***
За несколько месяцев мальчишки сблизились настолько, что их уже перестали воспринимать по отдельности друг от друга. Более того, довольно быстро — во время одной из драк — выяснилось, что они родственные души, и некоторые даже пытались шутить на эту тему, но их быстро отучили от этого. Хотя, конечно, доля правды в этих шутках была. К тринадцати годам Мэтт и Мелло перешли грань между дружбой и более близкими отношениями, стараясь, впрочем, скрывать это от остальных. Что может быть приятнее — украдкой касаться друг друга руками под партой во время уроков, затем бежать со всех ног в комнату, запирать дверь и целоваться до опухших губ, ласкать друг друга под одеждой, а потом со смехом пытаться привести себя в порядок, чтобы можно было спуститься в столовую на обед. К сожалению, всё омрачалось появлением таинственного убийцы, истреблявшего преступников по всему миру, и в связи с этим учителя с особым рвением насели на детей, требуя от них высоких результатов в учёбе, чтобы один из них смог в случае необходимости заменить лучшего детектива последних лет. Мелло стал более нервным, агрессивным, и только Мэтт мог успокоить и отвлечь его. Особенно болезненно Мелло воспринимал своё соперничество с другим мальчишкой — Ниа. И каждый раз, когда Кель начинал жаловаться на него Мэтту, тот старался перевести тему на что-нибудь другое.***
— Эй, ты что творишь?! — Мелло отложил учебник и возмущённо уставился на проросший у ногтя одуванчик. — Просто заусенец, — засмеялся Мэтт и обнял друга за талию, положив голову ему на бедро. — А вот интересно… Если две родственные души решат трахнутся, чем это закончится? — Ты совсем дурак, да? — Мелло закатил глаза, машинально проводя рукой по волосам Мэтта. — Нет, я серьёзно! Вот только представь — она девственница, допустим, и вот он в неё пихает свой член, у неё там рвётся, кровь, все дела. И где у него цветы прорастут? — Не знаю, и знать не хочу. А ты, если хочешь, можешь потом у Джея спросить, когда он свою даму сердца найдёт и завалит. — А вдруг у него так же, как у нас? — Мэтт на секунду задумался, а затем расхохотался во весь голос. — А-а-а! Чёрт возьми! Прикинь, начнёшь ты меня трахать, порвёшь меня, а у тебя из задницы одуванчики полезут! — Идиот! — Мелло покраснел и стукнул Мэтта учебником по затылку, но всё равно не смог сдержать улыбки. — Думаешь о всякой фигне! Лучше бы к контрольной готовился! И потом, кто сказал, что у меня одуванчики будут? Может, у тебя ромашки? — Ого! Даже так?! Мне нравится ход твоих мыслей! — Блин, Мэтт! Я пытаюсь учить!***
Ничто не длится вечно. Даже хорошее. Особенно хорошее. Мэтт так и не понял, как он мог не заметить, что с Мелло было что-то не так. В один из вечеров его зачем-то вызывал к себе Роджер, и вернулся Мелло от него расстроенный и взволнованный. Но на вопросы Мэтта о том, что случилось, он отшутился и смог усыпить его бдительность. А утром мир Мэтта разлетелся вдребезги — Мелло сбежал, оставив лишь коротенькую записку с извинениями и размазанными в паре мест чернилами. Всё вокруг словно поблёкло… На негнущихся ногах Мэтт дошёл до ванной комнаты и, не задумываясь над своими действиями, разбил кулаком зеркало. Несколько секунд он смотрел на осколки, а затем выбрал один — побольше и поострее…***
С трудом сдерживая слёзы, Мелло бежал прочь от приюта. Он понимал, что поступил подло и гадко, когда сбежал, не предупредив Мэтта, но подвергать его опасности и брать с собой он тоже не мог. Наверное, правильнее всего было поговорить с другом, объяснить всё, но Мелло понимал — Мэтт не отпустил бы его добровольно. А ссориться с любимым он не хотел совсем. Всю ночь он бежал, не останавливаясь, и только под утро позволил себе отдохнуть. Расположившись на скамейке в парке, он задремал, но вскоре проснулся от зуда в левой руке. Открыв глаза, он увидел, что из костяшек у него прорастают одуванчики. Это означало, что Мэтт проснулся и обнаружил его отсутствие. Мелло тяжело вздохнул и начал обрывать цветы, просто чтобы занять руки. Ему было ужасно стыдно, но вернуться он не мог, только не после того, как он послал Роджера с его предложением работать вместе с Ниа над делом Киры. Но буквально через несколько секунд у Мелло зачесались руки от запястий до самого сгиба локтя — сначала правая, а следом за ней и левая. С ужасом он закатал рукава, уже догадываясь, что увидит. По всей внутренней поверхности рук у него пробивались одуванчики — крупные, яркие, мясистые. — Нет… Нет… Мэтти… Что ты делаешь… Не надо… Мэтт. Руки уже сильно болели — цветы прорастали вглубь, и Мелло судорожно обрывал их, надеясь, что это поможет. «Надо возвращаться», — билась в голове навязчивая мысль, но он не мог сдвинуться с места. А потом — сердце Келя пропустило удар — у него зачесалась шея. Дрожащей рукой он дотронулся до зудящего места и с ужасом оторвал ещё один одуванчик. — Нет… Нет-нет-нет… Господи, что же я наделал?! — Мелло вцепился руками себе в волосы, а потом вскочил со скамейки и помчался в сторону приюта, на ходу обрывая цветы с шеи и рук, не давая им разрастаться и пускать корни слишком глубоко.***
