Прошло несколько дней. Семестр близился к концу, а Северус, как и все остальные учителя, впрочем, отчаянно молился о каникулах. Изо дня в день работы студентов выдавали всё больше лени, наплевательского отношения к учёбе и желания поскорее избавиться от необходимости писать что-либо. И получали соответствующие отметки, естественно. Факультеты лишались десятка баллов за доли секунды, а на отработки ребята ходили толпами.
Слизеринцы вконец обнаглели. Разумеется, начиная с того дня, когда всё пошло наперекосяк из-за сыворотки правды, Северус стал всеобщим объектом насмешек. Студенты уже не стеснялись опускать шутки на его счёт и язвить каждый раз, когда он снимал с них баллы или звал на отработки. Отработки эти стали ещё большим адом, поскольку шуточки приходилось терпеть в удвоенном количестве. Однако если эти негодяи думали, что их убогие потуги в юмор заставят его перестать назначать им наказания, они жестоко ошибались. Он отвечал на провокации, выдавая каждому по самому грязному котлу. Самым острым на язык всегда выпадал котёл Невилла Лонгботтома, благослови его боги. Да, конечно, Северус понимал, что после стольких лет унижений с его стороны три четверти учащихся в Хогвартсе заслужили своего часа мести, и он бы, возможно, даже не злился на них за это… Если бы к их кампании не присоединились студенты с его собственного факультета. Те самые слизеринцы, за которых он рубашку на себе рвал во время споров в учительской. Те самые, которых он всегда поддерживал в состязании за Кубок Факультетов. Он раньше думал, что после смерти Лили ничто не смогло бы его ранить — тем более такая мелочь, но это предательство оказалось куда более болезненным, чем он мог бы себе представить. Это был самый настоящий удар под дых. Хотя ему на самом деле следовало ожидать этого.
В конце концов, подавляющее большинство из них выросло в консервативных семьях с манией чистой крови. Конечно, можно было ожидать, что за столько лет, проведённых вместе, декан факультета стал бы значить для них куда большее, чем предмет для идиотских шуток, но… их можно было понять. Они не были виноваты в своём тугодумии. Их такими воспитали. Находились среди них те, кто каким-то чудом проявлял не те взгляды, которые пропагандировали их родители, но Северус не верил в их искренность. Скорее всего, они были самыми опасными из всех — популистами, которые подхватывали самое модное движение, чтобы добиться всеобщего одобрения и личной славы. Как говорится, не можешь победить — присоединяйся, а лучше возглавь. Сам Волдеморт в своё время именно так и поступил.
Дамблдор не переставал говорить Северусу, что это всего лишь дети, что ему не стоило искать у них каких-то тайных мотивов и тем более злиться на них за тенденцию к бунтарству и отрицанию авторитета. Мол, это типично возрастная черта, и если ему слизеринцы в такой период не нравятся, то ему стоило бы поближе наблюдать за гриффиндорцами, чьи бунты были намного, намного хуже. Северус знал, что директор в некоторой степени прав, и поэтому старался игнорировать выпады студентов со своего факультета — и пока что даже не лезть в их жизнь. К травле он приобрёл иммунитет, спасибо Поттеру-старшему и его бэк-вокалистам.
Кроме того, не стоило забивать себе голову такими пустяками, когда существовали другие дела, которые требовали его незамедлительного вмешательства. Например, стоило проверить, в каком состоянии находится Квиррелл. Естественно, отсутствие вестей из св. Мунго было само по себе благой вестью: это означало хотя бы то, что он жив. Но это также означало и то, что он ещё не пришёл в себя. Северус посчитал своим долгом пойти в больницу и собственными глазами увидеть, что с ним.
— Знаешь что, Северус? — спросил директор, когда он наконец-то решился попросить у него разрешения отправиться туда. — Я думаю, тебе не помешало бы взять с собой мисс Саммерс.
Северус не воспротивился, хотя прекрасно знал, что это приведёт к мощнейшей головной боли. В конце-концов, он влез во всё это в первую очередь ради девчонки. Так зачем же игнорировать её сейчас, когда она стала близка к нервному срыву?
Как и ожидалось, Саммерс очень плохо отреагировала на неожиданный финал своего ночного путешествия. Когда Дамблдор освободил её из-под действия Петрификус Тоталус, она пулей выскочила из кабинета и понадобилось ещё одно такое же заклинание, чтобы её остановить. Директор доставил её в кабинет профессора Спраут так быстро, как только смог, а затем уже связался с целителями из св. Мунго. Интуиция ему подсказывала, что кое-кому вскоре понадобится серьёзная медицинская помощь, и одной Мадам Помфри будет недостаточно.
Проделав всё это, он не стал искать Северуса, так как целиком и полностью доверял ему, а в очередной раз проверил состояние девочки. И конечно же призвал на помощь Минерву. Саммерс громко рыдала и наотрез отказывалась выслушивать какие-либо аргументы, решительно отвергая всякое слово утешения. Если среди профессоров и находились те, кто хотел бы её отругать за эту пакость, то они молчаливо и единогласно решили оставить это на другой раз. Так было разумнее, особенно учитывая то, что провинилась не она одна.
