, переворачивая лист подготовленного текста. Запястья дрожат, губы поджаты. — Подобные заявления так же регистрируются по всей западной Крагонии в течение последних двух недель, — изображение на экране меняется, показывая карту с мигающими точками-отметками. Каждая точка — утерянная душа. — Количество колеблется в зависимости от… — экран гаснет. Фриск оборачивается. Позади нее, с пультом в руках, стоит библиотекарша. — Вы что-то хотели? — голос, такой же сухой и невозмутимый, как и его хозяйка, выводит девушку из ступора. Они с Флауи переглядываются. — Д-да, я хотела бы сдать книги, если можно, — она расстегивает сумку подрагивающими пальцами. Достает кипу учебников, называет фамилию, инициалы и грейд, оставляет размашистую подпись в списке сдавших. — Простите, — окликает она женщину, прежде чем та скрывается в темном провале двери подсобки, — Вы ничего не знаете об этих исчезновениях? Смотрительница библиотеки смеряет ее долгим нечитаемым взглядом. Качает головой. — Известно только то, что почти ничего не известно. Ни цели похищений, ни тех, кто за этим стоит. Никаких «принципов» выбора жертв: это дети и старики, мужчины и женщины. Разных рас и разных национальностей, — она вздыхает. — В газетах сумбур, одни теории и предположения. Никто не знает правды. Люди напуганы. Поговаривают, — голос женщины становится тише, — что число пропавших в разы больше, чем в официальных сводках, — она встряхивает головой, будто опомнившись. — Вот что. Нечего тебе забивать этим голову, деточка. Не в твоем возрасте. Однако… — библиотекарша вновь отворачивается от ошарашенной Фриск, — Будь осторожна по дороге домой. Девушка провожает удаляющуюся спину женщины затуманенным взглядом. Голова словно отяжелела на насколько десятков килограмм разом, кажется, вот-вот — и шейные позвонки хрупнут, не выдержав такого напора. — Эй, homo sapiens, ты в этой реальности? — Флауи щелкает ее стеблями по обеим щекам сразу, оставляя красные полоски-отметины. — Проснись и пой, полуобморочное создание. Если ты собираешься испытать свой лоб на прочность, то учти — пол здесь гранитный, а ловить я тебя не стану. Смекаешь? Девушка дергается, смаргивая испуганную оторопь. — Но, Флауи… — потрясенным шепотом откликается она, — Ты слышал? Две недели! Две недели пропадают люди! — она резко разворачивается на небольших каблуках летних ботинок, буквально вылетая из зловещего — как теперь кажется — полумрака библиотеки. — Эй-ей! — едва не сверзившийся на пол от подобных пируэтов цветок лишь в последнюю секунду успевает крепче обвиться вокруг ее предплечья. — Тебя кто-то за причинное место цапнул, а я не заметил?! — Мне нужно поговорить с отцом. Как можно скорее, — отвечает Фриск только миновав территорию школы. Она не сомневается, что Асгор, до сих пор являющийся представителем монстров и, одновременно, главой небольшого полицейского участка, знает об исчезновениях. Также она понимает и причину его молчания. Правда, понимает. Но все равно ощущает неприятный осадок недосказанности. Когда девушка вновь ступает на ведущую сквозь поле тропинку, малахитовый океан безмолвствует. Не слышно пения птиц, стрекота кузнечиков. В воздух будто вылили растворенный желатин. Даже яркий солнечный диск, зависший в середине небесного купола, будто выцвел. Простирающееся на многие мили вокруг поле скрадывает близость многолюдного города, вея на шагающую девушку абсолютным одиночеством. Будто вся планета вымерла. Будто эта тропа, это поле никогда не закончатся, распластавшись по всей спирали ее временного пространства безбрежным мертво-зеленым маревом… Впереди маячит знакомое бежево-коралловое пятно, и Фриск неконтролируемо ускоряет шаг, расправляя напряженные плечи. Даже Флауи, хватка корней которого усиливалась с каждой минутой их «полевого» путешествия, вальяжно разваливается на макушке девушки, свесив покачивающиеся стебли до самых плеч, умиротворенно