— Дживас, ты идиот… Неужели ты настолько сильно любишь меня, что не хочешь без меня жить? — Ты — моя жизнь… Нет тебя, нет и жизни… — глухо отозвался Мэтт, устраиваясь поудобнее на плече Мелло. Они уже почти полчаса тряслись в автобусе до Лондона, Мелло сверлил взглядом пропитавшиеся кровью бинты, торчащие у Мэтта из рукавов, и кусал губы. Конечно, больше всего на свете он хотел, чтобы Мэтт не впутывался в его попытки расследовать дело Киры самостоятельно, но и оставить его не мог — только не после того, что произошло. Оказалось, что Мэтта застукали за кромсанием рук осколком зеркала, попытались этот осколок отобрать, и в пылу драки он случайно полоснул себя по шее, к счастью, совсем не глубоко. Но напугал он всех изрядно. Мелло до сих пор не мог унять дрожь в руках, от одной мысли, что его Мэтт хотел покончить с собой, становилось жутко. Вернувшись в приют и узнав от кого-то из ребят, что Мэтт жив, он пробрался к нему в изолятор и долго извинялся, стоя на коленях и целуя Дживасу руки. Но прощение он заслужил, только обещав, что уйдут они из приюта вместе. Сбегать вместе с другом оказалось приятнее и проще. Мэтт ловко взломал терминал оплаты мобильных и раздобыл им денег, которых хватило на то, чтобы нормально поесть и купить билеты на междугородний автобус. Но даже без этого присутствие друга вселяло уверенность и надежду на то, что всё будет хорошо. Мелло видел в каждом взгляде Мэтта — он его любит и пойдёт ради него на всё. И от этого Келю казалось, что он справится с любыми трудностями.***
Мэтт не одобрял решения Мелло связаться с самой опасной мафиозной группировкой Лос-Анжелеса, но не мог не признать — у банды были колоссальные возможности. За те полгода, что Мелло состоял в группировке, они смогли продвинуться в деле поимки Киры гораздо дальше, чем за предыдущие три с половиной года. Но это был единственный плюс их положения. Мэтт предпочёл бы, чтобы они с Мелло ни от кого не зависели и ни с кем не были связаны, но изменить ничего не мог. Время было чуть за полночь, спать было ещё рано, и Мэтт от скуки смотрел в интернете разные забавные видео, когда у него внезапно начало зудеть лицо с левой стороны. Проведя пальцами по щеке и почувствовав на щеке уже ненавистные ромашки (ещё один минус мафии, слишком уж часто Мелло бывал ранен), Мэтт поспешил на базу мафии, чтобы выяснить, что опять случилось. Всю дорогу он, матерясь сквозь зубы, обрывал ромашки с лица и шеи, а когда наконец доехал до места, спотыкаясь и задыхаясь от страха кинулся к дымящимся руинам, когда-то бывшим базой банды Росса. К счастью, Мелло был жив, но полученные им ожоги были слишком сильными, чтобы Мэтт мог с лёгкостью с ними справиться. Лечение затянулось, Мэтт по нескольку раз в день выносил в мусор мешки, полные ромашек, и был уверен — если он однажды встретит Киру, лично открутит ему голову.***
План был безумный. Мелло это прекрасно понимал, но это был самый оптимальный вариант. Конечно, он предпочел бы, чтобы вместо Мэтта отвлекал охрану Такады кто-нибудь другой, но Дживас был непреклонен. Так что оставалось только смириться с его решением и надеяться, что всё пойдёт по плану и Мэтт сможет уйти от преследования. Впрочем, Мелло не очень обольщался на этот счёт. Но несмотря на это, когда он почувствовал жжение и зуд по всему телу, что-то внутри у него оборвалось. Один, второй, третий одуванчик… Он чувствовал, как они прорастают у него на груди и на спине под одеждой. Грудь, плечи, живот, спина почти вся… И, судя по ощущениям, внутри тоже… Сквозные ранения. — Нет… Господи… Мэтт… Прости меня, прости… Дышать было уже тяжело, Мелло начал кашлять, пришлось отплёвываться от ошмётков одуванчиков. Но он должен был довести дело до конца, прежде чем эти чёртовы цветы убьют его. Загнав машину в какое-то заброшенное здание, Мелло выскочил наружу, сдерживая слёзы и обрывая со лба ещё несколько одуванчиков. «Прости, прости, прости, Мэтт! Ты не должен был умереть! Прости!!!» — Раздевайся! — Такада сжалась в углу кузова угнанного фургона, и Мелло пришлось повторить требование. Он уже едва дышал и с трудом стоял на ногах, но держался из последних сил. Телеведущая решила поиграть в скромницу, и Мелло позволил ей завернуться в простыню. Конечно, он видел, как она сжала в руке клочок из тетради смерти, но ему было плевать. Сейчас он был бы рад умереть от остановки сердца, чтобы одуванчики прекратили прорастать внутри него. И конечно же, он уже не увидел, как огонь поглотил и машину, и телеведущую, и одуванчики, разросшиеся настолько, что покрыли его тело полностью.