В последние дни семестра Саммерс жила на одном лишь успокаивающем зелье, которое пришлось приготовить Северусу. Это было бы даже смешно, не будь оно так грустно — считай, удар кармы. Только вот для подростка, особенно с такой хрупкой комплекцией, как у этой девчонки, такой образ жизни мог представлять опасность. А нервный срыв у человека с настолько сильным магическим потенциалом, как у неё же, мог представлять опасность для всего окружения, причём неизвестно, в каком радиусе. Так что пришлось из двух зол выбрать меньшее. И портить девчонке здоровье…
… Ради общего блага, как сказал Дамблдор.
Миссис Норрис ни на шаг не отходила от Саммерс. Даже на уроки с ней ходила. Казалось, кошка наконец поняла, что больше в этой школе никому до неё дела не было. Казалось, до неё наконец дошло, что Филч исчез навсегда. Она не переставала линять с самого дня его смерти и к концу семестра стала походить на старое пыльное чучело, ещё и набитое пьяным таксидермистом с болезнью Паркинсона.
Они выглядели очень жалко, лёжа на одной кровати и прижимаясь друг к другу. Отощавшая и почти полностью облысевшая кошка — и девочка, костлявая, с красными глазами и опухшим от слёз лицом.
— Мисс Саммерс.
Девчонка не откликнулась на зов. Ни она, ни кошка не пошевелились ни на дюйм, хотя Северус подозревал, что последняя очень даже бодрствует, охраняя подругу. При Филче она занимала похожую должность. Должность охранника, более присущую собаке.
Все остальные хаффлпаффцы давно проснулись и вернулись к своим урокам. Минерва с Помоной решили, что Саммерс не помешало бы несколько дней полежать в тишине и спокойствии, а директор это их решение одобрил. Для волшебника, тем более юного, было крайне опасно заниматься магией в таком состоянии. Магия могла взбунтоваться и сломать его… как и всё вокруг.
Увидев, что его зов не возымел никакого эффекта, Северус взмахнул палочкой, которая издала краткое, но достаточно громкое «ХЛОП». Миссис Норрис тут же открыла глаза и одарила профессора суровым взглядом, которому позавидовала бы даже Минерва МакГоннагалл, в любом своём обличье.
Девчонка перевернулась на другой бок, медленно открывая глаза. Увидев Северуса стоящим на пороге своей спальни, она подскочила и поспешила поправить школьную форму.
— Что случилось? — обеспокоенным тоном поинтересовалась она. — Профессор Дамблдор хочет меня видеть?
— Нет. — ответил Северус. — Мы отправляемся в св. Мунго, дайте знать, когда будете готовы.
— Я
уже готова!
Её сонливость как рукой сняло, а на лице читалась решимость. И всё же Северус посоветовал бы ей привести себя в порядок хоть немного — видок у неё был неопрятный.
— Вы в этом абсолютно уверены?
—
Да!
Северус не стал пытаться её отговаривать. Что ж, хочет выйти в люди, выглядя, как огородное пугало — её право. К сожалению. Он всегда считал, что неопрятность у женщины должна караться законом.
Они покинули спальню быстро и безо всяких споров. И вот наконец, оказавшись наедине в освободившемся кабинете директора, Северус спросил:
— Мисс Саммерс, вы когда-либо использовали Летучий Порох?
«Идиотское название», скривившись от отвращения подумал Северус.
— Нет, никогда.
— Что ж, настала пора научиться. Возьмите из этой банки немного пороха, ступайте в камин и максимально чётко произнесите «Больница магических болезней и травм Святого Мунго». Имейте в виду — одна неправильно произнесённая буква и вы рискуете оказаться где угодно, но только не в этой больнице. И не факт, что камин, в котором вы очутитесь, не окажется разожжён. Подумайте ещё раз — действительно ли вы готовы к этому этому путешествию?
— Боюсь, я могу испортить всё своим плохим произношением буквы «р». — проигнорировав вопрос, пробормотала девочка, а затем всё же последовала инструкции.
И сделала она это решительно, не просыпав ни фунта пороха мимо камина — и слова произнесла громко, чётко и правильно. Если бы она с таким же усердием выполняла свою домашнюю работу по зельеварению, из неё вполне мог бы получиться неплохой специалист. Потому что порой девчонка проявляла настоящий талант на уроках Северуса. Всё, что она варила, было идеальным. Даже в те дни, когда окончательный результат был вовсе не тем, который от неё ожидался. Серерус подозревал, что это было как-то связано с её наследственностью. В кои-то веки оно оказало на неё отличный от отрицательного эффект.
Несмотря на сказанное им же чуть ранее, он не боялся отпустить её в камин первой. Даже доведись девчонке ошибиться в произношении адреса, она могла попасть только в саму больницу или в один из ближайших волшебных каминов. С её сказочным упрямством она бы выбралась из этой ситуации, как и из любой другой.
После того, как он наконец сам телепортировался, Северус обнаружил девчонку рядом с фонтаном из прихожей, терпеливо ожидающей его. А значит, никакого инцидента не произошло.
