***
После ужина Матильда вновь собрала всех слизеринцев, до которых смогла достучаться, в общей гостиной. Некоторые предпочли отсидеться в каких-то затаённых уголках — и рисковать быть наказанными за нарушение режима — лишь бы не приходить. Разгневанная, Матильда походила на самый страшный из всех возможных кошмаров. Злить её совершенно не стоило: её мощный голос, пожалуй, имел нечто общее с голосом банши. А ведь она орала от души, когда злилась — и иногда даже помогала себе заклинанием Сонорус. На этот раз, однако, она воздержалась от криков — зато пробормотала несколько настолько страшных ругательств, что Серенити присвистнула. И поспешила записать их на куске пергамента, конечно же. Когда староста наконец успокоилась, она объявила всем о своём решении: идея с постером была одобрена и теперь им всем предстояло поработать над ним. Предполагалось, что по завершению он будет повешен в Большом Зале. В первую очередь требовался человек, умеющий хорошо рисовать, чтобы он украсил постер символикой факультета. Ещё был нужен кто-то с хорошим почерком, чтобы заняться надписью «Однажды слизеринец — навсегда слизеринец». Ну, а в конце каждый добавил бы что-нибудь от себя. («И смотрите чтоб никаких ругательств и карикатур! Поймаю — прокляну!»). — Кажется, наш славный дуэт превращается в трио. — шепнула Серенити на ухо Каллисто. — Ишь как слащаво! — Ты! — крикнула Матильда, обращаясь к ней. — Займёшься надписью, и это не обсуждается: я видела твой почерк и он прекрасен. А твою идею с вечеринкой придётся реализовать в другой раз — ни времени, ни ресурсов на её организацию у нас нет, да и места тут маловато. И всё же… нам нужно устроить как можно больше шума, чтобы привлечь внимание. Да и в гостиной не помешало бы прибраться. Прюденс оглянулась — и в самом деле, гостиная выглядела просто отвратительно. То тут, то там, были разбросаны учебники, куски пергамента и даже обувь. Да, прибраться определённо стоило. А затем взглянула на сестру — было очень иронично то, что эту надпись доверили именно ей. — А я знаю, что поможет нам с шумом! — воскликнула Ренни. — Пойду попрошу близнецов Уизли сбегать в Хогсмид и достать хлопушек и петард. Ну и сливочного пива, оно тоже бы не помешало. И сказав это, побежала к портрету, не обращая внимания на крики старосты: — Не надо никакого пива! И петард тоже не надо! Как они их достанут вообще?! Постой, Малфой! Не уходи! ВЕРНИСЬ, Я СКАЗАЛА! Но было поздно.***
Пока Ренни договаривалась с близнецами Уизли, все остальные занимались треклятым постером. И так как было решено, чтобы участие в этом приняли все, в гостиной царили хаос и безобразие. Ну, а надписью пришлось заняться самой Матильде — и она не то, чтобы была очень рада этому, но выбора не было. Когда очередь дошла до Прюденс, она написала, своим корявым и трудночитаемым почерком: «Простите за то, что я воспользовалась вашей уязвимостью». Она бы добавила, что такого не повторится, но зарекаться не следовало. Кто знает, какие ещё фокусы провернёт судьба. Она не собиралась лгать — хотя и её извинение было лишь наполовину искренним, но должна же была она написать хоть что-нибудь. В конце-концов. Ей тоже не хотелось терять декана. А потом, несколько подумав, Прюденс добавила: «Я вас понимаю». И тяжко вздохнула.***
На следующий день, когда все уже подготовили свой багаж и сами морально подготовились к предстоящим каникулам, осталось привести в исполнение лишь последний пункт их небольшого плана — заманить Снейпа в гостиную. Тут-то и пригодились петарды всех мастей, которые Серенити вместе с близнецами Уизли притащила в замок. Пришлось взорвать несколько одновременно, чтобы произвести больше шуму. Ну и, конечно же, расступиться как можно дальше от центра комнаты — ради безопасности. Ребята прекрасно знали, что Снейп в данный момент находился в своём кабинете, и что их шум имел все шансы дойти до его ушей. Особенно учитывая эхо, вечного обитателя подземелий. Зелёные и серебристые вспышки света, сопровождаемые короткими «БАХ», и оставляющие после себя дымок такого же