An Imago of Rust and Crimson

      Обед прошел весьма неплохо. Вообще-то, он оказался даже приятным. Сэм была склонна говорить, не задумываясь, но она была забавной, и, с другой стороны, внимательно слушала, если разговор не касался некоторых болезненных для нее тем. Рядом с ней я могла расслабиться. Ведь, по большому счету, ничто не заставляло ее проводить время со мной. Мы не были в школьном классе. Она не знала никого из трио. Единственная причина, отчего она могла хотеть потусоваться со мной — ей просто так хотелось.       И, видит бог, мне нужно было непринужденно пообщаться с кем-нибудь после разговора с Кирсти. И, могу поспорить, если спросить Кирсти, она так и сказала бы, что Бог это действительно видит.       Я поболтала палочками в почти пустой миске рамена и скользнула в Другое Место. Во время еды я старалась держать свои силы подальше. Соленые бобы оказались на удивление хороши, как и эта куриная штука с лапшой, поэтому не хотелось бы увидеть то, что могло отбить аппетит. Теперь, однако, настало время кое-что проверить.       — Кстати, в больнице я пообщалась с Кирсти.       Взглянув на меня с недоумением, Сэм моргнула:       — Прости, мне это имя ни о чем не говорит.       — Это была одна из девочек в нашем отделении, — пояснила я. — Кажется, я говорила о ней несколько раз?       — Разве?       Не «кажется», а — я бесспорно о ней говорила — однако не было видно даже намека на мерцание парачеловеческих сил над Сэм. Каким бы образом Кирсти ни заставляла людей забывать ее, она не делала это непосредственно, когда кто-нибудь пытался думать о ней.       — Ну хор. Раз ты ее не знаешь, это, должно быть, неважно…       — Да не вопрос, — она посмотрела на одно из двуязычных рекламных вывесок на стене. — Будешь десерт? — спросила она       К этому времени заведение уже наполнилось, как и мой желудок.       — Да я че-т не особо… — промямлила я.       — Хорошо, я тоже. Тогда… эмм. Я, наверное, позвоню шоферу? Если только ты не хочешь заняться еще чем-нибудь?       — Не хочу тебя стеснять, — я запнулась, подыскивая способ сгладить неловкость. — Плюс, у меня же еще домашка…       — Нормально, значит, я не одна такая, — быстро согласилась она. — Где тебя высадить?       Я помотала головой:       — Пройдусь лучше пешком.       — Ты живешь неподалеку?       — Не особенно далеко, но я собиралась еще зайти на Набережную. Или, может быть, на Печатную… Мне там кое-что нужно…       Она нахмурилась:       — Не очень-то безопасно ходить одной, — сказала она. — И это довольно-таки далеко.       — Все в порядке, — уверенно ответила я. — Я часто хожу на такие расстояния. Так дешевле, чем ехать на автобусе, и мне нравится ходить пешком — особенно на сытый желудок.       — Точно?       — Не волнуйся, я знаю, как избежать неприятностей. Никто меня не тронет. — К тому же, я ведь завернусь в Изоляцию. — Я знаю, куда не надо ходить.       Именно поэтому я смогу, при необходимости, пойти туда и осмотреться. Я не лгала ей, даже если не была вполне честной.       Проводив Сэм, я засунула руки в карманы и пошла, погрузившись в холод Другого Места, как в стену тумана.       Херувимы принесли мне блокнот и рюкзак. Мгновением позже, третий притащил толстовку. Она не помогла бы против неестественного холода Другого Места, но с севера дул сильный ветер. Как следует подготовившись, я отправилась на Печатную Площадь. Хоть она и была немножко подальше, но цены там были ниже, чем на Набережной.       