Законно молить Бога, чтобы он не дал нам впасть в искушение; но незаконно избегать тех искушений, которые нас посещают. Роберт Льюис Стивенсон.
— Какого хуя ты тут делаешь? — его слова ввели нежданную гостью в ступор. На улице шел мелкий, омерзительный, накрапывающий дождик. Ветер срывал с деревьев едва пожелтевшие листья. Осень Гермиона любила больше всего. Она приносила успокоение и была не так требовательна. Когда к Гермионе приходило желание, чтобы мир оставил ее в покое, именно осенним он ей и представлялся. Но только не тогда, когда ей приходилось стоять под омерзительным дождем, обдуваемой восточными ветрами. — Профессор Макгонагалл просила меня передать вам эти документы, профессор, — она продемонстрировала небольшую стопку бумаг дрожащей от холода рукой, — можно я войду? — промямлила Гермиона. Она замерзла так, что зуб на зуб не попадал. Северус окинул стоящую перед ним девушку пренебрежительным взглядом. Ботинки на ее ногах были грязными, как и колготки. Со школьной юбки в клетку стекала вода, а чёрная футболка с логотипом Бэтмена была мокрой насквозь. Каштановые локоны девушки висели унылыми сосульками. Гермиона дрожала, как осиновый лист. — Сколько времени ты провела на улице? — недовольно спросил Северус. — Д-д-достаточно долго. Северус открыл дверь шире и пропустил гостью на порог. — Уютно у вас здесь, — девушка окинула взглядом комнату, в которой находилась, — а главное — тепло. Северус шумно вдохнул через нос. Его выражение лица не предвещало ничего хорошего. Он выхватил из рук девушки файлик с документами. — Ага. Для тебя старался, — он вытащил содержимое. — Почему раньше не принесла? И почему Минерва отправила тебя? — с подозрением спросил он. Гермиона опустила глаза. — Я ведь староста ее факультета. Мне положено выполнять поручения декана, — она мялась на месте, пачкая паркет грязными ботинками, — а не принесла раньше, потому что я забыла, — она нахмурилась. — Столько дел… — Почему не зашла сразу? — Северус усмехнулся, а его взгляд смягчился. — Я видела, что к вам зашла гостья, — Гермиона старалась быть гибкой в формулировках, — я подумала, что мне следует подождать. Северус покачал головой. — Миссия выполнена, Мисс Грейнджер, — он открыл дверь. — Проваливайте. Гермиона посмотрела в обсидиановые глаза. — Я не могу, профессор Снейп… — Что значит — не могу? Вы не поняли, что я сказал? Вы, общежитие, вон. Так проще? — Послушайте, профессор, — она схватила его за руку и затараторила, — я не могу пойти, потому что отбой, а там Филч и дождь. Я заболею и буду наказана. Меня могут лишить значка старосты! Можно я останусь у вас, а утром уйду?! — выпалила Гермиона. Северус хотел спросить, не ебанулась ли Грейнджер, но потом подумал: общежитие закрыто, и ей придется просить открыть. Возникнут вопросы, а ему бы этого не хотелось. Он был уверен, что он еще пожалеет, но тяжело вздохнув, сказал: — Проходите. Чтобы я вас не слышал и не видел. Радостная Гермиона сняла ботинки и прошла вглубь гостиной. Потом резко развернулась лицом к мужчине и, потупив взор, спросила: — Профессор, у вас не найдется сухой одежды? — Согласитесь, глупо так обращаться, особенно учитывая то, что между нами было, — передразнил ее Северус. — Найдется. Идем. Они поднялись на второй этаж и вошли в комнату Снейпа. Девушка осмотрела помещение. Спальная комната была до одури серой. Стены оттенка Маренго были украшены черно-белыми абстрактными рисунками. Постеленный на белый паркет ковер был так же серым, с небольшим голубоватым оттенком. Мебель была из черного дерева. Небольшой, но высокий шкаф стоял в углу рядом с письменным столом, на котором громоздились горы бумаг, стопки книг и канцелярских принадлежностей. Рядом со столом был весьма аскетичного вида стул, на спинке которого висела белоснежная хлопковая рубашка. Гермиону впечатлила огромная, широкая кровать, застеленная пледом, цвета мокрого асфальта, и черным, практически угольным постельным бельем. На кровати также было огромное количество подушек. Видимо ко сну владелец комнаты относился с особым трепетом. Девушка подняла глаза и увидела зеркальным потолок. «Или не только ко