Не по плану

      Профессор подошёл к Эбигейл ещё ближе, сжал её руку в своей, а другую положил себе на плечо. А затем… коснулся её талии. Всё это выглядело так, как будто он собирался закружить её в танце.       — Извините, но мне не кажется, что сейчас подходящее время для танцев. — возразила она. — Я, как вам известно, в трауре.       — Мы и не будем танцевать. Держись за меня крепко и ни за что не отпускай. И не смотри по сторонам. Сконцентрируйся на одной-единственной точке. На моём лице, например.       Эбби не думала, что сможет покраснеть ещё сильнее, чем прежде, но оказалось, что она ошиблась. И всё же она отказалась подчиняться и отвела взгляд. Трудно было не сделать этого, когда всё вокруг было настолько… многоцветным, что поражало воображение и захватывало дух. Слишком уж волнующим был открывшийся вид: все цветы, травы, витраж, корешки книг и свет факелов, смешались как в калейдоскопе, порождая разнообразные абстрактные фигуры — и постепенно угасали, сменяясь новым чёрно-сине-золотистым фоном, пока не исчезли полностью, а классическую музыку, звучащую из патефона, не заменили кваканье лягушек и треск сверчков.       Через несколько секунд, когда профессор и студентка перестали кружиться в магическом подобии танца, она провалилась ему в обьятья. Голова болела невероятно — отчего хотелось умереть на месте.       — Я кому сказал не смотреть по сторонам?! — проворчал он, отдаляя девушку от себя, а затем обеспокоенным тоном поинтересовался: — Тебе очень плохо?       Эбигейл прикрыла лицо руками. Плохо — это мягко сказано. То, что её до сих пор не вырвало, было самым настоящим чудом. Она ощущала такое сильное головокружение, что ей едва удавалось расслышать то, о чём он с ней говорил.       — Ну и где мы? — спросила она, чуть успокоившись. Ноги у неё дрожали — и, как ни странно, это было не из-за волнения.       — У кафе мадам Паддифут.       Профессор указал рукой на огромное окно в деревянной раме, покрашенной в нежно-розовый цвет. На долю секунды Эбигейл позабыла о своей боли — настолько потряс её этот ответ. Это же было то самое печально известное кафе, куда её однокурсники ходили на свидания по выходным. Она и подумать не могла, что однажды посетит его вместе с учителем, да ещё и ночью.       — Я думала, это место — для сладких парочек!       К счастью, она чувствовала себя настолько нехорошо, что в её голосе не прозвучало ни тени восторга.       — Не только. Не спеши судить по наружности, это кафе — находка для тех, кто промышляет нелегальными сделками. Тут бы и сам дьявол ошивался, если б он существовал.       Эбигейл не стала спрашивать, какими делами занимался в этом месте он сам. Она боялась, что ответ на этот вопрос ей очень не понравится. Вместо этого она решила сменить тему.       — Почему вы не предупредили, что мне станет плохо после трансгрессии? Вы ведь прекрасно это знали, знали, и даже не заикнулись об этом ни разу.       Подняв взгляд на профессора, Эбби чуть язык не проглотила: судя по его взгляду, она явно сморозила какую-то несусветную глупость.       — П-прости. — выпалил он. И больше они не разговаривали, пока ждали, когда хозяйка кафе отзовётся на стук в дверь. Та открылась с помощью магии и они вошли.       Внутри кофейня походила на кукольный домик — всё вокруг, даже посуда, было розовым, иногда в цветочек, иногда даже перевязанным ленточками. А ещё было невыносимо жарко и попахивало розами. Запах роз был единственным цветочным запахом, который Эбигейл терпеть не могла: так пах приютский сад, в котором дети были вынуждены трудиться большую половину лета.       Но Эбби заприметила несколько симпатичных ленточек, которые она бы с удовольствием присвоила, не будь рядом профессора Квиррелла. Ей давно хотелось розовую ленту для волос… На её пушистую голову одной было бы мало, разумеется, но если соединить три…       — З-здесь нормально не поговоришь, как в-видишь. П-пойдём на второй этаж, там кабины, — и он поманил её за собой, поднимаясь по арочной лестнице, которую она заметила не сразу.       