Keiner von uns

13.03.15, Пятница

– Господи, Ковальский, – прорычал я. – В мире нет ни одного школьника, которому бы на каком-то этапе жизни не казались жизненными песни Бритни Спирс. Хотя бы одна. – Ага, – фыркнул он. – Разбитое стекло, например. Бедняжечка, тебе стыдно за то, что ты сделал? Если ты думаешь, что тебе больно, ты ещё ничего не знаешь. До меня не скоро дошло, что это отсылочка на наши отношения с Сением, и я про себя выругался. А я только успокоился, и опять разговоры о нём, ну ёб твою мать, а. Они же реально довыёбываются, и когда он вернётся, я побегу к нему, как тупая пизда. Они этого хотят, я так понимаю, да? Потому что они на верном пути к такому раскладу. Просто это странно. Ковальский такой мудак, блять. Сам так впрягался, чтобы нас развести, и тут, значит, песни какие-то уёбские распевает. – Это того стоило? Она была всем, что ты искал, чтобы почувствовать себя мужчиной? Господи. Хватит налеплять на наши отношения свои ущербные влажные ярлычки. И на меня в том числе. Мне похуй, алло? И мне не больно. И почти не стыдно. – Я надеюсь, ты понимаешь, что не сможешь вернуться, потому что всё, что мы имели, разлетелось, как разбитое стекло. М-м..? – Ты будешь видеть меня во снах, моё лицо будет преследовать тебя. Я обещаю, ты захочешь, чтобы я вернулась. Когда твоя жизнь разлетится, как разбитое стекло. Только где-то тут я понял, что Ковальский считает это песней, как бы, от лица Сения. И то, что его светлый образ низводили до вот такой хуйни, меня оскорбляло. Слышь, ебать. Он всё ещё мой парень. Ладно, возможно уже бывший, но тем не менее. Мне не нравится, когда о нём говорят, как о какой-то плаксивой хуйне. Только я могу это делать, и то в порыве ярости. И то мне потом стыдно за то, какая я мразь. Ковальскому стыдно? Сильно сомневаюсь. Так что пусть завалит ебало. И так нос не распух обратно и синяк под глазом не сошёл. Сейчас Рита, конечно, привела его в порядок перед концертом, но Ковальский что, думает, я не смогу ещё раз его отпиздить? – Ни одного школьника, говоришь, – подумав немного, протянул Илья. – А ты? – Я не то чтобы увлекался творчеством Бритни, чтобы знать, какая из её песен мне подходит. Опишет мою сложную душевную организацию, так сказать. Ковальский с таким напряжением думал, что у него аж одышка началась. Наверное, он ещё и покраснел, но под марафетом было не видно. – Oops, I did it again, – в конце концов выдал он, и тут же запел, аж пританцовывая и закрыв глаза. – I played with your heart, got lost in the game, oh baby, baby. Oops, you think I'm in love, That I'm sent from above. I'm not that innocent. Английский, фу. Я не так уж и плохо знал его, но из всего сейчас спетого я понял не так уж и много. Можно Ковальский споёт и это на русском? Пусть это будет такой же ущербной перепевкой перевода, но хоть смысл будет ясен. – Понял чуть больше чем дохуя. Но даже гуглить не пришлось – Ковальский учтиво сам всё перевёл. – О, я сделала это снова. Играла с твоим сердцем и потерялась в игре. О, ты думал, я влюблена, что я послана свыше. Я не так невинна. Блять, а. Почему все думают, что я – мне даже думать об этом мерзко – "играл" с ним? Не было ничего такого, блять, идите нахуй. Заебали. – Да, это именно оно самое. – Ну я так и знал. Фу, какая же ты мразь. Вздохнув, Ковальский отпил воды и затянул протяжную "А". Вот почему он не может распеваться только так? Прошёлся бы по всем гласным, а там бы уже его время выступать пришло.. – О, ещё одну хорошую песню вспомнил. Зачем мне розовый слон? Уверенно знаю, вполне, объективно, с любых сторон абсолютно не нужен мне. – Блять, ты заебал. – Да с чего ты взял, что я для тебя это пою? – Ковальский серьёзно оскорбился. – Параноик сраный. Я ра-спе-ва-юсь. Или ты в глубине души признаешь вину и поэтому бредишь? – Ой, завали ебало своё. Сам-то, конечно, ни в чём не виноват, да? – Ой, Артём, – протянул Илья, с важным видом принявшись рассматривать ногти. – Почему ты не уйдёшь, если я так тебя раздражаю? Ты страдаешь от одиночества, да? Хочешь мужского внимания? – Ты где-то здесь мужчину увидел? – осмотревшись, спросил я. – Я, наверное, в глаза порюсь. – Перед тобой сидит. Ты просто сейчас только в глаза пороться и можешь. Но я всегда могу тебе помочь. Ой, как бы ему ответить так остроумненько.. Или слиться и пойти уже отсюда нахер. Как раз прогоняют. Это же намёк был? Ну и всё. – А и правда, чё я с тобой сижу, раз ты такой петух, блять. – Сядь на место, чмо ты ебаное. Я обернулся к нему, очень заинтересованный. Чё сказал, блять? Ты охуел? Тебе ебало сломать, животное? – Вернись, пожалуйста, – исправился Ковальский. – Я не хочу сидеть тут один. Вот с этого и стоило начинать, когда появились мысли о выебонах на меня. Нет, какой же он мерзкий. Точно всеку при первой же возможности, блять. – Ни к чему мне розовый слон, – вскоре снова начал петь Ковальский. – Но жалко его прогнать. И к тому, что всегда мы вдвоём, стала я привыкать.. Я со вздохом отвернулся. Надо было срочно абстрагироваться, так что я начал думать о всякой хуйне. Это же песня тех баб? Вокруг них сейчас такая истерия. Каждая вторая педовка слушает их и выёбывается тем, как ей нравятся их