цвета и лёгкий запах мяты, группка третьекурсников, напевающих гимн школы, Маркус Флинт, стащивший свисток мадам Хуч и дурачащийся с ним. Серенити, играющая во взрывные карты с Каллисто и несколькими незнакомыми девочками. Драко с друзьями, дерущиеся подушками. Всё это превратило гостиную Слизерина в самую настоящую преисподнюю. Прюденс не знала, куда ей податься, чтобы быть полезной, никому не мешать и чтобы никто не мешал ей. И, как было предсказано, у Снейпа не осталось иного выбора, кроме как явиться к ним и проверить, всё ли в порядке. Когда он увидел творящийся ад на фоне дурацкого постера, разрисованного кривыми улыбающимися змеями и расписанного инфантильными идиотскими пожеланиями, гневное выражение его лица сменилось на глубоко недоумевающее. Ну, а дар речи, как и говорила Серенити, вернулся к нему далеко не сразу. И Слизеринцы воспользовались этим, прервав все свои прежние занятия и окружив его. — Что, во имя Мерлина, вы вытворя… — начал было профессор, но рот его захлопнулся сам и больше ни одного слова он на протяжении нескольких секунд произнести не смог, как будто кто-то наложил на него Силенцио. Очевидно, он лишь сейчас прочитал самую большую, «главную» надпись на постере, и теперь понял, какова была цель этого собрания. Но простоял он в таком состоянии недолго: послышался удар предмета о каменный пол, кто-то явно что-то обронил. — То, чем вы занимаетесь, выходит за все возможные рамки абсурдного. Немедленно уберите всё, пока я не назначил отработки каждому. Первой заговорила Матильда: — Профессор, выслушайте нас хоть сейчас. Мы очень сожалеем о той глупости, которую кто-то натворил вчера. Мы найдём этого кого-то. Только не бросайте нас, пожалуйста, вы нужны нам, как никто другой. А ещё, говоря от имени всего факультета, я благодарю вас за всё, что вы когда-либо для нас делали. И извиняюсь за то, что мы не ценили этого. Вчерашний день научил каждого из нас… В тот самый момент, кто-то из одноклассников Драко так сильно сжал в руке коробочку с шоколадной лягушкой, что последняя выскользнула и с которким «плюх!», который невозможно было проигнорировать, прилипла к стене. Матильда одарила несчастного взглядом, достойным Медузы Горгоны. — Повторяю, прекратите этот балаган сейчас же. — повторил Снейп, а потом с усталостью в голосе добавил: — Я и так от вас никуда не денусь, директор не разрешил мне покинуть пост. Так что перестаньте пытать меня этой сахарной ерундой. Выслушав это, староста не растерялась, а сразу, с тем же энтузиазмом перешла к плану Б. — В таком случае, почему бы вам не пропустить всё это и не сесть выпить сливочного пива вместе с нами? Несмотря на то, что этот пункт был частью изначальной задумки, ребята всё равно остались глубоко поражены дерзостью, с которой Матильда предложила это. Однако Снейп, опять же ко всеобщему удивлению, это предложение принял. — Ну хорошо, я останусь. С тем лишь условием, что завтра утром, перед тем, как вы все отправитесь домой на каникулы, виновный явится ко мне в кабинет. У меня есть о чём поговорить с ним наедине. Если никто не придёт, я буду точно знать, что вся ваша сегодняшняя мишура и выеденной луковицы не стоит, а ваши извинения — пустой звук. И хотя я, в силу очевидных причин, не перестану быть вашим деканом, я буду очень вами разочарован и полностью поменяю своё поведение по отношению к вам. Договорив, он занял кресло, освобождённое специально для него. И тогда хаос возобновился — бутылки сливочного пива доставались из ящиков и передавались из рук в руки, а шум, произведённый при открытии этих самых ящиков, был почти равен тому, что они устроили чуть ранее с помощью петард. — Хочу ли я знать, каким образом вам удалось всё это заполучить? — поинтересовался Снейп, пока студенты вокруг него чокались и перешёптывались. — В Хогвартсе такого не найдёшь. Прюденс были известны лишь самые главные детали вчерашнего похода за пивом и петардами. Но сестра ей рассказала, что для того, чтобы притащить столько ящиков пива, её, близнецов Уизли и Ли Джордана оказалось недостаточно, и