— Как вы себя чувствуете? — спросил Северус, отряхиваясь от пороха и пепла.
— Я хочу знать, где он.
Её ответ был краток и ясен. Единственным, что её на тот момент интересовало, была безопасность её возлюбленного профессора. Разумеется, ей очень скоро предстояло узнать, что на её голову свалилась целая куча других дел — уж Дамблдор-то об этом позаботился, благо он наконец образумился и решил вмешаться в эти нездоровые отношения, а по возможности и прекратить их вовсе. Не прошло и века с тех пор, как Северус впервые попытался обратить его внимание на это. И обычно каждая его реплика на эту тему получала следующую реакцию:
— Не беспокойся, Северус. В худшем случае нам придётся просто найти другого учителя по Защите от Тёмных Искусств — что и так было неизбежно, учитывая историю школы. Да и потом, у нас уже был подобный случай в прошлом. Помнишь профессора Кеттлбёрна?
Разумеется, Северус помнил. Он слишком хорошо помнил этого своего бывшего коллегу: полусумасшедшего пятидесятилетнего типа, потерявшего почти все конечности, который при всей своей общей бесполезности заботился о волшебных созданиях лучше, чем это когда-либо сможет сделать Хагрид, даже доведись ему прожить девять жизней. А ещё он помнил эту девочку, Эйлин Браун, чьего брата исключили когда-то из Хогвартса за слишком частое нарушение правил (оказалось, даже терпение Дамблдора не резиновое). Вообще-то он всегда запоминал тёзок своей матери, но эта конкретная девчонка застыла в памяти ещё и тем, что она была одной сплошной мигренью с первого школьного дня и до самого последнего курса. В своё время у неё было побольше приключений, чем у всего нынешнего поколения гриффиндорцев, вместе взятого — а ещё у неё был огромный магический потенциал… который она захоронила вместе с собой в какой-то Богом забытой деревне, после того, как вышла замуж за этого старого калеку, посвятив, таким образом, весь остаток своей жизни заботе о нём и об его домашнем зоопарке. Северус, конечно же, терпеть не мог эту выскочку… и всё же он ожидал от неё больших достижений — и поэтому её судьба его опечалила.
И он не хотел, чтобы Эбигейл Саммерс пошла по тому же пути. Уж её-то магия, в разы мощнее, чем у Эйлин, могла бы пригодиться во многих благих делах. При правильном воспитании, Саммерс вполне могла бы когда-нибудь стать великой волшебницей. Вот только она подавала признаки того же омерзительного нонсенса, что и Браун.
Он, Северус Снейп, смертельно устал от этого театра абсурда. Во времена его ученичества не было ни единой студентки, которая бегала бы за мужчинами постарше — и тем более получала взаимность. Он почти что соскучился по милым и невинным новостям из личной жизни Лили, которая хоть и взяла в мужья невыносимого высокомерного мерзавца, но выбрала ровесника. Ровесника… выглядящего презентабельно. И будущего, как бы сказали французы, charmant. Absolument, impardonnablement charmant.*
В отличие от Кеттлбёрна. Или от типа, который сейчас бесполезным овощем лежал в больнице.
Он сделал для себя заметку напомнить девчонке, что не всё в этой жизни вертится вокруг идиотской подростковой влюблённости.
… Эх, напомнил бы кто-нибудь об этом ему самому…
Лекарь, который встретил их, молодой мужчина крепкого телосложения, одарил их суровым взглядом, а в остальном выражение его лица было бесстрастно. Едва лишь завидев их, он прямо сказал, что посетители нежелательны.
— Состояние пациента, несмотря на значительные улучшения, всё ещё не располагает к тому, чтобы его имело смысл посещать. Иными словами, он всё ещё находится без сознания. Так что, боюсь, вы напрасно проделали этот путь, профессор Снейп.
Он многозначительно посмотрел на Северуса, а тот сразу понял, что имелось в виду. Квиррелл находился в коме — и мог пролежать в этом состоянии долгие годы, и умереть, так и не очнувшись. Или же умереть прямо сейчас; только безумец ожидал бы иного. Северус еле удержался от глубокого вздоха — что ж, ему было не впервой играть эту роль.
Саммерс заплакала, а Северус понадеялся, что плач поможет её хоть как-то успокоиться. Когда-то давно, тёмной хэллоуинской ночью в Годриковой Лощине, он плакал так же горько — и слёзы его удержали от многих глупостей… но у него в родословной не было чудовищ, а его семейное древо не походило на олимпийские кольца. К тому же, он прекрасно умел контролировать свои магические силы при любых обстоятельствах.
