Carte Blanche 2: Reload

Не знаю, кровная ли это связь так повлияла, но я чувствовала эмоции Оксаны так, словно она стояла передо мной. Чувствовала, как эта её улыбочка превращается в озлобленно-скошенную гримасу, как её планы летят в огромную бездонную яму и цепляются за торчащую коряку, заставляя висеть вот так посреди неизвестности. И то ли чувство победы, то ли непонятное смятение перед тем фактом того, что она моя сестра, что пришлось на руку. Но были и проколы в этой схеме. Оставалось понять, как после этого смотреть в глаза этих слепых? Один из них, кстати, брат мой. А вторая чуть ли не с рождения знает! А Сименс... Боже, Сименс. Меня скручивает от одной лишь мысли, как эта стерва к нему прикасалась. Но что мне удаётся лучше всего — так это абстрагироваться. Как бы печально не звучало, но жизненный опыт заставил буквально вынужденно переключаться с колющей темы на насущные проблемы, которые надо решать здесь и сейчас. Это я об отце, который покорно дожидается, пока я закончу говорить по телефону. И как только я заканчиваю, то стойко сдерживаю себя от желания вшатать этот телефон об дерево. Вместо этого только возвращаюсь к отцу и с фальшивой улыбкой вручаю мобильный обратно, всё ещё пребывая там, откуда вылезать надо, иначе с ума сойду. Нет, они точно ещё переспать не умудрились, уж это-то Сименсу удастся вычислить. Нет... Чёрт. Блять! Только не сейчас, пожалуйста, только не думать об этом... — Знаю, ты на меня злишься, — я злюсь не на тебя, я злюсь на эту шайку пизданутых. Особенно на этого хронического идиота, который однажды засосал вместо меня мою сестру. О-о-о-о-о Боже, нет-нет-нет, кто-нибудь, дайте валерьянки. — Но я не просто изменщик-аферист, который грабит дома, — даже факт того, что мой отец — сторчавшийся вор, не кажется таким угнетающим, как то, что по приезду я заставлю этого белобрысого недоумка оттираться после её рук чугунной мочалкой. После того, как отпиздошу сковородкой, разумеется. — Я отстроил неплохой дом, где с размахом уживётся и твоя семья, и Линары... — Что? — на мгновение возвращаю взгляд и заостряю внимание на сказанном. Я не ослышалась? Он на несколько лет пропал из моей жизни, а теперь пришёл подарить ключи от дома? Так бывает вообще? — Я знаю, что случилось с твоей матерью. Знаю, в какие передряги тебе доводилось попадать. Но я не могу вернуть того времени, чтобы быть рядом, поэтому просто прими это от меня, как прощальный подарок. И передай Лине, что мне жаль... — Лине? — говорю абсолютно спокойно, без акцента на ту или иную тему. — Твоей приёмной дочери? — его выражение лица вмиг меняется, а вот моё остаётся невозмутимым. — Почему не Артёму, который, кстати, твой кровный сын? — я почему-то даже не думаю, что его, возможно, слабое сердце не было готово к тому, что он слышит, но меня не остановить. — Или, на худой конец, Оксане, которую, кстати, сейчас удачно путают со мной, пока я нахожусь от них за хрен знает сколько сотен километров? — вижу, что он пытается что-то сказать, или, по крайней мере, соображать быстро, чтобы слова правильные подобрать, но пока он только беспорядочно бегает глазами по периметру, всё никак не решаясь поднять взгляд. — Не маленькая, знаю всё, — выдыхаю наконец уже более расслабленно, словно оповещая его, что не держу зла. И только тогда он поднимает на меня виноватые глаза, тьма которых мне всё ещё неподвластна. — Или ты думал, что отведёшь меня в кафе-мороженое и мы поговорим про мои оценки? — Легко улыбаюсь и не отпускаю его лица из поля своего охвата. — Я бы с удовольствием задержалась в детстве на подольше, но увы, мне пришлось повзрослеть гораздо раньше, чем мне бы того хотелось, — незаметно делаю шаг, становясь к нему ближе. И только сейчас мне удаётся рассмотреть, как же много на его лице морщинок. Как много признаков пережитого, что делают из мужчины в расцвете сил сгорбленного старика. Мне так хочется наконец выговориться. Так хочется сказать, как его не хватало. Хочется разделить с ним ту боль, что пришлось испытать, когда мамы не стало. Хочется бить его кулаками в грудь и кричать о том, что только он виноват в том, что она сделала бутылку своим близким товарищем. А ещё