Психопаспорт: Цветок зла

Макишима пришел из пелены дождя ближе к вечеру. Когами смутно помнил, как промямлил в неумолкающий телефон о том, что сегодня никаких тренировок потому, что он на редкость паршиво себя чувствует и намерен провести день в постели. Сего пару раз спросил в электронную тишину, жив ли он там вообще. Шинья положил трубку рядом с собой, даже не сбросив вызов, в полной уверенности, что разговор окончен и Макишима отключился. На самом деле отключился он сам, и этот разговор был из тех смутных, ирреальных вещей, о которых едва помнишь, когда приходишь в себя по-настоящему. Дождь всегда действовал на метеозависимого Когами удручающе. Но тут перегруженный организм окончательно взбунтовался. Жар обметал губы и высушил горло. Несколько раз Шинья порывался встать и дойти до кухни, чтобы попить и всякий раз ему казалось, что он сделал это, вот только ощущение зноя никак не проходило. Наверное, это потому, что на самом деле он не поднимался с постели, а весь путь до прозрачного ледяного графина с водой существовал только в его раскаленном воображении. Но все-таки встать пришлось. Настойчивый зуммер не смолкал до тех пор, пока Когами не осознал, что придется что-то делать с этим в реальности. Он валялся в постели под теплым одеялом в тренировочных легких штанах и майке. Все это пропиталось потом буквально насквозь, черные волосы слиплись и торчали в разные стороны. «Если это родители, то у них есть ключи», - подумал Шинья, дотащившись до двери. Тогда почему кто-то звонит так долго? Черт, как же ему плохо! Вдобавок, ну и паршивый у него вид – в зеркале маячило нечто бледное, выморочное, с темными одичалыми провалами на месте глаз. Ниже залегли все пласты теней, что копились за время экзаменов и изматывающих тренировок. Срез мрака и усталости до самого мелового периода. Где-то там вымерли динозавры. Спать в одежде. Только плохое самочувствие могло заставить аккуратного Когами пасть настолько низко. За дверью, в полутемной проталине коридора, оказался Макишима. - Черт… чего тебе? Зачем ты пришел? – хрипло выдохнул Шинья и заморгал потревоженной ночной птицей, отряхивая со лба влажные волосы. Другая рука воровскими движениями быстро пыталась вернуть майку на место, частью одернув ее, а частью – вытащив откуда-то из штанов и кажется из трусов. - Ты чувствуешь себя так же хреново, как выглядишь? – заботливо осведомился Сего и закрыл за собой дверь. Поставил на пол пакет и в корзинку для зонтов - сложенный белый зонт-трость. - Хуже, - криво усмехнулся Когами. - Гораздо. С зонта гостя не капало, с кончиков светлых волос тоже. Макишима пришел из дождя, но, как и полагается злому духу, прошел насквозь серые холодные потоки, не поймав ни капли. Только совсем чуть-чуть – на плечах, где влага пропитала ткань песочного плаща, как будто ему пришлось материализоваться ненадолго и это оставило след. Впрочем, макушка Макишимы тоже была мокрой и немного пушилась. Зато пальцы, которыми он бережно охватил лицо застывшего Шиньи, показались температуры арктической зимы. Вдруг потянуло сыростью. Она нахлынула разом, словно открыли дверь. Тина и травы со склонов гор, замшелые камни в роднике. Белую шею Сего в два ряда оплетали шнурки яшмового оберега-магатамы. Под хищно загнутым острием бусины в тени ямки ключом бился пульс. Когами тихо ахнул. Контраст чужих рук с собственной кожей оказался слишком разительным. - Жарить можно, - прошептал Макишима. Его пальцы ускользнули – гладкие и холодные, навевающие мысли о кварцевой гальке в неподвижных темных водах на самом дне. Он знал, что родителей Когами нет дома. Иначе бы не пришел. Шинья так и не смог найти внятное объяснение тому, что через несколько минут они оба оказались в его разгромленной постели. Просто, когда Сего отстранился и усмехнулся, Когами мстительно подтащил его обратно. Вернул его руки на свою щеку и свое горло, позволяя и требуя прикасаться, сам впился губами в прохладу рта, похожего на рот речного духа. Макишима не возражал – наоборот, прильнул ближе, жадно глотал чужое опаляющее дыхание. Влажный язык скользнул по острой кромке зубов, коснулся запекшихся губ и Шинья окунулся прямо головой в омут. Обмениваясь шальными