Там и тогда, посреди гудящей цивилизации в разгар рабочего сумасшествия
13 мая 2018 г. в 19:44
У Хосока не так-то много вариантов узнать, где и кем работает Тэхён. Понятно, что он медик, но госпиталей и больниц в Сеуле много, и, разве что, пешком все обойти. Интуиция — штука хрупкая, сложная, но никогда Хосока не подводила, иначе не стал бы он столь успешен в индустрии, которая занимается прощупыванием наиболее результативных вариантов ловли удачи за хвост. И он находит Тэхёна, так и не начав искать: за окном крохотной кафешки на три-четыре столика, задумчиво дожевывающим пухлый, посыпанный сахарной пудрой пирожок.
— Хочется отмотать жизнь на полпирожка назад, — делится с ним Тэ, совсем не удивляясь, когда Хосок садится к нему за столик, и поглаживает чрезмерно сытый живот.
У Тэхёна сахарная пудра в уголках губ, ее хочется слизать и разбавить собой приторную сладость, но Хосок просто смотрит на Тэ внимательно и хрипло заявляет:
— Я хочу тебя в своей жизни.
И Тэ опять не удивляется, только фыркает с радостной улыбкой:
— Аналогично.
Вот так вот. Аналогично. И все.
Тэхён как Марсианский сфинкс: смотришь на него и не понимаешь: то ли перед тобой брат по разуму, то ли результат творения воды, марсианского ветра и его, хосочьего, собственного воображения. И Хосок уже морально готов снарядить марсоход и исследовать это, то появляющееся, то исчезающее завораживающее великолепие, но не решается — а вдруг при ближайшем рассмотрении он окажется иллюзией? А вдруг, если станешь слишком пристально вглядываться, этот Марсианский сфинкс начнет вглядываться в тебя. И что он там увидит? Это пугает.
Но Тэ заявляется в центр жизни Хосока сам, однажды, просто поднимаясь на лифте на сто восемнадцатый этаж. Он доходит до офиса, обрастая по дороге друзьями с какой-то световой скоростью: еще шеф не знает о визите странного посетителя, а уже Намджун, местный гений статистик и измерений, выбивающий по телефону лакомую ямку в сетке вещания для нового ролика, делит с Тэхёном теплую подтаявшую шоколадку, а Чимин, вообще-то, направленный в галерею на сходку дизайнеров, ржет с Тэхёном над последними селками знаменитостей в инстаграме.
Ситуация в офисе как раз на пике накала. Чон Хосок встречает Тэхёна на пороге не без волнения во взгляде, пропускает его в свой кабинет, оборачивается, впившись взглядом в секретаря Чонгука, и абсолютно ровным безоттеночным голосом произносит:
— У меня такое чувство, будто мы можем потерять этот контракт. По вине секретаря Чонгука.
У Чонгука краска сходит с лица с такой скоростью, будто кто-то выдергивает пробку и выпускает из него всю кровь вместе с остальной жидкостью в организме.
— Я… — шепчет он сухими непослушными губами.
Хосок склоняет голову набок.
— У тебя есть полчаса, чтобы убедить меня в обратном, — бросает он холодно и входит в кабинет, закрывая за собой дверь.
— Ебать, ты охуенный! — тут же слышит он горячий влажный шепот над своим правым ухом, и тонкие пальцы Тэхёна вплетаются в его волосы на затылке. — Ого! Даже меня проняло!
Хосок оборачивается, ловя на себе черный с поволокой взгляд, и буквально физически ощущает, как его втягивают, завораживая, эти растянутые в улыбке губы.
Надменный холодный жесткий Чон Хосок расходится большими крупными трещинами и осыпается как сахарное стекло, оплавляясь по краям.
Тэхён делает его мягким пластилином.
И хорошо, что Хосок ничего не знает о законах палатализации, потому что то, что с ним происходит, по-другому и не назовешь: он тотально упрощается и смягчается под влиянием низкого ласкового басистого голоса Тэхёна.
Он впервые целует его жадно и собственнически, и Тэхёну это нравится до дрожи в коленях: он тяжело и прерывисто дышит, оглаживает хосоковы щеки, теребит волосы и нацеловывает кромку верхней губы, слизывая языком вязкое напряжение.