ПРИТЧ 15:3 — На Всяком Месте Очи Господни: Они Видят Злых И Добрых. МАТФ 10:34 — Не Бойтесь! Бог Оставляет Путь К Прощению!
В выбранном мной магазине фотоаппаратов витал едва ощутимый запах химикалий и сигаретного дыма. Старик за прилавком выглядел так, как будто начал торговать в эпоху камеры-обскуры; его белые волосы чуть пожелтели от табачного дыма. Позади прилавка находились линзы в защитных футлярах и знак «ДЛя пробНОГО снимка спросите РАЗрешения». Я не чувствовала себя здесь в полной безопасности. Этот магазин выглядел как место, куда нечасто заглядывают женщины, а девушки и того реже. Тем не менее, у меня была причина выбрать именно его — там не было камер видеонаблюдения. Что, на самом деле, совсем не помогало с моим ощущением нервозности, но могло затруднить исследование моей деятельности. Я взглянула на измазанную в грязи фигуру с линзами вместо глаз, стоящую за прилавком, и отправила в его сторону писклявого серебряного флейто-червя Сочувствия. Затем я скрыла Другое Место и начала осматриваться, оставив червя работать у него в голове. — Могу я вам чем-то помочь? — спросил он дребезжащим голосом. — Э-э, здравствуйте? — начала я. Не было нужды притворяться, что я нервничаю. Мой голос и без того дрожал. Просто надо было дать этому правдоподобное объяснение. — Простите, я ищу камеру в подарок своему парню. Вообще-то, я совсем не разбираюсь в камерах, но он упоминал, что хочет ее. Мне бы хотелось подарить ему одну из тех, что мгновенно печатают фотографию. Он встал и медленно направился ко мне. Судя по выражению лица, у него затекли суставы. — Ммм, хмм, — похмыкал он. — Что-ж. Я не поклонник таких. У них качество изображения ниже, чем у настоящей камеры, — сказал он, выговорив последнюю фразу с явным презрением, — и без негативов невозможно сделать копии снимка. Не говоря уж об ограниченном размере кадра, невозможности увеличить изображение для печати и, разумеется, — произнес он, будто раскрывая мне тайну, — вы не сможете получить удовольствие от проявки ваших собственных фотографий. Я сглотнула. О, боже. Сочувствие, кажется, заставило его решиться спасти меня от участи не-увлечения фотографией. — Я мало что знаю о камерах, — сказала я, — и это… эмм, ну, мне кажется, что он тоже не разбирается. И сами знаете, как хлопотно носить камеру в салон печати, и… Это заняло некоторое время, но мне удалось убедить его, что я, наверное, еще не готова начать обустраивать в своем доме темную комнату, и полароид, возможно, станет первым шагом к тому, что я обзаведусь хобби. Не могу сказать точно, насколько его энтузиазм исходил от Сочувствия, а насколько от того, что он был человеком, всерьез одержимым камерами, попахивающим проявочными химикатами. Он был счастлив увидеть женщину, занявшуюся фотографией, и продолжал называть меня «симпатичной юной леди». Когда он так делал, становилось немного жутко, но также, увы, и лестно. Я ушла с камерой, стоившей двести долларов, которую он мне продал за сто восемьдесят, а также с пленкой за тридцать. Это выходило сорок пять снимков — там была акция «три по цене двух» на упаковку за пятнадцать долларов. У меня мурашки побежали от мысли, что каждое мгновенное фото по обычной цене стоит доллар. Фотография, очевидно, была дорогим хобби. Неудивительно, что старик предпочитает обычную пленку. Ну, у меня имелись лишние деньги, и мне нужна была мгновенная съемка. Я побродила по другим местам в том районе и купила новый фонарик, а еще аптечку — мне не хотелось получать травмы, но лучше было подготовиться ко всему. Потом я купила пару черных кроссовок, чтобы не приходилось носить с моим костюмом белую обувь. Напоследок я приобрела набор для выживания в дикой природе. Я улыбнулась, прочитав список содержимого моего «Комплекта для Холодного Климата, Который Применяется в Армии». Не уверена, какой от него будет толк, но у моей силы есть одна крутая фишка — мне не нужно будет таскать его с собой. И если мне когда-нибудь понадобится… пластиковая ложка или четыре свечи, или карманный нож, или сигнальное зеркальце, херувим мигом принесет. Эти несколько часов прошли с пользой. Тем не менее, поиск места для хранения моего снаряжения сделался еще более насущным. И я