Не по плану

      «У меня нет выбора, я должна использовать это зелье», думала Прюденс, наблюдая за тем, как её сестра лежала неподвижно на своей койке в больничном крыле, и притворялась, что спит. Безумная выходка с кражей галстука точно развеселила бы её.       — Я знаю, что ты не спишь, — сказала она наконец. — Можешь повернуться ко мне и поговорить со мной: я не стану донимать тебя расспросами, если тебе этого не захочется.       Серенити поняла, что ломать комедию больше не имеет смысла, и резко, с таким видом, будто делает сестре великое одолжение, повернулась к ней. Глаза её были красными и мокрыми, а лицо покрылось уродливыми розовыми пятнами, как это обычно бывало с ними обеими после плача.       — А я знаю, что ты именно за этим и пришла. — промямлила Ренни. — Должно быть, тебе показалось странным, что у меня есть секреты, которых не знаешь даже ты.       Отрицать не было смысла: Прюденс действительно шокировал тот факт, что, как оказалось, существовал один аспект жизни сестры, о котором она не догадывалась. И она испытывала по этому поводу лёгкое чувство обиды — они ведь были близнецами и могли доверять друг другу целиком и полностью. По-крайней мере, это она так думала.       Она не стала отвечать на упрёк сестры. Та одарила её странным взглядом.       — Знаешь, — продолжила Ренни, — Я всё-таки расскажу тебе, в чём дело. До сегодняшнего дня, этот эпизод затаился глубоко в моей памяти и если иногда и всплывал наружу, то только в виде невнятных снов и коротких вспышек страха и презрения к себе самой. Я всегда подозревала, что со мной что-то не так, но я никогда не знала точно, что именно. Но это мордредово заклинание пробудило это во мне. Оно открыло дверь, которую я когда-то заперла и ключ от которой выбросила к Моргановой бабушке.       Прюденс никогда раньше не слышала, чтобы её сестра говорила таким пустым голосом. Серенити, которая всегда была такой позитивной, светлой и невесомой, как лучик солнца! Вопреки сложному характеру и склонности к разрушениям и брани, она была душой семьи, той, что всегда согревала остальных своим теплом. По сути, Прю и Ренни казались диаметральными противоположностями, при всей их внешней схожести. Если первая в своей апатии выглядела почти мёртвой, то вторая была самой жизнью.       Ренни иногда даже шутила, что её-то мать родила по-настоящему, а Прюденс появилась на свет с помощью заклинания Джеминио.       Сейчас же девочка, лежащая на койке, была лишь бледной тенью Серенити Малфой.       — Ч-что случилось? — почти шёпотом спросила Прю.       Ренни тяжко вздохнула. Ей понадобилось некоторое время, прежде чем решиться и ответить. Но когда она это сделала, то рассказ её получился длинным — и ужасным настолько, что в него не хотелось верить. Разум отказывался воспринимать его как правду.       И тем не менее, она не могла лгать. Только не таким голосом, только не с таким выражением лица.       — Когда нам обеим было по три года, а Драко только-только исполнялся годик, у меня часто случались бессонницы. Кроме этого, у меня в тот период случались неконтролируемые вспышки магии. Не знаю, помнишь ли ты или говорила ли тебе мама, но меня с этой проблемой даже в Св.