Здесь и сейчас, в вечерних сумерках душной прихожей
13 мая 2018 г. в 19:49
К утру на столе перед Хосоком лежит белый листок с кучей важной и неважной информации — всем, что смог найти расторопный помощник о Ким Тэхёне, кардиохирурге, гордости местного госпиталя.
Хосок мечется по строчкам, вчитывается в список профессиональных достижений: награда мэра, награда правительства, награда международного сообщества…
И в конце длинного списка натыкается на коротенькую строчку: «Ким Тэхён. Не женат. Воспитывает сына».
Сына?
И впервые в жизни Хосок ищет Тэхёна. И ему приходится поискать, потому что в микрорайоне, где он живет, дома похожи друг на друга как братья-близнецы, и найти тот, в котором его Тэхён «воспитывает сына», кажется чем-то нереальным. И все-таки он находит. И долго ждет у двери, пытаясь справиться с дыханием, не решаясь нажать кнопку звонка.
Тэхён открывает дверь не сразу: сначала в глубине квартиры слышится громкий разговор, хохот, а потом шаркающие шаги. Тэхён в пижаме, у него челка собрана в пучок на лбу, а через плечо перекинуто полотенце, о которое он вытирает свои тонкие красивые пальцы. Он не отступает, не приглашает Хосока войти, а лишь выходит на лестничную площадку и неплотно прикрывает за собой дверь.
— Я больше не скучаю! — в рваном порыве шипит Хосок, хватая его за мягкий воротник пижамы. — Я не скучаю. И не тоскую. И не люблю. Я пришел, чтобы сказать тебе это!
Хосок выпаливает сразу всю свою боль, всю свою тоску, выплевывает их в лицо Тэхёна порциями и смотрит. И ждет.
— А я скучаю, — просто отвечает Тэхён. — Очень скучаю по тебе. Каждый день.
И в этот момент Хосок ломается заново, по только что сросшемуся, по живому. Ломается тонкий, едва затянувшийся ледок, и его крошит хлынувшая из-под него на щеки талая вода слез.
В маленькой кухне тэхёновой квартиры душновато от кипящего на плите супа. Хосок, все еще болезненно заплаканный, сидит на мягком табурете и сжимает в руках стакан с водой, разглядывая исподлобья плавные движения Тэхёна, что-то помешивающего в кастрюле.
— Ты будешь ужинать? — спрашивает он и оборачивается, и пижама на его широкой спине натягивается, высвечивая гладкие упругие мышцы.
Хосок кивает, а ему очень хочется дотронуться до такого Тэхёна, провести руками по его предплечьям, легонько сжать их, чтобы знать, что этот Марсианский сфинкс настоящий и не исчезнет под другим углом зрения.
В коридоре раздаются шлепающие шаги, и на пороге появляется взъерошенный мальчишка лет шести, в такой же точно пижаме и с такой же точно челкой-пальмочкой на лбу.
— Знакомься, Минни, — кивает Тэхён, а сам сканирует выражение лица Хосока, будто контролируя его реакции. — Этого хёна зовут Хосок.
Мальчишка забирается на табурет, аккуратно разглаживает салфетку на столе и вежливо кивает.
— К нам так поздно никогда еще никто не приходил, — заявляет он чуток басовито и важно. — Папа говорит, что это неприлично.
Тэхён давится смешком и гладит сына по голове.
— Все правильно, Минни, но хён приехал издалека, и мы давно не виделись, поэтому мы простим его за такой поздний визит, правда?
Хосок краснеет, бледнеет, утыкается взглядом в тарелку с супом и не знает, что сказать, а в висках пульсирует на повторе выведенное мальчишеским голосом «поздно» — «поздно» — «поздно».
Раздается телефонный звонок, и Тэхён выходит в прихожую, а Минни продолжает рассматривать Хосока со всей непосредственностью своего возраста.
— Ты из Сеула, хён? — озадаченно спрашивает он.
— Точно, — Хосок немного расслабляется под доброжелательным взглядом мальчишки. — Как ты догадался?
— У нас в таком не ходят, — тычет Минни пальцем в растянутую дизайнерскую хламиду на Хосоке. И добавляет: — Я первый в рейтинге класса по математике!
— Ого! — шутливо восторгается Хосок. — Это круто вообще-то! А по остальным предметам?
Минни опускает глаза в тарелку и сопит, что-то соображая своими шестилетними мозгами. Видимо, математика — это все, чем ему есть похвалиться.
Тэхён возвращается встревоженным. Он садится на табурет, и по нему заметно, что он о чем-то напряженно думает, листая в телефоне ленту контактов.
— Нуна заболела? — интересуется Минни, заглядывая в телефон.
— Да, к сожалению, — кивает Тэхён, а Хосок кладет на стол ложку и прячет руки в карманы, пытаясь унять странную дрожь в пальцах: его плавит от такого Тэхёна, размазывает по стенкам этой маленькой душной кухни, и он не может совладать с собой.
— Проблемы? — хрипло спрашивает он.
— Няня Минни заболела, и некому забрать его завтра из школы, — поясняет Тэхён и ставит перед мальчишкой на стол стакан молока. — А я на работе, у меня операция важная. Ну вот. Думаю, что предпринять.
— Я могу помочь? — Хосок смущается этого порыва, но Тэхён настолько расстроен, что в данную минуту Хосок способен и мир перевернуть, чтобы с этого лба ушла морщина озабоченности.
— Не думаю, — улыбается Тэхён устало. — Чем? Мне нужна нянька, а не гений рекламы.
И смеется.
— Я могу поручить Чонгуку забрать Минни со школы, — вновь предлагает Хосок и снова прячет дрожащие пальцы в карманы. — Ты же знаешь Чонгука, ему можно доверить ребенка.
Минни переводит взгляд от одного мужчины на другого и хлопает ресницами совсем как Тэхён это делал тогда… тогда, когда у Хосока была еще возможность смаковать каждое его движение.
— Чонгуку? — Тэхён все еще не решается, мнется. Но безвыходность ситуации, видимо, подталкивает его к решению. — Ну… я был бы очень благодарен.
Через полчаса оперативный Чонгук уже теребит дверной звонок и возникает на пороге: как всегда, подтянутый, готовый на любые подвиги. Тем более во имя Тэхёна.
— Тэхёни-хён! — восклицает он, обнимая хозяина квартиры, а затем расширившимися от удивления глазами замечает ребенка.
— Чонгук, у нас есть для тебя задание! — провозглашает Хосок.
— Я работаю до двенадцати ночи, так что тебе придется уложить его спать, — поясняет Тэ, вручая Чонгуку листок с адресами и телефонами. — Минни нужно забрать со школы, привезти домой, накормить обедом, а потом отвезти на тренировку по тхэквондо. Это где-то на час. Потом домой. Пусть немного поиграет, и спать в девять тридцать. Только не позже, а то ему послезавтра утром рано вставать: он с классом на выходные едет в лагерь.
Минни кивает на все эти пояснения с важным видом, а потом вспоминает, что не приготовил одежду на завтра, и убегает в комнату.
— Это, правда, твой сын? — спрашивает шепотом Чонгук, а Хосок чувствует, как заливает краской его лицо.
— Конечно, мой, — Тэхён кидает быстрый взгляд на Хосока и поясняет: — У него больше никого нет, кроме меня. Я усыновил его, когда ему был всего годик.
— Ты взял его в детском доме? — впервые решается задать волнующий его вопрос Хосок.
Тэхён отрицательно мотает головой.