глубокомысленные тексты. Хотя по большей части у них в аудиозаписях только две их песни – Тёплые коты и Формалин. Больше они нихуя не знают, но блять, как же они им нравятся, не ебаться просто. Хуй знает, я вообще не проникся этой поеботой. Ну, Ковальский как-то сказал, что мой мозг заточен только под всякие там "Wir der Nationale Widerstand". Хотя это неправда. Я и нормальные вещи слушаю, не как Арсений (хотя и у него можно найти довольно много хуйни на отвлечённые темы, но тогда он потеряет образ ёбнутого нациста, а нам такое не надо). Ну, что теперь. Не могу понимать псевдодуховные песенки для девочек. Вот это да. Вот это я огорчён. Чё они вообще доебались до слонов и розового. Почему именно слон и почему именно розовый? Рубрика "Важные вопросы". – Тебе не нравятся русскоязычные группы? – видимо, Ковальский расстроился, не заметив реакции. – Хорошо, пойдём по твоему любимому. Мне стало даже немного интересно, что он определяет, как моё любимое, но я изо всех сил старался не подавать виду. Это только раззадорит Ковальского, что мне не нужно от слова совсем. А так, конечно, он меня уже заебал до смерти. Можно он пойдёт по моему любимому и заткнётся нахуй? Он не представляет, как я люблю тишину. Как полюбил её только что. – Mein Herz ist ne Schlachtbank. Brenn alles nieder, wenn du gehst.. Ну.. Не такое уж и любимое. Мы сидели в кабинете Татьяны Викторовны, и, к относительному счастью, одни. Я бы умер, если бы все эти подъёбочки Ковальского ещё кто-то слышал (хотя чё бы они поняли из этого?), но, с другой стороны, я бы не отказался, если бы чьё-нибудь присутствие мешало ему издеваться надо мной. Как же хорошо, что у нас по-прежнему была Рита. – Что-то совсем не испанское вы тут поёте, – заходя в кабинет, протянула она. – Я распеваюсь. Тут не важно, что петь. – Лучше бы текст повторил. А то заволнуешься, забудешь всё в самый важный момент. – Не забуду, – заверил её Ковальский. – Всё будет заебись. У меня иначе быть не может. Можно его кровью вырвет прямо на сцене? Пожалуйста, Боже. Я не так уж и часто тебя о чём-то прошу. – Ну давай, – с вызовом бросила та. – Спой сейчас. Или хотя бы просто зачитай. – Чертовка, – фыркнул Ковальский. – Но ладно. Он тут же потянулся за гитарой, которую принёс из дома и несколько минут назад сидел и настраивал. – Тут будет ёбанный проигрыш.. Ла-ла-ла.. И поехали. Salías del templo un día, Llorona.. Ковальский был единственным человеком у нас в классе, который мог выучить песню на хуй знает как знакомом ему языке в кратчайшие сроки. Конечно, Люба в любой момент могла пояснить ему за произношение, но всё равно это было странной хуйнёй. Хотя когда речь заходила о пении, Ковальский был ебаным сатанистом и не иначе. По другому не объяснить – ни как он может так хорошо петь, ни широкий диапазон голосов, ни его способность повторять текст максимально похоже за исполнителем. В общем-то, последнее меня всегда смущало. То есть, обычно в таких случаях все просто дают рандомный набор звуков, приближенный к тексту песни. Сколько шуток об этом в интернете – охуеть можно. Но вот Ковальский посмотрит на текст, прочитает его, послушает песню пару десятков раз, как он любит, и хоть каверы пилите, но никто вам не скажет, что есть акцент. Говорю же, сатанист. Ещё меня удивляло то, как отлично он успел выучить табулатуру. И вообще всё вместе взятое. То есть, ему надо было петь, на другом языке, ещё и играть на гитаре песню, на запоминание которой у него было меньше недели. Вообще, они с Костей решили играть в четыре руки, но Ковальский взял себе самое сложное – ту часть, где были всякие вот эти прикольчики из мексиканской музыки, типа подёргивания струн и прочего. И ему всё было похуй. Он выучил и текст, и песню, и собирался выступать. И всё ради химии. Которую он и так знает, и контрольные по которой и так бы написал на пятёрки или хотя бы четвёрки. Долбоёб. Продался ни за что. Или повыёбываться перед мексиканками захотелось? Хотя откуда он знал, что тут будут такие. Да и не он ли у нас "не расист, но межрасовых браков быть не должно"? Ну, он говорил что-то такое как-то. Как-то мы обсуждали эту поеботу, и он сказал, что нормально ко всем относится, всё такое, но он бы никогда не связался с девушкой другой национальности и уж тем более расы. И своим теоретическим детям не позволил бы. Вот такие мы не-расисты. Начали с мелодии, закончили какой-то хуетой. Класс. – А ты знаешь, как это всё переводится? – только Ковальский закончил, спросила Рита. – Конечно, я знаю, – фыркнул тот. – Я Любе все мозги вынес, чтобы она перевела мне этот вариант и ещё дохуиллион других. Теперь каждый раз, когда я пишу ей, она сразу узнаёт: "Опять ты со своей Йороной?". У Ковальского тоже бывают вот такие типа "навязчивые состояния". Если он находит что-то, что по каким-то причинам западет ему в душу, то это пиздец, тушите свет. Перелопатит весь интернет, но доебётся до всего. Найдёт каждую мелочь. Когда только время находит, блять. – Я нашёл на одном сайте список всех возможных элементов этой песни. Там такие классные были. Но я постремался самостоятельно набирать те, которые мне понравились, потому что вдруг это грубое нарушение каких-нибудь там