сну», — мысленно добавила Гермиона. — Мисс Грейнджер, закройте, пожалуйста, рот, — приглушенно сказал Северус, — простудитесь. Гермиона отругала себя за отсутствие контроля над лицом и внимательно посмотрела на Северуса. Тот подошел к шкафу и, достав белую футболку, оделся. Затем, достав небольшую стопку вещей, он кинул их на кровать. — Вы в этом утоните, но это всё же лучше, чем ваша грязная одежда. Гермиона без тени стеснения стянула с себя мокрую футболку и, расстегнув молнию юбки, скинула и ее. — Святой альдегид! — Снейп отвернулся к стене, — мисс Грейнджер, вы что, нудистка? Гермиона пожала плечами. — Северус, можно я так буду вас называть наедине? — уточнила она. Растерянный мужчина кивнул. — Северус, я делала вам минет, а потом вы меня трахнули. Дважды за ночь, — спокойно сказала она, — что вы там не видели? Северус никогда не был ни ханжой, ни снобом. Он любил женщин, прекрасных, милых женщин. Любил всё то прелестное, что в них было. Он всегда с удовольствием, не упуская момента, наслаждался тем прекрасным, что дала им природа. Но то, что происходило в этой комнате, было катастрофически неправильным, хотя и удивительно манящим, а еще, что больше всего беспокоило Северуса, это было еще и возбуждающим. — Я ваш учитель, — все так же стоя к ней спиной, заявил Снейп, — а вы моя ученица. Такая разнузданность неприемлема. И, право слово, Гермиона, вы не слышали о таком изобретении как бюстгальтер?! Что за наклонности? Гермиона засмеялась, с широкой улыбкой подошла к мужчине и, прикоснувшись к его плечу, нежно прошептала: — Я всё. Может, чаю? Северус глубоко вздохнул и повернулся лицом к Гермионе. — Чайник на кухне, — он направился к двери, — ваша комната по соседству, стиральная машинка там же, — он вышел, а затем, заглянув в комнату, дополнил, — и да, мне кофе. Гермиона, все так же продолжая улыбаться, с веселыми нотками в голосе сказала: — Я тебе не домработница. — Да, но ты девушка, — Северус ухмыльнулся. — Сексист, — все так же веселясь, сказала Гермиона уходящему мужчине.***
Девушка принесла чашки с напитками и поставила их на столик. Северус смерил Гермиону насмешливо-внимательным взглядом с головы до ног. Сейчас он был готов стереть из своей памяти мысли, возникшие при виде нее в клубе, касательно ее внешности. Она была красива. Северус встречал на своем жизненном пути разных женщин. Милые блондинки, страстные брюнетки, женщины-мамочки, тридцатилетние «всё еще в детстве», независимые эмансипе, бешеные фурии — все они были взрослые, отчасти испорченные предыдущими отношениями. Всегда что-то настойчиво требовали, причем не всегда объективно и не всегда при этом давали что-то взамен. Гермиона же подкупала своей простотой. Наглая девчонка просто делала то, что ей заблагорассудится, не хитря и не увиливая. Гермиона села в кресло рядом с диваном Северуса и закинула ногу на ногу. Может быть, это смотрелось бы сексуально, если бы на ней не были одеты серые пижамные штаны в клетку, которые были едва ли не в полтора раза больше нее и держались на ней исключительно из-за шнурков на поясе. — Я заметила, когда проходила мимо библиотеки, что у тебя много книг, — мягко проговорила Гермиона и тихо дополнила, — дверь была открыта. Северус тяжело вздохнул, желая показать, что ему беседа с девушкой неприятна, хотя на самом деле он был не прочь поговорить. Северуса считали необщительным человеком. Это было не совсем так. В чужой компании Снейп руководствовался принципом: «Хуле тут говорить, все и так понятно», а друзей у него было крайне мало. Люциус Малфой, разве что. Сам Люциус объяснял их дружбу так: «Мудак всегда поймет мудака». Так и жили. — Угу… — пробубнил Северус с каменным выражением лица. — Ты их все прочел? — Гермиона боялась быть навязчивой. — Нет, — ядовито ответил Северус, — я купил их, для того чтобы топить камин. Гермиона засмеялась. Весело, заливисто и заразительно, сквозь звонкий, манящий смех, временами переходящий в громкое сопение, проскальзывало тихое хрюканье. — Знаешь, когда я был еще ребенком, — спокойным, бархатным тембром начал Северус, — там, откуда я родом, на плачущих или смеющихся детей