хочется без остановки говорить о том, чему я подверглась. Обо всём, начиная с попыток изнасилования и заканчивая полётом с моста, когда я однажды чуть не покинула мир живых, так и не познав, что такое отцовская жилетка. Так и не узнав, как это, поплакаться отцу и ощутить мужскую силу, когда за тебя готовы стоять горой и крушить всё и вся, что когда-либо причинило тебе боль. Винить его сейчас бессмысленно. Ведь прожитого не вернёшь, а вешать на его костлявые плечи то, что может окончательно прибить к земле — не в моём духе. Поэтому выдыхаю и делаю то, что сделала бы в любое другое время, независимо от обстоятельств. Приобнимаю его одной рукой и дарю ему едва уловимую улыбку, мимолётом вспоминая, что чувствовала, когда думала, что его убили. Пытаюсь спустить пар и оставить за спиной всё плохое. В конце концов, у него всего неделя. И если в моих силах подарить ему неделю спокойствия после стольких лет ада, то так тому и быть. *** — С крабом, или с солью? — стоя возле полки с чипсами, Оксана держит в руках две пачки, вопрошая у Сименса, которые взять. — Всё хорошо? — блондин непонятливо смотрит, то ли улыбаясь, то ли сдерживая себя от желания покрутить пальцем у виска. — У всех девушек бывают моменты, когда хочется обои пожевать, — Окс умело сбрасывает всё на пмс, но пачек из рук не выпускает, продолжая трясти ими перед лицом Миронова до тех пор, пока не психует, бросая обе пачки в корзину. — Долго думаешь. Виляет хвостом, продолжая рассекать и набирать закуски. Потому что ответственными за покупки назначили именно их. И причиной всему — очередные посиделки. Плевать, что главный любитель пива сейчас не с ними, а они вот так бесцеремонно собираются и пьют, пока он отдувается за проделки его возлюбленной. Потому что всему этому есть лишь одно оправдание: на пьяную голову думается лучше. Идеи, так сказать, приходят именно такие, которые на трезвую голову и не подумают явиться. Именно поэтому ребята и собираются, только с лицами далеко не весёлыми. И только Окс усердно прячет утомлённую гримасу, когда на деле хочется закатить глаза и закричать "Скукотиииищаааааа!". Ещё и звонок этой стервы, будь он неладен. Ведь до того момента Оксана видела в сестре лишь тихоню, которая от Глеба на шаг отойти боится. Но малейшее переживание, рассекреченное блондином, она объясняла тем, что слишком много в последнее время на голову навалилось, и быть всегда беззаботной и улыбчивой не так-то просто. К слову, прокатывало. В комнате Морта и Леры собралось то же количество человек, что и всегда. Но только потому, что ещё одним приглашённым стал Макс. Особо он, кстати, не отмазывался, только намекнул, что посидит с ними примерно до одиннадцати, так как обещал провести эту ночь с Килиан. Окс реагирует на это имя вполне сносно. А внутри демоны факелы жгут, и всё во имя того, чтобы эта девчонка не явилась сюда и ничего не испортила. Ведь в отличии от всей этой шайки, она бы точно распознала подругу. Или нет... Она не могла быть уверена, но лучше было не рисковать. — Тебе не много? — дело к полуночи, Сименс икает и протягивает руку с бутылью в сторону Окс, которая, кстати, сбилась со счёта выпитого. Прокол себя ждать не заставляет. Она и понятия не имеет, какова была норма её сестры. Наверняка ведь перед алкоголем не такая слабая была, да контролировала себя, отнекиваясь после одной бутылки. — Как к себе домой зашло, — блондинка салютует пивом и пытается казаться как можно естественней. Вот только беда. Сименс пьёт, но не пьянеет, в отличие от неё. — А то смотри, брат по голове настучит, — блондин слегка ухмыляется и кивает на две уже выпитые бутылки. — Кто? — Окс же морщит брови и делает вид, что не расслышала. Вот только сохранять эту непосредственность долго не получается. — Депо, кто же ещё? — она непреднамеренно давится и вновь старается делать вид, что это произошло вовсе не от упавшей на пьяную голову информации. Что она всего лишь подавилась, покуда в голове звучал тревожный звоночек: "Чёртов Вишну, не мог мне всего и сразу рассказать!?". — Никогда не получала за это, а теперь получу, — всё ещё откашливается и плавно выходит из ситуации. Ну, по крайней мере, надеется на