традиций-хуиций. И потом какая-нибудь мексиканская деваха позовёт своих друзей и они меня застрелят. Мексиканцы, они же такие. Ни разу не националист~ Вообще, это забавно. Вечер же, небось, и приурочен к какой-нибудь такой хуйне? Типа дружба народов, хуё-моё, блять. И Ковальский тут стоит и такой: "Ух, мексиканцы меня застрелят за не то слово". Хотя насколько глупо полагать, что человека непременно разозлят/расстроят стереотипы о его национальности у других людей? Типа, мы изначально считаем всех ебучими снежинками, которые будут обижаться на всё подряд? Хотя хуй знает. Может все люди в мире такие и есть, и одни только мы, русские, как хуесосы всё воспринимаем? Рита оглядела Ковальского, вскинув одну бровь. – Я куда больше боюсь, что.. Там, в общем, сидит чёрная девушка. И я предполагаю, что она из Африки. Не афроамериканка, а вот прям, – Рита многозначительно покачала головой. – И если будет какой-нибудь номер, связанный с Африкой, я очень боюсь, что это по классике будут какие-нибудь девочки, обмотанные листьями и всем таким. – Ага, а там сидит такая приличная пиздатая деваха, да? И такая просто, – Ковальский закрыл лицо рукой. – У неё вообще очень хорошо подобран образ. И типа. Мы сейчас выставим её народ чмом каким-то, блять. Нормально же называть это народом? – вдруг осеклась Рита. – Я просто не знаю. – Где Арсений, когда он так нужен, – вздохнул Ковальский. – Пояснил бы нам сейчас. И за народы, и за расы, и за культурную. Как там. Там такое слово сложное. Апроприация, да? Жуть, кто это вообще придумал. – А ему тоже такое не нравится, разве? Насколько мне известно.. Хотя стоп. Он ведь против глобализма, так? – Ну, как националист, должен быть. – Значит, у него эта тема не должна возмущения вызывать. Какие сложные связи, Рита. Ты чё делаешь? Как ты вообще это вывела? – Артём, давай, – Ковальский развернулся ко мне. – Ты у нас всё про него знаешь, у него полыхает с этой хуйни? – Я ебу, что ли. Мы как будто только это и обсуждали целыми днями, блять. Говорить же больше не о чём, ну. Да и честно, я даже не до конца понял, о чём именно мы говорим. – Но, вроде, нет. Он вообще относительно спокойный. Хотя бы в сравнении с той же Дашей, которая постоянно выёбывается на братьев с Юга, что они в автобусах пиздят на своём языке, а не на русском. Типа, раз они в России, то пусть говорят по-русски. А то приехали тут, блять. Вот Арсению похуй. Говорят и говорят. Что, блять, едешь в страну – изучай язык до невъебенного уровня? Ну вообще, мне кажется, это немного разные уровни. Типа, Сений как-то уважительно, что ли, относится ко всем. Если это твои культурные обычаи, твой язык, у тебя так принято, то пожалуйста, мы можем как-то уладить проблемы, если они возникнут. Я не лезу к тебе, пока ты не лезешь ко мне, и всем хорошо. Его бесит только если происходят какие-либо столкновения. Вот те же изнасилования немок взять, да, и прочие беспорядки. Когда люди его страны, получается, страдают от рук людей другой. Вот тут уже спокойно сидеть не получается. В общем-то, он и говорил, что национализм очень демонизирован, особенно на пост-советских территориях. Это же не про убить всех не-русских. Это про любовь, ну или хотя бы хоть какое-то уважение к своей стране, народу и культуре. И это нормально, что ты ценишь её больше других и хочешь её сохранения или соблюдения прав для неё, хотя бы на территории своего же, блять, государства. Что-то такое Сений задвигал. Я не очень хорошо его слушал, мда. У меня, наверное, в голове где-то всё же отложилось, что это всё очень и очень плохо. Что Гитлер был националистом, что у-у-у, блять, нельзя быть таким же монстром. Но так я тоже считаю, что это даже логично как-то, что ли. Это как, считай, если бы к тебе в дом кто-то припёрся и начал хуетой страдать. Гостеприимство гостеприимством, но какое-то уважение и гость должен проявлять. А не так, что ты огребаешь за всех, а тебе же потом и предъявляют, что ты хуйло, блять, ебаное, и плохо о гостях заботишься. Ну пиздец. Мда.. Опять. – Ну ладно, – хмыкнул Ковальский. – Давайте я вам перевод расскажу. Чё мне нравится в испанском языке, это что он в рот ебать хотел местоимения. Нахуй. Нахуй местоимения. Окончания глаголов всё скажут. А местоимения нахуй. Я глубоко вздохнул. Когда-нибудь Илья научится пиздеть исключительно по делу, но, наверное, мы не застанем этот момент, потому что потому. – Ну так вот, – обозначил он и всё-таки заиграл. – Как-то ты выходила из храма, Йорона, я увидел тебя, проходя мимо. Как-то ты выходила из храма, Йорона, я увидел тебя, проходя мимо.. Я больше концентрировался на игре на гитаре. В последнее время я часто сидел у Ковальского дома, так что слышал его репетиции, и типа у меня уже была возможность отметить для себя, что это очень красивая песня, что в целом, что без слов. Хоть отдельно записывай и слушай потом, ловя эстетические оргазмы. Надо будет потом спросить у Ковальского, где он достал табулатуру и тоже выучить. Потому что ну это пиздец. Просто охуенно. – Красивая блузка была на тебе, Йорона, ты была словно Дева Мария.. Почему-то больше Ковальский не стал повторять строки, но я даже порадовался. Больше насладимся