Мунго водили. Потому что в этом возрасте такие вспышки — это чертовски ненормально. Мне даже зелье прописали, горькое такое, противное на вкус, да и по цвету мало чем отличалось от гноя бубонтюбера. Однажды я лишь притворилась, что выпила его, а сама вылила в ближайшую вазу с цветами. Поэтому у меня тогда и случилась та вспышка. И пришлась она как раз на бессонную ночь. Я разнесла к дементорам стенку и выбралась из кроватки, а потом вышла из комнаты. Мне захотелось пойти во двор поиграть с павлинами. Но из дома я так и не вышла: дверь в салон была приоткрыта, и оттуда доносились женские крики. Первой моей мыслью было, что это кричит мама, что с ней случилось что-то плохое. Я хотела, чтобы она перестала кричать, потому что от её криков мне становилось страшно. Но подойдя ближе к двери и присмотревшись повнимательнее, я заметила, что это не мама, а какая-то другая женщина. Волосы у неё были тоже светлыми, но… короче. Он называл её Марлин, спрашивал, где спрятались Поттеры, направлял на неё палочку, а она кричала, плакала, и извивалась на полу, как змея. Это было ужасно.       По мере того, как Серенити говорила, Прюденс всё сильнее мрачнела. Она прекрасно понимала, кто такой этот «он». Её просто шокировал тот факт, что её отец привёл этого монстра в их дом, позволил ему там пытать людей. Но — с другой стороны — разве у него был выбор?       — В какой-то момент она заметила меня. Её лицо было исцарапано и окровавлено. А глаза… видела бы ты её глаза, Прю! Взглядом она указала мне на дверь. Но я не понимала, чего она от меня хотела. Более того, я не могла понять, чего от неё хотел он. И почему он стоял и смотрел, как она мучается. Я не могла понять, что это именно он её и мучает. Я крикнула ему помочь женщине, потому что ей плохо. Он развернулся ко мне и расхохотался — хохот у него был самый обычный, как у нормального человека. И выглядел бы он, как нормальный человек, не будь его глаза красными, как кровь. Марлин попыталась напасть на него сзади, но он оказался быстрее. Один взмах волшебной палочкой — и она растянулась на полу, чтобы уже больше никогда не встать. Но я всё ещё не осознавала, что происходит. И вместо того, чтобы заорать во весь голос, продолжала на него пялиться. А он… взял меня на руки и положил обратно в кроватку. Починил её, поцеловал меня в лоб и пожелал спокойной ночи. А затем прошептал одно слово…       — Обливиэйт, — дополнила Прюденс каким-то чужим голосом.       — Да.       На долю секунды наступила полная тишина. Девочки просто смотрели друг другу в глаза, не понимая, что нужно говорить дальше. А потом Прюденс опомнилась.       — И почему ты ощущаешь вину? Это просто смешно, ты не могла ничего сделать, чтобы помешать ему!       — Когда он уложил меня спать, он показался мне хорошим! — крикнула Ренни, почти плача. — Хорошим, Прю, после того, что я видела!       — Тебе было три года! И ты ничего не понимала!       — Но должна была! Потому что всё, что я тогда увидела, указывало на то, что ему нельзя доверять.       Прюденс прижала сестру к себе и зарылась пальцами в её короткие волосы.       — Этот эпизод всё равно ничего не поменял, — прошептала она Ренни на ухо. — Никому не интересны страсти, бушующие в душе у трёхлетних детей. Потому что они меняют привязанности, как колготки. И это нормально.       Но Серенити никак не хотела успокаиваться; она вся дрожала, и казалось, была готова вот-вот расплакаться. Прю начала гладить её по волосам, как делала всегда, когда она была чем-то расстроена.       От этого занятия её прервала ворвавшаяся в палату мадам Помфри.       — Если вы не поторопитесь, мисс Малфой, то можете опоздать на завтрак.       Прюденс резко вскочила со стула.       — Не смей больше заморачиваться на эту тему, ясно тебе? — угрожающим тоном сказала она сестре. В ответ та лишь закатила глаза.       — Да иди ты уже. Со мной всё будет в порядке. Я этим же вечером вернусь в гостиную, обещаю.       Прю покинула больничное крыло с тяжёлым камнем на душе.

