Keiner von uns

03.03.15, Вторник

– Можешь сходить на обед. Я молча уставился на него, требуя пояснить за базар. Эрнст, заметив, что я на него смотрю, так же уставился на меня в ответ, так же недоумённо. Тяжело, когда вы оба дауны. – Ты закончил с инъекциями на утро и день? – наконец уточнил Эрнст. – Да. – Ну вот. На час можешь отлучиться. – А. Ладно. Спасибо. До этого мне не говорили, что у меня есть право уходить на обед, отсюда и удивление. – А то опять будешь голодный ходить до вечера. Я недовольно закатил глаза. – Один раз всего было. – Альбрехт, ты же умный парень. Должен понимать, почему важно есть регулярно и каждый день в одно и то же время. Почему ты не позавтракал? Я бы зачитал ему исповедь, вот только никому из нас это в хуй не упёрлось, а потому идите нахер, хер Граф. Спасибо за понимание. – Не было времени. – Конечно. Зато пришёл за пятнадцать минут до начала рабочего дня. – Не привык к расстоянию между домом и клиникой, – у меня на всё были оправдания. Вот такие мы. Эрнст недовольно засопел, закатывая глаза. – Иди домой и пообедай нормально. – Как вы вообще поняли, что я голодный. Я просто не помнил, чтобы у меня вчера урчал живот, или чтобы сейчас происходило это же. Эрнст что, за годы работы в клинике уже на глаз научился определять, кто когда в последний раз ел? Или он облучился рентгеном и теперь сам как рентген? Видит насквозь? – По лицу вижу, – противно улыбнулся тот, мотая головой. – В чём проблема? Почему ты не заботишься о себе, м? Кто кроме тебя будет это делать? А потом все проблемы. Как тяжело быть среди умных людей, пиздец. Вот так не поел один раз, и всё, начинается. "Ты же знаешь, как важно есть. Как важно выдерживать определённый режим в этом". Да знаю я, блять, всё я знаю. Одно простое слово – похуй. Вот блять, а. Эрнст, вроде, ничего такого не говорит, и не то чтобы он откровенно издевался или доёбывался, но как же это бесило, господи. "Почему ты не заботишься о себе", блять. Нахуй идите. Позаботьтесь обо мне вы. Идти нужно было минут пятнадцать-двадцать, так что дома я оказался совсем скоро. Радости я, тем не менее, не ощутил. Хотя и не должен был, но дайте поныть. Просто увидеть тут Отто было пиздец как неожиданно. Зато он не удивился, кажется. – Привет. – Добрый день. Отпустили на обед? – Ага, – протянул я, по привычке топчась у порога. Вспомнив, что здесь не разуваются, я прошёл в комнату. Отто так беззаботно сидел на диване, спиной ко мне. Может, задушить его нахуй? Подкрасться со спины и как сжать шею руками.. Одна беда – он меня на прогиб кинет и сам потом убьёт нахуй. С ним лучше не шутить. – У тебя выходной сегодня? – Да. Отлично, блять. Хотя я так реагирую, будто мне сейчас придётся целый день с ним сидеть. Я просто поем и уйду. Нам необязательно даже разговаривать.. Но это хуйло припёрлось ко мне на кухню. – Что, больше не выёбываешься? Зато ты, крыса ебливая, не перестал, м? Вчера вечером, слегка так заебавшись из-за всей этой хуйни с едой и моим голодом, который так и не унимался, я всё-таки попытался поговорить с Отто по поводу денег. Хоть как-то договориться. Или чтобы мне выдавали какую-то сумму на неделю. Или в принципе вернули карту (я не надеялся, но всё же). Да хоть, блять, ходили со мной в магазин, как будто мне пять лет. Но чтобы я мог покупать себе ебучую еду сам. Хоть какую-то. Но меня, разумеется, послали нахуй. Никак толком не объяснив, почему нельзя разрешить эту проблему как-нибудь так, просто послали и всё. Заебись. Попытки самостоятельно найти карту успехом тоже не увенчались – видимо, Отто или носил её с собой, или спрятал в слишком надёжное место. Было не важно в любом случае. Прикол был в том, что я, как я и предвидел, проебался, Отто теперь ходил с ехидной улыбкой на ебле, ещё и получил возможность меня потроллить. Он, видимо, решил, что я всё это начал потому, что мне не нравится то, что готовят они с Марцией. Раз я отказываюсь это есть или предлагаю готовить