Эбигейл оказалась среди тех ребят, которым повезло выйти из Большого Зала до того, как у выхода образовалась толпа. Выбравшись в коридор, она прислонилась к стене возле дверей, чтобы точно заметить профессора Квиррелла, когда тот выйдет, отвести его в сторону и осыпать вопросами.
Да, он догадался бы, что его опоили зельем, но всё равно выдал бы ей свои тайны и она бы точно знала, какого чёрта он бродил ночью по Запретному Лесу. Да, теперь она была полностью уверена в том, что смерть дедушки Аргуса — несчастный случай, но ей всё же не давали покоя некоторые странности того вечера. Девочке казалось, что если она узнает, что он делал в лесу, вопросов больше не останется.
«Я обязательно придумаю, как извиниться за это… Наверное»
Он вышел в сопровождении угрюмой слизеринки, которая ходила с Эбигейл на отработки к Снейпу. Та еле держалась на ногах; было очевидно, что профессор ведёт её в больничное крыло. Эбби незамедлительно последовала за ним: зелье было слабым и его эффект мог улетучиться в любую секунду, так что нельзя было терять время.
— Профессор Квиррелл, я хотела бы поговорить с вами. — сказала она, подойдя ближе.
Взгляд, которым он одарил Эбигейл, был очень, очень странным. Он смотрел на неё внимательно, так, как будто видел впервые — и ей на долю секунды показалось, что во взгляде его промелькнула вспышка гнева. Неужели…?
— Д-для начала, я отведу мисс М-Малфой в больничное к-крыло. — произнёс он, но Малфой его тут же поправила:
— Спасибо за заботу, профессор, но я уже чувствую себя лучше. Я была бы очень благодарна, если бы вы проводили меня лишь до лестницы, ведущей в подземелья Слизерина. Если вас это не затруднит, конечно. Я понимаю, у вас куча других дел…
Когда Малфой повернулась лицом к Квирреллу, Эбигейл с удивлением отметила, насколько банальным выглядел небесно-голубой цвет её глаз по сравнению с тёмно-синим цветом глаз профессора. «Отлично, теперь это я пялюсь на людей, как на экспонаты Кунтскамеры», — с досадой подумала она и попыталась отвлечь себя мыслями о чём-нибудь другом.
— Что вы, я буду с-скорее молиться, чтобы этот коридор н-никогда не з-закончился. Потому что в моём к-кабинете меня ждёт проверка к-контрольных шестикурсников с вашего факультета. И что-то мне п-подсказывает, ч-что ничего хорошего я в них не увижу. Что касается вас, мисс Саммерс… Вы пойдёте со мной. Кажется, я догадываюсь, о чём вы хотите со мной поговорить. Это ведь имеет отношение к тем дополнительным занятиям, которые вы пропустили, когда ходили на отработки к профессору Снейпу?
В горле пересохло, так что Эбби смогла только кивнуть.
Прежде, чем спуститься по лестнице, ведущей к гостиной Слизерина, Малфой тепло улыбнулась ей. И она знала, почему: ситуация до ужаса напоминала ту ночь, когда умер дедушка Аргус. Вот только для Малфой это было забавным совпадением, тогда как Эбигейл от этой мысли становилось плохо.
— Мой кабинет. Сейчас.
Его командный тон заставил её вздрогнуть. Лицо её покрылось уродливым румянцем. Она никогда бы не подумала, что на неё может
подействовать такое, но… у него был дар превращать обычные вещи в абсолютно волшебные. Даже не касаясь палочки. То, что таилось внутри него… было сильнее магии, превыше неё.
Эбигейл показалось, что она не дожила бы и до следующего дня, не узнав его секретов. Может, он и не убивал дедушку Аргуса, но расспросить его всё равно стоило. Слишком уж манящей была аура тайны, окружающая его, как купол.
Первое, что она почувствовала, когда вошла в его кабинет — удивление оттого, что он весь пропах… ладаном. Пусть за всё время, проведённое с профессором за дополнительными уроками, Эбигейл успела привыкнуть к тому, что он очень любит поджигать всякие благовония, это казалось ей чем-то совсем выходящим за рамки. Это вызывало стабильные ассоциации с церковью — ассоциации, которые для неё были не совсем приятны, потому что воспитательницы всегда водили детей в церковь по выходным и праздникам.