Я срезала через центр Маленького Токио, пройдя вдоль железнодорожных путей, проходящих с севера на юг. Стоило пройти мимо кирпичных домов, и большую часть района заняли плохо ухоженные бетонные здания, примерно пятидесятых годов постройки. Не будь на мне Изоляции, я сразу же бросалась бы здесь в глаза. Мало того, что я была единственным белым человеком в округе, так я еще и была выше почти всех на улице. Я не могла даже прочесть большую часть вывесок на магазинчиках, а под многими уличными табличками были приклеены заламинированные бумажки с названиями на японском.       Раньше, когда этот район назывался как-то по-другому, он был занят промышленностью, которая обеспечивала бумагой Печатную Площадь. Папа рассказывал, что именно поэтому эти районы находились рядом. Так что тут жило не слишком-то много людей, когда прибыли первые японские беженцы, и некоторые фабрики продали под жилье. Тогда все было не так уж плохо, и далеко не все беженцы были нищими. А потом на Нью-Йорк напал Левиафан. Этот город был третьим в стране по количеству японских беженцев, и они разбежались по всему восточному побережью. Наш «Маленький Токио» за несколько недель разросся вчетверо.       В Другом Месте тусклое кроваво-красное солнце отбрасывало длинные тени по узким улочкам. Его свет ощущался холодом на моем лице, и я закуталась в толстовку поплотнее. Темные низкие тучи над головой цеплялись за крыши тесно стоящих зданий. Машин на улицах было немного, а те, что я видела, даже в реальном мире были старыми и побитыми. Вместо них, похоже, местные предпочитали мопеды и велики.       Гниль и разложение тут были еще хуже, чем в остальной части Броктон Бей. Шагнув в Другое Место, я увидела окружающие дома пустыми оболочками с дверями и окнами, которых не было у настоящих зданий. Они сочились темной водой, вонявшей, как забитая раковина, или как кучи мусора, поднимавшиеся в доках во время прилива. Прищурившись, я видела лишние проемы, как лица с застывшими гримасами страдания и ужаса на выпотрошенных зданиях.       Меня передернуло. Беженцы притащили свои страхи перед Левиафаном прямиком в Другое Место. Справа от меня, прислонившись к стене, курила женщина. В реальном мире ей было около тридцати, и на холодном ветру она выглядела стильно, в своем светло-коричневом пальто и высоко намотанном на шею шарфе. В моих видениях она оказалась раздутой и насквозь промокшей, в склизких лохмотьях вместо одежды. Она была изранена и покрыта рубцами, а ее серую плоть покрывали укусы мелких паразитов. От нее исходил затхлый, несвежий запах, который начал ассоциироваться у меня с депрессией или апатией. Он забивал соленый запах морской воды — или, может быть, слез? Похожие травмы были у половины народа на этой улице…       Я нахмурилась, изгоняя Другое Место и пытаясь прочистить мозги. Местные запахи меня совсем достали. Я не могла вынести здешних страданий. Могу поклясться, большинство местных хотели оставаться тут ничуть не больше, чем я сама. Мужчины напивались в грязных барах, которые, казалось, загаживали здесь каждую улицу. Тут было множество забегаловок и ларьков с закусками на каждом углу. И прачечных. Разве японцы едят больше американцев, или это оттого, что в тесных квартирках у них не было элементарных удобств?       Временами я и впрямь ненавидела Другое Место. В смысле — больше, чем обычно. И без того бывало хреново, когда силы показывали мне скрытые и мерзкие черты чего-нибудь, о чем я уже знала, но без этих сил я никогда не осмелилась бы в одиночку пойти через Маленький Токио. Не будь у меня Изоляции, я бы не увидела всего этого, и не было бы нужды задаваться всеми этими вопросами. Типа… как можно жить в доме без плиты или микроволновки? До того, как тут появился Маленький Токио, в домах фабричных рабочих были кухни. Ну — должны были быть, правильно?       