сам. Честно, проблему в последнем я вообще не видел. Я тут и так как нахлебник был. Мне запрещали помогать по дому, не давали готовить. И типа? Вы ёбнулись? На самом деле, мне, наверное, стоило реально перестать выёбываться и тупо начать съедать всё, что только есть в доме из съедобного. Похуй, что это рассчитано на несколько человек и на несколько дней. Просто есть, когда я голоден (а последнюю неделю я был голоден постоянно. В итоге я бы целыми днями только и делал бы, что ел). Или готовить себе еду из того, что есть у них. И забить хуй на то, что хотели они. Может, это предназначалось для их детей? Ой, простите. Я хотел есть. Был голоден. В следующий раз, пожалуйста, приклейте бумажку, что это нельзя есть, ладно? Извините, я не со зла. Суки, блять. Честно говоря, я вчера думал, что сознание потеряю от гнева. Ну, типа, обычно у меня так темнело перед глазами только от сильного удара по голове. Не знаю, ладно, как я связал это с потерей сознания. Но реально, он вчера меня так довёл, что пришлось даже хвататься за рядом стоящий стол, чтобы не упасть. Никогда такого не было, чтобы от злости всё темнело и терялось равновесие. Вот просто, блять. В жизни бы не подумал, что познаю, каково это. Я просто слышал о подобном. Когда от ненависти всё плывёт перед глазами и всё такое. Но я думал, что это даже ненормально. Настолько сильно злиться. Ужас какой. А вот. Спасибо, Отто. Ты тоже показываешь мне новые стороны жизни. Нахуя ж ты только мудак такой. Ещё охуенным событием было то, что он всё-таки припомнил мне то, что я пидр. Быканул на меня. Потом я на кой-то хуй спросил, типа, раз ему так стрёмно, нахера он кому-то рассказывал об этом. Он вбросил уже знакомое мне "Это проблема, а о проблемах не молчат". Потом до него дошло, что мне самому не прикольно, что Рут и Эрнст сторонятся меня из-за этого, и сказал, что если я так стесняюсь, то нехуй было начинать. Пиздец, блять. Это он меня так залошить решил. Типа "Смотри, к тебе относятся, как к дерьму. Это потому что ты ёбанный пидр. Что, тебе так не нравится? Да что ты говоришь.. А нехуй было с парнями ебаться, если не хотел, чтобы тебя все хуесосили, ага?". Класс, блять. Просто охуенно. Собственно, вот две причины, почему я не хотел его видеть. Теперь уже более основательно. Не так, как я не хотел его видеть в феврале, перед прилётом сюда. Да и вообще до вчерашнего дня. Там у меня была ещё какая-то надежда, что он не будет вести себя, как хуйло. И надо же было ему всё испортить. Ух, плохой Отто. Блевать хотелось от этого мудака. Закашлявшись, я отвернулся. Отто не уходил, продолжая таращиться на меня. – Не будешь со мной разговаривать? – Я кашляю, блять. За-ды-ха-юсь, ёб твою мать. Ты можешь помолчать? – О чём нам говорить. – О чём-нибудь, – Отто как будто нарывался, ей-богу. – Ты обиделся? – Нет. Я поесть пришёл, а не разговаривать. Надо начинать брать еду туда с собой, наверное. А то так вот придёшь домой похавать. А тут это. Ну нахер. В клинике даже холодильник есть. Микроволновка. Там реально жить можно. Ещё бы стиральную машинку там запилили бы. А так даже помыться можно. Может, поговорить с Эрнстом, чтобы он разрешил мне там пожить? Или кто у них там всем заведует, Рут? Я так и не разобрался, кто из них главнее. Что по документам, что так, по факту. Но допустим, это не моё дело. – Ну ешь, – хмыкнул Отто и хотя бы после этого меня оставили в покое. Господи, какая же он мразь. Сил уже никаких нет, блять. Как похитить паспорта и съебаться обратно в Россию? Спасибо, мне уже хватило смены обстановки, можно мне домой? * – Спермограмму коту? Они что, глупые? – Может, это какой-то важный кот. – Был бы это важный кот, у него бы было всё хорошо со спермой. Он стоил сорок тысяч. Или даже больше. Пусть умеет ебаться. Эрнст замахнулся рукой, с возмущением глядя на жену, но та лишь улыбалась. Уже через пару секунд это зашло куда-то совсем не туда и я поспешил оставить их наедине. Угнетают меня своей