My Hero Academia

Студенты Юэй редко могли позволить себе отдых. То тренировки, то фестивали всякие, то нападения злодеев, то еще какая ерунда. В этом месяце опять намечалось что-то весьма интересное. Все герои были в предвкушении. Кажется, их ждали испытания на выживание, чтобы проверить их способности выбираться из самых сложных и опасных ситуаций. Хотя из чего они уже только не выбирались, так что напугать их такими испытаниями было сложно. Ученики класса героев так вообще побывали за вратами ада два раза, когда на них нападали злодеи, сразу на тренировочном полигоне, а потом и в летнем лагере. Про случай с этим недочумным доктором и малышкой Эри вообще лучше промолчать. Поучаствовать удалось немногим, но этого опыта они не забудут никогда. Особенно Мидория. Да и Киришима, чего уж тут таить. Его тогда едва собрали по кусочкам обратно, после того, как он сразился с этим странным злодеем Раппой. Но самое страшное для Киришимы было не это, а то, что случилось позже, когда он вернулся из больницы обратно в общежитие академии. Когда на пороге его комнаты он застал злого, как все демоны Ада, Кацуки Бакугоу, с недавнего времени официально ставшего его альфой, только вот об этом никто не знал. Бакугоу не был любителем чувства на людях показывать, да и придавать гласности отношения с Киришимой не хотел. Не потому, что стыдился, а просто не хотел. Не хрен всяким идиотам знать! В общем, Бакугоу устроил своему парню разнос, причем такой, что Киришима от боли в заднице потом неделю не мог нормально двигаться. Разборки и последующее примирение, конечно, вышли довольно страстными, на грани драки, но Киришима в следующий раз предпочел бы не страдать от того, что не может даже сесть нормально, чтобы при этом не скривиться так, словно ему кто в рот лимон запихал. Кто ж знал, что Бакугоу таким собственником окажется? Нет, Киришима догадывался, конечно, но все равно не представлял масштабов пиздеца, с которым ему придется столкнуться. И вот теперь, в преддверии игры на выживание, когда весь геройский класс собрался в гостиной общежития, чтобы обсудить предстоящее веселье, Киришиме предстояло познать всю мощь этого самого пиздеца. Точнее, он сам же до него все и довел. — Интересно, а для омег, альф и бет будут различные испытания, как и всегда, или нас объединят, чтобы мы учились выживать вместе? — бормотал себе под нос Изуку, сидя рядом с Тодороки и доверчиво прижимаясь к нему спиной. Все общежитие знало, что недавно Изуку пережил течку, поскольку стоны из его комнаты не слышал разве что глухой. И в связи с этим Тодороки нервно позыркивал на всех и вся, словно бы охранял даже от малейшего посягательства на его омегу. И это учитывая то, что они были связаны меткой, которая ярким пятном краснела на шее Изуку. Тот даже прикрыть ее не пытался. А смысл? Все равно и так на следующее утро ему все доходчиво объяснили, что стонать надо потише. Изуку краснел, как помидор, заикался и извинялся, зарекаясь больше так кричать. Но как тут не кричать, когда тебе от удовольствия кукушечку сносит? — Тебе, чертов задрот, вообще лучше бы в сторонке отсиживаться, — прорычал в ответ Бакугоу, который бесился не меньше, чем Тодороки, но по той причине, что красноволосая макушка Киришимы маячила перед самым носом, как и его шея, но Бакугоу ни черта не мог сделать! А еще у Эйджиро тоже скоро должна была быть течка, так что Бакугоу бесился не на шутку, предвещая то, как другие будут на него пялиться постоянно. А ведь права заявить на него прилюдно Бакугоу не мог, потому что не хотел, чтобы их раскрыли. Однако Киришиму он постоянно ревновал, как последний кретин, и рычал на него, но признавать то, что проще было бы давно рассказать всем об их отношениях, не хотел. И Киришиме это порядком надоело. — Да какая разница? — встрял в разговор Эйджиро, привычно улыбаясь и закидывая руки на голову, сцепляя их в замок на шее. — Все равно же весело будет. У меня уже руки чешутся поучаствовать. Бакугоу посмотрел на него со смесью злости и недоумения. Этот дебил реально собрался участвовать в этом идиотском испытании, хотя у него течка на носу? Он совсем умом тронулся, или кто ему мозги последние отшиб? — Ты рехнулся, дикобраз недоделанный? — прорычал Бакугоу, обращая на себя внимание всех. — Ты собрался участвовать в этой херне, когда у тебя течка на носу? Кацуки даже не сразу сообразил, что вообще ляпнул, просто тупость его половины окончательно вывела его из себя. Он не хотел палиться тем, что знает, когда у Киришимы течка, хотя, честно, ему должно было быть похрен на это, а еще не хотел раскрывать то, что Эйджиро на самом деле омега. Его частенько принимали за альфу, разве что при приближении течки многие посматривали на него, но