взглядами из-под ресниц, они продолжали стискивать друг друга в объятиях. Это было страстно и совершенно бестолково. Кожа под одеждой ныла, температура, кажется, зашкаливала еще выше, и, наконец, предприимчиво прижатый к стене Макишима вывернулся, оставаясь все так же провокационно близко. - Тшшш, - частое дыхание сбилось, глаза потемнели, - пошли, не в коридоре же. Что «не в коридоре», было вроде бы понятно, но связно думать об этом не получалось. Песочный плащ Сего они потеряли по пути, там же осталась валяться майка Когами. Со штанами оказалось сложнее – они путались в коленях и лодыжках, пока Макишима не оторвал его руки от ткани и не сдернул сам, опрокидывая Шинью на постель. Несколько мгновений смотрел сверху вниз – любовался. Влажной кожей, потерянным взглядом, мокрыми волосами и тем, как сбитое дыханье вздымало грудную клетку. Когами дернулся подняться – мышцы пресса обозначились резко и отчетливо, приковав к себе желтый горящий взгляд. Макишима потянул край собственной футболки, намереваясь снять, но сильные руки стиснули запястья. Шинья подмял его под себя, пытаясь вернуть инициативу и укусить поцелуем полуоткрытые, ставшие ярче губы. Сего позволил: напряженные тела притерлись восхитительно близко и скользнули друг по другу. Когами ахнул, чувствуя, как чужой стояк упирается ему в голый живот сквозь преграду тонких светлых брюк. Белые пальцы больно сцапали его за волосы, пригибая вниз и стирая с губ самоуверенную пьяную улыбку. Но в ответ на действия Макишимы что-то внутри затрепетало так болезненно и так приятно, что дальнейшее сопротивление резко захлебнулось. Футболка Сего все-таки отлетела в сторону. Перевернувшись и нависнув сверху, теперь он двигался сам - глядя прямо в глаза, выбирал медленный дразнящий ритм, проезжался между вдруг оказавшимися разведенными длинных ног. Когами невнятно всхлипнул и стиснул пальцы, сминая гладкую кожу на грациозном изгибе белой спины. Макишима перестал его поглаживать и запустил руку под облепившую бедра черную ткань трусов. Не дожидаясь возможных протестов со стороны проснувшегося разума, скомкал край и сдернул, отследил, как взгляд Шиньи вновь утрачивает фокус в ответ на прикосновение и твердую хватку его руки. Не теряя ровного дразнящего ритма, Сего отвел на миг глаза и тут же заметил то, что требовалось. На близкой тумбочке предсказуемо валялся измочаленный тюбик мази от ушибов. Степень охлаждающего эффекта не разглядеть. Придется рискнуть. Тем более, Шинья не очень-то встревожился, когда Макишима потянулся за тюбиком. Гораздо слабее, чем должен бы, если подумать. Но подумать-то ему Сего как раз и не позволял. Слишком легкая сейчас добыча. Нельзя отказываться от таких подарков судьбы. Особенно если у тебя так и не появилось четкого плана, а времени оставалось все меньше. Но вот Когами Шинья лежит под ним на постели – подрагивают черные ресницы, губы полуоткрыты, длинные ноги все еще беззащитно и бесстыже раскинуты, сбивают пятками одеяло, когда смазанные прохладные пальцы почти без сопротивления скользят внутрь. Раскаленный. Нужно было сбить ему температуру, но способность соображать покинула их обоих примерно одновременно. И к лучшему, решил Макишима. Когами кусал ему губы и пытался дернуться навстречу. Его била сладкая дрожь. Потом он пожалеет о своей отзывчивости. Это потом наступит очень скоро. Бросив поглаживать и растягивать, Сего уперся руками в постель, так же точно, как в драке рассчитывая собственное первое движение. Шнурок магатамы впился в горло, пойманный пальцами Шиньи, Макишима зашипел, но не сбился, послушно склоняясь обратно, позволяя больно сгребать в кулак белые волосы и чувствуя у себя на бедрах стальную хватку чужих сомкнутых ног. - Если ты попробуешь мне не мешать, будет лучше, - выдохнул, не ожидая, что сработает, но дрессированное годами тренировок тело в самом деле сделало это. Шинья с дрожью поддался, откинул назад голову, подставил горло чужим пересохшим губам. Макишима въехал на всю длину, задохнулся сам от трепетного удовольствия, но не остановился, отбрасывая совершенно ненужные сейчас мысли о том, чтобы пощадить. И судя по донесшимся через пару минут стонам – правильно сделал.