проголодалась. Разыскав место, где продавали сэндвичи, я устроилась, спрятавшись от ветра, который дул со стороны Атлантики и пах портом. То есть, он пах дизельным выхлопом, ржавым металлом и гниющими водорослями с ноткой сточных вод. Лучше бы я не выбирала бутерброды с тунцом. Он лишь усугублял морское амбре. Остаток дня я выделила на поиск места, где буду хранить свои вещи. «У меня под кроватью» или «в шкафу» не были жизнеспособными долгосрочными решениями. Стоит лишь папе решить, что моя комната похожа на ад кромешный, он тут же найдет мое снаряжение, едва начнет убираться. Еще больше напрягает, что он также найдет конфискованные нарко-деньги и украденный пистолет. Я могу, конечно, перепрятать все в подвал или на чердак, но остается все та же проблема. Я не могу предсказать, когда он пойдет и перевернет дом вверх дном в поисках чего-нибудь. Я приглядывалась на пути до школы и обратно. В Броктон Бей много заброшенных зданий, но проблема в том, что если кто-то может просто зайти и поселиться там, то они, скорее всего, уже это сделали. А в тот самый момент, как у кого-то появится похожая мысль о тайнике, они наткнутся на мои вещи. Так что проблема была в том, что я ищу место, которое тяжело найти. Это трудно по определению. Вместо этого я стала искать внизу. Прошлой осенью было очень интересное телешоу, «Исследователи Развалин». В нем съемочная группа ходила по разрушенным участкам городов — некоторые из них были заброшены целиком, в других были один-два заброшенных квартала — жутковато было видеть, как быстро природа вернула себе те места. На остовах некоторых нью-йоркских небоскребов росли настоящие деревья. Водолазы даже спускались посмотреть на бледную рыбу, плавающую в затопленном метро. Одна из вещей, которую я не понимала до этого шоу, заключается в том, насколько люди склонны строить новое поверх старого. Особенно плохо дела с этим обстоят в по-настоящему старых городах восточного побережья. После сотен лет строительства и реконструкции, они практически обзавелись ископаемыми останками. Броктон Бей относится к таким, и он оказался заполнен подземными пространствами. Они оставались незримыми для всех, кто слонялся по улицам, но у меня имелись способности. Когда я слепо вглядывалась глазами Ищейки, я могла их видеть. Или, во всяком случае, ощущать. Подвалы старых фабрик на Печатной Площади оказались огромны. В некоторых из них еще стояли ржавые печатные станки, ветшая во тьме. Другие же были приспособлены под склады магазинов. Отправившись на юг по Палп-стрит, я вздрогнула, внезапно осознав, что под ней течет река. Целая река, закованная в бетон, так что никто даже не в курсе, что она там! Я даже смогла ощутить канализационные и водопроводные трубы, паутину своего рода маленьких речушек. Под дорогой находились старые угольные тоннели, соединявшие здания, и подвалы, которые сообщались, образуя подземные залы. Это было потрясающе. Ищейка могла обнаружить так много сокрытого, о чем я никогда не знала. То, о чем не знает никто, кроме, возможно, парочки скучных чиновников в департаменте городского планирования. Бьюсь об заклад, некоторые из этих подвалов станут сюрпризом для их владельцев. В некоторые из них даже не осталось лестниц. Это стоило того, чтобы ничего не видеть «нормально», пока я шла… Стыдно, но я вроде как забыла, чем я, собственно, занимаюсь. Просто… просто находить все это, все эти потаенные пространства, ощущалось почти так же здорово, как видеть героя в действии. Разумеется, при этом не было такого сильного наплыва чувств, но — среди моих способностей нашлось нечто, дающее хорошие ощущения. Честно говоря, мне очень нужно было что-то подобное, для поднятия духа. Глаза уже болели от этого всенаправленного погружения, когда я наконец нашла. Я бродила примерно полтора часа, и уже начинали ныть ноги, и тут я почувствовала под собой огромное, пустое пространство. Я едва не споткнулась, как будто внезапно наткнувшись на глубокую воду, но успела спохватиться: это может быть оно. Я утратила представление о том, где находилась, а Другое Место не слишком подходит для поиска ориентиров, поэтому я вернулась в реальность, чтобы осмотреться. Все выглядело таким ярким, размытым и… и в