***

      Завтрак в то утро выдался кошмарным. И это не только с точки зрения Прюденс, которая была целиком и полностью сконцентрирована на урагане в своей душе. Другие студенты тоже подавали признаки недовольства.       Банкет начался с директорской речи, произнесённой в честь Филча, которого должны были похоронить на следующей неделе.       — Что?! Только сейчас?! — с удивлением и ужасом воскликнул Драко. Все остальные слизеринцы были, очевидно, так же шокированы.       Прюденс стало плохо, как только она попыталась представить, в каком состоянии находился сейчас труп. Старый завхоз и при жизни выглядел весьма неприятно, а уж спустя столько времени после смерти… Не существовало такого заклинания, которое смогло бы помешать мёртвому телу разлагаться, так что они наверняка держали его где-то в холоде. Но всё равно думать об этом было как-то мерзко.       После досконального изучения трупа, министерские криминалисты пришли к выводу, что Филча убил внезапный всплеск магии. Прюденс вздрогнула, вспомнив о том, что ей совсем недавно рассказывала сестра. Она также вспомнила, что читала когда-то о подобных случаях. На самом деле, в сквибах существовала магия, но для них она была лишь чем-то вроде маггловской бомбы замедленного действия. Рано или поздно, мощный всплеск магии убивал её пассивного носителя.       Поэтому Филч ненавидел волшебников. Он им завидовал. И Прюденс могла бы поклясться, что завидовал он не столько самой способности колдовать, сколько тому, что для них наличие магии в организме не смертельно. Зачем же в таком случае он приговорил себя самого к пожизненному заточению в Хогвартсе? Неужто полагал, что Дамблдор рано или поздно найдёт решение для его проблемы? Если так, то очень даже зря. Дамблдор всегда был великим волшебником, но тем не менее он был всего лишь человеком. А законы магии — не Геллерт Гриндельвальд, их так просто на лопатки не положишь. «Странное сравнение, Ренни бы понравилось».       Сквибы, насколько помнила Прю, рождались особенно часто в тех семьях, которые устраивали межродственные браки, чтобы «сохранить чистоту крови». Она была очень рада тому, что в её собственной семье помешательство на так-называемой «чистой крови» была не более, чем маской. На самом деле, один раз в четыре поколения мужчина из семьи Малфой брал себе в жёны девушку из маггловской семьи. Конечно, рассматривались только кандидатуры француженок из так-называемого «высшего общества», но это всё равно было чем-то невероятным для консервативного общества Магической Британии. Поговаривали, что Друэллу Блэк погубил шок от осознания того, за кого она выдала свою младшую дочь.       Сейчас, думая о том, скольких бед помогла избежать предусмотрительность её предков, Прюденс ощутила острый прилив благодарности.       … Сидящий рядом с ней Драко бросал полные отвращения взгляды в свою тарелку и ничего не ел. Очевидно, речь директора полностью уничтожила его аппетит.       … Драко, которому повезло родиться полноценным. Как и его сёстрам.       Серенити… О, Мерлин, Серенити…       Нет, воровство галстука точно помогло бы её развеселить. Хотя бы на время.       Зелье Невидимости, Зелье Невидимости…

***

      У выхода из Большого Зала, как обычно, сформировалась невообразимая толкучка. Ни старосты, ни учителя так и не смогли найти решения для этой проблемы, сколько они не пытались группировать студентов по колонам. В конце концов, все попытки прекратились, а проклятия, незаметно наложенные теми, кому делать нечего, друг на друга, стали своего рода традицией.       На сей раз Прюденс не успела выбежать из Зала в числе первых, так что пришлось ей стоять в толпе первокурсников, рядом со своим братом, Гарри Поттером и его друзьями — рыжим мальчиком из семьи Уизли и миловидной темнокожей девочкой. Прюденс слышала, что её имя — Гермиона. Её звали, как дочь Елены Прекрасной. У матери этой девочки явно не было комплекса неполноценности.       — Грязнокровка, — прошептал Драко, заметив, на кого уставилась сестра.       Да, и об этом она тоже была наслышана.       — Минус десять баллов с Гриффиндора, Поттер, — послышался сзади голос профессора Снейпа. — За то, что вы так бессовестно загораживаете выход, мешая всем пройти.       Выговор был настолько несправедлив, что даже Драко покоробило. Прюденс подумала было заступиться, но Поттеру это было не нужно — он и сам прекрасно за себя заступался.       — На этот раз вы нашли очень слабый повод для того, чтобы снять с меня баллы, профессор. Так вся школа поняла, что любого другого на моём месте вы бы и не стали задевать. Потому что ко мне вы испытываете особый вид ненависти.       Интересно, долго ли он задумывался над этой ремаркой? В любом случае, Снейпа она разозлила. Судя по всему, его разозлило бы даже согласие со своими словами, если бы оно исходило от Поттера.       — Не обольщайся, Поттер. В тебе нет ничего особенного, и я точно не стал бы выделять тебя из толпы, если бы твоя мать предпочла меня этому болвану Джеймсу. Тем более, что умственные способности ты явно унаследовал от папаши: свои домашние задания ты выполняешь так отвратительно, что я порой вынужден сильно завышать тебе оценку. За красивые глаза, буквально. Взял бы пример с мисс Грейнджер, она пишет такие эссе, что их можно легко выдать за курсовую работу и при нужной подготовке с отличием защитить в Министерстве Магии. Ей я, наоборот, балл всегда занижаю, потому что считаю, что это пойдёт на пользу её самооценке.       Все, кто услышал слова профессора (а таких было довольно много) повернули к нему головы и уставились на него с шокированными выражениями на лицах. Но ни одно выражение лица не было столь же незабываемым, как у Поттера. Потому что он выглядел так, как будто ему в лицо вылился гной бубонтюбера.       Конкуренцию ему, пожалуй, мог составить только сам Снейп. Было очевидно, что он прекрасно отдавал себе отчёт в том, что говорил, но не мог остановиться. Похоже, кто-то умудрился напоить его сывороткой правды.       «…и это его, мастера зелий!» — удивилась Прюденс. Это происшествие окончательно закрепило её убеждение в том, что правы были её мама и Грюм, когда предупреждали о том, что нужно быть осторожнее с тем, что ешь и пьёшь. В конце-концов, сыворотка правды — это ещё не самое худшее, что может попасть в еду или напиток. Никто не был застрахован от такого.       И даже Снейп по невнимательности попался в такой капкан. Прюденс подумала, что ему крупно повезло, что подлили не яд.       Судя по лицу профессора, сам он явно считал иначе.       — А как написала эссе я? — с непритворным любопытством поинтересовалась Прюденс. Она давно мечтала узнать результаты своей последней работы, и возможность представилась просто идеальная. Тем более, что если бы он похвалил её, находясь под действием зелья (как чуть ранее случилось с то ли сияющей от счастья, то ли кипящей от возмущения Гермионой Грейнджер), она бы в очередной раз доказала всей школе, на что способна.       Вот только судьба распорядилась иначе.       — Омерзительно, — ответил профессор, одарив её полным ненависти взглядом. — За такую работу гриффиндорец получил бы «тролля», вне зависимости от красоты глаз. Но я поставил тебе высший балл, потому что с нынешней зарплатой я не могу позволить себе лишиться ежемесячной взятки, что присылает мне по почте твой отец.       В эту минуту Прюденс почувствовала, как всё её прежнее восприятие мира обращается в прах, а её мечтам о нормальных отношениях с окружающими наступает конец. Неужели всё то, чем она себя считала до этого, было фальшью?       Потеряв равновесие, она упала на человека, стоящего слева от неё. Это оказался профессор Квиррелл. Он помог ей подняться и спросил, всё ли с ней в порядке, и не нужно ли ему сводить её в больничное крыло? Она покачала головой, пока взгляд её был всё ещё направлен на Снейпа, который был в бешенстве.       — Если я узнаю, какой негодяй подлил мне в еду сыворотку правды, я… сниму очень много баллов с его факультета, а затем попытаюсь сделать всё, чтобы добиться его исключения, в чём вряд ли преуспею, потому что директор — козёл.