дули. Ну, то есть дули им в лицо, чтобы истерика прекратилась. Такой процесс называли «закатиться». На самом же деле, это был банальный аффективно-респираторный приступ, — Северус со снисхождением посмотрел на Гермиону. — Мне на тебя подуть? У улыбающейся Гермионы в голове крутилась шутка, но она посчитала, что если она произнесет ее вслух, то сойдет уж за совсем недоразвитую. — Ты ведь знаешь, что ты хрюкаешь, когда смеешься? — Северус старался скрыть улыбку, но уголки губ то и дело подрагивали. — А ты знаешь, что храпишь? — игриво пошла в атаку Гермиона. — Вранье, — так же игриво ответил Северус. Гермиона пересела на диван рядом со Снейпом. — Я люблю книги, — как бы в пустоту сказала девушка, — иногда мне кажется, что проводить время с книгами лучше, чем с людьми. Хотя книги и люди чем-то похожи. — И чем же? — Северус с любопытством посмотрел на Гермиону. — Они могут разочаровать тебя, а могут подарить счастье, заставить влюбиться в себя. Неважно, в обложку или содержание, — в голосе не было ни доли мечтательности, — книга может заставить тебя плакать, смеяться… Может заставить тебя мечтать, а может разбить твои мечты, тыча тебя носом в реальность. Может соврать тебе, а может хранить истину в самом прекрасном ее проявлении. Люди поступают так же. Северус посмотрел на горящий камин. Атмосфера, царившая в его гостиной, доставляла ему удовольствие. Снейп мечтал, наверное, с того момента, как стал понимать то, в каком он возрасте, сидеть вот так с человеком, который ему нравится, и мирно вести беседу. — Никогда не думал об этом в таком ключе, — спокойно сказал Северус, — а какие книги ты любишь? Гермиона приятно улыбнулась и задорно мотнула головой, на что каштановые кудри весело подпрыгнули. — О, — она давала понять, что они говорят на ее любимую тему, — если не брать в расчеты научную литературу, то, наверно, это «Грозовой перевал» Эмили Бронте, «Ночь в Лиссабоне» Эрих Мария Ремарк, — Гермиона загибала пальцы, перечисляя любимые романы. Северус усмехнулся. — Не удивлен, — он взглянул на девушку, если присмотреться, а потом взять свои догадки на веру, то можно сказать, что в его взгляде была какая-то нежность, — все о большой, вечной, чистой любви. Гермиона закусила нижнюю губу. — Ну, а у тебя? Дай угадаю: «Стальное горло» Булгакова? Северус на секунду подумал, что Гермиона слишком хорошего представления о нем. — Уж тогда «Морфий», — протянул он, проваливаясь в воспоминания, — на самом деле я люблю «Портрет Дориана Грея» и «Страдания юного Вертера». Они болтали о том, как любимые вещи характеризуют людей. Гермиона иногда бегала за добавкой чая. По дому то и дело разносился девичий задорный смех. Гермиона хотела задать вопрос, интересующий ее с самого прибытия. Она то не находила момента, то ей было неловко, но все же, собравшись с мыслью, она рискнула. Сейчас или никогда. — Та женщина, она твоя, — девушка замялась, — любимая? Улыбка исчезла с лица Северуса. Мужчина каким-то странным, ухмыляющимся взглядом задумчиво смотрел в пол. С одной стороны, он думал о том, что ничего не должен говорить этой девушке. Гермионы вообще здесь быть не должно, а, с другой стороны, он думал о том, что нужно хоть кому-то что-то рассказывать. Она ведь просто задала вопрос, который ее интересовал. — Нет, она не моя любимая, — Северус посмотрел в карие глаза, — но когда-то ей была. Гермиона только набрала воздух в легкие для следующего вопроса. Северус на секунду был поражен ее бестактностью, но очарован любопытством. — Я думаю, что нам пора спать, — равнодушно произнес он, встав с дивана. Потянувшись, Северус пожелал Гермионе спокойного сна и удалился.***