думали, что он пользуется каким-то одеколоном или что от него пахнет его собственной омегой. Удивленные лица ребят из их класса надо было видеть. Киришиме не жалко было свой статус раскрыть ради таких рож. Он даже пару фоток сделать успел, особенно с Мидорией, Иидой и Минетой. Вот эти уж точно незабываемые физиономии скорчили. Да и злость Бакугоу его забавляла. Киришима всегда был единственным, кто нисколько не боялся его грозного лица, дьявольского огонька в глазах и рычащего голоса. Ну чего тут бояться, особенно когда у него уплотненная кожа, да и он сам едва ли уступит Бакугоу, пусть даже он и омега? — Бакугоу, — обратился он к своему альфе вкрадчиво, словно разговаривал с непроходимым тупицей, — то, что я омега, и ты меня частенько трахаешь, не значит, что ты можешь запретить мне участвовать. Я не собственность, даже несмотря на вот это. И он продемонстрировал метку на шее, которую до этого скрывал, чтобы нервный Кацуки не съездил ему по физиономии за раскрытие секрета. Но Киришиму порядком достало ныкаться по углам. Это было не по-мужски, да и раздражало не по-детски. Хотелось порой просто засосать Бакугоу на глазах у всех, потому что на него неплохо так пялились из-за его внешности, телосложения и ума, но нельзя же было. Челюсти у всех еще больше вниз уехали. Некоторые даже руками стали их придерживать, чтобы окончательно не отвалились. А Киришима откровенно наслаждался. Ему было чертовски весело и легко на душе. Теперь все знали, что они с Бакугоу повязаны меткой, что они вместе, но быть собственностью, которой приказывают, что делать, Киришима действительно не собирался. Он достаточно силен, чтобы самому за себя постоять. Статусы и половая принадлежность для него ничего не решали. И омега может быть мужиком, а альфа — сущей тряпкой. Ему доводилось видеть такое. — Ты рехнулся, придурок? — снова прорычал Кацуки, вскакивая с места и становясь напротив Киришимы, прожигая его своими красными глазищами. — Какого хрена ты городишь? — Правду, — Эйджиро раздражающе улыбался во весь рот. — Мне порядком осточертело все это, Бакугоу, поэтому завязываем играть в прятки, — он посмотрел на все еще не отошедших от шока ребят и рассмеялся, обращаясь уже к ним: — Расслабьтесь, ребят, все нормально. Выдохните, что ли? Мидория, у тебя цвет лица уже поменялся, дыши. Изуку действительно не дышал все это время, поэтому, когда отвис, стал жадно глотать ртом воздух, прижимаясь ближе к Тодороки, который удивленным выглядел, но старался это не особо демонстрировать. — Вы…? — начал было Изуку, но запнулся, получая в ответ теплый взгляд Киришимы и его широкую улыбку. Он немного стушевался, но улыбнулся в ответ. Эйджиро всегда напоминал Мидории солнце. Теплое, яркое. Он постоянно был веселым, жизнерадостным, сильным и чертовски крутым. Не было ничего удивительного, что его считали альфой, и все хотели оказаться рядом с ним. Но теперь, узнав, что Киришима омега, Изуку стал уважать и восхищаться им еще больше. И он внезапно почувствовал, что от того даже пахнет тепло: солнцем, оливковым маслом, почему-то, и зеленью. Запах был странным, но очень приятным. И теперь было понятно, что принадлежит он самому Киришиме, а не его «омеге». — И как давно вы…? — спросил Оджиро, но его прервал суровый взгляд Бакугоу, который вот совсем не хотел распространяться по поводу его личной жизни с Киришимой. Этот красноволосый, раздражающий, но чертовски любимый ублюдок принадлежал только ему, и никто другой не должен был знать о нем ничего. — Это не твое собачье дело! — процедил Кацуки, хватая Киришиму за руку в надежде увести отсюда, но куда уж там. Эйджиро всегда был единственным, кому было плевать на угрожающий вид Бакугоу. Он не боялся. Еще были Деку и половинчатый придурок. И если первый просто привык к Кацуки, то второму было просто насрать, видимо. — Эй, полегче, — примирительно протянул Киришима. — Не скалься, тут тебя все до дрожи в коленках боятся, — и он повернулся к Оджиро, нервно машущему хвостом. — С нападения на тренировочный полигон, — ответил он на заданный вопрос, улыбаясь. Кацуки взбесился от этого уже не на шутку, но Эйджиро всегда нравилось проверять границы дозволенного. Потом у них все заканчивалось дракой, но Киришиму все вполне утраивало. Заниматься сексом после хорошей драки было куда круче. Адреналин в крови зашкаливал, а от оргазма сносило крышу. Ну разве не кайф? — Ты еще все им распизди! — прорычал Бакугоу, хватая Киришиму за плечи и сильно встряхивая. — Совсем мозги растерял? — А что такого? Им же интересно? — Эйджиро издевался, определенно издевался, добиваясь чего-то. Только вот понять бы, чего, да только хрен разберешься в голове у этого идиота. Для Кацуки всегда было загадкой то, о