***

      — Я отказываюсь признавать своим деканом слюнтяя, который днём притворяется нормальным, а по ночам разводит сопли над памятью о дохлой грязнокровке, — на всю гостиную провозгласил Драко. Слизеринцы поддержали его дружным гиканьем.       Прюденс, которая и так чувствовала себя из рук вон плохо после сегодняшних происшествий, представила то, как он говорит нечто подобное же, но уже о ней («Я отказываюсь признавать своей сестрой дуру, которая днём ведёт себя, как нормальный человек, а по ночам грезит об отношениях с осквернителем крови»), и поняла, что ей сейчас стоило бы пожалеть Снейпа, почувствовать солидарность с ним. Но ничего подобного она, естественно, не ощутила. Слишком уж она ненавидела декана. Особенно после того, что он сказал ей после завтрака.       Ренни сидела возле камина и осторожно подстригала свои волосы. Она всегда носила их короткими, но с тех пор, как им рассказали на первом уроке полётов, что длинные волосы увеличивают риск упасть и разбиться насмерть, на голове у неё красовался неизменный «ёж» — прямо как у самой мадам Хуч. И так как волосы у волшебников росли очень быстро, ей приходилось их подстригать дважды в неделю.       — Вот только не смей кидать их в камин! — воскликнул Драко, увидев, чем она занимается. — А то в прошлый раз когда ты это сделала, запах стоял жуткий.       (А какой жуткой была гримаса Снейпа, когда он зашёл вечером в гостиную, чтобы отчитать провинившихся!)       Ренни молча закончила своё дело, а затем собрала волосы в кучу, направила на них палочку и прошептала «Эванеско». Прюденс смотрела сквозь неё — смотрела, но не видела. Глаза её затуманила пелена мрачных мыслей.       Всю свою жизнь она гордилась своими результатами по учёбе. Она гордо приподнимала голову, когда её хвалили учителя, будто бы демонстрируя однокурсникам, кто здесь самый лучший и самый способный. С той же самодовольной миной она вызывалась помогать тем, кто не справлялся с заданной в классе работой… Кидалась советами насчёт того, как можно легко и просто добиться тех же результатов, что и она.       Только вот Прюденс понятия не имела, что весь секрет её успеха состоял в одном: в деньгах и манипуляциях её отца. Они открывали перед ней, её братом и сестрой все мыслимые и немыслимые двери, большинство из которых были недоступны ребятам, которые заслужили бы высоких должностей и прочих привилегий в куда большей мере, чем они. Сколько же настоящих талантов гнило в безвестности из-за отсутствия возможностей пробиться! А она… они…       Теперь ей наконец-то стало ясно, почему никто из однокурсников её добрым словом не поминал — мало того, что её распределили на факультет с самой паршивой репутацией, так она ещё и являлась (и то, в лучшем случае!) той самой посредственностью, которая в будущем займёт высокий чин, тогда как большинство из них пойдёт торговать котлами в Косом Переулке. Мир до ужаса несправедлив, и она, Прюденс Малфой, сама того не желая, стала причиной некоторых из творящихся в нём несправедливостей.       По-крайней мере, сейчас она точно знала, как избавиться от отработок у Снейпа — она могла просто пригрозить ему послать отцу письмо с просьбой прекратить высылать ему взятки, если тот её не освободит. Снейп и в самом деле нуждался в деньгах, поэтому он бы не стал и пытаться сопротивляться шантажу.       Драко перевёл взгляд от одной сестры к другой.       — Видимо, с вами мне говорить сегодня бесполезно. Какие-то вы обе подавленные. — прокомментировал он, а затем подозвал к себе однокурсников. — Пойдём в спальню, ребят, я покажу вам одно клёвое заклинание, которое я выучил этим летом…       — Если кто-нибудь пострадает, я расскажу директору, что это твоя вина. — предупредила его Прюденс, но он притворился, что не услышал её, и удалился. А за ним последовали все его однокурсники. Остальные тоже вскоре разошлись по своим спальням.       — Я могла бы, кстати, донести ему и о том, что сделал сегодня профессор Квиррелл. — добавила она, оставшись наедине с сестрой.       Услышав это, Серенити громко фыркнула.       — Ты вообще внимательно слушала сегодняшний урок? Нам прямо сказали, что Дамблдор одобрил эту затею. К тому же, мне чертовски НЕ хотелось бы, чтобы у Квиррелла были проблемы из-за меня. Потому что то, что я увидела сегодня, наполнило мою жизнь смыслом, напомнило о том, почему я так хочу бороться против того зла, что Тёмный Лорд оставил после себя. Почему я ненавижу идеи, которые нам внушают чуть ли не с самого рождения. Потому что ему было насрать, кого убивать, ему было насрать на наше мировоззрение и идеалы, насрать на магглорождённых и чистокровных. Ему просто нужна была власть. И он использовал наши же сраные убеждения для того, чтобы манипулировать нами. Это — наша слабость как общества, от которой мы должны избавиться, если не хотим нового Тёмного Лорда.       «Вырезать бы некоторые слова — и получится типичная речь очередного кандидата в Министры», — устало подумала Прюденс.       И обе они замолчали, и погрузились в ещё более глубокое уныние. Перспектива украсть этот чёртов галстук никогда не казалась более заманчивой...