Жара

Когда к ней подошел охранник музея с просьбой показать содержимое сумки, Рената сначала отшатнулась, машинально прижав авоську к груди, а после оглянулась в поиске дочери, но та была, видимо, в другом зале. — Обычная процедура, не беспокойтесь, — спокойно и по-английски прогнусавил страж порядка. — Почему именно меня? Сначала за нищенку приняли, теперь обыскиваете. Что вы за люди такие! — завопила Литвинова по-русски, и добрая часть русскоязычных туристов повернула головы в ее сторону. — Вы говорите по-английски? — Страж достал с пояса рацию. — Yes, — сдалась, уже по-английски, Рената. — Давайте мы пройдем в служебное помещение, и там вы покажете содержимое вашей сумки. — А вы объясните, почему именно я. А не, например, эта группа китайцев, которая снует здесь, как саранча. — Что? — охранник не понял ее слов, потому что те были на русском. — И почему бы вам не выучить русский? Чехова бы в оригинале читали. В служебном помещении Рената вытаскивала из авоськи вещи и клала их на стол: айфон, ключи от номера, паспорт (потрепанный и без обложки), сложенные как попало деньги (евро и рубли), сигареты с зажигалкой, пачка использованных билетов (от автобуса до самолета — через карусель), три флакона духов, мандарин и огромные советские часы. Охранник указал рацией на часы: — Что это? — Раритет. — Рената пожала плечами. — Бомба? — нахмурился мужчина и поднес рацию ко рту. — Подождите… — Литвинова закатила глаза и, вспомнив все, чему ее учила дочь долгими парижскими вечерами, выдала по-иноземному: Понимаете, я люблю винтажные вещи. Купила у вас на рынке подержанных вещей советские часы. Так обрадовалась, когда их увидела… Домой повезу. В Россию! Охранник еще раз осмотрел часы. Понюхал, тронул пальцем, прислушался. — Работают? — А как же! Советские. — СССР? — Да. — Тогда извините. — Мужчина сунул рацию на место. — Человек, стоявший с вами в очереди, сказал, что у вас в сумке что-то тикает. — Китаец! — Рената сжала кулаки. — То-то я думала, чего он возле меня круги нарезает! — Что? — охранник опять не понял ее. — Учите русский, — с улыбкой ответила та на английском. — Путин, водка, матрешка! — выпалил по-русски тот. — Скорее, Достоевский, Чехов и Бродский. Собрав безумный скарб в авоську, богиня отправилась на поиски нерадивой дочери. «Найду в обществе особи мужского пола — убью», — хладнокровно решила она. Но дочь всего лишь разговаривала по телефону, забившись в свободный от китайцев угол. — Где ты была? — наехала на нее мать. — Я перезвоню, — ответила Ульяна в трубку и, сбросив звонок, положила телефон в карман. — А ты где была? — Меня охранник досматривал. Китайцы решили, что я террористка, — рассмеялась Рената. — Кому звонила? Явно не мне. — Дине. — Как у нее дела? — Литвинова прищурилась, рассматривая лицо дочери. — На вечеринку приглашает. — Согласилась? — Пока нет. У тебя же надо спросить. — Все правильно, Ульяна Леонидовна. Потому что я не разрешаю. Споря в классическом стиле «отцов и детей», Рената и Ульяна подошли к выходу. «Ладно, в номере поговорим. Этот спор не для улицы, — строго сказала мать. — Есть так хочется. Мы даже не завтракали. Отличный повод поужинать». Ульяне пришлось согласиться, хотя есть совсем не хотелось. Хотелось придушить эту воспитанную в пуританской семье женщину. Шли недолго. Сели в первом кафе по пути в отель. Ульяна заказала картофель фри со сливочным соусом. «И борщ ей принесите», — добавила Рената в список. «Но я же не хочу!» — застонала Добровская, на