Жара

— С чего все началось? — спросила Рената после паузы и закутала колени в плащ, так как ей показалось, что в комнате стало холоднее. — Я действительно хочу разобраться. Ты даже себе не представляешь, какая у меня в голове каша. Не знаю, можно ли такое сказать про сердце, но… Ему не легче. Литвинова заметила, как струйка дыма от сигареты, которую курила Земфира, повернувшись спиной, змейкой сбегает в приоткрытое окно. Земфира обняла себя за плечи и — вместо того, чтобы ответить — сунула фильтр в губы. Она изо всех сил удерживала себя от крика. От очередной гневной тирады, в которой будет много мата, разбавленного басней «Я не люблю тебя!» И главное — не смотреть, не смотреть. А если смотреть, то не вглядываться. Не вспоминать, какими могут быть мягкими эти волосы на ощупь. И как они пахнут всеми ветрами Европы. — Я должна буду уехать, — с тяжелым сердцем произнесла Рената и, опустив глаза на скрещенные на коленях руки: пальцы сплелись так, что казалось, их невозможно распутать, и где-то между ними, в ледяных, пахнущих кровью и гвоздиками, лабиринтах, потерялись два кольца. — Не думай, пожалуйста, что я сбегаю. Я пропустила уже две репетиции. А что такое репетиции без режиссера и сценариста? — Я всегда говорила, что ты много на себя берешь. — Ах так… — захлебнулась Литвинова от очередного удара. — Я думала, ты, наоборот, гордишься мной. — Не сегодня. — Можно мне хоть немного твоего понимания? — Зачем? Все и так ясно. — Что ясно? Смирившись с тем, что этот разговор неизбежен, Земфира глубоко вздохнула и стряхнула пепел в цветок. — Не беспокойся. Он искусственный, — парировала Рамазанова, заметив, как жена изменилась в лице. — Я не свинья. — Я не думала, что ты свинья. — Ты бы себя видела, — покачала головой Земфира и с грохотом закрыла окно. — Когда самолет? — Жаждешь, чтобы я свалила? — Что, если да? — усмехнулась певица и бросила мимолетный взгляд на Ренату, сидящую с опущенной головой. От увиденного сердце ее налилось свинцом, поэтому та решила смягчить удар и вкрадчиво добавила: Тебе же лучше будет. — Не будет, — отрезала Литвинова. — Когда я летела в Лондон, я думала, что проведу творческий вечер, а остальное время посвящу дочери. Мы будем ходить по музеям… — Ты хотела сказать, магазинам? — И магазинам. Ничего в этом зазорного не вижу… Будем пить кофе, есть мороженое, кататься на каруселях. — На каруселях?! — Соглашусь, это перебор… Будем читать книги. — Точнее, ты будешь читать Ульяне книги, которые она считает допотопными. — Да хоть бы и так! — взмахнула руками «мать года». — А что я в результате получаю? Тебя с синяками на пол-лица, лужу крови, которую я вытираю, потому что твоя недолюбовница убрать ее не в состоянии, а меня мутит от осознания, что кровь эта принадлежит той, которая сейчас на грани жизни и смерти отчасти по твоей вине, Земфира! — И секс с малолеткой, — дернула плечом Рамазанова. — Ну, это я так, к слову. Вдруг ты забыла. — Она не малолетка. Сколько раз говорить? — Давай поговорим о девушке, с которой ты спала, — съязвила Рамазанова, закуривая снова. — Только этого мне не хватало для полного счастья… Когда я буду недостаточно возбуждена, специально тебе позвоню, чтобы ты рассказала, как у вас там все было. — Я надеюсь, ты шутишь. — Кто знает… — Ты жестокая, Земфира. Эта девочка… — Ты, блять, серьезно?! — воскликнула Земфира, расставив руки в стороны. — На тот момент мы уже расстались, — напомнила ей Литвинова. — Блин, как же тут холодно… Ты опять окно открыла? — Ну, и как тебе? — Что? — Рената округлила глаза, пытаясь связать вопрос и температуру в номере. — Ну не секс с малолеткой же… — усмехнулась певица, протягивая сигарету Литвиновой. — Как тебе жизнь без меня, говорю. Чего так напряглась? — Я и не расслаблялась, — проворчала женщина и, сунув сигарету в искусанные губы, подожгла выглядывающий из