какой-то момент меня перестали пугать более глубокие части Другого Места, которые видит Ищейка. Не уверена, когда именно. По крайней мере, нет нужды носить очки, пока я занимаюсь разведкой. Я нащупала их в кармане и посмотрела на почти пустую парковку. Я вроде бы припоминала это место. Порыв ветра подхватил волосы и бросил мне в лицо, но я не обращала внимания, пытаясь выцепить старые воспоминания. Ага, подумала я, вот оно. Вроде бы, много лет назад здесь находился муниципальный бассейн? Я часто ходила сюда в детстве. Да, все верно! Рекламный щит вон там — раньше он был вывеской бассейна. Просто сейчас она скрыта под многими слоями плакатов. И этот новый с виду многоквартирный дом — там должны были находиться теннисные корты и парковка. Удивительно, какие вещи можешь порой забыть, не так ли? Папа или мама приводили меня сюда поплавать, чтобы я стала спокойней. Вообще-то, меня вместе с Эммой. Тут я научилась плавать. Я снова осмотрела парковку, на этот раз внимательнее. Старое асфальтовое покрытие отделяла от нового четкая граница. Они расширили участок за счет некоторых старых зданий. Что означало… Я прищурилась, ориентируясь. Да, тот многоквартирный дом построили там, где раньше были водные горки. А это здание не новое; раньше оно являлось частью плавательного комплекса, даже если теперь тут автосалон. Я задрожала на ветру и сунула руки в карманы. Я даже знала, почему это место закрыли. Мне тогда было… семь? Восемь? Примерно столько. Я тогда слышала, как папа сетовал насчет большой муниципальной распродажи в попытке заработать средства и сократить расходы, и о том, что город при этом ободрали как липку. Бассейн, должно быть, продали и закрыли. Тогда же они изменили целевое назначение земли. Значит, пустое пространство подо мной должно являться частью старого бассейна, тренажерного зала и так далее. Может, поэтому здесь стоянка? Они застроили места, где не было всего этого в подвалах, но здесь они лишь снесли основной комплекс. Может, из-за чего-то, связанного с фундаментом. Не знаю, я не архитектор. В голову пришла мысль, и ветер вдруг оказался холоднее, а шум машин еще громче. Я знаю, как туда добраться. Я могу создать ангела из колючей проволоки и заставить отнести меня. Нет. Я не стану. Я не могу. Нет… только если это не чрезвычайная ситуация. Не для простого исследования. Ладно. Что же мне остается делать? Я бродила по парковке, приводя свои мысли в порядок. Ангел из колючей проволоки похож на увеличенную версию фарфоровой куклы-херувима. Они имеют несколько очевидных общих черт. Херувимы могут переносить небольшие предметы… но они также могут открывать дыры, через которые я могу дотянуться до других мест. Сможет ли ангел из колючей проволоки делать то самое? Я не позволю ему нести меня, только не снова, но может ли он открыть дыру достаточно большую, чтобы я смогла пройти? Я дошла до конца парковки и, дрожа, повернулась навстречу ветру. Мне вспомнилось, каково это, когда тебя несет ангел. Холод просачивался в каждую частичку моего существа, прямо в органы, прямо в мысли, и это было еще самым меньшим. Хуже было… отсутствие. Нет света, нет звука, нет чувств — нет даже времени, и нечем измерить длительность путешествия. Я даже не знала, существует ли еще мое тело. Однако протягивая руку сквозь разлом, я не чувствовала себя так плохо. Было холодно, да, и вроде появлялось онемение, но… это всего лишь ощущалось обычным для Другого Места. Уверена, что именно так мои конструкты перемещают предметы — они каким-то образом выдергивают их в Другое Место, а затем выталкивают из него. Другое Место, казалось, имело какую-то странную взаимосвязь с расстояниями. Ищейка видела дыры, созданные херувимами, как… что-то типа тех картинок, которые показывали ученые на телевидении, пытаясь объяснить черные дыры и парачеловеческие портальные способности, где мир сворачивается и искривляется вокруг. Так что есть какая-то связь между созданиями из Другого Места и такого рода вещами. Остановившись у дерева возле низкой ограды парковки, я нашла угол, который закрывал меня от ветра. Я закусила губу. Может, это не будет ощущаться так отвратительно, если я пройду весь путь насквозь? Если я просто использую Другое