Прежде, чем последовать за профессором, Эбигейл беглым взглядом осмотрела весь первый этаж. Да уж, об уединённом уголке нечего было и мечтать — столики стояли слишком близко друк к другу, да и сама касса, за которой стояла мадам Паддифут, была расположена так, что из-за неё было видно (и, должно быть, слышно) всё, что творилось за столиками. Должно быть, в этом месте зародились многие сплетни. Эбби вздрогнула, заметив, что мужчина за самым дальним столиком пялится на неё в упор. Это выглядело, как начало чего-то очень плохого, тем более, что у неё было такое ощущение, что она его уже где-то видела.       — Кого я вижу! — воскликнула хозяйка, направляясь к незнакомцу. — Аберфорт, милый, что заставило тебя покинуть свою постель и заявиться сюда? Не то, что я не рада тебя видеть, но…       — Так ты идёшь или н-нет? — послышался голос профессора. Эбигейл снова вздрогнула и быстро поднялась по лестнице, уже не оглядываясь. «И всё-таки я видела его раньше».       Второй этаж разительно отличался от первого — главным образом тем, что он целиком состоял из закрытых кабин, находящихся на приличном расстоянии друг от друга. Потом, доминирующий в обстановке оттенок розового был темнее, а потолок не был заколдован так, чтобы плеваться лепестками роз на головы посетителей и в их тарелки. Ну и в конце-концов, пространство было явно расширено с помощью магии.       Здесь не было официантов, которые ходили бы с подносами по залу, и поэтому тот казался пустым и одиноким, хотя Эбигейл на самом деле была уверена, что некоторые из кабин там были заняты.       Ленивым взмахом руки профессор пригласил её в одну из самых дальних от входной двери кабин. Интерьер поразил Эбби своей скромностью и тусклостью: ни тебе цветочков, ни тебе ленточек, ни даже розовой мебели.       — Да, это одна из тех п-помещений, что создавалось с-специально для д-деловых встреч. — сказал профессор Квиррелл, как будто прочитав её мысли. — Не думала же ты, что такое р-реально п-провернуть в атмосфере, царящей на первом этаже?       И хотя сам тон, которым он говорил об этих деловых встречах, намекал на нелегальщину, Эбби пожала плечами; её интересовало другое.       — А для чего нужны другие помещения — те, которые не используют для сделок?       Квиррелл отвёл взгляд, затем поднял руку с явным намерением почесать затылок, но почему-то передумал и тут же опустил обратно.       — Рано ещё с тобой о таких вещах говорить. Тебе ещё два года до совершеннолетия.       — Вообще-то, один. — возмутилась Эбби. — Мне шестнадцать, а совершеннолетие у волшебников наступает в семнадцать лет.       — А волшебный мир — сюрприз! — существует внутри маггловского, так что мы подчиняемся и их законам тоже. Вообще, м-министерство магии п-понизило возраст с-совершеннолетия исключительно ради того, чтобы у вас б-была возможность поупражняться во время летних каникул. П.А.У.К. б-беспощаден, к нему нужно готовиться д-долго и т-тщательно.       Услышав это, Эбигейл ощутила болезненный укол паники — она вспомнила о том, что не воспринимала подготовку к выпускным экзаменам так же серьёзно, как большинство её однокурсников. Она упорно работала только в первые дни после того, как декан их предупредила о близости экзаменов, а потом забыла обо всём и вернулась к своему обычному состоянию экзальтированного ходячего трупа.       — А вообще, тебе стоило задавать мне другие вопросы. Например, почему я тебя сюда привёл.       Но Эбби не успела ответить на это, так как в тот самый момент в их кабину вошёл домашний эльф, зачем-то окутанный в греческую тогу и носящий лавровый венок на голове. Он положил на стол меню, на которое никто не обратил внимания.       — Я возьму просто к-кофе, спасибо. — отмахнулся профессор, а потом вопросительно посмотрел на Эбигейл. Та пожала плечами: у неё с собой не было никаких денег.       — Я ничего не хочу.       Похоже, он догадался, откуда ветер дует.       — Д-да ладно тебе, я угощаю.       — Ну-тогда-просто-чай-с-мятой. — быстро выговорила она, чувствуя себя отвратительно.       