О Саммерс же он знал достаточно, чтобы опасаться любого её нервного срыва. Слишком уж прочно закрепился в его памяти тот день, когда ему пришлось отправляться в её приют с письмом из Хогвартса. Он с самого начала не был в восторге от этой идеи — визиты к магглорождённым детям (ну или к тем, кто вырос среди магглов) всегда происходили в крайне враждебной обстановке. Родители и опекуны всегда с крайней подозрительностью относились к прибывшим к ним профессорам, а уж когда речь заходила о волшебстве, так последним вообще доставалось по первое число. На Северуса несколько раз натравили Скотланд Ярд, а один папаша и вовсе накинулся на него с ножом, когда он сказал, что его десятилетний сын — колдун и ему необходимо обучение в школе-пансионе. Северус понимал, откуда растут ноги у такой бурной реакции, и был даже солидарен с этими родителями, ведь на их месте он сам скорее всего поступил бы так же. Но ему было стыдно и неприятно в такое ввязываться. Однако уж если директор приказал, деваться некуда.
С этой девчонкой дела изначально пошли ещё сложнее и мерзее, чем обычно. За несколько лет до приезда Северуса, в её приюте произошла трагедия. Один из детей попал в лапы преступной организации, занимающейся торговлей людьми — и был убит вместе со многими другими пленниками, когда похитители поняли, что на них охотится полиция.
Естественно, меры безопасности в приюте возросли до небес, и не было и дня, когда здание не посещал бы офицер Скотланд Ярда. Оставшихся детей пересчитывали ежедневно, желающих усыновить проверяли так тщательно, что многие отступали, поджав хвост.
Здесь и возникла проблема Северуса. Он, конечно же, был очень рад тому, что вопросу безопасности детей в сиротском приюте выделили столько усилий и ресурсов, но как при таких обстоятельствах забрать юного волшебника в Хогвартс и не натворить при этом глупостей, оставалось загадкой. Никто в здравом уме не согласился бы отпустить ребёнка с незнакомцем, о котором не было известно ничего. Тем более, с мужчиной. Тем более, с тем, кто называл себя преподавателем в школе магии, но при этом свято соблюдал Статут Секретности. Северусу пришлось наплевать на свои принципы — в очередной раз! — и раскрыть свои способности перед директрисой. Для него это был сущий пустяк, всего лишь банальная трансфигурация чучела в статуэтку (не идеальная, к слову, Минерва бы шипела и плевалась), но директриса сперва обомлела, а потом тяжко вздохнула.
— Значит, слухи не врут, и с Эбигейл действительно творится необъяснимая чепуха. Спасибо, что рассказали мне, «профессор». Теперь я буду точно знать, кого наказывать, когда котлы из кухни в следующий раз окажутся на вершине дуба. Или когда собака сторожа закукарекает. Или когда занавески на кухне внезапно воспылают розовым пламенем…
Когда Северус прервал эту оду малолетней нарушительнице с заявлением о том, что той просто необходимо было пройти обучение в школе магии, директриса рассмеялась ему в лицо.
— Меня более чем убедило доказательство вашей исключительности, мистер Снейп. Но неужели вы думаете, что мы просто так отдадим вам ребёнка? Вы слышали, что произошло здесь три года назад? Будь вы хоть сам Мерлин, вам бы никто добровольно ребёнка не отдал. Откуда мне знать, что этот «Хогвартс», как вы его называете, вообще существует? То, что вы умеете колдовать, доказывает лишь существование магии. Этой же вашей школы я не видела и не знаю, а письмо, которое вы мне предоставили, вполне может оказаться обманным. Откуда мне знать, что вы и в самом деле профессор, а не какой-нибудь там культист, например? У вас, извините за замечание, не самый дружелюбный вид.
Северус чуть сам не рассмеялся от такой наглости. Он мог бы, при желании, наслать Петрификус Тоталус и на неё, и на охранника, и на весь приют, и просто-напросто похитить девчонку. От её возмущённого писка не было никакого толка.
— Будь я плохим парнем, вы бы об этом уже узнали, миссис Шмидт.
Это заявление оказалось большой ошибкой, потому что директриса в ответ просто выставила его вон. На неё пришлось наложить Конфундус, чтобы она всё-таки согласилась отвести его в спальню Саммерс. А ведь слова директрисы заставили его крепко задуматься чуть позже. За девчонкой и в самом деле мог прийти любой волшебник под видом профессора из Хогвартса… Её отец, например. И ничто не смогло бы его остановить…
«Только попытайся левитировать мои котлы на деревья, и у тебя будут крупные неприятности, юная леди», думал Северус, поднимаясь по скрипящей деревянной лестнице. А на втором этаже, в маленькой блеклой спальне, чем-то напоминающей его собственную комнату в родительском доме, его ожидал последний сюрприз за день. Долгожданная встреча с девчонкой, чью память стёрли, и которую привезли в этот приют в возрасте пяти лет. Конечно, Северус ожидал трудностей и по этой части тоже, учитывая её крайне сомнительное происхождение и возможный отрицательный эффект, что оказало на её мозг заклинание Обливиэйт. Но то, что произошло, превзошло даже самые безумные его ожидания.
Увидев в своей спальне незнакомого мужчину, девочка даже не стала интересоваться у миссис Шмидт, кто это такой и какого дьявола он здесь делает, а сразу подняла ближайший к себе стул и со всей дури запустила им в него. Северус отмахнулся от предмета мебели одним ленивым движением палочкой, а тот угодил в стену и упал. С долю секунды девчонка посмотрела на него в недоумении и растерянности, а затем, почему-то, кинула в него ещё и лампу. Как и в случае с миссис Шмидт, демонстрации волшебства оказалось недостаточно для того, чтобы внушить доверие. Может быть и тут сработал бы Конфундус, но нельзя было подвергать её разум ещё большему давлению. Один лишь Мерлин знает, сколько он может выдержать.