Место как окно, дыру, вместо того, чтобы войти в него полностью. Я не позволю ангелу из колючей проволоки нести меня снова. Итак. Я сглотнула. Пришла пора проверить эту теорию. Я сделала несколько глубоких вдохов, пытаясь привести сознание в порядок. Мне нужно использовать глаза Ищейки, чтобы почувствовать подземные полости. Затем надо создать ангела из колючей проволоки и открыть разлом, через который я смогла бы пройти. И мне придется действительно переступить через себя. Первый и второй этап были легче всего. Я выглянула из-за дерева, чтобы убедиться, что за мной никто не наблюдает. На дворе середина дня, парковка заполнена меньше, чем наполовину, и я не привлекала никакого внимания. Пара подростков сидели на низком заборе неподалеку. Они обжимались — довольно шумно — так что, скорее всего, даже не заметили меня, но я все равно отошла от них подальше. Мне действительно не хотелось видеть гормоны, которыми они, вероятно, загадили Другое Место. Я ушла на другой конец парковки, за громоздкий зеленый мусорный бак, который закрывал обзор с большинства направлений. Я выдохнула Изоляцию, чтобы наверняка. Шорох роя бабочек с человеческими головами позволил мне расслабиться, убеждая, что я в безопасности. Сегодня я купила фонарик. Я знала, что, скорее всего, буду исследовать темные места, но не ожидала воспользоваться им так скоро. Но мне хотелось быть готовой. Не люблю темноту. Не в последнее время. Не после шкафчика. В любом случае, имело смысл убедиться, что у меня есть источник света, и мои силы позволяют получить его в любой момент. Именно поэтому я сосредоточилась на качестве — он был полностью металлическим, вроде тех, которые можно видеть во всяких сериалах про полицию. В чрезвычайной ситуации, наверное, сойдет за дубинку. Присев на корточки, я расстегнула сумку, достала фонарь и несколько раз включила и выключила. Работает просто отлично, и я схватилась за него покрепче. Не похоже, что там это поможет… в случае, если все пойдет не так, — но держась за него, я чувствовала себя лучше. Пора начинать. Воспользовавшись серым и плоским восприятием Ищейки, я создала ангела из колючей проволоки. Он выглядел так же, как и мои херувимы, черной искажающей дырой в бесцветном мире, на этот раз в виде тощей фигуры со скелетообразными крыльями. Должно быть, он смотрит на меня, но не могу сказать точно. Я могла ощущать его лишь как дыру в этом мире. — Ангел, — прошептала я. — Сделай, как херувимы. Прорви отверстие к месту, которое внизу, — говоря это, я держала в голове, как ощущалось то подземное пространство, какой оно было формы. — Не переноси меня. Открой разрыв, чтобы я могла пройти. Ангелообразная дыра протянула руку и полоснула по мирозданию. Серость растянулась и деформировалась, как тяжелый груз оттягивает резинку, а затем широко раскрылась, показывая еще более черное искажение под серым. Затем темнота рассеялась и сфокусировалась в отверстие, в дверь, ведущую в узкий коридор. Края и стенки его выглядели такой же деформированной и скрученной чернотой, и внезапно появилось то же двойственное чувство, которое я ощущала с херувимами. Я знала, что место, куда я хотела добраться, находилось внизу, под землей, но оно также было прямо передо мной, за коридором. Я едва не расхохоталась в голос. Сработало. В порыве восторга я помчалась вперед и мгновенно пожалела об этом. Это ощущалось, будто я пытаюсь протолкнуть руку сквозь тонкий слой льда над замерзшим прудом — миг давления, а затем пробирающий до самых костей колючий холод. Мир находился передо мной и позади меня, но не здесь. Не там, где я находилась. Я не знала, где нахожусь. Глаза болели от черноты искривленного пространства в восприятии Ищейки, но я не могла перестать им пользоваться. Если я это сделаю, то начну воспринимать все вокруг нормальными чувствами, а это может оказаться гораздо хуже. Я цеплялась за это убеждение, неуверенно продвигаясь вперед. Всего несколько шагов, но казалось, будто намного больше. Выйдя из ангельского коридора, я пошатнулась и едва не упала, дрожа как осиновый лист. Даже когда коридор закрылся, я чувствовала позади след чревоточины, оставленной ангелом. Уверена, он сможет открыть его снова, так же, как могут