гетеросексуальностью, фу. На самом деле, мне просто мерзко. Они типа на работе, окей? Можно как-то соблюдать рамки приличия? Ковальский как-то говорил.. Как там было. "Не воруй, где живёшь, не ебись, где работаешь". И так вот. Смысла она не потеряла. Особенно во второй своей части. Ебланы, блять. Думают, что раз это их клиника, то всё можно? Или раз тут никого нет, то можно вот так разглядывать друг друга и всякой хуйнёй заниматься? Пиздец просто, ну их нахуй. Пройдя в стационар, я осмотрелся, прикидывая, что делать. Начинать вечерние инъекции всем стационарникам? Да рано ещё, через час-два надо будет только. Терапия пустовала, так что делать там было нечего. И чё тогда? – Альбрехт? – вдруг послышался голос Эрнста. – Измерь температуру Чарли. Хуярли, блять.. Но что делать. Сказали, значит, надо. Да и я опять выёбываюсь на пустом месте. Трудно коту градусник в жопу пихнуть? Тем более, что Чарли как амёба себя ведёт. Это вам не Тофи, которая только пока её гладишь вся такая милая и нежная. А только попробуй взять её погрубее, чтобы таблетку дать или что-нибудь такое провернуть, всё, пизда твоим рукам. Она вообще очень странная. Сидит круглые дни с таким обиженным на весь мир еблом, но только поднеси руку к ней, так сама тыкаться в ладонь начинает. И мурчать. Хотя все мы можем её понять в этом. Я уж точно. Чарли, похоже, был уже в предагональном состоянии, потому что температура у него была ниже обычной и, вроде как, существенно. Вместе с тем, что он спокойно дал измерить себе температуру (он вообще не двигался, даже не сопротивлялся, когда я переворачивал его к себе задницей), это смотрелось особенно странно. Кажется, кто-то скоро умрёт~ Снова таскать трупы~ Ладно, не смешно. И нет, мне не нравилось это делать. Просто.. Защитная реакция. Кошки не должны умирать. Вот собаки пусть сколько угодно дохнут. А кошечки должны жить. Стягивая с себя перчатки, я случайно заметил, что из ранее пустующей клетки на меня таращатся два огромных глаза. Вставал логичный вопрос – это что, блять, такое? Откуда взялось? Я уходил – не было. Осмотревшись в поисках кого-нибудь, я развернулся к котёнку. На клетке не было ленты с именем, личного дела на стенде я так же не нашёл. И что тогда происходит? Мадам? Или вы не мадам? Кто вы? Откуда вы взялись тут? – Измерил? Я на секунду обернулся к выходу – просто удостовериться, где там этот чёрт ходит. – Тридцать пять и два. – Тридцать пять? – переспросил Эрнст. – Точно? Ты дождался писка? – Да, – протянул я, немного раздражённый. Вот чё вы, блять.. Совсем меня за дауна считаете? Да, дождался. Да, всё сделал правильно. Я не виноват, что у него такая низкая температура. Посмотрите на него, он очевидно спидозный какой-то. Умирает уже. Не хотите что-нибудь сделать, нет? Вы типа врач здесь. Выполняйте свою работу. – Господи, – подходя ближе и через меня пробираясь к клетке Чарли, протянул Эрнст. – Положи ему грелку. А вы ничего ему поставить не хотите? Я, конечно, не специалист, но он типа это. Умирает, мне кажется. Нет? Ему только грелка нужна? – А больше ему ничего не нужно? – Кровь, – хмурясь, проговорил Эрнст. – Было бы неплохо найти для него кровь. Насколько сложно найти кровь для кота? Это реально так трудно? У вас тут Тофи есть. У неё возьмите. Не думаю, что она обидится. Когда Эрнст развернулся ко мне, я указал на новенькую кошку. Котёнка. Похуй. – Это что. – А, её привезли буквально только что. Будете знакомиться? Да что-то я не уверен, что хочу это видеть. Она же не просто так здесь. Тоже спидозная какая-то наверняка. А видеть страдающих котят ещё больнее, чем видеть страдающих кошек и котов. Не надо. Поберегите мои нервы. – Это Мириам, – уже открывая клетку и доставая оттуда котёнка, начал Эрнст. – Смотри, какое чудо. Животное выглядело слегка потерянным, но я сперва свалил это на то, что его так внезапно потревожили. Типа мало того, что привезли в какую-то залупу, так ещё и мужик какой-то лезет, ну пиздец