Он попытался подойти к ней, чтобы успокоить, но опять совершил глупость: она вытянула руки вперёд, мол, держись от меня подальше, и… отправила его летать по лестнице, а вместе с этим, как ни странно, разбила все хрупкие предметы в комнате — от оконных стёкол до лежащей на тумбочке вазы с ромашками. Северус был очень рад тому, что её спальня находилась на втором, а не на пятом этаже, а то он мог и шею сломать.
Вернувшись в Хогвартс безо всяких результатов, Северус потребовал, чтобы его больше никогда не отправляли к магглорождённым и в маггловские приюты. Ему было уже плевать на то, что он не имел никакого права указывать директору, и что тот при малейшем признаке непослушания мог отказаться от него и сдать в Азкабан, где его с нетерпением ждали. Он бы и в тюрьму пошёл с большей радостью. Но Дамблдор не рассердился, и дальнейшие страдания по этому вопросу перешли к нему и Минерве. Были ли там и другие памятные сцены с неконтролируемыми вспышками магии, Северус не знал, да и, если честно, знать не хотел. Он пытался морально подготовить себя к тому, что это дарование ему придётся обучать семь долгих лет… Начиная с того дня, каждый свой вечер он проводил в компании самого дорогого виски, который мог себе позволить. Отец бы гордился им.
Наблюдая за подросшей, но сильно поглупевшей с момента их первой встречи Саммерс, Северус боялся, что она снова потеряет контроль над собой и натворит нечто похуже. Он уже ощущал, как охлаждается воздух вокруг, как будто в больницу пожаловал дементор.
— Опять окно открыли, — с недовольством прокомментировал лекарь, а потом, почуяв, видимо, опасность, добавил: — Но надежда ещё есть. Хороший лекарь вполне сможет поставить его на ноги. Смею вас заверить, его случаем заинтересовался лучший лекарь св.Мунго, мой бывший преподаватель, мистер Смайт…
Раз уж это дело возбудило интерес лучшего лекаря, то оно было и в самом деле сложным, необычным и имело все шансы остаться нераскрытым. Северус сразу почуял, что ожидать следовало худшего. Слава Мерлину, Саммерс хватило глупости этого не понять, и она с облегчением вздохнула.
— Но мы всё-таки можем к нему зайти? — дрожащим голосом спросила она.
— Да, конечно.
И он указал посетителям на лифт, а потом все вместе поднялись на пятый этаж. Этаж обречённых, этаж апокалипсиса, если память не подводила Северуса. Именно здесь лежали Алиса Лонгботтом и её муж, Фрэнк. Что-то внутри Северуса вздрогнуло при мысли о них. Отвратительная участь. Лили и её никчёмному супругу даже повезло, что с ними не сотворили такое.
… этой мыслью и тешил себя Северус все эти долгие десять с лишним лет. По крайней мере, ей не было больно умирать.
Оказалось, всё здание насквозь провоняло хлоркой и спиртом. Северуса чуть наизнанку не вывернуло от этого
чудесного запаха. Он был свойственен и некоторым маггловским больницам — или по-крайней мере так было в те времена, когда Северус посетил одну из них. Когда его отец впал в алкогольную кому, из которой не очнулся больше никогда, а его врачи дружно недоумевали, что было естественно — Авада Кедавра всегда была величайшей загадкой для маггловской медицины.
Когда они наконец зашли в палату и Северус бросил взгляд на Квиррелла, он сразу увидел, что лекарь не соврал. Тот и в самом деле выглядел намного лучше, чем в тот день, когда его забрали в больницу, а в уме Северуса даже начала зарождаться надежда на его исцеление. Он оставил девчонку наедине с Квирреллом, а сам вышел в коридор. Он ненавидел больничные палаты — один их вид вызывал у него уколы совести.
Примерно через полчаса Саммерс соизволила выйти — с опухшим лицом и красными глазами, какой сюрприз. И всё же она впервые за долгое время улыбалась — значит, думала, что всё самое худшее осталось позади. Северус вздохнул с облегчением. Одну проблему он решил, по-крайней мере частично. Оставалась ещё целая куча других.
***
Например, те Содом и Гоморра, которые в последнее время царили на факультете Слизерин. После того инцидента с Сывороткой правды, Северус полностью лишился авторитета в глазах этих малолетних чудовищ.
Казалось бы, даже сам Тёмный Лорд был в состоянии принять Северуса таким, какой он есть, с его достоинствами и роковым пороком, а они его отвергли. Нет, они прогнили изнутри так, что Волдеморту и не снилось. Они и их семьи составляли то общество, которое породило его. Целые генеалогические древа, заплесневелые и кишащие термитами… Семьи, деградировавшие морально, физически и интеллектуально из-за многих поколений межродственных браков. Нужно напиться вусмерть, чтобы понять, кто кому кем приходится.