херувимы со своими окнами. Одновременно я осознала, что оказалась именно там, где хотела. Я ощущала вокруг старые стены и потолок над головой, очертания машин и деревьев над этим местом, и… нечто вокруг меня, слой той же искаженной черноты коридора. Она липла к коже, покрывая меня, будто смола, клей, или засохшая застарелая кровь, и нет! Я не стану развивать эту мысль! Не стану. Я пыталась убедить себя, что это всего лишь остатки разрыва, но все равно ощущала себя грязной. По коже прошли мурашки, я скрыла Ищейку и осела, обнимая колени. Было неприятно. Лучше, чем когда меня переносили, потому что я не блеванула в прямом смысле, но тошнота и озноб все еще чувствовались, как будто у меня грипп. Полагаю, моему телу не очень нравится взаимодействовать с ангелом. Не уверена, оттого ли это, что перемещение больших предметов сильнее угнетает мое тело, или же природа Другого Места просто не идет на пользу людям. А может, и все это вместе, подумала я, растирая коленки ладонями в попытке согреться. Когда меня перестало трясти, и я почувствовала, что могу двигаться, я огляделась, погрузившись в свою силу. Единственным источником света был луч моего фонарика, пляшущий, когда моя дрожащая рука смещалась из стороны в сторону. Я ощутила во рту привкус крови и заставила себя сглотнуть. Я догадалась, что здесь, наверное, раньше находился тренажерный зал, студия или что-то типа того, но сейчас помещение больше напоминало подземную парковку. Ковровое покрытие сорвали, оставив лишь голую плитку и бетон, усыпанные кусками, отвалившимися от потолка и стен. Кое-где еще оставались пожелтевшие плакаты, и я посветила на них.посЛЕДНИЙ вечеР пеРЕД ЗакрытиеМ скажите ПРОЩАЙ ЭТО кОнЕЦ ТРЕНАЖЕРНОГО зАЛа ДЖиМА
Когда я скрыла Другое Место, ничего не изменилось. Сломанные потолочные панели никуда не делись. Изъеденные ржавчиной трубы, которые они обнажили, никуда не делись. Даже плакаты остались такими же, не считая того, что сделались написанными правильно. Это выглядело почти как знак. Здесь не происходило ничего плохого. Не всплывала никакая тайная истина, никакая ужасная ложь не вскрывалась каждый раз, стоило мне лишь по-настоящему открыть глаза. Это место было разрушающейся кромешно-темной пещерой, но оно меня не обманывало. Оно всего лишь было старым, заброшенным и… забытым. Столь многое, что я видела в Другом Месте, исходило от людей. Эмоции, тайны и ужасные вещи, которые они делали друг с другом. Здесь не было ничего подобного. Все здесь было тем же самым. Вот место, где я могу побыть одна. Вот место, где я могу спрятать вещи. Оно идеально… Ну, почти идеально. Я сглотнула, и в голове мелькнула мысль. По правде, мне бы очень хотелось найти другой способ входить и выходить отсюда. Только не ангел, не снова, не так скоро. Я принялась все осматривать. Тут внизу оказалось не холодно. Просто… прохладно. Нейтрально. Фактически, проходя через пустые неосвещенные помещения, я обнаружила, что некоторые стены оказались слегка теплыми. Наверное, рядом с этим забытым подвалом находится нечто, выделяющее тепло, вроде котельной одного из многоквартирных домов. Во многих старых зданиях в Броктон Бей — вроде Уинслоу, где зимой становилось очень холодно — была плохая теплоизоляция. Это место выпотрошили. Оно и понятно. Кое-где осталось стоять несколько столов — нет, поняла я, они прикручены к полу — но все, что можно было вынести, забрали. От моих подошв разносилось громкое эхо. Звуки города наверху звучали искаженно и приглушенно. Я слышала шум машин на дороге. Иногда более глубокие стоны и скрипы. Я не знала, что это, но мне не нравилось, как они звучали. Я шагнула в следующую дверь, свет фонарика скользил вслед за направлением моего взгляда. Бледная девушка уставилась на меня справа. Я с визгом отшатнулась. Сердце колотилось в груди, как барабан, дыхание вырывалось из легких со свистом. Я не слишком хорошо ее рассмотрела, но позади нее находилась еще одна фигура, сколько их тут вообще, насколько большое это помещение, и какого черта она тут рыскает с… … разумеется, это оказалось мое отражение. Как только у меня прошел почти-сердечный приступ, я почувствовала себя полной идиоткой. Я просто стояла там, во мраке, задыхалась и