Вместе с постом учителя Защиты от Тёмных Искусств, профессор Квиррелл унаследовал от старой карги, которая вела этот курс в прошлом году, ещё и дополнительные занятия, неликвидированные долги по учёбе и даже взыскания. Для Эбигейл, которая всегда сдавала домашние задания просроченными и нередко опаздывала на уроки по причине банального нежелания туда идти из-за стыда за неподготовленность, прошлый год был одной длинной пыткой. Теперь, однако…
Сладковатый, вызывающий какое-то возвышенное, непонятное чувство запах щекотал ноздри, но не раздражал. Может, она сходила с ума, но он начинал ей нравиться. Ведь он вписывался в общую атмосферу помещения. Ладан. Чудесный сад на витраже (скорее, всего, Эдем). Засохшие цветы в могилах-рамках, за стеклом. Фонограф, из которого звучала классическая музыка. Разноцветные пряности, заключённые в прозрачные флакончики, расставленные в алфавитном порядке на полках шкафа, между книгами. Работы древнегреческих и древнеримских философов. История, география, метафизика. И она, Эбигейл. Она бы тоже вписалась в общую картину, ибо ей было самое место среди мёртвых цветов на его стене.
И ей бы не хотелось покидать это место ни за что на свете.
— Значит так. — проговорил профессор, закрывая за собой дверь. — Н-насчёт тех д-дополнительных уроков, которые ты п-пропустишь из-за отработок у профессора С-снейпа. Я п-попытался у-убедить его отменить т-твоё наказание, но он наотрез отказался. П-придётся нам отложить работу на другой день. Как насчёт с-субботнего утра? Оно, н-насколько я п-понял, у тебя т-теперь с-свободно?
Эбигейл тяжко вздохнула. Да, оно у неё теперь было свободно. После смерти дедушки Аргуса она больше не ходила в «Три Метлы» развлекаться со своими одноклассниками, так как считала это попросту аморальным. Кто танцует, находясь в трауре?
— Так оно и есть. — робко ответила она, а затем так же робко добавила: — Но я здесь не за этим. Вообще-то, я пришла по другому вопросу.
Запах ладана и богатство цветов в комнате начали давить, вызывать головокружение. Профессор Квиррел одарил её очень странным взглядом.
Солнце оставляло на его бледном лице разноцветные тени. Его незабудковые глаза казались в этот момент особенно восхитительными. На мгновение, у Эбигейл перехватило дыхание.
— Спрашивай.
Прекрасно осознавая, что она очень скоро пожалеет о своей наглости, Эбигейл всё-таки решилась и спросила:
— Что вы делали в Запретном Лесу в ту ночь, когда де… мистер Филч умер?
… профессор всё ещё смотрел на неё странно. Пару мгновений спустя он отвёл взгляд, а затем дрожащими губами произнёс:
— Я с-с-собирался встретиться с Т-Томом Бомбадилом, мне н-н-нужно было п-поговорить с ним кк-ое о чём.
Эбби чувствовала, как её сердце вот-вот вырвется из груди.
— И о чём же?
— Например, о том, какое наказание нужно назначать невоспитанным ученицам, которые подливают своим учителям сыворотку правды в еду.
Его ответ поразил её, как пушечный выстрел.
— …
— Мисс Саммерс, с вами всё в порядке?
— …
Он взял её лицо в руки и заставил посмотреть себе в глаза, но Эбби почти и не видела его перед собой, взгляд её помутнился, а сознание, казалось, скоро покинет её.
— Эбигейл, всё нормально?
И даже тот факт, что он произнёс её имя, оказался бессилен против мощной волны шока, что её окатила. Хотя, право, она вовсе и не должна была удивляться. Она должна была ожидать подобного. В любом плане главное — учесть то, что однажды что-то может пойти не так.
— …
— Эбигейл, скажи что-нибудь!