Как только домашний эльф удалился вместе с ненужным меню, она продолжила разговор.       — Кажется, я догадываюсь, почему. Я читала где-то, что если твой профессор водит тебя в самый укромный угол самого сомнительного заведения в Хогсмиде, то он со стопроцентной вероятностью собирается отправиться в Азкабан.       В ответ на это упомянутый профессор только ухмыльнулся.       — Во-первых, мы не собираемся нарушать закон. — медленно произнёс он, намеренно подчёркивая каждое слово, как это обычно делал Снейп. Учитывая его заикание, получилось забавно. — Ну, а во-вторых, никто на нас не стал обращать внимания. Народ тут обычно живёт собственной жизнью и не лезет в чужие дела.       — Да ну? А как же тот тип с первого этажа, который смотрел на меня в упор? Мне кажется, он вполне мог бы кому-нибудь донести о том, что видел.       — Глупости. Старина Аберфорт не имеет возможности связаться с важными должностными лицами ни из министерства, ни из дирекции школы. Мы в безопасности, что бы он там не бубнил себе под нос.       … до неё не сразу дошло, что на самом деле можно было назвать глупостью: они выбрались из замка посреди ночи только для того, чтобы обсудить то, какие они молодцы, что выбрались из замка посреди ночи и их никто (ну, почти никто) не заметил. Не лучше ли было заняться чем-нибудь поинтереснее, например…?       Профессор глубоко вздохнул и прикрыл глаза рукой.       — Мда, — промолвил он, — Я именно об этом и собирался с тобой поговорить.       — О чём?       — У тебя очень опасные мысли, Эбигейл. Они могли бы навлечь на нас обоих бесчисленные неприятности. Полагаю, если ты начнёшь изучать Окклюменцию, это пойдёт нам обоим на пользу.       На несколько мгновении в кабине воцарилась тишина. Тем временем, домашний эльф наконец-то соизволил явиться с чаем и кофе.       Эбигейл читала достаточно книг по защите от тёмных исскуств, чтобы знать, что представляет собой Окклюменция. Одно лишь оставалось непонятно — с чего бы она понадобилась ей? Кто в здравом уме стал бы лезть в её разум? Разумеется, никто из преподавательского состава — применять Легиллименцию к ученикам было строго воспрещено.       — … и ты серьёзно думаешь, что этот запрет ни разу не нарушался? Тот же профессор Дамблдор бесстыдно листает мозги всякого, кто бывает у него в кабинете — будь то преподаватель или студент.       Но Эбби всё ещё не понимала, чего ей стесняться. Разве ей было, что скрывать? Разве она хотя бы раз в своей жизни думала о том, о чём думать не следовало бы?       И тут её озарило.       «Оу».       «Оу».       Образы, которые она сконструировала в своём уме не далее, чем вчера вечером, перед тем, как лечь спать, возникли перед глазами, как кино. В её фантазиях, как и в реальности, они остались наедине. Только они находились в его кабинете, сидели гораздо ближе друг к другу и на них было очень, очень мало одежды.       Эбигейл покраснела до кончиков ушей. Волна ненависти к себе окатила её с такой силой, что ей тут же захотелось умереть.       — Не будь с собой так строга, такие желания нормальны для твоего возраста. — уверил профессор, по-прежнему не смотря ей в глаза.       — Прочь из моей головы!       Снова вздох.       — Понимаешь, проблема не в самом существовании этих мыслей, а в их чрезмерной правдоподобности. Большинство волшебников — даже если они сильные и талантливые — клинические идиоты. Но даже они не смогли бы проигнорировать то, что творится в твоей голове, а я, вопреки той теории, что ты в шутку выдвинула чуть ранее, вовсе не собираюсь отправляться в тюрьму. И да, извини за вторжение.       Эбигейл не понимала, почему он так настаивал на Окклюменции, когда у этой ситуации мог найтись и более простой, зато более разумный выход.       — Я могу попросту перестать об этом думать. Это будет легче лёгкого сейчас, когда это — последняя вещь, о которой я должна думать. Я потеряла одного из самых важных людей в моей жизни. Помышлять сейчас о таком… кощунство. Иногда я срываюсь, но я хочу, чтобы вы знали: у меня всегда была мотивация остановить эту чепуху в моей голове. Причём раз и навсегда, а не только в те моменты, когда кто-то применяет на мне Легилименцию.       