это, пока Сименс продолжает искоса наблюдать над подвыпившей девушкой. — Тогда предупреждение от меня, — он встаёт, примечая, что другие тоже из себя запас энергии на сегодня выжали. Протягивает блондинке руку, — пойдём, пока не начались побеги до унитаза с держанием волос. Оксана нарочито серьёзно на него смотрит снизу вверх, пытаясь насупиться. Но руку всё-таки подаёт, поднимаясь на ноги и слегка пошатываясь, когда Сименс уже инстинктивно обвивает её талию. —Думаю, итог этого вечера — никогда не покупать с запасом, — констатирует факт, который поддерживают почти все присутствующие, а затем кивает на прощание, направляясь с блондинкой в их комнату. Идёт, виляя, практически неся на себе подвыпившее тело. Но Окс не просто еле ноги за собой волочит. Она лишь с глубоким артистизмом вцепляется в тело Миронова, стараясь то повиснуть, то совсем сделать вид, что шагать отказывается. Да и Сименс не дурак, единожды усмехается и подхватывает её на руки, когда та успевает что разве ойкнуть. — Не хочу домой, — прижимается губами к его уху, а затем и к нему всем телом, пока он успешно игнорирует её слова, занося в комнату. — Неужто ли в клуб захотелось? — снова усмехается, укладывая блондинку на кровать и начиная медленно стягивать с неё одежду. — А ты можешь предложить что поинтересней? — улыбается игриво, подставляясь под его манипуляции и исподлобья наблюдая, как в свете луны играют ядовитым отливом его глаза. — Возможно... — губы образуют полумесяц, когда он неспешно стягивает с себя толстовку. Придвигается, расставляя руки по обе стороны от её тельца, прикрытого одним лишь нижним бельём. Но нависает над ней, не сгибая локтей, отчего-то всматриваясь в сонное личико. — Ты говорила, у тебя пмс, — как-то подозрительно щурится, наблюдая за каждым движением её лицевых мышц. — И? — она вскидывает брови, аккуратно обнимая его и укладывая ладони чуть выше рёбер, стараясь его приблизить. — Но у тебя же эти дни были неделю назад? — теперь он вопросительно изгибает бровь, пока она ещё стойко держится, не впуская в себя волнение. — Разве? — только щурит один глаз, икая. — Со всеми этими нервами может сбой гормональный, кто его знает... — не придавая этому никакого значения, она всё же воплощает задуманное, притягивая к себе блондина и целуя в губы. Ответ находит не сразу, но и повода прекращать в этом не видит. Лишь обводит языком его плотно сомкнутые губы, обвивая ножками его торс и заставляя оказаться полностью сверху, дабы почувствовать тяжесть его тела. И спустя минуты стараний всё-таки вынуждает его приоткрыть рот, позволяя своему языку прорваться и углубить поцелуй. Который он, кстати, внезапно разрывает, странно усмехаясь. — Что такое? — она вопрошающе смотрит, не отпуская, не ослабляя силу рук. — Просто вспомнилась наша ночь в палатке, — держит улыбку, смотрит прямо в глаза. — Одиннадцатый класс, помнишь? Когда ты так не хотела со мной ночевать, что напилась в стельку и уснула без задних ног прямо в одежде. — Нашёл, что вспомнить... — она ответно усмехается, желая отойти от воспоминаний, которые и не её вовсе. И просто подыгрывает, стараясь как можно скорее замять тему ностальгии и продолжить делать то, чего хочет неугомонный организм. Но вместо продолжения ей представляется возможным видеть всё то же лицо, когда нависающий над ней Миронов и не думает продолжать. Он даже не поддаётся власти её рук, которые тянут на себя, призывая забыться и уплыть в сторону наслаждения. — Что с тобой? — не выдерживая, она отчаянно спрашивает, пока из глаз медленно уплывает признак опьянения, который удержать в этой игре оказалось не так уж и легко. — Где она? — он спрашивает это с такой же лёгкой улыбкой на лице, нависая над блондинкой, которая успевает издать лишь короткое "Что?" и приподняться на локтях, а после — в одну секунду оказывается вжата в кровать, когда Сименс обвивает пальцами её горло, впиваясь всё крепче и крепче, пока глаза девушки не наполняются страхом, на этот раз таким истинным и неподдельным. — У тебя есть десять секунд, — улыбка медленно сползает, а блондин становится к её лицу чуть ближе, пока не оставляет между ними ничтожно малое расстояние. — Где Нина?