музыкой. Илья, наверное, и сам хотел послушать, как он играет и всё ли помнит. – Горе мне, Йорона, Йорона.. Йорона, поле из лилий. Те, кто не знают любви, Йорона, не знают, что значит страдать. После этих строк шёл проигрыш, и я аж сощурился от удовольствия. Как же хорошо.. – Я не знаю, какие есть цветы, Йорона, Только цветы с кладбища. Когда их качает ветер, Йорона, кажется, что они плачут. Горе мне, Йорона, Йорона, Йорона, возьми меня к реке. Укрой меня своим шарфом, Йорона, потому что я умираю от холода. Хлопнув по струнам, Ковальский замолчал. – На испанском это всё, конечно, звучит приятнее. Да кто бы сомневался. – Плюс мы с Любой так и не намутили нормальный перевод для.. Строк про цветы. И ещё я сказал "блузка" и "шарф", но на самом деле там какие-то отдельные слова. И типа шарф на самом деле не шарф, а уипель – это блузка с вышивкой там, кружавчиками, что-то такое. Я усмехнулся, представив, как Рита сейчас возмущённо засопит, недовольная пренебрежительным тоном Ковальского. Но это было слишком глупо. – А, – Ковальский вдруг вспомнил смешнявочку. – Мы когда только разбирали текст, я прочитал "уипель" как "хуипель". И Люба такая: "Уипель, блять". У них же эйч не читается, если стоит в начале слова. Ну и забавный факт. Если написать транслитом хуесос, получится "кость" на испанском. Читается как уэсос, конечно, но нас-то это не ебёт. – Классно. – Ещё, – Ковальского опять понесло, – там же много вариантов текста? И там есть один. "Всё, что печаль и не печаль, Йорона, всё печаль для меня. Вчера я плакал, потому что хотел увидеть тебя, а сегодня плачу, потому что увидел". И я просто. Ковальский сжал рубашку у себя на груди, закрыв глаза и стиснув зубы. – Прямо в душу. Или ещё там было. "Я забрался на высочайшую сосну, Йорона, чтобы посмотреть на тебя. Но сосна была молодой и нежной, Йорона, увидев меня плачущим, она разрыдалась". Чего, блять..? – Какая-то криповая хуета, – фыркнула Рита. – Так я понял, прикол в том, что если Йорона тебя увидит, тебе пиздец. И поэтому смотреть на неё ты можешь только оттуда, где она тебя не заметит. А просьба взять к реке вообще жесть романтичная, потому что. Ну, это же типа водный призрак. Или как это называют. – А, и типа она утопит тебя нахер? – Ну вообще, она утопила своих детей, считается. Поэтому, я думаю, что да. Она, по поверьям, и бродит возле рек. И плачет типа "¿Dónde están mis hijos?". Мы с Ритой устало переглянулись. Ковальский, вроде, нас рассорил, но вот эти его приколы позволяют поддерживать хоть какую-то связь. Да, я сейчас о переглядываниях, но хоть что-то же. – "Где мои дети?", – всё-таки решил перевести Ковальский. – По логике, она должна топить всех, кто ей попадается. Я так думаю. Охуеть романтично. – Пиздец. – Да наверняка это сказка, чтобы пиздюки не бегали к водоёмам по ночам. Я читал, кстати, что банши придумали, знаете, как. Ну, есть теория, что на самом деле, это придумывали матери, чтобы спокойно ебаться с мужьями, пока пиздюки спят, и чтобы те их не доёбывали. Слышите крики? Это банши. А это, на самом деле, мать. С отцом там, – Ковальский мотнул головой. – Дела плохие делают в спальне. – Какого хуя, – нахмурившись, протянула Рита. – Вот так. – А мы не опоздаем? – вдруг заволновался я, внезапно осознав, что мы наверняка проебали кучу времени на все эти наши разговоры и песни. – Я попросила Оксану написать мне, когда придёт очередь девочки перед Ковальским, – Рита проверила телефон и быстро убрала его обратно в карман юбки. – Она не писала. – Вдруг забыла? – Ой, ну ладно, паникёр ты наш, – довольно улыбаясь, Ковальский встал и потянулся. – Пойдёмте. Посмотрим хоть, что там ещё будет. Не оскорбит ли кто-нибудь чёрную деваху. Я не хотел никуда идти по очевидным причинам, но сидеть тут одному тоже не хотелось, да и я хотел послушать Ковальского. Что я там не слышал, но всё же. Так что, захватив вторую гитару, я быстро нашёл на столе ключи от кабинета и так же пошёл на выход. Про себя напевая эту Йорону. Пиздатая хуйня, что ни говори. С Костей мы встретились в коридоре возле актового зала – он разговаривал с какой-то девочкой из студсовета. Было не очень вмешиваться, но он сам протянул руку, когда мы подошли ближе, так что я просто передал гитару ему. Ковальский пытался подбить на это меня, чтобы я играл с ним на сцене, но я не хотел участвовать в этой поеботе, так что отказался. Во-первых, пошли они все нахуй в принципе. Во-вторых, я не собираюсь приобщаться к таким вот действам. Мне бы было неприятно, если бы я приехал в какую-нибудь Мексику по обмену, или как там, там пошёл в школу к пиздюкам, которые русских в глаза в жизни не видели, но которые при этом пытались бы петь что-то на этом языке. Вы чё, ёбнутые? Идите уроки делайте, бля. Праздник долбоебизма, короче. Другого названия не придумаешь. – Куда пойдём? – когда Ковальский слинял за сцену, спросила Рита. – Ну, куда-нибудь в тот район. Разве мы не должны найти Кирилла? – Кто такой Кирилл? – Друган Ковальского. – А, тот самый его друган, – Рита кивнула головой. – Он что, здесь? – Как неофициальный сопроводитель иностранных студентов. Вроде. По крайней мере, Илья заикался о чём-то подобном. Я помню. Вроде. – Ну, тогда он