За этим последовал очередной его вздох, который показался ей горше, чем предыдущие.       — Такими темпами ты освоишь Окклюменцию и без моей помощи. А ты всё-таки добралась до ещё одной причины, по которой мы пришли сюда. Мне тоже жаль старика Филча, но мне кажется, что ты перебарщиваешь с реакцией на его смерть. Ты не обязана скорбеть по нему вечно и выдавливать из себя слёзы, если они больше не идут. Ты поняла его и приняла таким, какой он есть, пока он был жив. Твоя дружба скрасила последние годы его жизни. Ты не должна винить себя за то, что смирилась с его смертью. Так оно в жизни и бывает. Нельзя зацикливаться на одной потере, когда вокруг столько всего прекрасного, чем можно заполнить свою жизнь. Ты была дорога ему, и он точно бы не хотел, чтобы ты вечно печалилась. Тем более, из-за него. Мы ведь оба знаем, что Филч оказался куда лучшим человеком, чем все его считают? Так вот, ты тоже его недооцениваешь, раз думаешь, что ему бы понравилось видеть тебя такой.       «О Боже мой, что за чепуху он несёт?» — промелькнуло в голове у Эбигейл. Однако на душе стало совсем тепло, и ей очень хотелось, чтобы профессор был с ней рядом вечно. И она чуть сознания не лишилась, когда он схватил её лицо в руки и чуть-чуть приблизил к своему.       — Ты слышишь меня? В любых обстоятельствах, везде, всегда, обращайся ко мне, если будет нужна помощь — и я буду рядом с тобой. И спасу тебя от самой себя, если понадобится. Обещаю.       Сердце Эбби таяло от его слов, но что-то в подсознании говорило, что всё это слишком хорошо, чтобы быть правдой.       — Почему я? — потерянным голосом спросила она. — Почему, из великого множества людей, которые нуждаются в поддержке и помощи, вы выбрали именно меня? Тем более, что профессор Спраут, декан моего факультета, кстати, сама взяла на себя эту задачу?       — А я объясню, почему, хоть ты и так это знаешь. Каждый раз, когда ты чувствуешь себя одинокой, твой разум вопит о помощи. И ты призываешь к себе не профессора Спраут, а меня. Я нужен тебе… как никогда прежде не был нужен никому другому. И кем бы я был, если бы просто-напросто проигнорировал это?       Эбигейл только сейчас заметила, что он уже давно не заикается. Но это было неважно. Скорее всего, его речь приходила в норму в определённых ситуациях. В конце-концов, бывало что и она сама правильно произносила букву «р».       — Профессор…       — Выпей свой чай. Он остынет.

***

      Они вышли из кафе только после того, как во всём Хогсмиде погасли огни, а дороги освещали лишь луна и звёзды.       — В замок мы вернёмся тем же образом, как пришли?       — Мы аппарируем, естественно.       Эбигейл имела в виду не это и он прекрасно это знал. Она внимательно за ни наблюдала, он же отводил взгляд. Что-то в нём резко поменялось с тех пор, как они покинули кафе. Неужели он жалел о своих пылких речах?       Она улыбнулась, когда он сжал её руку. Вот она и получила свой ответ: возвращение в замок будет далеко не таким красивым, как трансгрессия из него.       — В следующую субботу, как только большинство студентов уедет в Хогсмид, я буду ждать тебя в Запретном Лесу, недалеко от загона с гиппогрифами. Ты начнёшь изучать сама-знаешь-что. И это не обсуждается.       Просто отлично, сначала кафе, а потом Запретный Лес. Разум ей подсказывал, что ничего плохого случиться не могло, но у неё почему-то было очень неприятное предчувствие.       — Держись крепко. — сказал профессор, и Эбби морально подготовилась к трудностям трансгрессии.       Она была готова к головокружению и тошноте, что за этим точно последовали бы, но увы, не к тому, что приземлиться придётся лицом в пол, надолго застыв в одном положении, слыша при этом шорох мантий, звук разбитого стекла и захлопнутой двери… Ещё меньше она была готова к волнению и смертельному ужасу. Только вот это всё началось с того момента, когда профессор и студентка вновь оказались в Хогвартсе.