Значит, их просто разобрали, чтобы поместилось больше спален? Я видела лачуги, построенные на крышах жилых домов, разоренные фабричные здания из бетона с занавесками на окнах и жилые контейнеры, теснившиеся в переулках, на парковках и на старых баскетбольных площадках. Кажется, большинство японских учеников из школы жили именно тут. Одной из множества причин, отчего в Уинслоу было так паршиво, была невероятная переполненность, ученики съезжались туда со всего города. Папа говорил, что были планы построить больше школ, но они увязли в финансовых проблемах и сложностях планирования. И даже если с ними удастся как-то справиться, для меня это будет уже слишком поздно.       Мимо пронесся поезд; скрежет рельсов в Другом Месте больше напоминал визг свиней. Интересно, планы эвакуации в случае нападения Губителей включают всех этих людей? Готова поспорить, что нет. Это была невеселая мысль.       Низкий механический рев мотоциклов вырвал меня из задумчивости. Ведущий ездок был громоздким зверем со свиной мордой, охваченным всполохами пламени безудержного гнева. Я почувствовала вспышки страха от людей на другой стороне улицы, увидевших его. Это не было откровенной паникой или чем-то подобным, но многие нервничали, наблюдая, как проезжает эта банда.       Отбросив Другое Место, я отступила в легком замешательстве. Их лица все равно не выглядели человеческими… понадобилась пара секунд, чтобы понять: мотоциклетные шлемы были сделаны в виде демонических морд. Все знали о Бомей и их байкерах. Вечерние новости пестрели заметками об их незаконных уличных гонках, а последствия их перестрелок попадали в утренние. Прямо сейчас ничего такого не происходило, и меня больше заинтересовало красивое свечение, исходившее от одного из рюкзаков. Нечто настолько великолепное должно было быть тинкертехом. Один лишь его вид помог смыть часть неотступной мрачности отражения Маленького Токио в Другом Месте.       Изъять подобную вещь из лап преступника — именно то, что мог бы сделать герой, решила я с ликованием. Кто знает, что это и какой вред может причинить в их руках? Интересно, есть ли у Бомей свой Технарь? Надо будет это выяснить. Образец его работы мог бы даже помочь мне разобраться с этим!       Я резко выдохнула.       — Херувим, — прошептала я маленькой фарфоровой кукле, — принеси мне тинкертех.       Раздался легкий хлопок, и я ощутила привкус крови во рту. Впрочем, это не имело значения, потому что тепло и благодать внезапно оказались сжаты у меня в руках, заставляя кровь пылать от блаженства. Это было так здорово. Я еще никогда не была так близко к тинкертеху. Он был прекрасен.       Не могу сказать, сколько я простояла там, позволяя холодному голубому пламени просачиваться сквозь перчатки под кожу. Просто мне было так хорошо. Лишь страх перед байкерами немного вывел меня из оцепенения. К тому времени, как я подняла взгляд, те давно уехали, но они могли вернуться с каким-нибудь парачеловеком, который нашел бы меня и отобрал мое чудесное пламя.       Это было трудно, но я заставила себя отвести взгляд от мягкой, мерцающей красоты перед глазами, возвращаясь в реальность. Мое зрение отчего-то затуманилось. Я вытерла глаза рукавом и сосредоточилась на конфискованном предмете.       Это безусловно было оружие, даже если оно было сейчас сложено. Склонив голову, я попробовала разобраться в нем. Похоже, оно превращалось во что-то типа пулемета. Или… нет, это был сложенный арбалет, сделанный из черного пластика и металла. Мои пальцы закоченели и приятно согрелись, когда я коснулась стрелы. Кажется, это именно она светилась так ярко. Стрела была выкрашена в красный цвет с широким цилиндрическим наконечником, как у фейерверка.       Значит… что-то вроде арбалетной ракеты, могу поспорить. Одному богу известно, что будет, если я на самом деле выстрелю. Что-то мне подсказывало, что она не просто взорвется в небе, пока люди будут восхищенно ахать. Вопль «А-А-А-А-А-А!» будет намного вероятнее.       