где-то в районе тех самых иностранных студентов? Где-то там? Я обернулся в сторону, куда указывала Рита. В принципе, их было не трудно заметить. Их всех усадили рядом, на одном ряду, и благодаря нескольким темнокожим ребятам, их было легко найти в толпе. Ещё бы не было. – Ты знаешь, как он выглядит? – рассматривая их, спросила Рита. – Нет. Мы и виделись-то один раз, если я ничего не путаю. Тот самый раз, когда он в кафе к нам подкатил. И что мы должны были запомнить. Я тогда его вообще даже не рассматривал. Так что в душе не ебу, как он выглядит. – По-моему, там его нет. – Ну и хуй с ним. Ковальский его потом найдёт, если надо будет. – Ага. Забившись на задние ряды, мы даже нашли пару свободных мест, ещё и соседних. Редкостное везение. – Нахуя мы так рано пришли. – Чтобы ты громко матерился и бесил всех окружающих, – Рита выразительно меня оглядела. – Я даже не хочу это смотреть и воспринимать. – Не смотри и не воспринимай. У неё всё так просто, пиздец. – Блять, можно Ковальский выступит и мы пойдём домой? – Угомонись, а. Уже даже поныть нельзя. Пиздец, где Арсений. Он хоть и агрился, но хотя бы выговориться можно было. К счастью, ждать пришлось недолго. Пока объявляли выступающего, несколько человек быстро вынесли два стула и принялись устанавливать микрофоны. Закончили они с этим на удивление быстро, и совсем скоро на сцене показался Ковальский. Довольный до ужасного. Я даже испугался немного – если он будет петь с такой же глупой улыбкой на лице, будет не круто. Не знаю, почему я волновался, на самом деле. Как будто это я там был, а не он. Или это предчувствие, что это животное что-нибудь вытворит напоследок..? Но было очень неприятно. Всё же, когда Ковальский заиграл, выражение лица у него быстро стало нормальным. Я продолжал внимательно следить за ним, постоянно придумывая всякую хрень. Что проигрыш такой длинный не потому, что он таким и должен быть, а потому, что Ковальский забыл текст, или там ещё что-нибудь. И даже то, что сам Ковальский выглядел спокойным, меня никак не утешало. Паникёр, и правда, блять. – Salías del templo un día, Llorona.. Рита аж вздохнула, а я просто про себя охренел с того, какой баритон он вдруг включил. Он охуел, что ли? Хочет потоп тут устроить? Тут восьмиклассниц и девок старше больше, чем дохуя, он бы думал, хоть немного прежде чем начинать такое? – Сейчас мы все тут утонем нахрен, – прошептала Рита, склонившись ко мне поближе. – Ну, блять. Когда он пел в кабинете у ТВхи, тренируясь, у него был совсем другой голос. Он чё творит-то? Почему-то я вдруг и только сейчас вспомнил, что Ковальский уже напевал эту песню, ещё и где-то в начале года, когда рассказывал нам про фильм об этой.. Как её. Мексиканской художнице. Имя вылетело из головы, ну и похуй. Хотя, кажется, в тот раз Ковальский пел под немного другой мотив и с другой расстановкой интонации, но эта версия мне нравилась даже больше (ну хули, когда так голос ломают, чего и не нравиться). Она была как-то поспокойнее и как-то повыше, что ли. Слушаешь и прям чувствуешь, что приобщаешься к прекрасному. Ковальский ещё с такой грустью пел. Даже забывать начинаешь, какая перед тобой мразота сидит. Как плохой человек может петь такие прекрасные песни, ещё и с выражением вселенской грусти на лице. А вот. Наверное, сказывался так же и темп. Может, громкость – Ковальский пел чуть тихо, хотя к концу песни, намеренно или нет, но начал немного завышать звучание. Но это хотя бы смотрелось (звучало..?) гармонично, а не так, что ты от порыва чувств завываешь, как собака какая-то. Он ещё так трогательно тянул имя Йороны. Короче, мда. Отношение с восьмиклассницами у Ковальского теперь явно прокачаются. К нему и так какие-то пятиклассницы клеились в начале февраля, а сейчас так вообще вся школа за ним бегать начнёт. Допелся, ёб твою мать. * – Бля, шея теперь болит, – трогая себя за то самое, жалобно протянул Ковальский. – Что-то я перегрузил свои голосовые связочки, однако. – Когда ты там успел-то, блять? – фыркнула Рита. – Ты не пел ничего тяжёлого. – Я вкладывал душу, – заспорил Ковальский. – И теперь мне больно. – Потому что у тебя нет души? – Ой, отстань, а. Кирилл странно нас оглядел и на секунду мне даже стало стыдно за то, что мы такие уроды. Но я быстро сказал себе даже не думать над этим и что это он дурак, а не мы. На самом деле, корректнее было называть его нормальным человеком, но нет. Он дебил. Не понимает, как можно хуесосить своих друзей и всё такое. Ковальский говорил, что ему кажутся очень странными наши отношения. Ну а мы считаем его дебилом в ответку. Не, ну что это за дружба такая, когда вы не хуесосите друг друга? Никогда с таким не встречался. У Кирилла, наверное, просто друзей нет, вот и строит из себя хуйню какую-то. Или он аниме насмотрелся, потому и романтик такой. "Юноша пылкий со взором горящим", как Арсений говорил. – Бля, а девка из Африки была огонь. – Иди подойди к ней, – быстро предложила Рита. – Вот на чём, на чём, а на африканском я и слова не скажу. Или какой у них там язык? – Смотря откуда она, – хмыкнул Кирилл. – Конго, Алжир или Мали, или ещё откуда-нибудь. У нас студенты из многих стран. Я аж нахмурился. Он вот как