нее табак. Сразу наполнила легкие дымом и закрыла глаза. — Я все еще в шоке, что не убила тебя. — Я тоже. Земфира рухнула на диван и закинула ногу на ногу. — Пока нет полиции, хоть полежать… — Не говори ерунды. — А вдруг Берта очнулась и все рассказала? — Она в трубках лежит. Как она может что-то сказать? — Откуда ты знаешь, что она в трубках? — Рамазанова нахмурилась. — Ты была в больнице? — Предположила, — соврала Литвинова и, на заиндевевших ногах подойдя к цветку, сбросила в него пепел. Не говорить же, что она заплатила какому-то наркоману, чтобы он зашел в больницу и узнал, как самочувствие Берты Стивенс, да еще и сфотографировал ее издалека. — Ну вы и свинота, Рената Муратовна. — Я не виновата, что у них нет пепельниц. — Это номер для некурящих. — Не боишься, что штраф дадут? — поинтересовалась Рената Муратовна, кивнув на проводки под потолком. — А где эта штука? — Я ее оторвала. Она мне глаза мозолила. — Вот поэтому весь мир думает, что русские — варвары. — Мы не варвары. Мы просто очень свободолюбивые, поэтому нас бесят всякие ограничения. Этот номер — мой. Следовательно, я могу делать в нем все, что хочу. Хочу — варенье ем, хочу — пряники… Литвинова улыбнулась и, постучав Земфире по ногам, чтобы она их согнула, села на другой конец дивана. От резкого движения закружилась голова. — Какие странные у тебя сигареты. — Ты сказала, что давно не расслаблялась. — Нет… Земфира, нет, — Рената замотала головой. — Только не это. — Одну можно. Я же не героином тебя качаю. Я знаю, как ты на него реагируешь. — Надо было предупреждать. — Так неинтересно. — Голова кружится, — Литвинова откинулась на спинку дивана и стянула с себя шарфик. — Жарко. — Я говорила, что ты понравилась мне, потому что всегда хочешь быть ведомой? — Земфира подняла голову. — Ты чего? — Кружится все. — Эй! — Рамазанова подлетела к «ведомой» и заглянула ей в глаза — с расширенными, как маслины, зрачками. — Как ты? Не тошнит? — Отдай мне пистолет. — Что? — Земфира нахмурилась. — Я знаю, что ты взяла у меня пистолет. — Ничего я не… — Рамазанова хотела спрыгнуть с дивана, но Рената мертвой хваткой схватила ее за футболку. — Ульяна сказала, что ты взяла пакет. Я сразу догадалась, какой. Зачем он тебе? — А тебе он зачем? — Земфира дернулась, но женщина под кайфом оказалась сильнее. — Однажды ты убьешь кого-нибудь. — Это не твой пистолет, — прошипела Рената. — Еще назови это кражей. — И да, это кража. — Ты точно одну выкурила? — Отдай мне его, — Литвинова дернула футболку еще раз — так, что раздался треск. — Ну нет, только не в таком состоянии, — Земфира искала глазами телефон, чтобы набрать семейные «911» — номер Ули. — Я вижу, ты не зря тренируешься. — Отдашь или нет? — Пусть он будет у меня для сохранности, — Рамазанова натянуто улыбнулась, а внутри все трусило от испуга: она не узнавала свою женщину. — Буду отстреливаться, когда менты нагрянут. — Тогда я сама его найду! — Рената отпустила Земфиру, и та чуть не грохнулась с дивана. — Поиграем в «холодно-горячо»? — Рената, мне страшно… Ты сейчас на маньячку похожа. — Убивать я тебя не стану, — рассмеялась «маньячка» и положила руку на сумку. — Горячо? — Рената, блять… Прекрати. — Холодно, значит, — кивнула женщина и кивнула на шкаф. — А там? — Давай я тебя свяжу, и ты протрезвеешь? — Земфира попыталась взять ее за руку. — Пожалуйста, не твори хуйни. Хуйни и так достаточно. — Я всего лишь хочу взять то, что принадлежит мне. Ты не имела права его брать. — Да чего ты так печешься об этом пистолете? Или я что-то не знаю? — Рамазанова взяла взмокшими руками телефон и открыла рот для следующей реплики, но замолкла, так как на экране висели пропущенные от Градовой. — У этого револьвера есть целая история. Однажды я тебе ее расскажу. — Надеюсь, не в тюрьме, — Земфира начала оттеснять маньячку от шкафа, во втором ящике которого