причитая на тему природы-погоды. Подходя к коттеджу, Фриск чувствует странное напряжение, зудящее где-то промеж лопаток. Сначала она не понимает, в чем дело, окидывает дом более внимательным взглядом — и видит уже осознанно то, что вызвало беспокойство на уровне подсознания: окна плотно зашторены. Все окна. Эти занавески были подарены Дриимуррам Маффет и сделаны столь качественно, что сейчас внутри, скорее всего, почти непроглядная темень. Она открывает дверь, заходя в прохладный мрак прихожей. Проходит дальше, вглубь гостиной, ощущающейся чужой и жутковатой. Шарит по стене, пытаясь найти заветный рычажок выключателя. И замирает. Ледяные мурашки проносятся вдоль позвоночника, когда девушка слышит позади себя скрип несмазанных вовремя дверных петель. Широкая полоса солнечного света, прорезавшая тьму помещения, стремительно сужается, пока не исчезает вовсе, лишая девушку возможности видеть. Ноги прирастают к полу, она слышит крадущиеся шаги за спиной, вздрагивает, разворачиваясь… Вспыхивает свет, слепя только-только привыкшие к темноте глаза. — СЮРПРИ-И-И-З! — толпа монстров с шариками и гирляндами «Happy Birthday» охватывает ее пестрым полукругом. Кто-то взрывает хлопушку — в ошарашенную девушку летит шелестящее облачко конфетти, оседающее на одежде разноцветными обрывками бумаги. — С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ, ФРИ-И-ИСК! Именинница с натугой сглатывает, запихивая обратно в грудную клетку вопль ужаса. С трудом поворачивает голову на одеревенелой шее к раздавшемуся под ухом хихиканью. — Видела бы ты свою физиономию — уже в голос смеется Флауи. — В гроб краше кладут! По крайней мере, это стоило моего молчания… — Тебя только что обхлапошили, малая! — от общей толпы отделяется Санс, привычно взъерошивая ее волосы, — Надеюсь, мы не испортили тебе совершенно летнее настроение? — Господи, вы… — Фриск сбрасывает руку скелета с макушки, заключая его в объятия. — У меня чуть сердце не хлопнуло, чтоб вам всем икалось! На них наваливаются еще пять тел, — Андайн, Альфис, Монстренок, Меттатон и Папайрус — обхватывая Фриск плотным подрагивающим от смеха кольцом. Флауи тоненько верещит, кроя все живое (и не очень) строго непечатными эпитетами. — Мелочь, как ты быстро выросла, — вздыхает Андайн, когда коллективное обжимание платонического характера распадается, и девушка снова может дышать. — Совсем недавно и до колен мне не доставала… А теперь, гляди-ка: скоро до пупка дорастешь! — она заливается хохотом, захватывая локтем шею Фриск, натирая кулаком затылок. Окончательно выведенный из себя, Флауи отцепляется от ее предплечья, ускользает на второй этаж, к родному, тихому горшку — восстанавливать душевное равновесие. — ЧЕЛОВЕК! — младший скелет, как в старые добрые времена, подхватывает ее подмышки, отрывая от пола. С бытности Фриск легкой малышкой прошло немало времени, но Папс, кажется, даже не чувствует ее веса. — ВЕЛИКИЙ ПАПАЙРУС ПОЗДРАВЛЯЕТ ТЕБЯ С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ! И ДАРИТ ТЕБЕ…ВЕЛИКОЛЕПНЫЕ ОБЪЯТИЯ! — он сжимает ее поперек туловища, пару раз крутанувшись вокруг своей оси. — ПОКА ЧТО. ОСТАЛЬНОЕ ПОЛУЧИШЬ ПОЗЖЕ, НЬЕ-ХЕ-ХЕ! — Дитя, — Ториель подходит к только что вернувшейся на землю обетованную Фриск, — Я была против этой затеи. Но, ты знаешь какими упорными они могут быть, — приемная мать разводит лапы в стороны, показывая свое бессилие. Девушка лишь улыбается, махнув рукой: нормально все, мол. Знаем. Фриск вспоминает об инциденте в библиотеке. Улыбка гаснет. Она берет Тори под руку и отводит в кухню, куда пока что не добралось шумное веселье. Слушая свое приемное дитя, королева монстров хмурится. Кладет лапы на плечи взволнованной девушки, заключая в мягкие объятия. — Фриск, обещаю тебе, мы обязательно это обсудим, — она успокаивающе гладит ее по спине, от лопаток к пояснице и обратно. — Как только отец вернется с работы, хорошо? Мне жаль, что