Она молчала. И молчала. И молчала. «О Господи, что же я наделала? Я же всё в этой жизни проворонила!» Бредовые идеи вертелись перед её мысленным взором, как на карусели, и не было от них спасения ни в молчании, ни в убогих попытках заговорить, которые заканчивались лаконичным «эээ».
— Если ты так и будешь молчать, я вылью тебе стакан воды в лицо.
На ум приходили воспоминания о том, что когда-то давно, столетие назад, с ней уже такое случалось…
— Я… я просто хотела узнать, не причастны ли вы к убийству дедушки Аргуса. — наконец выдавила она, а затем, чтобы смягчить эту невероятную околесицу, тут же продолжила: — Но потом я узнала, что его не убивали, но мне всё ещё хотелось узнать, куда вы постоянно ходите ночью и что вы делаете и почему…
«Узнать, узнать, узнать. Потрясающая речь, Эбигейл. Тебе надо идти в юристы» Чем больше слов она произносила, тем сильнее себя ненавидела — и всё же не могла остановиться. Из одной крайности она впала в другую. Она ожидала, что он обидится, разозлится. Но вместо этого он её крепко обнял.
Рубашка, которую он носил под мантией, насквозь пропахла корицей…
— Прости. — прошептал он, нежно поглаживая её по волосам. — Я должен был догадаться, что тебе сейчас трудно. Я ведь знал, насколько вы были близки. Как же ты привязываешься к тем, кого нельзя спасти… Мне жаль старика Филча. Правда, очень жаль. Мы с ним… не совсем ладили, ведь он помнил, каким проблемным я был в твои годы, но я не желал ему зла. И не стал бы причинять его. Клянусь.
Эбигейл вырвалась из объятья и посмотрела в его полные печали глаза. Он мог бы напомнить ей, конечно же, о том, что её допрос был бессмысленен, потому что тайна смерти завхоза раскрылась сегодня за ужином — но не стал этого делать. И она была ему за это благодарна.
— Я хочу, чтобы ты верила мне. Безо всяких сывороток правды, потому что сегодня от него всё равно пострадал не я, а профессор Снейп, судя по всему.
Вторая волна шока ударила её, почему-то, не так сильно, как первая. Возможно, из-за того, что это было ожидаемо. Если профессор Квиррелл не выпил несчастного зелья, то оно должно было достаться кому-то другому. Этим «другим» и оказался Снейп — к огромному сожалению Эбигейл, которая и представить боялась, чем всё это для неё обернётся, если станет известно, что этот идиотский поступок — её рук дело. Ещё сильнее она страшилась представить то, насколько грязны те из его тайн, что по её вине раскрылись сегодня.
«Бог ты мой, кажется, я стаканы перепутала» — с обречённым вздохом подумала девочка. Ну что ж, Снейп её, возможно, убъёт. Но зато она скоро увидится с дедушкой Агрусом, а то и с кровными родственниками — дедами, бабками и родителями, если те, конечно же, умерли, а не бросили её, как это обычно случалось с приютскими детьми. И с Линкольном.
При мысли о последнем её кожа покрылась мурашками, и всё внутри похолодело. Она уже почти слышала эти вздохи ребят, сопение воспитательницы, и леденящую кровь новость пополам с шумами старого телевизора, который давно стоило бы выкинуть на помойку…
Эбигейл отогнала от себя наводящие неописуемый ужас мысли и попыталась сконцентрироваться на том, как именно она умудрилась перепутать стаканы. В уме всё перемешалось — Питтс, начальник хогвартских домашних эльфов, повернувшийся к ней спиной на минуточку, чтобы наорать на своих подчинённых; она сама, в полной панике и с дрожащими от волнения руками; много еды — в основном пирамиды из сэндвичей — и тыквенного сока, разлитого по одинаковым серебрянным кубкам; из спешки Эбигейл вылила зелье в предпоследний из них вместо последнего, и теперь…
— И что с ним стало?
«Ты когда-нибудь перестанешь задавать идиотские вопросы?»
— Устроил зрелище курам на смех, но он это переживёт. Я надеюсь.
«Мне конец», печально подумала Эбигейл. Возможно, Снейп и не сможет добиться её исключения из Хогвартса, после того, как узнает, что это сделала она, но он со стопроцентной вероятностью превратит её оставшиеся три школьных семестра в ад.