будто лично их принимал. Или толкал реформу, чтобы студенты из Африки получали плюшки при поступлении или что-нибудь такое. Не, ну он так умно это задвинул сейчас. И немного даже гордо. Ты кто такой, бля..? – Нахуя ты это знаешь? – я просто не удержался. – Я типа, – он аж замялся. – Провожу опросы у нас в универе и часто общаюсь со студентами-иностранцами. Да и местными тоже.. Повернувшись к Ковальскому, он договорил: – В общем, есть возможность, что она говорит по-французски. – Ну да, который я тоже не знаю, – фыркнул тот. – В любом случае, похуй. Я бы всё равно не стал к ней подходить. – С чего ты вообще взял, что она из Африки? – Кстати, ты разве их не знаешь? Кажется, мы с Ритой можем тупо уйти и они не заметят. Ковальский такой молодец, конечно. Окружил себя симпотными парнями и сидит, довольный. Мразь ебаная. – По именам и откуда они, я явно не сориентирую. – Ну-ка пошли искать их. А то вдруг до них доебались какие-нибудь школьники, надо их спасать. – Ты собрался с ней разговаривать? – осторожно уточнил Кирилл, аж занервничав. – Да не буду я ни с кем разговаривать. Мы просто их найдём. Вообще, ты разве их не сопровождаешь? – Я привёз их сюда, удостоверился, что они доберутся обратно и. Делаю, что хочу. Хм, он, наверное, какой-то важный хуй у них в универе. Хотя бы относительно. Но раз уж ему такие штуки доверяют. – Ай, да хуй с тобой. Ковальский резво ускакал один, быстро пропав в толпе, а мы втроём так и остались залипать тут. В неловкой тишине, ага.. – И чё, – всё же, мне хотелось доебаться, – о чём ты опрашиваешь иностранных студентов? – Ну, как им здесь у нас. Есть ли какие-то проблемы при общении с другими людьми. Горожанами, студентами или преподавателями. – Я слышала, их хуесосят потому, что им все плюшки ни за что падают. Типа, места в универе, лучшие комнаты в общаге, благосклонность преподавателей. – Ну.. – Кирилл отвёл глаза в сторону. – Да. Это главные проблемы в отношениях к ним у студентов. Ещё бы, блять. Немного несправедливо, окей? Что какие-то там приезжие тусуют в лучших комнатах, а вы соседствуете с тараканами. А если вы хотите жить в человеческих условиях, то платите деньги. А им за просто так. Просто за то, что они приехали хуй знает откуда. Классно. Видел девку, которая задвигала, что это нормально. Ну конечно, ей-то легко пиздеть, она даже не в России жила. И то, по-моему, ей было не по деньгам снимать нормальную комнату в общежитии у себя там, где она жила, в Англии или хуй её знает. Короче, ёбнутая. Даже не помню, какие аргументы у неё были. Поискать тот срач, что ли? Или с Кириллом за это попиздеть? Он-то тоже наверняка считает, что это нормально, м? Мне даже стало интересно, как бы на эти наши разговоры отреагировал Арсений. Ладно, ладно. Он бы скорее нам ушатал за то, что мы так о нём шутим. Типа, "Гы, гы, Арсений расист, "Россия для русских", ы-ы, Гитлер". Хотя он говорил, что его напрягает политика вузов. Но типа какое ему вообще дело, если он даже учиться здесь не будет. А с другой стороны глупо игнорировать относительно важную проблему только потому, что тебя она не касается. Ну, в общем, он так и не определился, как относиться к этому. Это забавно, на самом деле. Типа он.. Ну, я иногда шучу про себя, что хотя он и вырос в семье, где все придерживаются конкретных взглядов, иногда его всё равно ломает и уносит в сторону защиты прав угнетённых. Типа, у-у, чё, на подсознательном бунтовать хочется, влево склоняться, да-да? Но ладно, не смешно. У человека проблемы, а я тут шутки несмешные шучу. – Мне неловко. – Почему. – Ты выглядишь, как человек, который бы наехал на меня за то, что я не осуждаю такое. – Ну я могу, – согласился я. – Но мне похуй. Не, ладно, моя бы воля, я был сделал одинаковый конкурс вообще для всех и одинаковые условия для получения мест в общаге. Но кто когда спрашивал мнение ебучего школьника из Сибири, так что. Принимаем факт, что никто не равен, никто не равнее. Я всё равно ничего не изменю, и смысл быковать на людей. Которые, более того, к этому всему никакого дела не имеют. – Слава богу, – вздохнул Кирилл, и я аж поморщился. Студент хуй знает какого курса ссытся от мысли, что на него наедет школьник. Вот это да, блять. Ты точно парень? Или очень маскулинная девочка? На гормонах со скольки лет сидишь? Мама знает? Но кадык, вроде, есть, и чё я доебался. А чё он ведёт себя как чмо опущенное? Слышь, блять? Поясни. – Тут можно покурить где-нибудь? – О, – я сразу заинтересовался. – Рита, постоишь тут? – Ага. Мы придём к вам потом. – Заебись, – протянул я, уже направляясь в сторону выхода. Кирилл, поправляя чехол с гитарой Ковальского, направился за мной, молча и даже не выбиваясь вперёд. И даже не равняясь со мной – он тупо тащился где-то сзади. Чмошка, блять, какой пиздец.. Я даже не верил (окончательно перестал), что этот человек въебал Ковальскому. Типа, он так себя ведёт сейчас, да он же должен был подумать что-нибудь вроде "Бля, меня парень з а с о с а л. Я не гей, как бы, мне девушки всю жизнь нравились. Ну. Ладно. Не бить же его, не отталкивать. Да чё, потерплю. Вроде, когда в жопу ебут, ничё так, приятно". Типичный фанфик, короче. А он ему въебал. Для понимая