ты узнала… Впрочем, Снегошляпа в мешке не утаишь. Однако, попытайся ненадолго забыть об этом, ладно? До вечера, мое дитя. Всего лишь на несколько часов отдайся веселью, что приготовили тебе друзья, — Ториель аккуратно отодвигает Фриск, заглядывая в глаза, — Справишься? И девушка кивает. Далее следует череда поздравлений других монстров, собравшихся в их гостеприимном доме: Гриллбз, Монстренок, Меттатон, Альфис. Фриск только и остается, что благодарно улыбаться. Потом они играют в догонялки, поедание ириско-коричного пирога на скорость, квест «найди Санса», который вскоре превращается в «найди Санса и Фриск», ибо девушка нашла старшего скелета почти сразу, но, поддавшись умоляющему шепоту, присоединилась к сидению в густых малиновых зарослях и самого безобразного образа хихиканью над потугами друзей. Когда Папайрусу наскучивает искать «двух оболдуев» а, точнее, «одного оболдуя и прекрасную именинницу», он просто затягивает повесть о количестве и степени изношенности грязных носков в комнате брата. Малиновым злоумышленникам приходится капитулировать, выходя на свет Божий под прицелом нескольких пар (и одного непарного) разъяренных глаз. Альфис пищит: «Ты должна была бороться со злом, а не примыкать к нему!», и окатывает Фриск ледяной колодезной водой из ярко-зеленого в голубой цветочек ведерка. Оказывается, такое «оружие» подготовили все, кроме подкустарных конспирологов, но те быстро исправляют это упущение. Спустя полчаса они сидят в доме, стуча зубами (или клыками, нужное подчеркнуть), попивая крепкий — главное, теплый! — чай и попеременно отводят виноватый взгляд от отфыркивающейся, с ещё влажной, распушившейся шерстью, королевы, невовремя выглянувшей на веранду. Время близится к вечеру, компания решает сменить дислокацию и располагается за большим столом гостиной. Меттатон играет бровями и достает из набедренной — неизменно розовой с блестками — сумки большую колоду игральных карт. Друзья воспринимают идею с энтузиазмом, на что зарумянившийся (окрасивший пиксели лицевого дисплея в тона красного спектра) робот предлагает играть на раздевание. Альфис краснеет до кончиков роговых выступов, Гриллбз поправляет на переносице очки, одобрительно шелестя. Осаживает ребят лишь присоединившаяся к кругу сидящих Ториель. Спустя час Фриск теряет к игре интерес: Меттатон мухлюет, Санс откровенно спит, возвращаясь в реальность лишь от тычков Андайн и криков брата, Ториель не разобралась до конца в правилах игры, а могучая рыба-воительница поддается своей чешуйчатой избраннице. Девушка зовет совсем заскучавшего Монстренка (учавствующего в игре лишь в качестве судьи и справляющегося из рук вон плохо) в сад, где они занимаются несусветными глупостями: ловят светлячков, пробуют на вкус листья нарциссов, медитируют на проплывающие по предзакатному небу потемневшие облака, развалившись прямо на влажной газонной дорожке. Даже почти засыпают, но возглас Андайн: «Кажется, у нас гости!», не дает векам слипнуться окончательно и позевывающие друзья возвращаются в дом. — Эм, Фриск? Эт-то, кажется, к-к тебе, — Альфис отходит от двери. За ней — трое мнущихся на пороге подростков, две девушки и один парень. Девушек Фриск узнает сразу: они часто сидели вместе во время обеда, играли в одной команде на уроках физической культуры. В общем, не друзья, но хорошие знакомые. А вот парень… Господи Боже. Он-то зачем пришел? Видимо, Маркус чувствует настрой именинницы и обезоружено поднимает ладони. — Клянусь, Фриск, я все понял и пытаться больше не стану. Я пришел, потому что Сейн и Молли попросили проводить их. И еще по одному поводу, но это лучше обсудить наедине. Девушка колеблется, но положение спасает Папайрус. Громогласно радуясь появлению людей, он в лучших традициях монстров приглашает их присоединиться к вечеринке, что начнется сразу после захода солнца. Гостьи переглядываются и улыбаются, часто слышавшие о Папайрусе