— Он никогда не узнает о том, что это была ты. — обнадёжил её профессор Квиррелл, будто бы прочитав её мысли. — Не от меня, по-крайней мере. А чтобы доказать тебе, что ты можешь полностью доверять мне с этим секретом, а взамен расскажу тебе свой, чтобы ты, в случае чего, могла меня этим шантажировать.
Его широкая улыбка не могла утаить того, что он был вполне серьёзен. Эбигейл и вправду верила, что он может ей что-то рассказать. Но ей было наплевать на это. Потому что она верила также и в то, что ей не нужен шантаж, чтобы положиться на него. Разумеется, что-то в глубине её подсознания смутно намекало, что эта вера, мягко говоря, глупа — но она по привычке послала вечно подводившую интуицию ко всем чертям.
Впрочем, послушать его всё равно стоило. В конце-концов, она за этим и пришла к нему…
— Так что же это?
В ответ он только шикнул и приставил указательный палец к её губам, отчего она покраснела до кончиков ушей.
— Не сейчас. Если тебе и в самом деле интересно, приходи сюда сегодня вечером после отбоя.
***
Когда Эбигейл спускалась с лестницы, стараясь незаметно пройти мимо патрулиующих по коидорам учителей, её мысли были всё ещё одержимы последним письмом от Эллен, которое пришло тем же вечером.
«Эбби,
Пишу тебе, чтобы отблагодарить за возвращение с небес на землю. Я — твоя вечная должница. Мы с Энди поговорили — и теперь наши отношения снова в норме. Конечно, мне всё ещё больно и обидно оттого, что нам никогда не быть вместе в том самом смысле, но я достаточно умственно зрелая, чтобы дать себе морального пинка и пойти дальше. Плюс мне очень помогло то, что я послушалась твоего совета и с головой окунулась в музыку. Миссис Шмидт пригрозила, что гильотинирует меня, если ещё раз услышит, как я пою ночью в душе на втором этаже.
Я говорила и с Джейком Хиллсом. Он оказался неплохим парнем, во всяком случае, сейчас он больше не беснуется так, как в детстве. Он попросил меня передать тебе искренние извинения за украденного плюшевого медведя, которого он бы с радостью тебе сейчас вернул, если бы не сжёг сразу же после кражи.
Одним словом — утопия.
Только вот я совсем, совсем не в восторге от того, что творится там у тебя. Не смей, повторяю,
не смей шляться ночью по замку и особенно по его окрестностям!!! Где была твоя голова, когда ты со всей дури пустилась ночью в погоню за своим придурошным профессором, я представить себе не могу. А если бы с тобой случилось что-нибудь ужасное?!
Куда ты подевала ту рассудительную и осторожную девочку, которая со злостью и подозрением косилась на любого, кто приходил усыновлять кого-нибудь из нас? Помнишь, что случилось с Линкольном? Неужели ты настолько наивна, чтобы полагать, что в волшебном мире не существует чудовищ, подобных тем, кто его забрал? С магией или без неё, человеческая натура есть человеческая натура.
Вообще, если подумать, то ты там в ещё большей опасности, чем мы здесь. Как раз из-за этой самой магии, большинство аспектов которой тебе ещё неизвестны, кстати говоря. Если честно, то моё сердце ушло в пятки, когда я прочитала твоё последнее письмо. Мы с Энди очень волнуемся за тебя.
Не совершай глупостей. И береги себя — хотя бы ради тех, кому небезразлична твоя судьба.
Скучаю и люблю,
твоя подруга,
Эллен»
Сама Эбигейл не считала, что делает глупость, отправляясь ночью в кабинет профессора Квирелла. Во-первых, потому что их дополнительные занятия и так проходили поздним вечером. Во-вторых, потому что с отработок студенты возвращались ещё позже — что сводило к абсурду запрет на прогулки вне школы ночью, кстати. Но школьные правила Хогвартса никогда и не славились логичностью.