просто, как тут не сидеть с ошалевшим ебалом. Но оказалось, что проблема была слегка в другом. – У неё была черепно-мозговая травма. Тут я даже немного заинтересовался. Это же моя сестричка по несчастью. Почти, наверное. ЧМТ же разные бывают. У меня вот был сотряс, а эта дама чем огорчит? Честно, я вообще не думал, что у животных могут быть такие проблемы. Это было логично, конечно, с одной стороны, но я как-то не думал об этом. Мне же делать больше нечего. – Почти как у тебя, – Эрнст с усмешкой оглядел меня. – Только тебе повезло. Смотри, каким бы ты мог остаться при худшем раскладе. Усадив животное на стол, он отошёл на пару шагов и начал царапать пальцами стол перед котёнком. – Иди сюда. Давай. Мириам первое время не двигалась вообще, а когда её закачало из стороны в сторону, я аж испугался. Это было ненормально, и я даже захотел схватить её, пока она не упала, но всё было хорошо. По крайней мере, сперва – до того, как животное пошло. Попыталось пойти, вернее. Называть это ходьбой было как-то неправильно. Мириам не могла идти по прямой и постоянно то заваливалась на передние лапы, как будто пыталась встать на них, то её непонятно откидывало назад, при этом дико шатало из стороны в сторону. Вскоре она и вовсе упала (так смачно приложившись челюстью об плитку, что я даже услышал щелчок), а все попытки встать заканчивались только тем, что она ворочалась на спину и обратно на живот. В конечном счёте до руки Эрнста она с половины пути тупо ползла, а не шла. И это был такой.. Пиздец? Мне не то чтобы серьёзно поплохело, но стало неприятно. Как бы, наблюдать за страданиями животных оказалось вообще не весело и неприятно (ого, вот это да), а когда это котёнок. Милый маленький котёнок. С тоненькими лапками и хвостиком. И у которого такие, блять, проблемы..? Как-то сразу не по себе становится. Кто с ней это сделал? Или она сама так упала? Что произошло вообще? – Умница, – поднимая её на руки, протянул Эрнст. – Добралась. – Она.. – я был слишком в ахуе. – Поправится? – Частично. Я думаю, большая часть функций восстановится, но положительных прогнозов я бы не делал. А вы нормально её лечите или как обычно? – Что от тебя нужно, – обозначил Эрнст, передавая Мириам мне. – Чтобы ты выпускал её и заставлял ходить. И следил за тем, чтобы она не убилась. А ей вообще это надо..? Понятно, как бы, что если она будет сидеть у себя в клетке, то ничего не изменится, но просто. Я бы не хотел на это смотреть. Вообще как, не гуманнее будет усыпить её? Ну, как бы, да, она ещё маленькая, но господи. Ей, я думаю, тоже не весело вот так жить. Она даже встать не может сама, вы видели? И пройти не такое уж и большое расстояние. Вы реально думаете, что стоит её выхаживать? – А нельзя её усыпить? – Я бы уже усыпил, – Эрнст приложил руку к груди, – но нам запретили это делать. Сказали, что соберут деньги на лечение. А вы им ценник выставили уже, да..? Такую сумму (я уверен, там цены ничего такие получились, как Эрнст и любит), и для какого-то там котёнка? Вы серьёзно? Эрнст походил на злодея, если честно. Вот он как бы и помогает животным, да. Но в то же время не против, чтобы они помучились побольше. Кристина рассказывала, как они с месяц держали у себя кота, которому просто нужно было сделать одну, блять, операцию. Но они держали его тут, и он катался по полу клетки, не ориентируясь в пространстве, ничего не понимая и, наверное, страдая..? Я не знаю, когда у тебя из-за отита, который никто не лечил, гной попадает глубже в мозг, это больно, наверное? Дело одной операции. Как Кристине сказала её подруга-ветеринар, по крайней мере. Но Эрнст с Рут держали этого кота тут месяц. Потом вытрясли с хозяйки кучу денег за содержание, лекарства и вообще пиздец. Собственно, вот, что Кристину и смущало в том, что я тут работаю. Она думала, что я же не могу поддерживать такую политику. Я и не поддерживал. Но меня сюда устроили, а бунтовать я не хотел. Ути-пути, какой. – А в