что мать гаркнула: «Будешь!» И сладкоголосо добавила: «А мне бокал Шато Лагранж». «У нас такого нет», — последовал ответ. «Тогда шампанское. Оно-то у вас есть?» Ульяна давилась борщом, а Литвинова, искоса поглядывая на дочь и попивая любимый напиток, листала на электронной почте письма. Среди них притаилось письмо от Софьи Иоганновны, содержащее биографию той самой блондинки, чье убийство Рената запланировала по приезде в Москву. Шпионка докладывала, что Градова Ксения Ивановна не имеет мужа и детей, но зато у нее есть 2 высших образования — юридическое и дизайнерское. «Вот это ее штормит», — усмехнулась режиссер-сценарист-актриса и продолжила читать: «Имела несколько отношений с женщинами, за отношениями с мужчинами замечена не была». «Пристрелю», — окончательно решила богиня. — Мам… — Что? — У тебя творческий вечер во сколько? — В половине восьмого. А что? — Да ничего. Ульяна достала телефон и стала что-то печатать. Ренате очень хотелось посмотреть, что же она там такое печатает и, главное, кому, но она и так слывет у дочери и ее подруг строгой пуританкой и добавлять эпитет «наглая» к этому определению не очень хотелось. Тем более нутро ее кипело от ненависти к Градовой Ксении Ивановне, и гасила она его уже десятым глотком шампанского. Бросив телефон в авоську и взяв в рот новую порцию живительной влаги, Литвинова обвела взглядом помещение и зацепилась за брюнетку в красной помаде и черных очках. Она, в отличие от Ренаты, пила красное. Первые пуговицы белой рубашки расстегнуты. На шее что-то блестело, но Литвинова не смогла разглядеть из-за близорукости. Она, чтобы не показаться нахалкой, отвернулась. — Она на тебя смотрит. — Ульяна кивнула на незнакомку. — Кто? — Вот не надо… Ты сама на нее только что смотрела. — И что? Пусть смотрит. — Литвинова пожала плечами. — Уже полчаса смотрит. — Мы так долго здесь сидим? — всполошилась Рената и бросилась к советским часам, чтобы посмотреть время, но потом вспомнила, что у нее есть главное благо буржуазной цивилизации — айфон. — Мне надо еще о макияже договориться, о платье… — Не думаю, что она ждет кого-то. — Зачем ты мне все это говоришь? — Могу я хоть что-то сказать, после того как ты мне не разрешила на вечеринку пойти? — Возможно, я погорячилась. Давай обсудим условия. — Какие могут быть условия? — Не целоваться ни с девочками, ни с мальчиками. Это раз… — Литвинова обернулась и снова встретилась взглядом с незнакомкой. «Не уходит! И на лице ни единой эмоции… Что ж за люди здесь такие!» — Никакого алкоголя. Это два. Я видела фотографию, на которой вы с Софьей хлебали шампанское. Она была в интернете, понимаешь? Софье я дала наказ, а вот тебе… — Это была постановка для фото. — Знаю я твои постановки! От постановки до практики один шаг! — Еще условия? — Будут предлагать нюхать — не нюхай. — А ты — нюхала? — Я… — Рената завращала глазами. — Неважно, что делала я. Но ты — не нюхай. И не кури. Даже сигареты. — Есть хотя бы можно? — Дома можешь поесть. — А танцевать? — Чтоб без касаний! — Мне кажется, я больше удовольствия получу от того, что дома посижу. — Вот именно. Рената как можно более незаметно бросила взгляд на незнакомку и, допив остатки шампанского, направилась в дамскую комнату. Она встала к дальнему умывальнику, сняла перстни и стала мыть руки. В этот момент зашла брюнетка. — Я слышала, что вы по-русски разговариваете, — тихо сказала она. — Да, — пискнула Рената, намыливая руки уже в пятый раз. — Живете здесь? — Нет, на творческий вечер