Я засунула оружие в рюкзак. Можно будет полюбоваться потом, когда выберусь из Маленького Токио.       К счастью, я добралась до Печатной Площади раньше, чем настоящий владелец оружия, лежащего у меня в рюкзаке, начал его искать. Было облегчением вернуться в место, выглядевшее как настоящая Америка, и облегчением вдвойне — оказаться на Печатной Площади. Для меня это было почти родными краями.       Нервы до сих пор дрожали после того короткого взгляда на тинкертех. Я чувствовала себя живой, как будто все мое напряжение ушло куда-то. Даже странности Кирсти не особенно беспокоили меня сейчас. Интересно, взгляд на парачеловеческие способности так же бодрит ее, как и меня? Надеюсь, что да. Ей нужны хоть какие-нибудь приятные ощущения в жизни.       Вообще-то…       Эта мысль привела к кое-какой покупке в книжном магазине. И — эй! Возможно, за свою доброту я получила награду или вроде того, потому что мне очень повезло найти замену своему уничтоженному костюму. Сразу за туристическим магазином, где я взяла балаклаву и противогаз на замену, оказался магазин одежды с окнами, покрытыми большими объявлениями «ПОЛНАЯ РАСПРОДАЖА» в красных и черных цветах. Я заглянула внутрь, и хоть в воздухе попахивало плесенью и сыростью, а желтоватые потолочные плитки были растрескавшимися и поломанными, повсюду стояли корзины с одеждой, в которые я немедленно зарылась.       Через несколько минут я уже нашла несколько черных футболок и мужские брюки, идеально подходящие для такой дылды, как я. Другое черное пальто найти не получилось, но было темно-серое, которое, пожалуй, могло подойти ничуть не хуже. Быстро проверив все вещи в Другом Месте, я убедилась, что они были лишь немного заброшенными и несколько ветхими, как и сам магазин. Он явно видывал и лучшие времена.       Проверив, как мужская куртка сидит на моем отражении в зеркале, я лишь вздохнула. Очередной облегающий наряд с мужского плеча. Слишком худое и высокое тело без выраженных форм означало, что женская одежда будет либо слишком короткой, либо слишком свободной в груди, и ни та, ни другая не подходила по длине рукавов. Даже мужская одежда не была идеальным решением, потому что у меня слишком узкие плечи. Это просто был наименее плохой вариант. Почти подходящий. Будь у меня такие же короткие волосы как у Сэм, я бы выглядела в таком прикиде как несомненная лесбиянка. А так я больше походила на… ну, м-м, на кого-то, кто одевается в шмотки с распродажи.       Какое совпадение.       Этот наряд будет выглядеть не так стильно, как первый. С другой стороны, я на горьком опыте усвоила урок: если кто-то меня заметит, это будет означать неприятности.       Я разгладила куртку, когда в голову пришла неожиданная мысль. Изоляция не делала меня невидимой, люди просто меня игнорировали. Большую часть времени так было даже лучше, потому что люди обходили меня, а не врезались в невидимую девушку, но не идеально — как показала мне женщина с перьями в волосах. Любой, кто мог преодолеть защиту моих сил, был в состоянии прекрасно меня разглядеть.       Но что сделала бы та леди-птица, если бы я пришла одетой, как полицейский? Даже если бы она меня заметила, я бы не выделялась. С моими херувимами было бы несложно менять костюмы, и в любом случае не похоже, что они собирались хоть как-то поблагодарить Паноптикум за те наводки.       Я ухватилась за эту мысль. Похоже, от нее и надо было плясать.       