ненавидела себя за то, что развела такой шум. От моего визга с потолка посыпалась гипсовая пыль, и скоро мои судорожные вздохи превратились в кашель. Мне пришлось уйти обратно и дожидаться, пока пыль не осядет. Успокоившись, я смогла не обращать внимания на отражения отражений, которые пялились на меня в луче фонарика. Это помещение оказалось танцевальной студией с двойным рядом зеркал и станком на стене. Я никогда не увлекалась балетом, в отличие от Эммы. На каждой стене я видела каскад своих отражений, теряющийся во тьме с обеих сторон. Я замешкалась, как будто глядя на одно из них. Кто-то оставил надпись на зеркале черным маркером. 12/12/03 ПОСЛЕДНИЙ ТАНЕЦ. Ниже другим почерком приписано: Если читаете это добавьте свое имя и дату И больше никаких записей. Я смогла преодолеть желание добавить недостающую запятую. С трудом. Из-за едва осевшей пыли слезились глаза и першило в горле, поэтому я ушла из танцевальной студии и продолжила исследовать заброшенную подземную территорию. Я сорвала джек-пот, когда нашла небольшую раздевалку. Ее не опустошили — все было прикручено к стенам. Все шкафчики стояли открытыми и, что лучше всего, это оказались те маленькие шкафчики в стиле спортивных комплексов, так что я могла смотреть на них без содрогания. Никто не смог бы затолкать меня в такой. Никак, без ножовки или чего-то типа… нет! О, Боже, тупое воображение! Вы когда-нибудь пытались достать из коробки совершенно новую камеру-полароид в кромешной темноте с помощью фонарика? Большинство не пробовало. Это довольно тяжело. Но в конце концов у меня получилось, и полароид оказался достаточно похож на старую папину камеру, так что у меня не возникло особых проблем с тем, чтобы заправить пленку. После того, как пара херувимов перенесли мои конфискованные у наркоторговца деньги и вещи технарского производства в шкафчик, который сохранился лучше остальных, я сделала снимок. Неплохо вышло, на самом-то деле. Все четко и красиво, и то, как фонарик подсвечивал пылинки в воздухе, выглядело с претензией на художественность. Я ухмыльнулась про себя. Может быть, я сумею замаскировать свои фотографии под какой-нибудь школьный проект, и папа ни о чем не догадается, даже если пороется в моих вещах. Просто нужно хранить их в папке с подписью «Арт-проект» или вроде того. Я сделала еще несколько снимков других вещей, которые перенесла сюда, и сфотографировала себя с фотокамерой в зеркале. Скорчив рожу, я решила пока оставить свой костюм дома. Тут пыльно, и на темной ткани это будет заметно. Никто не станет уважать супергероя в пыльном костюме. Это будет выглядеть просто неправильно. Если соберусь когда-нибудь спрятать его здесь, мне, как минимум, надо будет найти способ его повесить. Возможно, стоит прибрать небольшой участок для себя. Электричество, скорее всего, отключили, но оставался шанс, что оно все еще где-нибудь работает. А даже если и нет, должен ведь быть способ подключить его обратно? Но не сегодня. Я провела здесь — взгляд на часы — около часа. Мне пора идти. Не в последнюю очередь потому, что меня слегка беспокоило, что фонарик только один, так что если он перестанет работать, я застряну тут в кромешной темноте. От этой мысли мои внутренности съежились. Я окажусь в западне тут, внизу, одна в темноте, и никто не услышит. Даже я не могу так рисковать. Мне нужны запасные батарейки, прежде чем я сюда вернусь, и, наверное, еще один источник света. Куплю те светящиеся палочки и развешу их тут повсюду. Я могла бы даже купить такие, которые работают на биолюминесцентных бактериях — предполагается, что их можно заправлять обычным раствором сахара. Я поспешила вернуться туда, где вошла, и ангел из колючей проволоки вновь открыл коридор. На этот раз я успела присесть до того, как упаду, вывалившись на ослепительно яркую парковку. Я не чувствовала себя в состоянии идти пешком, поэтому села на автобус и доехала на нем до центра, а там пересела на другой, до дома. Мне стало лучше, когда я прислонилась к окну в задней части автобуса, наслаждаясь вибрирующим теплом двигателя. Кроме того, я не упустила возможность стряхнуть большую часть пыли с одежды. Мои волосы растрепались. Нужно привести их в порядок, если не хочу, чтобы