Северус спал в мягкой постели, укрывшись огромным, теплым, легким одеялом. Северус любил спать с комфортом. Жаль только, что с тем графиком жизни, как у него, поспать удается далеко не всегда. Ему снился прекрасный сон. Прекрасная, но безликая женщина в его постели. Ее тело освещается мягким светом, исходящим от огня. Плоский животик с впалым пупком, мокрый от пота. Кажется, нет ничего прекраснее, чем бархатная, покрытая мурашками кожа этой женщины, нет ничего притягательнее, чем ямочки Венеры на ее спине. Изящные руки мужчины ласкали тонкий девичий стан, получая в ответ сладкие, чувственные стоны. Северус не хотел просыпаться, но, страдая от чуткого сна, из атмосферы прекрасного ведения вырвался из-за звука открывающейся двери. Он открыл глаза и увидел Гермиону, освещаемую голубым светом луны, исходящим от окна. — Что ты тут делаешь? — Северус соскочил с кровати к окну. Гермиона поднесла указательный палец к губам, моля его не произносить ни слова. Она медленно стянула с себя его футболку, смотря на удивленное лицо мужчины нежным взглядом. Свет от окна делал и без того бледную кожу еще бледнее. Ее голая грудь буквально светилась. Северус не знал, что делать в такой ситуации и ловил себя на мысли, что он просто стоит и таращится на обнаженную по пояс девушку, словно идиот. Гермиона тут же медленно развязала шнурки брюк, и те лужицей устроились у ее ног. Она делала все это без страсти и огня, присущим женщинам, которые приходят к возлюбленному, желанному мужчине. Во всех ее движениях, в выражении лица читалась какая-то дьявольская, но в тоже время детская наивность. Она выглядела как что-то совершенно непорочное, будто не только что разделась перед мужчиной, который в два раза старше нее. Она, словно набравшая в кувшин воды нимфа, которая собиралась полить любимую розу. В ее глазах то, что она делала, не выглядело, как что-то порочное, стыдливое или плохое. Спохватившись, Северус отвернулся к окну. Его спина была напряжена. Он боролся с собой. Раньше он всегда шел на поводу у своих желаний. «Нельзя, Северус. Нельзя, — вопил его разум. — Не подвергай свою душу очередной зависимости. Хватит». — Гермиона, тебе лучше уйти, — он знал, точно знал, что все это добром не кончится. Гермиона на цыпочках подплыла к Северусу и лишь кончиками пальцев, одними подушечками, нежно провела по его напряженному позвоночнику. — Северус, — ее горячее дыхание опалило его спину, — позволь мне остаться… Снейп резко повернулся и крепко схватил руку, только что ласкавшую его спину. — Зачем? — он смотрел в карие глаза с медовыми вкраплениями, которые отвечали ему непонятно откуда взявшейся нежностью. — Я хочу, чтобы ты был моим мужчиной, — она поднялась на носочках и потянулась своими губами к его губам, — а я была твоей женщиной. — Ты не женщина, Гермиона, — он схватил ее за плечи и оттянул от себя, — ты еще юная девушка. Гермиона смотрела на него, а в ее глазах скапливались слезы, которые были готовы вот-вот побежать по щекам. Она шмыгнула носом и опустила голову. — Значит, я совсем тебе не нравлюсь, так? — Нравишься, — он притянул ее к себе вплотную, — просто я старше тебя. Мы не можем так делать, понимаешь? Иногда, нам позволено делать не все, что мы хотим. — Но ведь если никто не узнает, то можем? Мы можем делать все, что захотим за закрытой дверью комнаты… — Почему я, Гермиона? — в голос просачивалось сомнение. Гермиона очаровательно улыбнулась, оголяя зубки. Ее глаза улыбались вместе с ее губами. — Потому что ты прекрасен… — она провела ладонью по его щеке, дотронулась большим пальцем до тонких сухих губ, — ты мужчина с чем-то странно манящим внутри и то спокойствие, которое ты излучаешь, дарит мне чувство защиты. Еще ни с кем я не чувствовала себя так умиротворенно, несмотря на обстоятельства, — она будто пыталась запомнить каждую морщинку на его лице, — Северус, не отталкивай меня. Северус безумно желал выдворить наглую нимфетку из дома, кинув в догонку ее шмотки, оскорбить, съязвить, растоптать ее достоинство. Но сказать, что она ему не нравится, не привлекает, значит соврать самому себе. А Северус всегда был с собой честен. Порой он поступал, как полная скотина, и он признавался себе в этом. Он знал сам себя, он понимал то, кто он есть, и каким никогда не будет. Северус мог быть несправедлив к другим людям, обманывать их, но только не самого себя. Сейчас Северус, стоя перед этой девочкой, прекрасно понимал, что все это еще выйдет ему боком, свалится снежным комом ему на голову, но Гермиона была для него смертоносным демоном, который пока даже не подозревает, какую баснословную власть имеет над