этой организации такие больные люди. Лучше с ними не спорить. Хотят собрать на неё деньги – пусть собирают. – Какие-то конченые решили, что она должна жить, а ей мучиться всю жизнь вот так? – Жизнь вообще несправедливая штука, Альбрехт. Так что да. Не удивлюсь, если к концу месяца ко мне придут с грустными лицами, дадут сумму на усыпление и со слезами на глазах уберутся. Хуёво это всё звучит, однако. – Что вы будете с ней делать? – Ничего. Я не уверен, что мне оплатят расходы на таблетки, и почему тогда я должен этим заниматься. Всё упирается в деньги. Как можно догадаться, впрочем. Справедливости ради, зарплаты тут даже у чмох, вроде меня, ничего такие. – Она будет занимать клетку, есть корм за счёт клиники и за ней будут убирать работники. И мы ей ещё какую-то помощь должны оказывать? Жирненько. – А они не могут в другую клинику пойти? Если здесь высокий ценник, нельзя где-то в другом месте поискать? Так же обычно всё делают. Предположительно. По крайней мере, это логично. Рассмотреть несколько вариантов, если первый, который вы нашли, вам не подходит. – В Касселе же та-ак много ветеринаров-неврологов. А хороших ещё меньше. Всего один. Эрнст очень ненавязчиво указал на себя рукой. Я хотел пошутить, типа, а скромных хороших ветеринаров-неврологов в Касселе вообще нет (а ещё припомнить им того кота, которого ""не ебаться хороший невролог"" мог бы и побыстрее к нормальной жизни вернуть), но решил воздержаться. С Эрнстом нельзя было шутить таким образом. Он очень остро воспринимал подобное. Опять же, Кристина рассказала. Она лечит своих кошек у подруги, которая училась у Эрнста, когда он преподавал в университете. Та говорила, что как лектор он охуенный, любимым преподавателем у всех был. До сессии. Ну и в течение семестра, если кто-то наглеть начинал или переходить границу. Таких учеников Эрнст вообще не терпел. И ладно, если он одному кому-то потом жизнь портить начинал. Но если всей группе приходилось огребать, это уже другая картина была. В общем, никаких переходов на личности. Ну или хотя бы грубых переходов. Вообще, мне не казалось, что он такой задрот на социальные статусы и соответствующее поведение. Но лучше не рисковать. Я посмотрел на Мириам, которая сидела, пошатываясь и таращась на меня своими большими выпуклыми глазами и мурлыча. Это был самый неловкий момент в моей жизни, пожалуй. Но и самый милый. Она такая ущербная, но такая милая.. И мурлычет. Я, конечно, не знаю, зачем кошки это делают. Но это так прекрасно смотрится. – Как думаешь, может, стоит переименовать её в Паркинсон? Фрау Паркинсон, что вы об этом думаете? – Это не грубо? Эрнст устало меня оглядел. – Юмор – единственная вещь, которая помогает существовать в этом убогом мире. Пусть даже чёрный, но хоть что-то хорошее у тебя будет. Вообще, врачи, ну и ветеринары вместе с ними, очень часто шутят подобным образом. Защитная реакция. Иначе с ума сойти можно. Улыбнувшись, он покачал головой. – В четыре будет операция, хочешь посмотреть? А чё, у меня выбор есть? – Ну да. – Хорошо. Грелка. После этого он ушёл, а я развернулся к Чарли. Грелка, грелка.. Чтобы постелить ему эту хрень, пришлось на время вытащить его из клетки. Я очень не хотел этого делать (я и трогать-то его боялся, а вдруг сдохнет? А обвинят меня), но уж пришлось. Чарли такой хуйни не оценил и почти сразу же попытался запрыгнуть обратно в клетку. И если в первый раз мне ещё удалось его поймать и вернуть на место, то потом я не смог – руки были заняты. И у Чарли всё получилось. Я испугался, как пиздец, но в то же время и порадовался. Хули, раз прыгает, значит, есть в нём ещё немного сил? Потерпи, Чарли. Найдут тебе кровь, может, пару лет ещё пострадаешь. На радость твоим хозяевам. Которые так тебя любят, что не допёрли усыпить. Ну или не захотели. Ты же член их семьи, ебать. Как можно облегчить тебе страдания? Они хотят, чтобы ты мучился. Это называется любовь, Чарли. Прикольно, да? Крепись, братан. Никому