Подумать только, Северус когда-то мечтал стать частью этого общества. Каким же дураком он был. Каким фантастическим, невообразимым, неописуемым дураком он был.
Ведь Лили предупреждала его, что он плохо закончит. Умоляла отречься от этих идиотских взглядов и от «друзей» своих тоже. Были даже на Слизерине хорошие люди, с которыми можно было общаться, но его угораздило попасть именно в компанию этих пафосных и жутко тупых, но нереально богатых снобов. Уговоров подруги он и слушать не хотел. Он был, конечно же, влюблён в неё, но считал себя отдельной личностью, способной на собственные решения. Он иногда страшно злился на Лили, ведь ему казалось, что она им манипулирует, использует его чувства к ней, чтобы переманить на сторону министерства.
К слову о манипуляциях. Какая-то часть Северуса считала, что было бы честно, если Саммерс узнала бы правду о Квиррелле, о том, как тот её нагло использовал. И пока они возвращались из больницы, он активно боролся с этой частью. Узнав правду о том, что всё это время она была лишь инструментом в его руках, она бы обозлилась на весь мир — и совершила бы кучу глупостей, вполне возможно даже что и осознанно. И все усилия Северуса, вложенные в её душевное равновесие, канули бы в Лету. И всё, что делал Дамблдор, чтобы её осчастливить, пошло бы коту под хвост. Приказ Филчу пообщаться с ней, который вылился в замечательную дружбу. Завербованная директриса приюта. Ремонт приютской кухни, оплаченный Министерством Магии… Всё это было бы зря.
По возвращению в замок, Северус наконец-то отделался от девчонки, проводив её до кабинета директора — тот вместе с со своим заместителем и деканом Хаффлпаффа собирался поговорить с ней об её дополнительных уроках по Защите от Тёмных Искусств. Оставив её там, Северус позволил себе отправиться в свою спальню, которую не видел, по ощущениям, с прошлого тысячелетия. У него была долгая неделя, полная приключений и забот. Он изгнал Волдеморта, чёрт подери, он имел полное право прилечь на кровать и плевать в потолок хотя бы несколько часов.
Выходку малолетних отродий сатаны со своего факультета Северус обнаружил слишком поздно — лишь после того, как всё-таки лёг на кровать, а из-под пледа вылетели перья. Сперва он испугался, что ему распотрошили подушку, но к счастью, перья были совсем иного происхождения, а подушка была цела. Однако он измазал в подсолнечном масле свою лучшую рубашку — единственную, на которой не было ни единой заплатки. Но самой кошмарной частью «розыгрыша» были надписи на стенах — спасибо хоть они прояснили, кто за ним стоит.
«Я люблю грязнокровок»
«Полукровный предатель»
«Позор факультета» — и многое другое в этом же духе. Стена была полностью исписана всеми возможными оскорблениями и ругательствами, которые эти мелкие паразиты могли услышать дома, от своих мерзких родителей. Северус ощущал, как его кровь начинает медленно вскипать.
На этот раз эти сукины дети зашли слишком далеко. Северуса до невозможности достало это их поведение — он собирался вернуться в кабинет Дамблдора и заявить о своём отказе от поста декана Слизерина. Всё, это был финиш.
***
Вернувшись в кабинет директора злым, как чёрт, Северус всё ещё обнаружил там Саммерс, которая выглядела так, как будто наплакалась на несколько лет вперёд.
— … ты понимаешь, почему мы делаем всё возможное, чтобы положить этому конец? — Мягко поинтересовался Дамблдор, на что получил в ответ лишь еле заметный кивок, сопровождённый очередным всхлипом. — Вот и замечательно. Осталось только надеяться, что ты выполнишь свою часть уговора. Я слышал, ты умная девочка, твои учителя говорят о тебе лишь хорошее. Не правда ли, Северус?
На несколько мгновений ему и в самом деле показалось, что директор не заметил его появления, ведь он был слишком сосредоточен на разговоре с Саммерс. Но Северус забыл одну очень важную вещь — что у Дамблдора был почти нечеловеческий слух.
— Так и есть, — солгал Северус. На уроках зельеварения Саммерс, как и подавляющее большинство студентов, была сущей катастрофой. Да, у неё действительно бывали дни, когда она варила идеальное зелье, причём именно то, которое нужно было варить — и делала это за рекордное время. Но в большинстве случаев она творила неведомые ранее глупости. Кто другой мог сварить идеальный яд, когда его просили приготовить зелье от прыщей? Не знай он Саммерс, Северус бы решил, что это какой-то чёрный юмор — ведь яд-то уж точно помог бы избавиться от прыщей, причём раз и навсегда.
Помона с Минервой одарили его шокированными взглядами, а директор притворился, что не замечает этого.
— Вот видишь, Эбигейл? Нет смысла и дальше волноваться об этих дополнительных занятиях, ты уже отработала свои долги. И потом, какой смысл передать тебя третьему профессору?
— … Что, простите?