последние решили привлечь ещё несколько надёжных людей с Гриффиндора. Таким образом, все деньги, оставшиеся от её годового запаса после покупки всего этого добра, Серенити отдала гриффиндорцам, чтобы оплатить их труд. — Нет, вы этого точно не хотите, профессор. — ответила Ренни с самодовольной ухмылкой. — Мы в последний раз нарушили школьные правила, чтобы отметить начало новой эпохи — эпохи послушания и усердной учёбы. Снейп поперхнулся, а затем неожиданно для всех рассмеялся. И многие этот смех подхватили. — Это, Малфой, ты скажешь кому угодно, но только не мне. Но давайте перейдём к главному, если хотим наконец-то понять друг друга: как так вышло, что я опять стал мишенью для издёвок на собственном факультете? Имеет ли это отношение к последнему инциденту в Большом Зале? Ответом ему послужила мёртвая тишина. Множество взглядов пристыженно опустились в пол, чтобы потом самый вроде бы тихий человек в компании начал нести чушь вселенских масштабов. — Извините, профессор, это мы от шока и неожиданности! — произнесла Каллисто Сельвин. — Так-то мы обычно очень толерантны к романтическим чувствам своих товарищей. Вот например Прю Малфой по уши влюблена в этого выродка Перси Уизли, но над ней за это никто не смеётся. Все понимают, что любовь зла. И словно бы в опроверждение её слов, все студенты в гостиной дружно рассмеялись — не смогла удержаться от смеха даже сама Прюденс, настолько абсурдно и нелепо всё прозвучало. Да и потом, чему было расстраиваться — Снейп смог терпеть насмешки, и она сможет. (Хотя часть неё всё ещё мечтала провалиться сквозь землю). На помощь ей пришёл тот, от которого она поддержки никогда бы не ожидала: — А её сестрёнка встречается с Вудом, и я её за это не вышвырнул к дементорам из команды. Пока. Любовь зла, да здравстует толерантность. Прюденс не успела порядком отреагировать на это фантастическое заявление Флинта («Встречается? Серьёзно?»), когда Серенити тут же подхватила: — А Маркус влюблён в профессора Макгоннагалл, потому что ему нравятся строгие и авторитетные женщины, которые мигом загоняют его под каблук. Любовь зла, леди и джентльмены. Ну, это уже совсем никуда не годится, хотела заметить Прюденс, но потом увидела, как у капитана покраснели уши. Окружающие смеялись и дразнили его, а иногда выдавали и другие перлы: — Грег влюблён в Гермиону Грейнджер! — Винс влюблён в Хагрида! — Драко влюблён в самого себя! — ЛЮБОВЬ ЗЛА. К сожалению, никто не мог расслышать горячие мольбы Снейпа прекратить весь этот парад нонсенса сию же минуту, потому что произносил он их, прикрыв лицо обеими ладонями. — О Мерлин. — вздохнула ошарашенная Матильда. — Не так я себе представляла конец этого собрания… — Не вижу в этом ничего плохого! — весело заявила Ренни. — Мне очень нравится то, что мы сегодня устроили. Не думала, что скажу это когда-нибудь, но я даже не жалею, что попала на Слизерин. Я люблю вас всех, проклятые вы засранцы!!! В какой-то момент, Прюденс могла бы поклясться, что увидела декана улыбающимся.***
Слизеринцы улыбались друг другу каждый раз, когда им доводилось встречаться в поезде. Эйфория, вызванная вчерашним разговором, всё ещё была ощутимой в каждом их шаге. Даже те из них, кто принципиально не явился, почувствовали её. Даже виновные в последней шалости два старшекурсника, с которыми Снейп побеседовал наедине этим утром, почувствовали её. Прюденс, Серенити и Драко с друзьями заняли одно купе — и обсуждали в основном то, как им удалось вернуть расположение декана. И несмотря на то, что накануне все были очень счастливы, когда смеялсь на эту тему, наутро никто уже не обсуждал любовные терзания друг друга. Все ребята, включая Каллисто Сельвин, которую стали дразнить за имя, как обычно, только уже подкалывая за интрижку с Зевсом, теперь мечтали поскорее забыть этот эпизод своей жизни. Слишком много неловкости вызывало одно лишь воспоминание о нём. Слишком много правды таилось посреди глупой лжи. Вид, открывшийся из окна поезда, был невероятно прекрасен: ветер заставлял снежинки водить бесчисленные хороводы, а