приехала. — Так вы звезда? — Женщина изобразила подобие улыбки. — Совсем нет, — слукавила Литвинова и приложила ледяные ладони к щекам. — Простые смертные творческие вечера не устраивают, — ответила незнакомка, не поворачивая головы. — В какой области? — Кино снимаю. — Хм, — холодно отреагировала брюнетка. — О чем? — О любви и смерти. — Почему такой набор? — Знаете, я… — Рената схватила перстни в кулак и сделала шаг вперед, но остановилась, настолько ее пугала эта женщина. — Так почему? — Брюнетка повернулась к ней лицом. — Любовь и смерть всегда вместе, — ответила первое, что пришло на ум, Литвинова. Мозг отказывался подсказывать более витиеватую фразу. — Это вы правы… Вы снимали когда-нибудь убийство из-за любви? — Кажется, нет, — она всерьез задумалась. — Но я об этом пишу. — Оправдываете ли вы его? — Брюнетка сунула руку в сумку. — Знаете, она не пришла. А мы ведь договаривались. Пять лет вместе, понимаете? — Понимаю. — Может, она что-то почувствовала? — Женщина сделала шаг к Ренате. — Она ведь могла что-то почувствовать? Могла? — Могла, — выпалила Рената и метнулась к двери, но брюнетка наставила на нее черный блестящий пистолет. Литвинова застыла. — Вам жалко поговорить со мной? — Незнакомка подошла к ней. — Вынудили воспользоваться. — Вы… — голос Ренаты стал хриплым. — Хотели ее убить? — Не знаю. — Женщина пожала плечами. — Я как-никак любила ее. — Любили и поэтому убьете? Или любили и поэтому не убьете? — Вы такая же умная, как и ваши вопросы? — Соотечественница подошла к звезде еще ближе. Так, что Рената разглядела на ее шее золотой кулон в виде перевернутого месяца. — Она чем-то похожа на вас. — Внутренне или внешне? — У вас замечательные вопросы. Рената посмотрела на блестящее дуло, упертое ей практически в живот, и еще сильнее вжалась в стену. Она не смотрела на дверь, потому что даже не думала, что ее могут спасти. Столько раз писала об убийстве из этого маленького черного куска железа и вот напоролась сама. Собравшись с силами, она взглянула в черные очки потенциальной убийце, но увидела в них лишь свое белое, как снег, лицо. — Идите. — Брюнетка сделала шаг назад и указала пистолетом на дверь. — Куда? — Отсюда. — А вы останетесь? — Да. — С пистолетом? — Рената продолжала стоять у стены. — Да. — Но вас опасно здесь оставлять. — Думаете, я покончу с собой? — Незнакомка сняла очки и посмотрела на сумасшедшую большими карими глазами. — Думаю. Вы сейчас не в себе. — Вы тоже. — Пожалуйста, не делайте ничего с собой. — Худшее я уже сделала. — Женщина положила очки на раковину. — Влюбилась. — Может, выбросите его? — с опаской спросила Литвинова, кивнув на пистолет. — Идите, звезда. На свой небосклон. — Незнакомка устало улыбнлась. — Простите, что вытащила пистолет. Не собиралась даже. — Давайте выбросим его вместе? — Вы такая добрая. И отчаянная. Знаете? — Тогда я сообщу охране, и у вас его отнимут. — Как только увижу кого-нибудь в форме, выстрелю в себя, не сомневайтесь. — Знаете что! — Рената схватила обезумевшую за запястье, но незнакомка оказалась сильнее и прижала ее, как бабочку булавкой, к стене. Брюнетка ловким движением повернула ее бледное лицо к себе и прижалась губами к ее губам. Литвинова зажмурилась. — Мама? — В дверь заглянула Уля. — Ты… Рената прикрыла кулаком испачканные чужой помадой губы. Незнакомка спрятала пистолет в сумку и, интуитивно поправляя пальцем свою помаду, выскользнула из дамской комнаты. Ульяна стояла с открытым ртом. — Ну что? — прохрипела мать.