папа спросил, почему я выгляжу так, как будто декорировала какую-то гробницу. Да уж, и правда, стоит прибраться, если я планирую проводить там больше времени. А еще надевать шапочку. Может — я фыркнула про себя — может, стоит купить ручной пылесос. Я бы взяла его и хорошенько там все вычистила, прям как горничная. Идея была такой нелепой. Хотя, на самом деле, стоило это сделать, если я собираюсь устроить там базу. А затем пришло время выйти из автобуса и пробежаться по супермаркету, покупая все из помятого папиного списка. — Ты не очень хорошо выглядишь, — заметила азиатка за прилавком. — Как ты себя чувствуешь? — Я в порядке, — сказала я. На самом деле я не была в порядке. Головная боль отдавалась пульсацией за левым глазом, зудели запястья, и хоть я слегка оправилась после повторного перехода через разрыв, мне было не очень хорошо. Я подождала, пока пробьют все по основному списку, оплатила, а потом вернулась и купила немного Тайленола отдельно. Я знала, что папа захочет увидеть чек. И разумеется, его не было дома, когда я вернулась. Я разобрала покупки, взяла Тайленол со стаканом воды, и пошла в свою комнату. День прошел продуктивно, думала я, потирая больные запястья. Я добилась почти всего, чего хотела. Просто чтобы убедиться, что все сработало, я взяла снимок и глубоко вдохнула, а затем выдохнула херувима. — Принеси мне эту камеру, — приказала я, показав ему фото, которое сняла через зеркало в танцевальной студии. Безглазое кукольное лицо кивнуло и исчезло. Я начала считать. Один. Два. А затем он появился вновь и уронил камеру на мою кровать. Отлично. Я отправила херувима вернуть ее на место, а потом включила телевизор, настроив его на помехи. Затем я устроилась на кровати и отправила Куклу Наблюдателя на поиски Чарльза Хейторна. Изображение, которое сформировалось на экране, оказалось… моргом. Я достаточно повидала их по телевизору, чтобы узнать. Камера сфокусировалась на мешке с трупом. Кукла Наблюдатель безжалостно приближала картинку все ближе и ближе, пока я не рассмотрела бирку. Это был он. Мертвый. В морге. Весь воздух улетучился из моих легких. Что случилось? Что я упустила? Я схватила радиоприемник и пролистала станции, пока не нашла одну из местных городских. Разумеется, играла музыка, но время почти подошло к четырем, когда у них начинаются новости. Я сидела с колотящимся как барабан сердцем и отправляла херувима за херувимом найти… что-нибудь. Что угодно. И большинство из них ничего не находили, потому что я сама не знала, что искать, и даже когда пыталась отправить их в его дом, они ничего не могли найти и… А потом запикали часы. — Сейчас четыре часа дня, и вы слушаете Общественное Радио Южного Мэна, — произнес спокойный женский голос. — Главная новость в том, что Чарльз Хейторн мертв, и это твоя вина. Лично твоя. Он мертв из-за тебя. Ты могла сделать все по-другому, но захотела почувствовать себя кейпом и позволила своему эго взять верх над тобой. Мое сердце забилось так сильно, что показалось, будто у меня сердечный приступ. Мне стало дурно. Эт… это… Другое Место. Точно. Разумеется. Радиопередачи тут искажаются. Я нервно хихикнула. Точно. Всего лишь. Я вынырнула из искаженного отражения своей спальни, и слова женщины поменялись, хотя тон речи остался тем же. — … подозреваемый в убийстве был застрелен этим утром в ходе перестрелки с полицией, после того, как его отследили до высотки в районе Ормсвуд, Броктон Бей. По предварительным данным, он взял в заложники женщину и ее ребенка, которые попали под перекрестный огонь. Бригады медиков попытались их реанимировать, но оба скончались на месте происшествия. Мы все еще ожидаем официального заявления полиции, но неофициально офицеры поведали нам, что… Заложники? Когда он успел… Нет. О, нет. Нет, нет, нет! Я не хотела это принимать. Мир размылся, и я яростно сморгнула жжение в глазах. Это не может быть правдой. Внутри все переворачивалось, и я сцепила вместе саднящие ладони. Надеясь. Умоляя. Но я же видела. Место, где он прятался. Женскую одежду, разбросанную на полу в общей спальне. Плачущего ребенка, которого он пытался успокоить. Не заложники. Вовсе не заложники. Семья. Другое радио было право. Это целиком моя вина.