тут не весело. После моё внимание переключилось на Мириам. В клетку её никто не запирал, но она спокойно сидела на месте, куда её посадил Эрнст, и не двигалась (почти, да). Наверное, ей самой не хотелось в лишний раз делать что-либо. Что примечательно, сидеть она могла спокойно, разве что у неё голова у неё покачивалась.. Как у всяких собачек, которые водители себе в машины ставят.. Очень грубо, но блять. Реально же похоже. * – Тебе плохо? – Да. – Тошнит? Я покачал головой. Очень хотелось поныть ещё. Рассказать про головокружение, гул в ушах, который уже прошёл, конечно, но всё же. Про похеренное зрение, слух, накативший жар. Общее хуёвое состояние. Пиздец какой-то прям. Надо же. С одной операции так разволноваться? Ой, пизда тебе, Арсений. Задрочу тебя, как домой придёшь.. Завтра просыпаться не захочешь. Эрнст вдруг потянулся рукой к моему лицу, и я хотел отпрянуть, но что-то как-то не вышло. Да и это грубо. Это они меня трогать брезгуют, а я чего буду от них шарахаться? Подняв мою голову за подбородок, Эрнст положил палец куда-то мне над верхней губой и принялся давить. Сильно. И на удивление, это было пиздец как больно. Я и так, в целом охренел с его действий, но это ещё больше меня из себя вывело. Но я боялся даже пикнуть, потому молча прислушивался к ощущениям. Мне должно было полегчать, наверное? Но меня и так уже почти опустило, так что нельзя было отследить, может такое помочь при дурном самочувствии или нет. Но что вообще, это что-то из серии акупунктуры? Эрнст сторонник таких вещей? Мда, мда, мда.. До свидания, товарищ. Вообще, мне было грустно с того, что я слился, как уёбище какое-то. Подумаешь, разрезанная собачка. Что, более мерзких вещей никогда в жизни не видел? По сути, да, не видел. Распоротые животные – это как бы верх всей хуйни, с которой мне приходилось сталкиваться. Да и процесс самого разреза тоже такое себе зрелище, но как меня накрыло, это просто пиздец. Я серьёзно даже не знал, что может быть настолько хуёво. Может, конечно, я больше надумываю из-за страха перед новым состоянием. Я к тому, что раньше такого никогда не случалось, и это что-то пиздец новое для меня. Но мне это в любом случае не нравилось. И то, что меня таким кто-то видел. Люди, которые и без того меня недолюбливают, теперь ещё знают, что я тупая шмонька и мне плохеет на операциях. Очень здорово, блять. Плюс один повод себя задрочить. – Нужен спирт? Даже стесняюсь спросить, зачем, но против не буду. – Я не теряю сознание. – А выглядел так, будто сейчас потеряешь, – проговорил Эрнст, слабо улыбаясь. – Может, пойдёшь полежишь? Попьёшь воды? – Мне уже нормально, – поморщился я. Почему-то было так противно от этой его заботы, пиздец просто. – Можно вернуться? – Если ты сейчас начнёшь выходить и заходить обратно, лучше сразу перестань. Во время операций так себя не ведут. Заставляло задуматься. Если я сейчас туда зайду, больше выйти будет нельзя. Но если мне опять поплохеет? А мне, скорее, поплохеет. И что я буду делать? М? Упаду – не только же себе проблем создам. У них собака лежит, её оперировать надо, пока она от наркоза не отошла. И я, блять, лежу на полу. А там кафель, вообще-то. Ударюсь – ой, прикольно будет. – Всё нормально. – Точно? – Эрнст сощурился. – Там и так проблемы. Если нам придётся ещё и тебя откачивать, мы точно за час с ней не управимся. – Я не думаю, что настолько всё плохо. – Ну смотри. После этого мы вернулись в хирургию. Рут пристально оглядела нас, и когда мы подошли к столу, спросила – Сознание не теряешь? Ну вот ваш глазастый муж сказал, что я выглядел, как теряющий. Я, в принципе, себя таким не чувствую. Ну, мне хуёво, что тут сказать. Но это не потеря сознания явно. Ой, будет зашквар, если я реально в обморок упаду, ой, пиздец. – Вроде, нет. У Рут из всего тела сейчас были открыты только глаза, но даже так она пугала. Ну, взгляд у неё был выразительный. – Если упадёшь, я сперва собаку дорежу. Хочешь, чтобы