моего удивления: в мире очень мало людей, которые въёбывали Ковальскому. Если ты пропишешь ему, у тебя автоматом появится несколько проблем в лице Елисеева, того уёбища, уже забыл, как его зовут, но он типа крышует Ковальского по дружбе старой. И ещё пары его братанов, которые за него горой, у, бля. Короче, у него типа статус неприкосновенности везде. В любом районе города. Никто не смеет его трогать. Только если ты отбился или хочешь проблем. В итоге, кто бил ему ебало. Я. Имею на это право, как объект его воздыхания. Арсений. Имеет на это право как.. Не знаю, кто, но предположим, Ковальский и правда считает его за друга. Ну или благодарен ему за спасение, хуй знает, как бы. Были две девушки, по-моему, которые ему прописывали, и которым ничего за это не было. И вот Кирилл. Он и не понимает, наверное, как ему повезло? Ну, обычно такие вот мальчики как-то не в курсах, что вообще в городе происходит. Живут в своём центре ебучем, ну или учатся там – иногда этого достаточно, чтобы считать, что ты выше всех этих разборок и прочего. Типа, фу, плебеи. Чёт срутся там, брат за брата, стрелы какие-то устраивают, Самолёт против Парижа, восьмая гимназия против четвёртой школы, пятьдесят третья школа против тридцать второй, у, блять. А они в центре, им похуй. Их все эти проблемы низов не касаются. Ладно, блять, чё я разошёлся. Сейчас окажется, что Кирилл из какой-нибудь деревни, как Арсений, который чисто из-за географического расположения не ебал, что творится. Хотя даже Сений шарил за некоторые вещи. Что тридцать вторая отбитая наглухо и всё такое. Ну вот, теперь интересно, откуда у него была эта информация, если он ни с кем не общался и из дома выходил пару раз в год, если повезёт. Ой, блять. Поговорить бы с ним ещё хотя бы раз, а там уже доёбываться до всякой хуйни. Кирилл (нет, я не забыл, что он был рядом) заговорил, только когда мы оба прикурили. – А где ваш четвёртый друг. – Арсений? – уточнил я, но Кирилл пожал плечами. – Похуй, наверное, ты про него. В Германию уехал. – Зачем. – Да так. У него дядя там. И мать отправила его к нему. Его не спрашивали, я так понял. Исповедаться бы. Но я сам не особо понимаю, что произошло. Типа, это связано со мной? Арсений реально настолько приуныл, что Силке отправила его к Отто, чтобы тот ему мозги на место поставил. Чё, блять. Это точно так было? Надо узнать сперва. А не у кого. Проблема, получается. – Его дядя в Германии живёт? – уточнил Кирилл. – Ну, они немцы. Его мать немка, просто свалила сюда от родственников и тут залетела от какого-то мудака. – Увлекательно, – Кирилл вскинул брови, качая головой. – И что, он больше не вернётся? – А тебе что-то надо от него? – сразу заинтересовался я. – Нет. Просто спрашиваю. "Просто спрашиваю". Слышь, блять. Я за тобой слежу, понял? – Ковальский что-то говорил про него? – меня слишком волновал этот вопрос. – Нет. Он вообще про вас редко вспоминает. Да? Забавно. А я думал, он только про нас пиздеть и может. Ну, типа, кто у него ещё есть, кроме нас. Ну да, куча знакомых и всратых историй обо всех и всём.. Но чё как вообще, насколько они с Кириллом близки в этом плане. Часто Ковальский что-то ему рассказывает? – А про кого вспоминает? – Мы не так много общались на сторонние темы, – тот аж нахмурился. Как будто сожалеет об этом или чё. – Ты его избегаешь? – Да нет. Он перестал ко мне лезть, так что всё хорошо. Пхех, как быстро понял, о чём я. – Но на сторонние темы вы всё равно не общаетесь? – Мне просто неловко. Может, не стоило его бить тогда. – Не-не, стоило, – у меня сразу пригорело. – Всё правильно сделал. Слова он не понимает. Или решил бы, что ты ломаешься или цену себе набиваешь. Надо сразу и чётко доносить. Мне, блять, неприятно, иди клейся к кому-нибудь другому. Реально, Кирилл хоть и был старше нас, но вёл себя, как восьмиклассница. У-у, я втащил парню, когда он приставал ко мне, у-у, может, не стоило. Нихуя себе, блять, у него понятия. А что надо было, устроить ему сеанс психоанализа? Порыться у него в детстве, попытаться найти причину такого его поведения? Ну да, блять. Ты, случайно, не на психолога учишься? В своём ТГУ дырявом. – Но он обиделся, кажется. – Ну лучше уж в жопу дать, чем человека обидеть, да? Кирилл поморщился, недовольно выдыхая. – Ага, – протянул я. – А вообще, у него ломается мировоззрение, когда ему кто-то не даёт. Обычно все его друзья только рады бы с ним потрахаться. Ну или их можно как-то подвести к этому. А тут какой-то парень ему ебало бьёт при попытке поцеловать. Вот пиздец. – Он вам рассказывал? – Кирилла это прям впечатлило. Бедный мальчик. Не знает, что люди разговаривают друг с другом, общаются там, всё такое? Что Ковальский обычно нас в курсе и не такого держит? – Ну да? Это странно? – А кто ещё об этом знает? – Ну, наверное, мы двое. Может, Арсений ещё в курсе, я не знаю. – Хотя бы так, – вздохнул тот. – Чё, не хочешь гомофобом прослыть, м, сука? Свинья нетолерантная. За ориентацию поясни. И больше мы с Кириллом не виделись. Шучу, ладно. Просто было бы забавно, если бы после этого нашего перекура был чёрный экран с такой вот фразой. Или что-нибудь в духе "Больше Артём с Кириллом не курили". Эх, юмор. – Просто