ним. — Да, блядь, — выругался он на самого себя и крепко схватил ее за плечи, притянув к себе для поцелуя. Гермиона не ожидала такой реакции, но приняла ее с удовольствием. Его губы нашли ее, и, пока его язык дразнил рот Гермионы, руки шустро исследовали ее тело, жадно блуждали по бархатной коже спины, на мгновения останавливались на талии, ощущая и впитывая тонкость и прелесть девичьего стана, затем сползали на ягодицы, собственнически сжимая их, стараясь притянуть к разгоряченному мужскому телу. Северус шумно дышал через нос, жарко целуя губы девушки, периодически их покусывая. Она чувствовала, как его пальцы порхают над ее клитором. — Ты хорошая, славная девочка. Теперь моя, — с томной хрипотцой в голосе прошептал Северус, кончиком языка обводя раковину ее уха. Взяв Гермиону за плечи, он повернул ее спиной к себе, заставляя прижаться спиной к уже стоящему члену. Он впился в ее шею с самозабвенной страстью, которую ранее в себе не замечал. Еще никогда Северус так не терял контроль над собой. В это время его длинные пальцы проникли в ее тело, а подушечка большого пальца легла на центр удовольствия, на что ее ноги непристойно раздвинулись, открывая ему больший доступ. Второй рукой Северус ласкал девичью грудь, переминая ее, играл с розовым, набухшим соском. В ответ на его ласки она неприлично громко стонала, извивалась, стараясь быстрее потереться о его пальцы, чтобы подогнать себя, уже безумно распалившуюся к кульминации. Она то выгибалась в пояснице, то прижималась плотнее к его телу. — Пожалуйста, — слова с трудом складывались во внятное предложение, — я уже сейчас… — Ты хочешь кончить, малышка? — спросил Северус, а его горячее дыхание обжигало и без того горячую от поцелуев шею. Гермиона судорожно закивала, понимая, что не сможет сказать сейчас и пары слов. Он убрал от нее руки и, шлепнув ее по ягодицам, принялся раздеваться. Гермиона поняла это по-своему. Она подошла к краю кровати, встала на колени и облокотилась о мягкую поверхность в стремлении удовлетворить желание мужчины. — Нет, нет, нет, — он притянул ее к себе, — я хочу видеть твоё лицо. Опьяненный Гермионой Северус лег на кровать, зазывая девушку к себе. Гермиона без капли стеснения оседлала мужчину, аккуратно вводя его член в своё лоно. Когда он вошел полностью, она вскрикнула, на что Северус обхватил ее талию и притянул девушку к себе, жадно целуя. Его руки ласкали ее талию, наслаждались ее чуть выпирающими ребрами. Он двигался аккуратно, но ритмично, Северус чувствовал, как она тесна, как отзывчива и податлива, как стонет в такт его движениям, как привыкает и старается взять инициативу на себя. Его возносило к небесам ощущение, как старательно и торопливо она пытается доставить им удовольствие. Маленькое, хрупкое тело в его руках делало эту ночь лучшей. Уму непостижимо, как эта невинная с виду девочка развратно вела себя во время близости с этим мужчиной. Эта мысль распаляла Северуса, заставляя его задавать немыслимый ритм, вдалбливаться в истекающую девушку все резче и быстрее. Перед глазами Гермионы все поплыло, утопая в ярких бликах, похожих на падающее небо. Ее стоны перешли в оглушающие крики, ее ногти вцепились в грудь мужчины, оставляя болезненные борозды, пока тело бесконтрольно извивалось на его члене, продолжая продлевать до этого невиданный экстаз. Она почувствовала, как Снейп сжал ее талию и после пары резких рывков замер, изливаясь в ее лоно. Гермиона тут же обмякла и обессиленно упала ему на грудь. Оба тяжело дышали, будто пробежали марафон. — Устала? — Северус поцеловал Гермиону в висок. Гермиона, улыбаясь счастливой улыбкой, кивнула. Она легла рядом с ним, положив голову ему на плечи. Она внимательно рассматривала его профиль и улыбалась. Северус повернулся и вопросительно взглянул на нее. — У меня никогда не было такого сильного… Знаешь, у меня есть книга, в которой рассказывается, как достигать оргазма до девяностолетнего возраста, — она провела ладонью по его груди, — только не понимаю, почему она называется «Пособие для одинокой женщины». Северус рассмеялся и, глядя в потолок, сказал: — Гермиона, милая, выкинь эту книжку.