из рассказов Фриск, но увидевшие его впервые. Обняв и расцеловав именинницу в обе щеки, девушки следуют за рослым скелетом. Фриск отворачивается, намереваясь вернуться к созерцанию закатного неба, но Маркус придерживает ее за плечо, привлекая внимание. Девушка вздыхает, снимая руку молодого человека со своего плеча. — Поговорим? — указывает взглядом на дверь, ведущую в сад. Парень сдержано кивает и идет следом. Уже затворяя за собой дверное полотно, Фриск ловит внимательный взгляд потемневших глазниц, но не придает этому особого значения. Санс волнуется за ее сохранность. Как знакомо. До боли знакомо. — Эмм, тут вот какое дело… — начинает было Маркус, но осекается и усмехается, вспомнив другой диалог, начинавшийся также. — Не пойми неправильно, но… Не могла бы ты вернуть мой подарок? Девушка озадаченно моргает. Она уже и думать забыла о крохотном кулечке, покоящемся в боковом кармане оставленной в прихожей сумки. Надо было вернуть его сразу, досадует Фриск. Как — то некрасиво вышло: он ей подарок дарил, готовился, а она… Маркус, однако, воспринимает замешательство девушки по-своему и принимается сбивчиво объяснять: — Нет, Фриск, ты не подумай, будь это обычная безделушка, я бы не стал… ты ведь даже не смотрела? — дождавшись отрицательного мычания, он продолжил, — В общем, давай ты принесешь, а я покажу и расскажу, хорошо? И девушка возвращается за свертком, попутно объясняя встревоженной Ториель, что все хорошо и они скоро вернутся. Санса нигде не видно и Фриск чувствует смутное разочарование. Не долго музыка играла… — Ты правда не знаешь, что это?! — девушка переводит взгляд с ошарашенного парня на поблескивающий в свете уходящего солнца камушек в виде сердца, оплетенный тонкой полоской цепочки, и обратно. Еще раз качает головой. — Во дела-а-а… Уж ты-то первая из людей, кто должен быть в курсе обычаев монстров! И Маркус рассказывает ей о значении подвески. Рассказывает, как увлекся историей подземного народа, традициями. Как часы напролет слушал рассказы старика Герсона. Как познакомился с ней и заинтересовался именно этим обычаем: признанием в любви. Или, как говорится у монстров, «выбор пары». — Я подумал над тем, что случилось сегодня, — он смущенно трет кончик носа, — И хочу сказать спасибо. Ты помогла мне понять, что я поторопился. Не отличил простую симпатию от влюбленности… Пожалуй, это не тот случай, когда можно запросто раскидываться подобными вещами, — он подцепляет краем пальца посеребренную нить, вглядываясь в покачивающийся подобно маятнику медальон, — Это, правда, не амулет, никакими волшебными свойствами не обладает, но… Если наклепать полсотни подобных бирюлек и раздаривать их всем приглянувшимся девушкам — разве изначальный смысл традиции не исчезнет? Фриск лишь согласно кивает, радуясь, что вопрос взаимоотношений исчерпан. Они с Маркусом переглядываются и молодой человек первый протягивает руку. Девушка с удовольствием ее принимает, скрепляя дружеское рукопожатие. Юноша шутливо-галантно открывает перед ней дверь, пропуская вперед. Фриск смеется, качая головой. Заходит в кухню… И нос-к-носу сталкивается с Сансом. Скелет улыбается, но девушка чувствует его напряжение. — Все хорошо, малая? Девушка кое-как скрывает изумление. Вот так? Даже без шуток? — Да, Санс. Все прекрасно, — она представляет Маркуса и скелета друг другу. Они жмут руки, и любитель второсортных шуток отходит к веселящейся в гостиной компании. — Страшный мужик, — Марк трясет запястьем, растирая сдавленные жесткими костяшками пальцы. — Он посмотрел на меня так, будто… Будто… — девушка буквально слышит щелчок механизма, отвечающий за обработку информации в голове стоящего рядом человека — Фриск, ты серьезно?! Это вот с ним ты… ?! — Маркус мычит в прижатые к лицу девичьи ладошки. Именинница досадливо морщится, проклиная догадливость нового друга. — Нет, Марк, — она тяжело вздыхает, убирая руки. — Нет