это стрёмно. – Да хуй с ним. Вообще, он просто неправильно тебя понял. Обычно к нему все подходят познакомиться из.. Ну. Не тех соображений, что ебать, у тебя классный голос. Он подумал, что ты тоже из этих. Я уж не стал говорить ему, что Ковальский с тех самых пор запланировал выебать его. А то Кирилл этого не переживёт, а Ковальский мне потом ебало сломает за то, что я их дружбу разрушил. – Вот они. Заслышав голос Ковальского, я обернулся. Они с Ритой и ещё несколькими людьми шли к нам, и если сперва я ничего не заподозрил, то потом, приглядевшись, понял, что они, видимо, увели половину иностранных гостей с собой. По крайней мере, две темнокожие дамы меня немного смущали. А двух белых ребят я не знал, почему исключал вероятность, что они из нашей школы, и типа. Ковальский, блядь ты ебаная. Опять общаться лезешь ко всем подряд. Я не то чтобы против, но если он агрессивно это делал? Ой, бля, какой я заботливый. – Вы чё наделали? – когда они подошли к нам, спросил я. – Что начинается. Это Кадидия, Асунсьон, Цирилл и Ягода. Мы предложили им потусить с нами, они согласились. Я переглянулся с Кириллом, который, вздохнув, обратился к чёрной девахе. Которая первая. Которая была чернее второй чёрной девахи. Полагается, она прям вот из Африки. Откуда-то из тех земель, да? Простите, мы тут в Сибири до сих пор дружно охуеваем, когда видим темнокожего. И ладно, студенты того же ТГУ, привыкли уже, наверное. Но вдали от центра увидеть кого-то вот такого – это пиздец. Мы не виноваты. География не располагает. Я так и не понял, что он ей сказал, но дама прям так резво с ним разговорилась, просто пиздец. Вроде как, это был французский? Я не ебал. Мне и было похуй. Докурив, я скинул бычок на землю, после чего потушил его ногой. Тут же вспомнил, что при гостях так себя не ведут, но, посмотрев на них, не заметил какого-либо удивления и сразу успокоился. Хуй знает, может, у них это тоже нормально. Или они за время жизни здесь уже привыкли. Не первую неделю в России же, да? – Ты знаешь французский? – спросил я, только Кирилл с дамой завалились. Я так и не смог понять, кто она – Кадидия или Асунсьон. Это разве не столица какой-то там страны в Южной Америке..? Типа, это нормально вообще? – Ну. Я учусь на ин-язе и учу французский. Я даже слегка опешил. И чё он тогда с Ковальским поебаться не может? Парень с ин-яза и дохуя натурал? Охуеть, спешите видеть. Ещё и французский выбрал. Вообще не понимаю, что у него за проблемы. – Какие ещё знаешь? – Польский. Учил, когда учился на журфаке.. Ебать он этот.. Ветеран. Везде побывать успел. И на журналистике, и на ин-язе. Выбирает какую-то хуйню постоянно, правда. Но что поделать. Видимо, судьба у него такая. – Ну, английский все знают, это не круто, – продолжал он. – Ну, и сейчас у нас идут курсы дополнительного языка, я взял итальянский. – И ты мне не рассказал? – Рита возмущённо уставилась на Ковальского. – Кирилл, расскажи ей, как у вас там вещи происходят. Тот вздохнул, готовясь к грандиозному рассказу. – В общем, это оплачиваемые курсы, но у нас постоянно случается какая-то хрень и занятия отменяются. За два года мы от силы раза три или четыре собирались. Жалобы не работают, хотя мы все уже заплатили за это. Но хотя бы нам дадут бумажку о пройденном курсе. А за знания мы отвечаем сами, по итогу. Я и пытаюсь изучать самостоятельно. Но я в своих силах не уверен. Рита подуспокоилась, хотя, мне казалось, что она в любом случае не стала бы просить Кирилла о помощи с изучением этого ебучего итальянского. Слишком гордая. Чтобы она просила кого-то о помощи – это ебать событие. Ладно ещё, я или Ковальский. Ну Арсений ещё пару раз был удостоен, насколько мне известно. Но не больше. – В общем, у нас только понты разводят, а на деле, – Кирилл покачал головой. – Система гнилая. У-у-у, блять, какие слова знаем. – Ладно, ладно, гнилая система в ТГУ, но мы забыли про наших друзей. Ковальский чуть ли не прыгал от радости. И что ему так прибило? – Кадидия из Мали, – он указал на девушку, с которой говорил Кирилл, и я даже вспомнил его слова насчёт вероятности, что она говорит на французском. Видимо, не проебался парень. Мне даже жаль её стало. У них там, наверное, круглый год жара, как у нас пару самых жаркий дней в июле, да? Тяжело ей тут? И чё она тут забыла. Пошутить бы, что у нас тут хотя бы вода есть, но это ужасно, грубо и вообще, Артём, заткнись. Белый угнетатель. – Это Марита Асунсьон. Из Венесуэлы. Ага. Понятно. – И братья-славяне, Цирилл и Ягода. Из Польши. Мы уже забились забухать, так что ничего не знаю, вы идёте с нами. Ковальского надо в дипломаты, чтобы международную эту хуйню решал. Войн бы нахуй не было. Тупо ни одной больше войны. Никогда. Потому что все внезапно решили забухать и как-то проблема сама собой решилась, претензии исчезли и вообще всё заебись. Не в своё время ты родился, Илья, не в своё. – Изучим культуру друг другу до самого конца, так сказать. Польские ребята недоумённо переглянулись, явно что-то заподозрив, а чёрная деваха, усмехнувшись, покачала головой только после того, как Кирилл перевёл ей сказанное. Так я понял, по крайней мере. Ну, там было что-то про культуру, так что допустим.