Расплатившись, я зашла в примерочную и переправила свернутую одежду в убежище. Но я пока не уходила — хотелось попробовать еще кое-что. В магазине у задней стены были свалены, как игрушечные солдатики, манекены без одежды. Кто-то потратил время, чтобы наклеить на груди женским манекенам черный скотч, видимо, на тот случай, если кого-нибудь охватит похоть при виде белой безликой куклы с неприкрытым местом, на котором могли бы находиться соски, будь она более анатомически детализированной, чем кукла Барби.       С другой стороны, некоторые мальчики, мои одногодки, вполне могли бы начать приставать к этим манекенам.       В магазине их, скорее всего, собирались просто выбросить, но мне жутко захотелось забрать их себе. Я могла бы использовать их в моем убежище. Могла бы развесить на них одежду как следует, вместо того, чтобы складывать ее на пыльных столах. Кроме того, не знаю, получится ли это на самом деле, но идея оживить орду пошатывающихся манекенов, чтобы они нападали на любого, кто попытается ко мне вломиться, была довольно привлекательной. Несомненно, это выглядело достаточно жутким, чтобы мои способности могли так сработать.       Но вообще-то, они были нужны мне лишь для одежды.       — Привет, — сказала я, подходя к подростку за прилавком. — Я студентка художественного колледжа. Вы что-нибудь собираетесь делать с манекенами, которые выбрасываете? Я заплачу двадцать баксов, если разрешите забрать их для моего проекта.       — Э-э, что ты имеешь в виду? — долговязый парень выглядел смущенным.       — Я хочу использовать их для арт-проекта, — повторила я. — Я студентка. Как я уже говорила.       — Мне надо поговорить с менеджером, — сказал он срывающимся голосом.       Блин. Я погрузилась в Другое Место и сосредоточилась на подготовке Идеи.       — Да, конечно, — сказала я. — Я пойду с тобой.       С этой встречи я ушла, став беднее на двадцать долларов, но с разрешением забрать все что захочу из кучи мусора, которую они навалили за магазином. Они, вероятно, думали, что я буду ограничена тем, сколько смогу унести. Было непросто, но я сумела спрятать усмешку. Стоило им отвернуться, я приступила к работе и остановилась лишь когда боль в руках и голове начала доставлять дискомфорт.       Когда я закончила, солнце уже клонилось к закату. Я нашла телефон-автомат и позвонила папе, сообщив, что доберусь домой пешком, в качестве физической нагрузки. Казалось, папа был в хорошем настроении, потому что не задал никаких неудобных вопросов, а просто сказал, чтобы я берегла себя.       Так что я отправилась на поиски переулка, который выбрала неподалеку от Печатной Площади. Чтобы снова его отыскать, я оставила белым мелом рисунок в виде двери на стене. Я нарисовала над ней знак Паноптикум — для этого пришлось привстать на цыпочках. Погружаясь в Другое Место, я видела черный шов, бегущий по облупившейся кирпичной кладке; шрам на теле мира, отмечающий, где я проложила тоннель. Казалось, он исходил прямо от моего знака.       — Ангел, — произнесла я, выдохнув фигуру из колючей проволоки. Он уставился на меня без какого-либо выражения на лице в виде противогаза. — Открой коридор в зеркальную комнату.       Он шагнул вперед, его металлические ноги клацали по тротуару, а потом открыл щель в пространстве со звуком, похожим на скрежет ногтей по школьной доске. Когда ангел распался, я подготовилась к холоду и двинулась вперед по темному коридору. Меня окружало Другое Место, гниль забивалась в мои ноздри, под ногами сочилась влага, гвозди цеплялись за одежду.       В момент выхода я рухнула на колени, задыхаясь и чувствуя привкус крови во рту. Ой. Кажется, я перестаралась с манекенами и не сохранила достаточно сил для ангела. Я вытерла рот тыльной стороной ладони и провела языком по вновь потрескавшимся губам. Ой-ой.       