— Да, мне жаль это сообщать, но в следующем году я планирую нанять нового профессора по Защите от Тёмных Исскусств. Следующий семестр я оставляю Квиринусу, а потом он снова будет преподавать маггловедение — потому что, насколько я понял, профессор Бербидж оказалась не совсем подходящим кандидатом. На неё не единожды поступали жалобы от учащихся.
Северус мысленно зааплодировал такой манипуляции. Дамблдор говорил о Квиррелле так, как будто тот находился не при смерти, а подхватил обычную простуду и слёг на несколько дней. Так, как будто у того были все шансы вылечиться и вернуться в школу. Это дало Саммерс надежду, в которой она так нуждалась.
— Тогда я очень рад тому, что мы пришли ко взаимопониманию. Семестр подходит к концу, так что я пожелаю тебе счастливых праздников. И не печалься больше — очень скоро всё вернётся в привычное русло. Проведи побольше времени со своими друзьями… и передай мистеру Джонсону от меня привет.
Девчонка покинула кабинет Дамблдора более счастливой, чем вошла туда, а Минерва и Помона последовали за ней, молчаливые и мрачные. Похоже, им предстоял отдельный, «чисто женский» разговор.
— Кто такой мистер Джонсон? — требовательным тоном спросил Северус, подойдя поближе к толу Дамблдора.
— Начальник охраны в приюте у нашей милой мисс Саммерс. Воистину поразительная личность… и отличный танцор. Но я полагаю, ты явился сюда по серьёзным делам, а не для того, чтобы интересоваться моими амурными приключениями.
Услышав это, Северус почувствовал укол раздражения. Амурные приключения — в его-то возрасте! — когда у него было столько незавершенных дел. Вся Магическая Британия шла к нему за советом, как к Соломону, помимо этого ему нужно было управлять школой, ну и в свободное время предполагалось, что он станет искать то, что могло остаться от Волдеморта.
А он связался с каким-то маггловским обрыганом и передавал ему приветы с помощью школьницы. Отвратительно.
Неужели он, Северус Снейп, был единственным человеком во вселенной, которого любовь не превратила в полного идиота?
Прежде, чем ответить, он набрал в грудь побольше воздуха.
— Я отказываюсь от поста декана Слизерина.
— Не стану отрицать: я давно ждал этого, — сказал Дамблдор, внимательно наблюдая за Северусом сквозь свои очки-половинки. — И у меня давно готов ответ на твой запрос: извини, Северус, но я не могу лишить себя столь ценного союзника на этом посту. Он был отдан тебе с определённой целью и ты прекрасно это знаешь.
Да, он знал. Ему предстояло играть роль шпиона даже среди этой кучки детей, ежедневно выслушивая их бредни, в надежде узнать что-нибудь новое об их родителях. Слизерин был факультетом изгоев, факультетом, куда отправляли детей бывших Пожирателей, что в большинстве своём отбывали срок в Азкабане. Однажды респектабельный факультет, благодаря Волдеморту он превратился в гнездо будущих заключённых. Отпрыски древнейших семей редко попадали на иной факультет и получали шанс стать нормальными людьми, попав в дружелюбную и благоприятную среду. Они в большинстве своём гнили и плесневели в своих подземельях, пока не становились хуже и отвратительней, чем в своё время были их родители.
Это они сейчас казались всего лишь кучкой наивных детей, но Северус прекрасно помнил, что внешность обманчива — когда-то давно про их родителей говорили так же: всего лишь дети, что с них взять. Некоторые даже завоёвывали уважение окружающих. Люциус, например, был совершенно очаровательным когда учился в Хогвартсе. И не было студента более понимающего и принимающего во всём замке — некоторые даже предполагали, что он попал на Слизерин по ошибке. Северус не был удивлён тому, что его дочери решили пойти по его стопам и добиться популярности таким же путём. Вот только они оказались хитрей: они решили впечатлить толпу побольше, высказывая идеи, которые противоречили учению их семьи, но которых теперь придерживалось подавляющее большинство. Другие времена — другие тенденции. Разницы не было никакой — они очевидно были такими же гадюками, как их отец. Или скорее как их тётя, на которую они даже походили внешне — правда, Северус так и не смог понять чем.
Беллатрикс Блэк выглядела шикарно, когда училась на седьмом курсе. В школе не было ни одного парня, который не мечтал бы о ней хоть раз в жизни. Хотя он сам в те времена был всего лишь второкурсником, Северус тоже не мог удержаться от любования ею. Она была такой красивой, с молочно-белой кожей и нежной, застенчивой улыбкой. С чёрными. как ночь, волосами, длинными и густыми. И эти её глаза, её пронзительные голубые глаза…
Он почти видел её сейчас, проходящую мимо него с распущенными волосами, держась за руки с тем счастливцем, которому удалось покорить её сердце. Им оказался лучший охотник который был когда-либо у сборной Слизерина по квиддичу, Аластор Грюм.