Но Эллен совершила великую подлость, лишний раз напомнив о Линкольне. Задолго до того, как Эбигейл пошла в Хогвартс, он был их лучшим другом. Линкольн, Эбигейл, Эллен и Эндрю были неразлучны и вечно творили всякую чушь, за которую воспитательницы воспылали к ним лютой ненавистью. Ему Эбби доверяла даже больше, чем остальным своим друзьям. Ему первому она рассказала и показала то, что умеет вытворять странные вещи. И он даже не удивился, глядя на то, как его рюкзак взлетает с пола и самостоятельно отправляется на второй этаж. Он поднял глаза на подругу и скучающим тоном заявил: «Подумаешь, а мне казалось, ты какой-нибудь вампир». С того момента он не стал относиться к ней иначе, не стал избегать её, из страха за свою безопасность, проклинать, называя отродьем сатаны, как это наверняка стали бы делать многие другие дети. Он продолжал быть её другом. Мало того, он продолжал хранить её тайну — до тех пор, пока она не решилась самой рассказать всё Эллен и Эндрю. Ребята были счастливы друг с другом и в обществе других детей, даже когда их игрушки загадочным образом исчезали. До того злополучного дня, когда сказочно красивая женщина, с волосами неестественно красного цвета и в богатой одежде пришла усыновить Линкольна. Тогда всё и пошло наперекосяк.
Линкольн со слезами на глазах обещал звонить друзьям в приют, проявил надежду, что когда-нибудь они тоже устроятся в хорошую семью, крепко обнимал их и желал им удачи в дальнейшем. А они… поздравляли его. Дураки. Дураки. ДУРАКИ!
Когда дирекция поняла, кому отдала ребёнка, было уже поздно. Организацию накрыли, монстров посадили в клетки (некоторые издохли во время перестрелки с полицией), многих детей спасли от омерзительной, уничтожающей всё человеческое участи. Но для Линкольна было поздно. Его останки покоились, по слухам, в холодильнике паршивой гарпии, что его забрала.
Не надо было Эллен напоминать подруге об этом. Потому что той и без этого пришёл на ум образ бесшабашного, неряшливого мальчишки с веснушчатым лицом и ямочками на щеках. И она пыталась его отогнать. Слишком болезненной была эта потеря. Слишком чудовищными — её обстоятельства.
А Эбигейл, в свою очередь, ни к чему было вспоминать об этом — тем более сейчас, когда стоило бы оправиться от другой потери.
«Как же любишь ты тех, кого нельзя спасти» — сказал профессор Квиррелл. Почему он это сказал? Неужели и он — тоже…?
Прежде, чем войти в кабинет, Эбигейл с минуту простояла, прислонившись лбом к его двери. До чего же всё это было невыносимо глупо… и страшно! И когда она наконец решилась открыть эту самую дверь, то обнаружила, что запах ладана никуда не исчез, а даже наоборот, стал сильнее. Но на этот раз он не стал вызывать головокружения, а наоборот, успокаивал — что пришлось весьма кстати. Было что-то… величественное, завораживающее, светлое в том запахе. Оба факела в помещении были зажжены — но они были расположены таким образом, что свет от них не доходил до двери, его загораживали книжные шкафы.
Он… стоял спиной к ней, смотрел в окно. Скорее рассматривал рисунок с витража, чем пытался разглядеть что-то сквозь стекло.
— Ты пришла. — бесцветным тоном произнёс профессор. — А я уж было подумал, тебе хватит благоразумия остаться в своей спальне.
Эбби вздрогнула, выругавшись про себя. Если это был тест, то она его явно провалила. И точно разочаровала профессора — при условии, конечно, что тот когда-либо был о ней хорошего мнения.
— Я… Эммм… Но вы ведь сказали, что…
— Я помню, что я сказал. — прервал её профессор, повернувшись к ней лицом. — Я просто… удивлён. Только и всего.
«Удивлён тем, как легко ты попалась в ловушку, тупая ты овца» — наверняка сказала бы Эллен. Но её здесь не было. Да и потом, единственное, чего боялась в данный момент Эбигейл — это разочаровать профессора Квиррелла. Никакие ловушки ей не были страшны, пока он был рядом. Плюс ко всему, он бы никогда не смог её к чему-либо принудить: что бы он ни попросил, она была готова сделать добровольно.