никакого «нас с ним», ясно? Есть я и есть он. Есть общая история. Есть дружба. Ничего больше. — Оу-у-у… — он сочувственно хлопает ее по спине. — Невзаимная люб… — Маркус Финиган Оуэлл! — шипит девушка, в приливе ярости вспомнив полное имя юноши, — Если ты сейчас же не заткнешься, то на своей шкуре узнаешь, как девятилетний хрупкий ребенок смог выжить в наполненном монстрами подземелье! — угроза, конечно, пустая, но Маркус, будучи не столь сведущ в подземельных похождениях Фриск, озадаченно смолкает, потирая ушибленную пинком девушки голень. Тем временем в кухню заглядывает Ториель, приглашая виновницу торжества и новоприбывшего гостя к столу. Праздничный ужин решили организовать в гостиной, и Фриск мысленно ахает, глядя на ломящиеся от всевозможных лакомств столы. Здесь и традиционная еда Подземелья, и различные человеческие угощения — глаза разбегаются от такого выбора. Посреди всего этого великолепия стоит четырехъярусный торт: каждый ярус- одна из локаций Подземелья, выполненная разноцветной мастикой. Руины, Сноудин, Вотерфолл, Хотлэнд. Торт кажется таким объемным, что девушка невольно задается вопросом: где именно Ториель хранила его все это время? Далее следует традиционное задувание свечей именинницей, разрезание торта и коллективное его уминание. Какое-то время тишина нарушается лишь мерным постукиванием ложек о фарфоровые блюдца и переодическими хвалебными речами. Когда торт благополучно исчезает в желудках гостей, почти все предложенные блюда перепробованы, а Фриск чувствует, что вот-вот лопнет — наступает время дарить подарки. Ториель, как хозяйка дома, подходит к смущенной всеобщим вниманием девушке первой. В ее руках — средних размеров коробочка, искусно выточенная из светлого дерева. — Дитя, — королева ласково гладит дочь по пунцовой щеке, — Когда-то давно, когда монстры еще жили на поверхности, моя пра-пра-прабабушка, королева Митродора, обратилась к одному мастеру с просьбой. Ее дочь, Неонилла, отбывала в дальние, неизведанные земли, и любящее сердце матери стремилось подарить дочери что-то, что напомнило бы ей о доме. То, что в темные, бесславные времена согреет ее сердце воспоминаниями, — Ториель подцепляет когтем крышку коробки, открывая лежащее на подушке мягкого бархата кольцо. Обод представляет собой изящное широкое плетение из трех полосок серебра. На него крепится круглая пластина того же металла. Гравировка изображает два предмета: корону и сердце, наложенные одно поверх другого. Только вот позолота нанесена на… сердце.Золотое сердце в обрамлении серебристой короны с россыпью кроваво-черных точек гематитов. — Неонилла прибыла в Крагонию за многие столетия до Великого Противостояния. С тех пор это кольцо приобрело статус семейной реликвии и передавалось женщинами моего рода из поколения в поколение. От матери — к дочери, — Ториель прерывается, утирая подступившую к глазам влагу. Фриск разрыдалась бы уже давно, если бы не понимала всей значимости жеста матери. Впрочем, кто-то в обступившей их толпе делает это за нее — слышатся глухие всхлипы и причитания. — И сегодня, мое дитя, я передаю это кольцо тебе. Чтобы ты всегда помнила свою семью. Чтобы ты, куда бы не занесло тебя безбрежным течением времени, всегда знала, что где-то тебя всегда ждут. Ждут и любят. Слова становятся излишни. Фриск обхватывает мать за талию, позволяя пролиться тихим благодарным слезам. Ториель прижимается большой пушистой щекой к ее макушке, нашептывая ласковые детские прозвища. Альфис и Андайн дарят ей портативный диагност. Как объясняет (все еще всхлипывая и сморкаясь в кружевной платочек) ученая, это устройство, примененное к крови или ее сыворотке (или другим, менее приятным биологическим жидкостям), позволяет определить заболевание, его стадию и высвечивает распространенные методики лечения. Гриллби преподносит ей блинную сковородку и книгу рецептов собственного сочинения, памятуя о любви