Эрнст тебя откачивал? Тот уставился на неё очень возмущённо. "Что значит "Хочешь, чтобы Эрнст тебя откачивал"?". Юмор. Ладно, я бы и правда не хотел, чтобы он в лишний раз меня трогал. – Всё нормально, – уже в который раз повторил я. – Как знаешь. Смотри. Собаке делали кесарево сечение. И были бы у того, кто его делал, мозги, он бы сразу простерилизовал её. Но мы же умные. Мы не будем этого делать. Теперь здесь повсюду анастомозы. И если обычно собаку можно за сорок минут простерилизовать, сейчас я сомневаюсь, что мы в полтора часа уложимся. Подошедший Эрнст вручил мне шприц. – Ставь внутримышечно. В целом, если не концентрироваться на ране и не смотреть, чем там занимается Рут, было вполне терпимо. Поэтому я смотрел куда угодно, но не на живот собаки, где был разрез. Больше нужного, потому что Рут не могла найти яичники. И вообще, когда она искала их.. Это выглядело не очень. Типа, в животное реально залезают пальцем и нашаривают их там? Это пиздец ебаный. Ещё мне вспомнились рассказы Ковальского и Даши про то, как в универе у последней проводились операции. Когда они не догрузили кошку и та дёргалась во время операции. Или та история, когда собака проснулась под конец и дошивали её уже без наркоза.. В клинике было запрещено материться и ругаться – Эрнст сразу же появлялся из ниоткуда и давал тебе по шее – но сейчас Рут материлась, как последний гопник, а Эрнст ничего ей не делал. Впрочем, было очевидно, что она нервничала, и лезть ей сейчас под руку с нравоучениями было бы по-свински. Эрнст это понимал, наверное? Так что я был рад, что он к ней не лез хотя бы сейчас. Она ему скальпелем или электрокоагулятором в глаз заехала бы, наверное. Было бы круто. Я нормальный. Мы почти не разговаривали, но Рут иногда срывалась на особо громкие комментарии. – Руки бы оторвать. Ты спрашивал, кто это сделал? – Они вызывали кого-то на дом. Роды начались ночью. Так что кто отозвался, тот и приехал. О, а такое разрешено..? Я знаю, что в России практикуется такая поебота. Но в Германии? Великой стране, у-у. Где всё для людей, всё заебись и хорошо? – Пиздец. Когда Рут начала зашивать разрез, я облегчённо выдохнул. Сейчас, пять минут подождать, и будет нормально. Меня не то чтобы по жести крыло, но стоял я уже с трудом и хотелось уйти отсюда поскорее. Ну или хотя бы чтобы вот это исчезло, я просто убрался в операционной и вернулся в свой любимый стационар. Когда собаку унесли, Рут ушла разговаривать с хозяевами, а Эрнст вскоре вернулся сюда. И надо же, он даже принёс мне бутылку с водой. – Как самочувствие? – Нормально. – Привыкнешь. Я даже удивился немного. Ого, меня успокаивают? А я думал, меня сейчас задрочат, типа "Ха, лох ебаный, собаку при нём стерилизуют, а он падать начинает". Лузер, блять. А тут такое. Как внезапно. Когда Эрнст решил исповедаться, я немного даже забеспокоился. Он нормальный вообще? Хули он со мной разговаривает? – Мне тоже поначалу плохо было. Запах мяса, вид того, как человек роется в кишках животного.. У вас с Рут такая заебатая логика. Человека кроет с вида всей этой хуйни. Одна тупо: "Смотри сюда, видишь? Это анастомозы". И второй такой: "Мне тоже было хуёво, запах мяса, кишки, всё такое". Ебать вас в рот, блять, спасибо, поддержали, успокоили. – Запах? – к счастью, особенно сильно меня смутило только это. – Ты не чуял? – Эрнста это так удивило, что мне даже неловко стало. – Как.. В смысле, разве это должно чем-то пахнуть? Или я чего-то не понимаю? – Всё пахнет, Альбрехт, – Эрнст покачал головой, слабо усмехаясь. – Даже глазные яблоки. Спасибо за информацию. Обдумаю это перед сном. Чем пахнут мои глаза, блять. – По сути, во время выдоха мы должны чуять запах своих лёгких. Но так как мы дышим этим всю жизнь, этот запах просто игнорируется рецепторами. Зато если у человека будет гангрена лёгких, окружающие при его выдохе смогут учуять гнилостный запах. – Блять.. – Не матерись, – меня слабо хлопнули по затылку. – Это плохо.