— Позвольте спросить, профессор. Почему вы позвали меня сюда в столь поздний час? Это даже позже, чем наши обычные дополнительные занятия…
Когда он внезапно подошёл к ней чуть ли не вплотную, Эбби заметила, что глаза его сияли, а на лице у него читался почти детский энтузиазм. И это её самую малость напугало.
— Скажи, Эбигейл, доводилось ли тебе когда-либо трансгрессировать? — спросил он, смотря ей прямо в глаза.
Вопрос был столь неожиданным, что Эбигейл смогла ответить разве что идиотской шуткой:
— Разве что школьные правила.*
— А если серьёзно?
— Нет, наши уроки трансгрессии начнутся только в конце ноября. — ответила Эбби, вспоминая новое объявление на доске в гостиной Хаффлпафа. — Но я всё ещё не понимаю, почему…
— Чтобы рассказать тебе кое-что, чего студенты знать не должны, предавая, тем самым, дружеский преподавательский коллектив, который я покину в конце этого года и который я, конечно же, в гробу видел.
Эбби слушала, затаив дыхание. Внутренний голос повторял содержание письма Эллен и призывал свалить к чертям из этого кабинета, пока не стало поздно. Дело начинало пахнуть жареным. Этот секрет был явно очень опасным.
И этот чёртов ладан…
— Спрашивала ли ты себя когда-нибудь, почему трансгрессия в Хогвартсе невозможна?
Эбигейл, которая на самом деле впервые об этом слышала, утвердительно кивнула, надеясь, что ей не придётся добавить что-то от себя на эту тему и выдать своё незнание.
— Видишь ли, замок защищён целым комплексом сложнейших заклинаний, которые раз в пятьдесять лет накладывают учителя. Но их накладывают не сразу. Устоялась традиция на одну ночь оставить замок без их защиты. Я бы об этом позабыл, если бы сегодня в учительской мои коллеги не делились планами на сегодняшнюю ночь.
«Глупая традиция», подумала Эбигейл. Но вслух этого говорить не стала, а продолжила внимательно слушать профессора: она уловила, куда ветер дует, и ей было крайне любопытно, куда он хотел с ней пойти.
«Беги, дура!»
Но профессор молчал и будто бы укоризненно смотрел на неё. Словно ожидая чего-то.
— Итак. — наконец выговорила девочка. — Вы имеете в виду, что сегодня (вот прямо сейчас!) мы с вами можем пойти куда угодно вне пределов замка и никто об этом не узнает?
Биение её сердца участилось настолько, что на секунду в её мысли проник страх лишиться сознания. Или взорваться.
— Да, именно это я и собирался тебе предложить. У меня есть что сказать тебе вдали от любопытных ушей (а таковые в этом замке имеются, и они функционируют круглосуточно — однажды ты в этом лично убедишься). Да и потом, тебе просто необходимо выйти куда-нибудь, развеяться, отвлечь свои мысли от последних событий. Получить дозу адреналина вследствие нарушения школьных правил.
Он был прав, конечно же. Торчание между четырьмя стенами нисколько не помогало ей улучшить себе настроение и прогнать мрачные мысли и давящее, почему-то, чувство вины. Вот только…
«Я собираюсь посреди ночи пойти чёрт-знает-куда с человеком, которого я сегодня же обвиняла в убийстве. Умно, очень умно».
Сомнения наводнили разум Эбигейл. Более того, она начинала жалеть о том, что не поступила как все нормальные, рассудительные люди, и не осталась в своей спальне.
— Помимо прочего, я бы добавил, что первая трансгрессия — как первый поцелуй, запоминается навечно. Я бы счёл за великую честь, если бы ты позволила мне разделить с тобой этот момент… и превратить его в нечто по-настоящему необычное.
И тогда все сомнения разом испарились, наиболее идиотским образом, из её головы, а письмо Эллен и подавно позабылось. Из его пепла восстали нетерпеливость и любопытство — те два чудовища, что сгубили когда-то жену Лота.
— Ладно, я пойду с вами. Но это только потому, что мне интересно узнать, о чём вы хотите со мной поговорить.
От его ухмылки у неё перехватило дыхание.
— Ну разумеется.