Наконец я смогла подняться на ноги и заковыляла по зеркальному залу, опираясь на пыльные стены, пока добиралась до столовой. К счастью, я подумала о том, чтобы оставить здесь несколько бутылок с напитками, чтобы с их помощью избавляться от привкуса крови. Левая рука пульсировала теплом, и я уже знала, в чем дело. Я задела ей стенку тоннеля.       — Вот дерьмо, — пробормотала я, стягивая перчатку. Из-под ногтей сочилась кровь, не сильно, но рука будет воспаленной и болезненной в течение нескольких дней. Я опустилась на подушки, которые оставила здесь, а затем пришлось мучительно вставать, чтобы взять пластыри и антисептик.       Тем не менее, я порадовалась, что удалось забрать манекены, даже если из-за них я и пострадала. Я повесила новую одежду на один из манекенов, сразу, как только осмотрела свои раны. В неярком свечении химических палочек она выглядела довольно неплохо, по-моему. Слегка зловеще, но в хорошем смысле.       Ну, в любом случае, мне бы хотелось так думать. Я вздохнула. Я в этом буду похожа на пугало в противогазе. Но, по крайней мере, теперь, когда костюм висит на манекене, он не помнется. В супергеройском сообществе тебе наверняка не видать уважения, если носишь мятый костюм.       Как назвать супергероя, чья сила заключается в том, чтобы сохранять одежду опрятной? Мойщик? Вешатель? Утюг? Все это звучало как злодейские прозвища. Покачав головой, я вернулась к своим сумкам. На самом деле мне очень хотелось еще разок взглянуть на тинкертех, но я сосредоточилась, стиснув зубы. Он никуда не денется, так что смогу и завтра посмотреть. Мне надо вернуться домой раньше, чем папа начнет задавать вопросы, а я не смогу, если буду пялиться на красивые ракетные арбалеты. Я убрала высокотехнологичный сверток с глаз долой в другую комнату.       Я купила Кирсти иллюстрированный альбом, заполненный яркими разноцветными изображениями животных. Она упоминала, что скучает по своему ручному кролику, и наверное, ей будет приятно посмотреть картинки. По крайней мере, приятнее, чем разглядывать обстановку психиатрической больницы. Я достала альбом из сумки. В зеленовато-сером освещении химических фонарей он смотрелся не так хорошо как в магазине.       Я погрузилась в Другое Место. Искаженное название гласило:

ты всЕ ЕЩе еШЬ иХ Еш веДЬ этО нормально быт. 1:26

      Да, спасибо, Другое Место.       Между прочим, ты написало «ешь» двумя разными способами в одном предложении. Ты нарочно так делаешь, чтобы меня позлить?       Снова выбросив все это из головы, я призвала херувима и Куклу Наблюдателя. На этот раз нужно было кое-что еще, так что я выдохнула в свою ладонь вьющееся облако бесформенного нечто и затолкала его в Куклу Наблюдателя. Я почувствовала жжение в своих кровоточащих пальцах, проникших в нее, боль изменилась и ощущалась более давней. Как будто болело несколько дней назад. Я не знала, что это означало в долгосрочной перспективе, но я представила, как конструкт меняется и переключается. Когда я убрала руку, ее рот стал похож на динамик и занял свободное пространство под единственным распахнутым глазом.       — Херувим, — твердо сказала я другой кукле. — Когда я скажу, возьми этот альбом. Кукла Наблюдатель, найди Кирсти. Кирсти Уильямс. — Я знала, где ее искать. Она будет в своей комнате.       Измененная Кукла Наблюдатель кивнула и исчезла. Один из старых поломанных экранов, установленных на голой стене, с треском включился, заливая комнату дрожащим белым светом и наполняя воздух шипением. Картинка пошла помехами, а потом превратилась в изображение Кирсти, сидящей в своей комнате, уставившись на стены, до сих пор покрытые ее детскими рисунками.       Она посмотрела прямо на Куклу Наблюдателя.       — Эм. Привет, Тейлор? Т-ты прислала ангела ко мне. Хочешь… поговорить? — Ее лицо просияло в этой ужасно неловкой улыбке, покрытой шрамами. Я почувствовала себя немного обманщицей.       — Я ненадолго, — сказала я. — Но у меня есть для тебя подарок.       — Для меня?       — Для тебя.       Она моргнула.       — Никто никогда не д-дарил мне подарки. Мне подарили подарок на д-день рождения в первой больнице, но потом забыли, что я существую. Сп-пасибо, Тейлор, — она запнулась, и, кажется, немного запаниковала. — Но сегодня не мой день рождения.       — Херувим, — сказала я фарфоровой кукле с пустым взглядом. — Отнеси ей альбом.       Существо исчезло с моих глаз и вновь появилось в поле зрения Куклы Наблюдателя, положив альбом на колени Кирсти. Это было жутковато. Камера показывала реальный мир, но я видела в нем херувима.       Кирсти подняла альбом и поднесла его к лицу.       — Сп-пасибо, — тихо сказала она. — Он… прекрасен, — Она почти с благоговением открыла его и начала водить пальцами по страницам. Я заметила, что она плачет. Такого я не ожидала. — У меня т-тоже есть для тебя кое-что.       — В этом нет нужды, — сказала я. — В смысле, я купила его тебе просто потому, что подумала, что тебе понравится что-нибудь… ну, знаешь… картинки с животными?       — Он прекрасен. Спасибо тебе. Но именно п-поэтому я должна сказать тебе кое-что. Бог оставил мне послание для тебя.       — Гм-м, — сказала я, не придумав ничего лучше.       — Он яв-вился мне. Они все еще дают мне таблетки, когда вспоминают, и Бог иногда является мне, когда я их принимаю.       Ясно. Похоже, Кирсти была из тех, кто… э-э. Как можно описать того, на кого нисходят видения Божьи в моменты, когда его накачивают лекарствами в психушке, и не звучать при этом жутко циничной?       — Рассказывай, — сказала я.       — Он ничего не ск-казал. Он был ярким солнцем в небе, сокрытым за тонкими облаками, а под солнцем была пирамида, и была она из золота, и сияла она на свету. И каждая часть пирамиды состояла из маленьких пирамидок, и коснувшись ее, я услышала, как тысяча людей хором поют гимны. Это было прекрасно, — с улыбкой сказала Кирсти. — Вот к-как я узнала, что оно для тебя. Он х-хочет, чтобы ты объединила людей и присматривала за ними. Он не велел, чтобы я сделала это.       — Ясно, — сказала я. Объединение людей и обеспечение их безопасности безусловно не было плохим делом. — Э-э. А что Бог велит делать тебе?       — Бог говорит, что я должна найти других, кто может видеть Небеса, и я д-должна спасти мир, изгнав ложных богов, — сказала она. Ее подбородок опустился. — Хотя я… я не знаю, смогу ли. Не д-думаю, что я достаточно сильна для этого.       Я сглотнула.       — Почему бы просто не посмотреть на животных и не подумать… о том, как прекрасен мир? — я понятия не имела, как с ней обращаться, и как я могу ей помочь. Просто она была так одинока… Она зашла еще дальше, чем я перед случаем со шкафчиком — она была настолько одинока, что даже не осознавала, что скучает по другим людям. Она, конечно, общалась с Богом. Он был единственным, с кем она могла поговорить. Больше никто ее не помнил. — А я постараюсь разговаривать с тобой, когда смогу. Ты можешь… рассказывать мне, что сказал Бог. Или мы можем просто поболтать, верно?       — Ты придешь меня навестить? — Кажется, она не осознавала, что растирает шрамы на лице. Каким бы образом способности не сохраняли ей молодость, они не смогли исцелить эти отметины.       — Я сказала, что приду, значит, так и будет, — сказала я. — Я ведь тебя не забыла, правильно?       — Да. Ты не забыла, — чуть более твердо сказала она. — Раньше меня не забывали т-только те, кто руководил серыми людьми, сова, ворон и другие. А ты не одна из них. Ты служ-жишь Господу, — она запнулась. — Не думаю, что серые люди меня забыли, но у них нет души. Они не люди. Они лишь выглядят людьми.       — Мгм, — более или менее согласилась я. — Мне пора домой, так что я пойду, но я попробую поговорить с тобой снова. Как минимум, раз в несколько дней? — Я пообещала себе, что постараюсь. Когда она смотрела на тот альбом, выражение ее лица было самым счастливым, что я у нее видела, не считая моментов, когда она говорила о Боге. Думать об альбоме с цветными изображениями животных должно быть приятнее, чем разговаривать с Богом в голове — который еще и отвечает.       — Я буду ждать твоих ангелов, Тейлор, — сказала она. — И я буду молиться за тебя.       — Спасибо, — сказала я, не зная, как лучше на это ответить. — А пока, до свидания. Кукла Наблюдатель, возвращайся.       Конструкт вернулся, а изображение на сломанном и не включенном в сеть телевизоре замерцало и погасло. Какое-то время я молча пялилась в стену. Голова Кирсти была странным местом. Странным и грустным.       Говорит ли она и впрямь с настоящим богом? У Бога действительно есть на меня планы?       Нет, хватит об этом. Мне не хотелось бы запугать себя до дрожи. Я обхватила тело руками, оглядывая подсвеченный зеленью мрак моей тайной подземной базы. Мне до сих пор было больно из-за чрезмерного использования сил, и не очень-то хотелось вновь испытывать боль, открывая коридор в зеркальной комнате. Но мне действительно пора было уже возвращаться домой.       Ну, может быть, я просто возьму и чуть-чуть посмотрю на тинкертех. Чтобы взбодриться, верно?       Я взяла арбалет и отделила ракетную стрелу от всего остального. Положив ее перед собой на стол, погрузилась в Другое Место и позволила теплу омыть меня. Это было так здорово.       Но внутри света что-то двигалось. Что-то, что несло пламя, нечто, что его порождало.       Я наклонилась, приоткрыв губы. Я чувствовала привкус крови, но мне было наплевать.       И у меня на глазах яркий и прекрасный свет исказился, раскололся и вывернулся наизнанку. Это было приятно. Невероятно восхитительно. Звезды вспыхнули перед моим взором, и я осела на пол.       Моргнув, я вытерла слезы и села ровнее. Не знаю, сколько времени прошло, но… прекрасная вещь на столе исчезла. Стрела все еще лежала там, все еще в огне, но он стал гнилым и потемнел, он сделался совсем другим. Он больше не делал меня счастливой! И кроме того, я больше не видела, чтобы в огне что-то двигалось.       — Нет, нет, нет, — взмолилась я, не зная, с кем разговариваю. С Другим Местом или, быть может, с самим тинкертехом. — Он должен быть прекрасным. Пусть оно вернется!       Ничего не поменялось. Конечно, нет. Все что у меня осталось — это угасающая эйфория от того, что я с ним сделала, каким-то образом вытянув из него всю жизнь, огонь и цвет, осквернив его своим кошмарным миром. Приугасшие остатки пламени хорошо вписывались в гниение остального мира, больше похожие на облако газа, чем на настоящее пламя. Нечто тошнотворное, истекающее ужасом.       Нет. Нет. Пожалуйста. Нет.       Я сгорбилась, засунув руки в карманы и поморщилась от внезапной вспышки боли. В Другом Месте даже свет парачеловеческих способностей был беззащитен. Стоило мне лишь посмотреть слишком пристально, слишком долго, и он испортился. Даже нечто столь прекрасное не смогло долго сопротивляться гнили и разложению. Ничто чудесное не могло сохраняться здесь.       И делать это было приятно. Я чуть не потеряла сознание от кайфа. Я сделала мир уродливее, и получила от этого удовольствие.       Сейчас, прямо сейчас, я просто вернусь домой и вообще не буду думать об этом. Ни об этом, ни о Кирсти, ни о чем, связанном с моими способностями. Как минимум, неделю. Если не больше.       Раньше я такое уже говорила, но теперь я не шутила. Нахер Другое Место. Нахер мои способности. Нахер все.