затем мягко ложиться на землю, уже покрытую тонким, почти прозрачным слоем снега. Прюденс крайне радовалась тому, что добралась до поезда живой — на улице царил невыносимый холод, и было намного приятнее наблюдать за кружащимися снежинками изнутри, чем ощущать их на своём лице и в своих волосах. Этим она и занималась почти всю дорогу: смотрела в окно, пока Ренни, Драко и Кребб с Гойлом играли во взрывные карты. До самого конца пути никто не потревожился тем, чтобы сменить одежду. Разве что убрали мантии в чемоданы и натянули свитера поверх пиджаков. Прюденс и Серенити носили тёплые колготки и под длинными юбками от школьной формы и тёплые же носки под меховыми сапогами, так что переодеваться в штаны не было смысла. (И всё же, им не очень нравилась перспектива выйти в холод). А когда этот момент настал, везде послышались недовольные бормотания студентов, которые спешили поскорее покинуть поезд и отправиться домой. В коридоре, как обычно, образовалась толпа. Нашлись герои, которые толкали ребят, стоящих у двери так сильно, что те падали, как костяшки домино, и приземлялись носом в тонкий слой снега. Покидая, наконец, поезд, Прюденс, Серенити и Драко довольно быстро вычислили свою мать, стоящую в толпе других родителей и ожидающую их. Она выглядела очень мило в светло-серой зимней шляпке, надетой поверх распущенных волос, чёрном пальто и длинном зимнем плятье, того же цвета, что и шляпка. Девочки прижали к груди собственные пальто и быстрым шагом направились к ней. Драко, остановившийся, чтобы попрощаться с друзьями, пытался их догнать, пробиваясь сквозь толпу. Мать обняла каждого, а потом позвала к барьеру. Из здания вокзала выходили молча, и у самого выхода заметили богато украшенную бирюзовую карету с тремя шикарными чёрными лошадьми. — Залезайте скорее. — приказала мать. — Я займусь вашим багажем. А вы поговорите с отцом, у него для вас новости. Они так и поступили, оставив внизу свои чемоданы и клетку с Маат, и поднявшись в магически расширенную кабину, поздоровались с отцом, который явно ожидал их с величайшим нетерпением. Выражение лица его было очень хмурым, что не предвещало ничего хорошего. И вот наконец он похлопал по плечу зашедшего предпоследним Драко и усталым голосом заговорил: — Я мог бы поклясться, право, что до моих ушей дошла лишь ничтожно малая часть ваших школьных приключений. Должно быть, со стороны выглядело очень забавно, когда девочки одновременно смущённо опустили головы. Их мать быстренько поднялась в карету, а отец приказал кучеру поехать. Карета медленно сдвинулась с места, а затем отдалялась от вокзала всё быстрее. — Но того, что я всё-таки услышал, достаточно, чтобы я предпринял некоторые меры, которые вобьют вам в головы хотя бы капельку этикета, послушания и элементарного уважения к старшим. Мне очень жаль, что приходится прибегать к этому, но вы двое совершенно не умеете себя вести и я давно должен был сделать что-то, чтобы исправить ваше недостойное поведение. Любой другой на моём месте бы запер вас дома пока бы вы не научились уму-разуму — и даже не стал бы отпускать в школу, но я вечно закрывал глаза на все ваши проступки. Но с меня хватит. Я признаю своё поражение в борьбе с вашим упрямством и уступаю свою позицию более достойному борцу. Эти каникулы вы проведёте у бабушки Лестрейндж, и это не обсуждается. Посмотрим, хватит ли у вас храбрости вытирать ноги об неё, как вы это делали с нами и вашими профессорами. Похоже, сценарий вчерашнего вечера повторялся, только на этот раз и Прюденс, и Серенити, прекрасно отдавали себе отчёт в том, что что отделаться извинениями и небольшой вечеринкой не удастся. Тем более, что они понятия не имели, какие именно из их школьных приключений были известны отцу. Так что обе предпочли сохранить молчание, опасаясь сказать что-нибудь лишнее и навлечь на свои головы ещё больше проблем. Их мать тоже молчала. Похоже, эта идея долго обсуждалась родителями дома. Прюденс позволила себе глубоко вздохнуть. Их ждали прекрасные каникулы. «Лучше бы мы оставались в Хогвартсе».