чем он думает. Бакугоу долго держался, но сейчас все же сдал позиции. Он никогда не хотел об этом говорить, потому что это было слишком личным даже для того, чтобы говорить об этом своему омеге, но больше выносить все это дерьмо Кацуки не мог. Ему осточертело замечать, какими взглядами все сейчас смотрят на ЕГО Киришиму. Он и без того всем нравился, потому что был чертовым солнцем, а теперь, когда все узнали, что он омега, взгляды из восхищенных превратились в обожающие. И это бесило до такой степени, что глаза всем вырвать хотелось. — Да потому что, блять, ты мне принадлежишь, идиот, как и все, что связано с тобой, поэтому мне нахрен не усралось, чтобы они все знали хоть что-то о тебе! — вспылил Бакугоу, рыча так громко, что его, наверное, вся округа слышала. — Ты МОЙ! Весь, с потрохами, ублюдок, запомни это! Эйджиро удивленно захлопал глазами, как, впрочем, и все присутствующие, потому что таких откровений от Бакугоу никто не ожидал. И если все просто пребывали в ступоре, переваривая то, что Кацуки может кем-то дорожить, то для Киришимы эти слова значили слишком многое. Он смотрел в бешеные глаза Бакугоу и внутренне дрожал перед своим альфой, готовый едва ли не в ноги ему падать. У него тряслись руки, и, кажется, он первым бросился к Кацуки, хватая того за ворот майки и притягивая к себе. Иида тотчас же стал возмущаться, что такими делами надо наедине заниматься, но обоим было как-то насрать на это. Они целовались так горячо, страстно и дико, что кто-то вскоре уже стал вставлять комментарии и делать ставки, сколько еще они продержатся. Киришима слышал голос Мидории, хмыканье Тодороки, одобряющее, кажется, Каминари с его шуточками и извращенские комментарии Минеды. Только вот было все равно. Он целовал Бакугоу так, как давно хотел, на глазах у всех, доказывая его принадлежность, кусая его губы до крови, а тот в ответ делал то же самое, положив руки на задницу Киришимы и сильно сжимая ее. — Ребят, алло, завязывайте уже, а то еще до каннибализма дойдете, — вставил свое Каминари, и Киришима с Бакугоу нехотя оторвались друг от друга, тяжело дыша и не отводя взгляда. После чего Кацуки схватил Киришиму за руку и повел прочь из гостиной. Тот же, лучезарно улыбаясь, без особого стеснения показал на свои уши и многозначительно пошевелил бровями. Тут и без пояснений всем стало понятно, что на несколько дней жителям общежития стоило бы обзавестись берушами. И действительно, Киришима кричал так громко, стонал протяжно и сладко, выкрикивая имя Кацуки, что слышать его могли буквально все. И, кажется, Эйджиро это не смущало. Его вообще редко что могло смутить. Он наслаждался процессом, подаваясь навстречу Бакугоу, подмахивая и прося «еще» и «сильнее». И Кацуки давал ему сильнее. Черт, да он просто втрахивал постанывающего омегу в кровать, надеясь окончательно раздолбать предмет мебели к окончанию течки Киришимы. Ему самому неплохо сносило крышу от всех этих выкручиваний Эйджиро, от его бесстыдных стонов, криков и просьб. Киришима исполосовал ему всю спину своими уплотнившимися ногтями, кусал его всюду, куда только мог дотянуться, обнимал ногами за талию, не давая выйти ни разу, когда Кацуки собирался кончить. В итоге Эйджиро был чертовски мокрый, горячий и раскрытый. Из него текло, смазка вперемешку со спермой, волосы намокли и теперь липли к шее и лбу. И без своей этой идиотской прически ежиком, с челкой, он выглядел по-детски трогательно и мило. А еще его лицо было все красное, он задыхался, хватая припухшими от поцелуев губами воздух, и тянулся руками к Бакугоу, обвивая его шею и целуя, а после кусая, сильно сжимая челюсти, оставляя на альфе свою метку. — Я же тебя за такое до смерти затрахаю! — пригрозил Кацуки, трогая отпечаток зубов на шее и смотря бешено на Киришиму, который шально скалился. — Ну так вперед, — Эйджиро рассмеялся, призывно расставляя ноги и пальцами раскрывая влажную дырочку. И Кацуки окончательно снесло крышу. Он собирался сделать так, чтобы даже самая последняя мразь со слабым нюхом могла понять, кому именно принадлежит Киришима. Когда течка Эйджиро благополучно подошла к концу, и тот появился в классе, пропустив намечавшийся тест на выживание, на него уставились такими глазами, словно впервые видели. Да вот только Киришиму таким не пронять. Он лишь рассмеялся, извинился за то, что они слишком шумели, и улыбнулся. И все сразу оттаяли, потому что злиться на Киришиму было просто нереально. Его разве что вопросами заваливали, что именно он сделал, чтобы так Бакугоу охомутать. Сам же Кацуки признаваться не хотел, что это его привязали, словно собачонку, но все же в глубине души понимал, что так, по сути, и было. Правил парадом Эйджиро, но ему это чертовски нравилось.