Пред взором Северуса предстал и он, но не таким, каким он стал после войны, а молодым, красивым и надменным. Эта пара маленьких, злых чёрных глаз бросала вокруг исключительно взгляды, полные презрения. Он считался лидером факультета и всей школы — с ним так или иначе должны были считаться все. И он уже доказывал готовность испепелить любого, кто встанет у него на пути…
Их одежда была помятая и грязная, а Северус как раз дико удивлялся этому факту — ведь слизеринцы всегда ходили опрятными — когда Лили, как обычно, болтала без умолку:
— … не помню, говорила ли я тебе это раньше, но мне ужасно нравится имя твоей мамы, Сев. Эй-лин. Как звон колокольчика… Куда это ты смотришь?
Северус бесстыдно пялился на приподнятую юбку Беллатрикс, из-под которой виднелись её белоснежные трусы. Лишь только бросив взгляд в её сторону, Лили тоже это заметила.
— Эй, слизеринская леди! — крикнула она во весь голос, отчего привлекла к себе всеобщее внимание. — Твои трусы видно за километр!
Почти все, кто это услышал (а услышали довольно многие) рассмеялись. Северус же закатил глаза.
— Ну спасибо, Лили. Ты только что приговорила меня к смерти. «Подруга» называется.
Он почти слышал её смех, почти ощущал её лёгкий толчок в плечо, почти видел её зелёные глаза, горящие и живые… Но на самом деле она ушла, отправилась туда, откуда уже не могла связываться с ним, иногда по-доброму дразнить, иногда жаловаться на других гриффиндорцев. Ну а единственные глаза, которые на него сейчас смотрели, были голубыми, как ясное небо.
— Северус, да ты витаешь в облаках, как старшекурсники весной. Ты даже не расслышал, что я тебе говорил.
— В этом не было никакой необходимости. Я знаю наизусть почти все ваши речи. Дайте угадаю: на этот раз вы сказали, что мне сейчас как никогда важно подслушивать разговоры этих сукиных детей?
Дамблдор закатил глаза, но отрицать не стал.
— Ты при них больше чем шпион, и тебе это известно. Твоя задача, в первую очередь, заслужить их доверие и уважение, чтобы в конце концов ты смог направить их на правильный путь, спасти их от падения в бездну, если так тебе будет угоднее. Сделать из «сукиных детей», как ты выразился, достойных членов общества. Задача трудная, не спорю, но именно поэтому я поручил её тебе.
Услышав это в сотый раз, Северус нахмурился. «Задача трудная», как же! Да Дамблдор требовал от него чуть ли не невозможного! Чуда. И он ненавидел его за это — и ненавидел себя, потому что знал, что всё-таки попытается совершить это чудо, даже если ему придётся ради этого пройти через семь преисподних. Разумеется, он знал, что Дамблдор им манипулирует, но это его устраивало. Это был тот единственный манипулятор, которому ты без страха отдавал свои нитки, и чьи приказы ты послушно выполнял и был доволен собой за это. К Волдеморту Северус никогда таких чувств не испытывал — он его возненавидел с того самого момента, когда впервые увидел вживую. Он стал Пожирателем, потому что отчаянно нуждался в сильном лидере, который о нём позаботится, а нашёл пугливое, но опасное ничтожество, которое творило хаотическую дичь.
… (А ещё он услышал выражение «сукины дети», звучащее из уст Дамблдора, а это многого стоило.)
— Заставь их подумать, что они тебя потеряли, Северус. И потом, вот увидишь, они поймут, как же сильно ты им нужен, такой, какой ты есть.
«Это как раз маловероятно», подумал Северус. Он получше директора знал, с кем имеет дело.
— Люди меняются. Твоя миссия — очищать общество и делать его лучше, помогая им измениться.
Эта реплика позабавила Северуса, потому что почти слово в слово повторяла то, что однажды сказал ему и Волдеморт.
— Дай им шанс. Сделай шаг им навстречу.
И Северус, скрепя сердце, подчинился. И сделал первый шаг. Шаг первый, классический приём — манипуляция путём давления на чувство вины.
***
Разумеется, только неизлечимый идиот поверил бы в искренность лестных слов, что лились с уст слизеринцев, когда он пошёл в их гостиную проверить, что за шум они там устроили. И всё-таки Северус не мог не заметить, как сильно окреп командный дух на факультете из-за этой выходки. Может быть, такое извинение и принесёт пользу… И может быть… для этих детей ещё оставалась надежда.
И может быть, надежда оставалась и для него. Где-то в середине этого хаоса, когда дети начали дружно насмехаться над другими (и собой!) за романтические чувства, до Северуса наконец дошло, что он мог бы дать Лили покоиться с миром, он мог бы изгнать её из своего сердца.
Ей там не место. Она была лишь вуалью, за которой прятался некто другой...
Северус начал спрашивать себя, не подмешали ли ему что-нибудь в сливочное пиво. После всего происшедшего, ему не хватало только этого. И как раз в этот момент, в гостиную зашёл хаффлпаффец. В гостиной слизерина он смотрелся, как кошка на выставке собак — и он получил бы такой же приём, не будь там Северуса.
— Что случилось?
— Профессор Снейп, директор попросил вас немедленно пойти к нему в кабинет. Дело срочное.
Сердце Северуса ушло в пятки. Дамблдор редко когда требовал его срочного вмешательства. Должно быть, случилось что-то по-настоящему ужасное.