девушки к готовке. Маффет, отведя именинницу в сторонку, протягивает ей прозрачную коробочку с комплектом кружевного нижнего белья (больше показывающего, нежели скрывающего) ручной работы. Залившаяся краской до корней волос, девушка сбивчиво благодарит лукаво подмигнувшую паучиху и прячет подарок в своей комнате, ненадолго покидая набитый гостями зал. Меттатон дарит ей песню собственного сочинения. В ней излагается история о храбром ребенке, победившем злого дракона. Победившем — и пригласившем жить в свой дом. Ибо дракон, оказывается, совсем не злой, а ребенок — еще и умный. Подарком Папайруса становится костюм супергероя. Он слегка жмет ей в груди, но Андайн с Альфис одобрительно поднимают большие пальцы, и Папс счастлив. От Сейн и Молли, посещающих художественный кружок, ей достаются два портрета: в полный рост и в профиль. Пусть не слишком профессионально выполненные, с шороховатостями и недочетами, они приносят намного больше душевного тепла, чем безупречные покупные картины. Когда кухонные часы отсчитывают половину десятого, и Фриск начинает беспокоиться о задержке отца, ее отвлекает подбежавший Монстренок. Бедный ребенок чуть не плачет, два раза падая на пути к ней. — Фриск! Фриск, прости меня, я… — он жмурится, мужественно сдерживая слезы, — Я забыл дома твой подарок! Я так старался… — он шмыгает покрасневшим носом. — Ты не сильно обидишься, если я сбегаю за ним? — девушка не очень хочет отпускать его, но огромные, на грани слез глаза, не оставляют ей выбора. Дитё выбегает из кухни, крича, что вернется так скоро, так скоро, что она и моргнуть не успеет. Она прислоняется к дверце холодильника. Девушка вышла на кухню посмотреть время, но не ожидала, что здесь, отделенная стеной и дверью от всеобщего веселья, поддастся грызущему изнутри беспокойству. Что-то шло не так, ощущение неправильности происходящего неуловимо и неумолимо давило на сердце. Начавшийся около получаса назад, отстукивающий свой аритмичный мотив по крыше веранды дождь, навевал непонятную тоску, будто где-то там, вне досягаемости, в этот самый момент происходит что-то непоправимое. Ужасное, немыслимое… — Выглядишь пасмурно, kiddo, — появившийся за спиной девушки скелет треплет ее по плечу. — Какие тучи тревожат твою светлую головушку? Фриск фыркает. Шуточки скелета как всегда кстати. — Все в порядке, Санс. — она поворачивается к нему лицом. — Передай Т… — девушка осекается. После сегодняшнего язык не поворачивается так назвать королеву монстров, — маме, что я скоро вернусь. — А я не по ее поручению потревожил твою Цитадель Одиночества, — он берет ее за руку и рассматривает вздрогнувшие пальцы. — Я ведь так и не отдал тебе подарок, малая, не так ли? Он смотрит на нее поверх костяшек и девушка чувствует, как сердце отплясывает дикий степ где-то в горле. — Санс, что ты… — она прерывается на полуслове, не только слыша, но и ощущая хлопок входной двери. Стекла кухни жалобно дребезжат, а из прихожей, приглушенный расстоянием в полдома, доносится испуганный вскрик Ториель. Девушка дергается к выходу из кухни, но старший скелет удерживает ее за руку, используя короткий путь, материализуя их в прихожей. Фриск замирает, не желая верить своим глазам. На руках всхлипывающей, дрожащей как осиновый лист, Ториель, лежит ее отец. Кровь. Кровь повсюду. Алые кляксы пачкают белоснежную шерсть, бордовая лужица под королем. Руки матери по локоть в крови. Девушка, наконец, отмирает и кидается к родителям. Обнимает отца за безвольную шею, помогая Ториель высвободить руки и заняться экстренным лечением. Асгор натужно вдыхает, приоткрывая глаза. — Пап…папочка, ты меня слышишь? Расфокусированный взгляд останавливается на бледной, как полотно, Фриск. Асгор поднимает трясущуюся лапу, проводя по щеке девушки. За большими пальцами со склеенным кровью мехом тянутся грязно-алые следы. — Они были красными… — на выдохе шепчет отец. И теряет сознание.