лежал этот проклятый кусок металла. — Ну что тебя может отвлечь от этого пистолета? Что? Давай займемся сексом? А? Литвинова нахмурилась. Одержимый огнестрельным оружием мозг не мог понять, разводят ее сейчас или нет. Она повернула голову и заглянула Земфире в испуганные глаза. Не так выглядит человек, который хочет заняться сексом, это она знала точно. На несколько секунд выпав из реальности, она вспомнила, каким был секс с Земфирой — в начале отношений и, как ни больно было это признавать, в конце. С годом им стало все больше чего-то не хватать. Или так уходила любовь? Были эксперименты, не на трезвую, голову, естественно — о которых даже священнику не расскажешь. Этого точно не будет в ее мемуарах. До знакомства с Земфирой у нее были отношения с женщинами, которые были больше платоническими, чем физическими. Надо же ей было чем-то вдохновляться для рассказов и фильмов. С мужчинами она не кончала, имитировала. Несколько раз даже беременела, а один раз вообще — родила. Земфира пришла к ней подкованной, и, если бы ей раньше указали на эту шпану со словами: «Твои ноги будут дрожать и подкашиваться», она бы покрутила у виска: «Меня не возбуждают подростки». Но «подросток» был симпатичен и нагл. А еще гениален — если не божественно, то чертовски. — Пожалуйста, послушай меня, — Земфира приложила ладони к ее щекам. — Я знаю, что мы все похерили. Я, конечно, не могу согласиться с тем, что виноваты мы поровну, для меня все равно ты окажешься виноватой в большей мере. Прости, но говорю, что думаю. — На этих словах Литвинова начала вырываться. — Не знаю, может быть, я поспособствовала той твоей измене. Может, мало уделяла тебе внимания. Была занята аранжировками. Не знаю… Но как можно было отдать себя в чужие руки? Рената, как? Я даже думала о том, не создать ли нам свободные отношения. Но представила, как ты возвращаешься от кого-то ко мне — с моей же подачи, и чуть с ума не сошла от ревности. Думаешь, мне легко было решиться переспать с Лулой? Я хотела забыть тебя! Но и это у меня не получилось! И я не уверена, получится ли… Рената покачала головой, и Земфира, надеясь, что поиски закончены, выдохнула. — Хорошая попытка. Литвинова снова нырнула в ящик. Рамазанова схватила безумную женщину за руку, пытаясь помешать настойчивым розыскным работам, как в номер постучали и она вынужденно метнулась к двери. «Земфира, это я», — раздалось по ту сторону. Земфира взглянула на часы: неужели прошло несколько часов? О, почти полночь! — Кто это? — спросила маньячка с револьвером в руках. — Рената, не дури. — Ксения? — Разве я говорила, как ее зовут? — Неважно! — с этими словами Литвинова распахнула дверь и встретилась взглядом с хрупкой блондинкой, завернутой в ярко-синий палантин. Гостья, увидев револьвер, вскрикнула. Чемодан ее, собранный впопыхах, не выдержал напряжения и завалился набок. — Рената, — маньячка протянула ладонь с оружием. — Приятно познакомиться. — Кс-с-сения, — процедила девушка. — С Земфирой все хорошо? — Я жива! — крикнула та из-за спины Ренаты. — Спали? — Чего? — не понимала гостья. — Пожалуй, это я оставлю себе. Как это у вас называется? — Рената сунула в карман тренча пачку расслабляющих сигарет. — Моральный ущерб? — Что происходит?! — завопила Ксения. — Земфира, мне вызвать полицию? — Пора бы тебе объяснить твоей новой девушке, что при наших обстоятельствах полицию вызывать ну никак нельзя, — бросила Литвинова через плечо. — Ну все, я пошла. — А на револьвер разрешение есть? — пискнула Градова. — Она всегда такая дотошная? — Рената заглянула Ксении в широко распахнутые глаза. — Есть! — Рената, верни пистолет… — настаивала Рамазанова. — Я жопой чую, будет какая-нибудь хуйня. — Не вернусь к утру — ищите с собаками. Ксения открыла рот и так и стояла, пока Литвинова, размахивая по’лами плаща, шагала по коридору в сторону лифта.